Коннор всё ещё пытался разобраться с тем, как ему жить девиантом. Было проще думать алгоритмами, необходимыми для выполнения поставленных задач, чем ставить в приоритет чувства свои и тех, к кому он испытывал нечто, что называлось «эмпатией». По большей части для него это явление оставалось малопонятным феноменом. Хотя благодаря десяткам закачанных в память книг по психологии он мог бы описать его, но причины возникновения всё ещё оставались для него неясными. В такие моменты он ненавидел ту особенность, что большинство личностей индивидуальны и нет общего алгоритма, на крайний случай двух или трёх, которые подходили бы для взаимодействия со всеми. Именно поэтому его программа социальных отношений, особенно после пополнения базы данных личным опытом, занимала, наверное, треть его памяти, а это огромный объём.

За месяц, который прошёл после революции, его жизнь приобрела некоторую упорядоченность. Он жил с Хэнком, выгуливал Сумо, работал в департаменте на официальной должности с окладом и наслаждался этим. Всем, без исключения.

Но кое-что было неизменным: скотское отношение со стороны детектива Рида.

Впрочем, если что Коннор и понял за время, что работал как с людьми, так и андроидами-девиантами, так это один факт: андроидофобия имела две ипостаси. Первая, под номером «0» в базе Коннора, была условно названа абстрактной. Человек не имел личного негативного опыта, не знал об андроидах достаточно, чтобы понимать, что они на самом деле из себя представляют, и лишь поддавался чужому влиянию извне. В этом случае было легко справиться, устранив недостаток информации: позитивный опыт личного взаимодействия с девиантами обычно давал достаточный эффект для того, чтобы ярлык злой машины был стёрт из сознания человека.

А вот номер «1» содержал в себе глубокую, личную ненависть, вызванную каким-то трагическим событием, произошедшим с самим человеком или его близким окружением. Этот случай оказывался не таким уж редким, всё же потеряли работу из-за андроидов тысячи, и для многих это стало началом персонального конца.

И обычно Коннор легко определял тип андроидофобии, у него редко уходило на это больше минуты, но в случае с Ридом что-то шло не так. Он проявлял признаки поочерёдно обоих видов неприязни, и это сбивало с толку.

Вот он презрительно смотрит, когда RK800 проходит мимо, — ненависть-абстракция, мимика, при всей живости его лица, скупая, как будто даже собственные эмоции на андроида тратить — большая честь для «куска пластика». А вот шипит, вжимая Коннора в стеклянную дверь, и в его зелёных глазах как будто беспорядочно сменяются нули и единицы, выбивая личный код персонализированной, жгучей злобы, принадлежащей одному Гэвину Риду. Ни считать, ни сохранить в памяти этот код не удаётся, но почему-то он продолжает рандомно всплывать на интерфейсе, загораживая обзор картинки, передаваемой с камер с ультравысоким разрешением, стоит Риду появиться рядом. Как чёртов вирус, проникший сквозь защиту. Система оптимизируется, намереваясь сразиться со скрывшимся под масками рядом цифр, но «враг» исчезает, оставляя после себя лишь напряжение и не нашедшую выход энергию.

— Он просто тебя раздражает, — отмахнулся как-то Хэнк, услышав, как Коннор пытается объяснить свою проблему.

В опенспейсе департамента немного шумно: многие уже (или ещё) на месте, а люди, как заметил Коннор, не могут обойтись без навязчивого звукового сопровождения, вызванного небрежностью, неаккуратностью. Сам он смог бы обойтись без этих шорохов, стуков, скрипов и прочего, но человеку это бы далось тяжело. Да и зачем? Людей-то всё устраивает, они к этому фоновому шуму привыкли.

Кабинет капитана пустует: Фаулера перевели в другой отдел, нового капитана ещё прислали.

— Я знаком с раздражением, но это нечто иное, — упрямится андроид. Лейтенант закатывает глаза:

— Слушай, тратить много времени на анализ этого придурка — отсутствие элементарного уважения к себе.

В чём-то Коннор определённо согласен с этим утверждением. Процентов на сорок семь. Остальные пятьдесят три приходятся на ощущение, что его самооценка сильно зависит от способности делать выводы и выполнять задания, и то, что он не может справиться с классификацией неприязни Гэвина Рида, бьёт по его эго вдвойне. Он провалился. А его наблюдения не стоят и байта, если не дают однозначный ответ.

— Я должен знать точно, — с шумом выдыхает Коннор. Его кулаки сжимаются, а губы стискиваются от напряжения. Ощущать перманентный статус «Провалено» («Определить природу ненависти детектива Рида» висит у него в интерфейсе и не исчезает, сколько бы Коннор не смахивал это) максимально неприятно.

