К счастью, Рулсу и Сьюзи всё ещё хватает ума на то, чтобы хотя бы попытаться прийти на последнюю, генеральную репетицию после шестого урока. Тем, кто играет роль дерева, совершенно не обязательно присутствовать на каких-либо репетициях вообще, но они имеют дело с Меттатоном: самым странным и непредсказуемым человеком в школе. Ты можешь не явится к нему, а он вовлечёт тебя в очередную авантюру так, что ты не будешь об этом знать.

Остальные актёры — детишки из самых разных классов — с невероятным удивлением в глазах смотрят в сторону Рулса и Сьюзи. Почему-то первому кажется, что если он ещё и костюм напялит, то от него вовсе взгляда не будут отводить, а этого он допустить совсем не хочет. Меттатон может посчитать это соперничеством… и наверняка сделает с Рулсом что-нибудь ещё, чего он не хочет от слова совсем.

А вот и он сам.

Стук его каблуков эхом отдаётся в сердце Рулса, и на лбу начинает выступать пот. Чуть ли не на инстинктивном уровне он чувствует, что пора одеться и Сьюзи собирается следовать его примеру. На этот раз им приходится полноценно переодеваться: судя по всему, они останутся здесь надолго. Рулс в своём костюме чувствует себя ещё легче, Сьюзи вроде бы тоже не ощущает такого дискомфорта. По крайней мере в её глазах не горит ярость и желание уничтожить главный источник раздражения, то есть Рулса.

— О-о-о-о, дорогуши! — окликает их Меттатон, и они оборачиваются почти синхронно. — Вижу, вы уже оделись! Это очень хорошо, потому что мне только что пришла в голову мысль о том, как улучшить это шоу!

Рулс и Сьюзи сглатывают слюну.

— Мы устроим… — Меттатон улыбается с невероятным блеском в глазах, и Рулс чувствует, как на его лбу выступает холодный пот. — Танец с деревьями! — он переводит взгляд на дрожащую от ярости Сьюзи, и бесстрашно добавляет: — и с кустами.

— П-позвольте, мистер Блук! — вдруг неожиданно даже для себя пытается возразить Рулс. — В-возможно, сие всего лишь моё мнение, но… — он смотрит на разъярённую Сьюзи, сглатывает и продолжает, — но разве вам не кажется странным доверять совсем зелёным актёришкам столь важную задачу?

— Я танцевать вообще не умею, — коротко говорит Сьюзи, умудряясь каким-то непостижимым образом подавить собственную ярость.

Меттатон немного молчит, но на его губы вновь возвращается улыбка.

— Что же! Боюсь, мне тогда придётся рассказать мистеру Гастеру и другим вышестоящим лицам о непростительном нарушении правил школьной гигиены! И, увы, мне придётся донести сэру Даркпику, — при упоминании фамилии завуча одновременно вздрагивают и Сьюзи, и Рулс, — о том, что одна из учениц все шесть уроков безвылазно просидела в туалете!

Сьюзи хочет что-то сказать, но вовремя положенная на плечо рука Рулса не даёт ей этого сделать.

— …так какой танец вы возжелаете увидеть в нашем исполнении, мистер Блук-с?

— Такой, какой вы сами выберете, дорогуши! Я и зрители будем рады чему угодно! Шоу тогда получится просто превосходным!

Чего превосходного в постоянном падении на пол, Рулс не знает. Скорее всего, Меттатону просто хочется как следует посмеяться над двумя неудачниками, оказавшимся не в том месте, не в то время.

— Вы должны поставить мне самые лучшие оценки. За все года обучения технологии, — шёпотом говорит Сьюзи.

— …всенепременно, — коротко отвечает тот.

— Выступление начинается через десять минут! — прерывает громогласный голос Меттатона и без того короткий диалог. — Все по местам!

— Но мы ведь даже толком не порепетировали! — раздаётся возмущённый шёпот Сьюзи. Никто на него не ответил: все тихо-тихо выходят на сцену, за кулисы, и Рулсу со Сьюзи ничего другого не остаётся, кроме как поддаться течению. Они собираются пройти дальше, спрятаться за широкими спинами остальных актёров, но им этого сделать, увы, не дают.

Сзади раздаётся шипение, едва стоит одному из них сделать хотя бы полшага назад, и им не остаётся ничего другого, кроме как замереть на месте, точно парализованные.

В зале начинает раздаваться необычайно громкий гул. Зрители подтягиваются довольно быстро, а по меркам Рулса даже слишком быстро. Похоже, у Меттатона много, очень, очень много фанатов. Если прислушаться, можно услышать громкое возбуждённое шептание двух поклонниц: Брэтти и Кэтти. Их имена звучат гораздо чаще, чем следует.

Но тут всё стихает. Становится темно: тьма заполняет собой всё пространство. И кажется Рулсу, словно он не на сцене, словно не он готовится на всю школу опозориться, словно не его ноги трясутся в таком неудобном, тесном костюме… Рулс чувствует себя не червём в толпе, но абсолютно свободным человеком. Свободным… в полном небытие.

Загораются прожектора.

