Далеко на востоке была страна, что за страна — никто не знал. Туда почти не плавали корабли, и редко кто возвращался. Ходили слухи, и рознились они самым невероятным образом: моряки рассказывали всякие небылицы то о зачарованном краю, хранившем на своих берегах вечную весну; там текли спокойные реки, все пресные, с холодной, вкусной водой, полные рыбы, там не было болезней и о войнах люди, жившие в тех краях, никогда не слышали. Те моряки, кто входил в гавани восточного края попросту уже не желали возвращаться обратно — уж точно не в тёмную Империю. Другие же говорили, что до восточной земли не добраться, что океан аккурат посреди пути разрывается пучиной гигантского водоворота, и в нём исчезают корабли, плывущие на восток, а останки их уничтожают свирепые ветра, рвущие воздух над этой глоткой дьявола. Третьи божились, были там, и в стране той люди что звери, а звери — чудовища, коих свет не видывал. Ни за что они не желали более плыть в ту ужасную страну, ни даже ступать на борт корабля.

Разумеется, все они лгали. Страна на востоке действительно была немного похожа на сон — исключительно потому что в развитии своём шагнула далеко вперёд. Империя представлялась теперь Лаббоку глухим Средневековьем — здесь он выучил это слово. Здесь он много чего выучил.

Восточный край был отрезан от остального мира не только океаном, но и горной грядой, уходящей своими пиками высоко в небо. На неё они натолкнулись, прибыв к здешним берегам. Не пожелай тогда местные пускать их с Шурой, и им пришлось бы туго. Но местных заинтересовала Шамбала, и они охотно проводили их корабль в гавань. Такой красоты Лаббок не видел за всю жизнь, да и сейчас был уверен, что более не увидит: в небо уходили высоченные пики белоснежных мостов, вдоль причала стояли корабли таких размеров, что Лаббок бы в жизни не подумал, что подобная махина может плавать.

Ещё местные летали на паровых машинах, умели лечить почти всё на свете и действительно уже почти забыли о войнах — сами были мирным народом, и потому давно скрывались от внешнего мира.

Пять лет назад корабль Лаббока и Шуры причалил на эти берега, да так и остался. Лаббок понимал, о чем говорилось в байках — отсюда и правда совсем не хотелось уплывать. Мир здесь был совсем другим, лучшим из возможных. Это подкупало.

Пять лет назад они с Шурой здесь осели. Обустроили квартиру, которую им здесь дали за возможность изучать Шамбалу. Местные говорили, что это всё — и Шамбала, и Кросс Тейл, и другие тэйгу — давным давно уже бывали в этой земле, ещё при первом императоре, и многие из них были сделаны здесь. Много лет назад Империя была дружна с восточным народом, но тёмное тысячелетие прервало эту дружбу. 

Лаббок верил, что Надженда её восстановит.

И он поможет, чем сможет. И Шура. Восток подарил ему новую жизнь — здесь его не знал никто. Здесь он был никем — ни сыном премьер-министра, ни наёмником. Просто Шурой. Или скорее просто-Шурой-с-Шамбалой. Так было честнее. И — удивительно! — но это даже не коробило. Шура был рад, что наконец его ценят хоть за что-то — и что ради этого не нужно снова погружаться на кровавое дно.

Ему тоже здесь нравилось. Да, они во всём безнадёжно отстали от этих людей. Да, эти люди смотрели на них свысока. Некоторые даже немного с презрением. Понять их можно было.

Сжав волю и всё самообладание в кулак и запихнув гордыню туда, где солнце не светит, Шура учился жить заново. Как нормальный человек.

Каждый вечер небо красилось пурпуром, над ними, и, сверкая льдистым серебром, поднималась луна. Каждое утро, подрагивая, на водную гладь ложились отблески золота, и в тумане над морем вставало солнце.

Лаббок со временем тоже нашёл, куда устроиться — его Кросс Тейлом заинтересовалось сельское хозяйство. 

Тени войны таяли с каждым днём. Больше тэйгу не были покрыты кровью.

Так они жили до сегодняшнего дня. Неприметно. Как обычные люди. А «сегодня» стало особенным. 

Сегодня с запада к ним приплыла Акамэ. 

Лаббок знал, что однажды она тоже оставит дом, но пока у неё ещё оставались те, кто её там держал, и она ждала. Каждое утро и каждый вечер они с Шурой гуляли вдоль берега, и Лаббок глядел вдаль, безуспешно пытаясь увидеть корабль. Шура мог бы перенести их в Империю, даже предложил это однажды — просто взглянуть, как течёт их жизнь. Но Лаббок отказался. Сейчас они нужнее здесь, да и... Не было у него пока сил вновь взглянуть в глаза брошенному им командиру. Как не было сил идти на кладбище. 

Не сейчас. 

Может, не потом. Никогда.

