Слышишь ли, как догорает огонь? Как потрескивает умирающее пламя, как угли потихоньку остывают, не способные дать больше огня. Тебе кажется, что это горят твои надежды и мечты. Сильно так, в какой-то степени даже красиво. Пламя всегда красиво, а мечты, что оно пожирает, тем более. Пламя окрашивается розовым, а от надежд остаются лишь пылающие угли и дым.

Звучит красиво. Бургерпэнтс в какой-то степени романтик, умудряющийся видеть что-то хорошее везде, где только может. Если только это не касается Меттатона. Если только огонь не окрашен розовым цветом его души.

Но Меттатона сейчас рядом нет, и Бургерпэнтс волен делать всё, что душе угодно. Благо, в «Гриллбиз» можно всё… или почти всё: зависит от количества посетителей и настроения самого Гриллби, которое, кажется, невозможно поколебать, если соблюдать определённые правила.

Но, в отличие от того же Меттатона, который чуть ли не убить готов за нарушение, Гриллби абсолютно спокоен, даже если посетители начинают слишком сильно буянить. Стоит ему хотя бы привстать, и народ мгновенно успокаивается. С хозяином бара лучше никогда не спорить, и Бургерпэнтс свято соблюдает это правило.

Слишком уж хорошо он знает, к чему приводят нарушения: либо к выговорам в лучшем случае, либо к созданию целого альбома с песнями про то, какой же ты плохой, в худшем. Но это с Меттатоном. С Гриллби всё ясно чуть ли не на интуитивном уровне.

И, когда руки чешутся покурить особенно сильно, а огонёк находится в такой опасной близости, Бургерпэнтс умудряется подавить в себе внезапный порыв и выходить на улицу. В баре слишком хорошо, тепло и уютно, чтобы осквернять его дымом дешёвых сигарет.

Но однажды Гриллби выходит рядом с ним. Пятница, глубокая ночь, все уже разошлись по домам, и только Бургерпэнтс решает задержаться чуть дольше обычного. Завтра суббота, вроде как выходной, и на съёмки можно не приходить. У Бургерпэнтса настоящий праздник, его надо как-то отметить, то есть закурить.

Если бы не это желание, он бы остался на ещё большее время. Но Бургерпэнтс выходит, начинает закуривать… и вдруг замечает, что Гриллби стоит рядом. Бургерпэнтсу стало вдруг стыдно за себя: ему следовало бы освободиться гораздо раньше, чтобы не задерживать Гриллби.

На сигарете пляшет крохотный огонёк, рождая небольшую струйку дыма, и Гриллби инстинктивно морщится.

— …не стоит, — коротко бросает он.

— Спасибо за заботу, — усмехается Бургерпэнтс, удивляясь, как ему удалось вдруг разговорить вечно молчаливого Гриллби. — Но это уже привычка. После всего того, что со мной произошло, только курение и спасает. И, ты, это, прости, что задержал.

Гриллби только улыбается, но сигарету всё равно выхватывает и выбрасывает.

— …здоровье важнее.

Огонёк сигареты затухает в урне, а Бургерпэнтс чувствует, как внутри него что-то снова загорается. Мир кажется не таким уж и плохим, а жизнь не такой тусклой и упущенной.

В розовом огне сгорают мечты Бургерпэнтса. В рыжеватом пламени Гриллби они исцеляются.