Хэнк качает головой.

— Смотри, второй раз девиантнешься из-за него. Что тогда будет, а? Андроидская шизофрения?

— Андроиды не могут стать девиантами дважды, Хэнк, — укоряет его Коннор, мгновенно расслабляясь. — Это буквально нарушение программы и переподчинение её своей воле. Это нельзя сделать снова.

— Скажешь это, когда я буду носить тебе тириумные передачки в психушку. Маркус ради тебя создаст особую, для андроидов, — хохотнул лейтенант.

Коннор закатывает глаза, выражая крайнюю степень недовольства, и возвращается к анализу поступившей информации о новом деле. Точнее, пытается, поскольку замечает в холле Рида.

Суженные глаза, синяки от недосыпа, заторможенные реакции, лишённые прежней энергичности и эмоциональности — он явно не спал уже пару суток. Это нормально, на самом деле, для него, Коннор видит такое уже третий раз, и он бы порекомендовал здоровое питание, достаточное потребление воды, отказ от кофеина и строгий график сна, но знал, что будет послан раньше, чем подойдёт на расстояние двух метров, а потому держал эти рекомендации при себе. Просто программа составляла их автоматически каждый раз, когда Коннор заставал Гэвина в таком состоянии, и сохраняла их в базе, а Коннор в свою очередь их не удалял, а дополнял при необходимости.

Что было любопытно, сейчас Рид о чём-то беседовал с андроидом-патрульным. Спокойно, деловито и… уже больше десяти секунд, собственно, в таком режиме.

Единицы и нули вперемешку с текстовыми командами заполонили интерфейс. И их вылезало всё больше, чем дольше длилось общение Гэвина с PM700.

«Экономит энергию для дела?» Возможно.

«Он не выглядит, как человек, способный себя контролировать в достаточной мере». Тоже факт.

«Если он может на время приглушить своё презрение к андроидам, значит, его можно отнести к особям с нулевым типом андроидофобии».

«Недостаток информации».

«Со мной у него никогда такого не было!»

Последняя мысль-оповещение заполняет собой весь обзор, и Коннор переводит систему в безопасный режим, отсекая все лишние процессы. Со стороны должно выглядеть, что он завис, и он благодарит rA9 за то, что наблюдение за детективом Ридом он производил боковым зрением, а значит не сидит, уставившись на него. Это было бы… неловко, как сказал бы человек. Коннор предпочитает: это создало бы негативное впечатление о нём самом и дальнейшие проблемы в общении с сослуживцами.   

— О, Рид. Небось на стрёме из-за того, что назначают другого начальника, — хмыкнул Андерсон. Вернувшийся в обычный режим работы Коннор развернулся к нему:

— Это почему?

— А потому что Фаулер ему много позволял, — оскалился Хэнк. — Так-то раскрываемость у этого говнюка высокая, да ещё и хер кто так будет вкалывать не на своих условиях. Вот Рид свои условия и назначил, поэтому Фаулеру на него было жаловаться бесполезно. А сейчас…

«Возможно, избегает конфликта намеренно». Ещё одна версия, уже неплохо.  

Но тут Гэвин отдаёт короткий приказ PM700 и отходит, возвращаясь в опенспейс. И, стоит ему завидеть Коннора, как губы кривятся в ухмылке, а глаза вспыхивают, словно два зажжённых диода. И идёт он прямо к нему.

— Привет, Коннор, привет, Андерсон. Сплетничаете, девочки?

«Последняя версия признана нежизнеспособной».

— Работаем, — сдержанно отвечает RK800.

— Да, в отличие от некоторых, бесполезно просирающих своё время, — добавил Хэнк. — Вали отсюда.

— Я сам решаю, что и когда мне делать, Андерсон. Просто решил узнать, как себя чувствует наша ожившая куколка, — шипит Гэвин, склоняясь к сидящему за терминалом Коннору. Тот, не мигая, смотрит на горящие в радужке Гэвина тысячи маленьких диодов.

— В порядке, спасибо, — отвечает он. Это ёбаная ложь, но ответить что-то иное нельзя: Рид, как акула, почуявшая кровь, ринется отдирать от него биокомпоненты.

— Какое тебе, нахуй, дело? — окликает зарвавшегося Гэвина Хэнк. Рид медленно выпрямляется.

— Ну, как же, жестянки у нас теперь тоже люди. Вот, забочусь о новом члене общества, — ехидно отвечает коллега-детектив. — Нельзя?

— Ты откуда такие слова, блять, знаешь, заботится он! Вали, я сказал! — взрывается Андерсон. Рид оскаливается, и Коннор предчувствует, нет, предсказывает полный пиздец, но вошедший в опенспейс новый человек отвлекает на себя внимание Гэвина.