Горечью щемило сердце — каждую ночь, так, что дыхание перехватывало. Но Лаббок терпел. Из них двоих ему было легче — Шура ведь тоже ночами тихонько скрипел зубами, дрожал от страха, силясь забыть образ изодранного в клочья трупа на площади, и беззвучно рычал от бессилия во сне. Он с ним пока что не смирился, но это и к лучшему, думал Лаббок. Таким ему нужно быть сейчас, иначе пропадёт.

Шура молчит о боли, которая грызёт его — теперь не так сильно. Лаббок о ней не спрашивает.

Время поможет забыть. Им обоим. И лучшее, что теперь остаётся — стараться стоить новую жизнь, не вспоминая о старой.

В новой жизни из-за края моря, дрожа на ветру, алым пятном вынырнул из дымки парус. Его Лаббок заметил не сразу, слишком глубоко ушёл в свои мысли. Помог Шура — дёрнул за руку, неожиданно, почти испуганно, резко вскинув руку и указав на закат.

Парус, красный от закатного солнца, колыхался, темнея на медно-золотом небе кровавым пятном, и раздувался под напором ветра. От заката приближался корабль. 

Сердце Лаббока пропустил удар. 

Отпустив руку Шуры, он спешно пошёл к берегу — тонкой кромке воды, дрожащей прозрачной плёнкой у песка. По дороге каменные ступени гулко шумели под его ногами, и эхо летело по скалам. Шура шёл следом. 

Когда Лаббок ступил на песок, корабль уже причалил. 

Акамэ спрыгнула с корабля на землю, подняв в воздух песок под ногами. Покачнувшись, она мгновенно скривилась, болезненно поджав губы, и Лаббок поспешил к ней навстречу, но она совладала с болью ещё до того, как он успел подойти. Выпрямившись, она гордо подняла голову и, шагнув в объятия, крепко-крепко прижала его к себе, игнорируя боль, забыв о слабости и проделанном пути. Теперь — и впредь — это неважно.

Лёгкость вдруг охватила Акамэ, когда Лаббок прижал её к себе. Он вырос. Стал на голову выше Акамэ и лишь немного уступал Шуре. По правде сказать, она б и не подумала, что он таким станет.

Глаза защипало. Задохнувшись от охватившись её чувств, Акамэ неожиданно даже для себя почувствовала, как по горящей огнём коже от глаз вниз, к подбородку, поползла тонкая линия. И ещё одна. И ещё. 

Всхливнув, Акамэ, не сдержав слёз, схватилась за плащ Лаббока, будто испугалась, что тот снова исчезнет. Но тот не исчез.

Мягко отстранившись, Лаббок аккуратно стёр с её лица слезинки, почти не касаясь шрамов, и, выудив из кармана белый платок, подал его Акамэ.

— Я ждал тебя.

Быстро стерев слёзы — вот позорище-то! — Акамэ мельком взглянула за спину Лаббока. Стоявший на отдалении от них Шура сделал вид, что не заметил её слёз и отвернулся, внимательно приглядевшись к чёрному утёсу, о который с грохотом разбилась волна. В глубине души она почувствовала благодарность. 

Снова переведя взгляд на Лаббока, она выдохнула, стиснув в кулаке всю боль, печаль и надежду, с которой она плыла сюда, оставив за спиной все невзгоды. Уплывая в восход и надеясь, что новый мир встретит её новой, светлой жизнью. Как два сердца до неё.

— Кажется, я поняла, о чём ты говорил тогда, — усмехнувшись, Акамэ скомкала платок нервно дрожащими пальцами, — и я тоже хочу увидеть новый мир, — тише добавила: — Быть может, в нём найдётся место и мне.

Опустив голову, она снова вздохнула, глубоко и медленно, сдерживая рвущуюся наружу из груди бурю. Но подняв голову, она взглянула на него серьёзными, уверенными глазами.

Лаббок протянул ей руку, приглашая. И Акамэ взяла её.

Второй шаг по новой земле дался легче. Третий ещё легче.

Когда Лаббок с Акамэ дошли до Шуры, девушка уже совсем не чувствовала тяжести и усталости. Будто всё это осталось в старой лодке.

Смерив Акамэ насмешливым взглядом, Шура протянул ей ладонь для рукопожатия и даже немного удивился, когда она сжала её в ответ. Акамэ попыталась улыбнуться, и он ответил ей тем же. Что было, то прошло. 

— Ладно, пошли уже. Ты наверное голодная и с дороги помыться хочешь, а мы всё к тебе лезем и лезем, — проворчал он, достав Шамбалу. За одну руку его взял Лаббок, сжав ладонь и переплетая пальцы. За другую — чуть выше предплечья — уверенно схватила Акамэ.

Их судьба вырвалась на волю и теперь спешила вперёд. И они спешили за ней, уже ничего не боясь.