И на Рулса вновь обрушивается жестокая реальность, напрочь выветривая из головы все возвышенные мысли.

— Мистер Каард… — вдруг шёпотом говорит совсем испуганная Сьюзи. — На самом деле этот костюм, — она указывает дрожащими пальцами на натянутую ткань, — остался у меня с начальной школы. Мне было влом шить новый.

— А я шить вообще не умею, — так же тихо признаётся Рулс.

Реплика растворяется в громком шипении сзади, и Рулс не видит смысла её повторять.

— Здравствуйте, дорогие зрители! — вновь прерывает их громогласный голос Меттатона. Откуда он только вышел, — Рулс понятия не имеет. Единственное, в чём он полностью сейчас уверен, так это в том, что сейчас ему будет плохо. Очень, очень плохо.

Рулс не вслушивается в длинную, красивую речь Меттатона. Не слышит, как две девочки-фанатки восхищённо вдыхают и выдыхают воздух, пропитанный его духами, не чувствует, как запах его собственного пота смешивается с запахом Меттатона.

— А теперь мы начинаем! Встречайте наши декорации!

Рулс хватается за сердце, пытается отойти немного назад, но Сьюзи, наравне с людьми сзади, чуть ли не толкают его на сцену. Начинает играть весёлая, жизнерадостная музыка, но Рулс улыбаться не спешит. Он каким-то непостижимым даже для себя самого образом умудряется натянуть на лицо маску равнодушия и скакать по сцене так, как будто он находится у себя дома.

Краем уха Рулс слышит восхищённый вздох Папайруса, но он тут же растворяется в аплодисментах. Где-то сзади едва слышно хрипит Сьюзи, после чего Меттатон, не выдерживая столь жуткого выступления, наконец благодарит их обоих за подаренное хорошее настроение и предлагает покинуть сцену с другого выхода.

С какой скоростью они удирают, Рулс не знает, и знать не хочет. Им надо быть благодарными небу за то, что Меттатон так легко их отпустил: они могли бы танцевать там ещё полчаса на заднем плане. Уже на выходе из школы Рулс вспоминает, что оставляет свою одежду где-то в гримёрке, но не видит смысла возвращаться за ней. Меньше всего на свете ему хочется вновь вспоминать это жуткое место, наполненное розовым блеском, ослепляющим светом и запахом Меттатона.

Посему ночью он валится в постель без задних ног. Впереди — выходные, а значит, мало кто вспомнит о его позоре, точно так же, как и сам Рулс не будет вспоминать о временах, когда он хотел как можно больше участвовать в зажигательных выходках Меттатона. 

Сьюзи, конечно, вряд ли когда-нибудь сможет такое забыть, всё-таки она — одно из главных действующих лиц во всём происходящем! — но Рулса это не волнует совершенно. В конце концов она — лишь школьница, и конечно, вряд ли сможет по-настоящему сильно насолить Рулсу. Максимум бросит несколько десятков, а то и сотню полупрезрительных взглядов, скажет одну-две колкие фразы, и на этом всё и закончится.

И как же сильно он её недооценил!

Папайрус, вот ведь неугомонная душа! — вновь решает провести внеочередную инспекцию по борьбе с грязью. Рулса, к счастью, она затронуть не должна: он благополучно избавляется от всех банок червей в кабинете, а значит, к нему не должно быть никаких претензий.

— Желаю вам глубокого и долгого здравия! — здоровается Рулс с Папайрусом.

— Привет, мистер Каард! — улыбается в ответ тот. — Твоё выступление было просто потрясным! — его глаза так ярко сияют, что на лице у Рулса невольно расцветает улыбка. — Ты ведь дашь мне автограф… после того, как я проверю твой кабинет?

— Конечно, о премногоуважаемый сир! Чистота — залог здоровья!

Разговор идёт в таком духе вплоть до кабинета. Там совсем размякший и успокоившийся Рулс услужливо распахивает перед Папайрусом двери, как вдруг до его ушей доносится голос Сьюзи.

— Мистер Гастер… — говорит она почти неуверенно, но с каждым новым словом её интонация становится всё более твёрдой, - посмотрите, что я нашла.

Рулс и Папайрус поворачивают головы в сторону Сьюзи почти синхронно. На лице её — полное спокойствие, но когда её глаза ловят растерянный взгляд Рулса, в них загораются искры. Почему-то Рулс успевает заметить, что на её руки надеты белоснежные перчатки, а основание шеи, плотно прикрытое воротничком, измазано чем-то коричневым.

Но Рулс слишком напуган, чтобы связать между собой банку червей и грязь на коже Сьюзи. Быстрые ноги решают всё за него. Рулс не помнит, чтобы он так быстро бегал, как и того, чтобы Папайрус так громко кричал. Дело Рулса малое — просто заскочить в первый попавшийся кабинет, захлопнуть дверь и помолиться, что Гастер-младший ничего не заметил, и может быть, даже… простил ему столь вопиющий инцидент?

Так, или иначе, о Папайрусе в этот момент Рулс думает больше всего, совершенно не беспокоясь о том, что он собирается зайти в тот же самый кабинет и громко хлопнуть той же самой дверью. Почему-то мозги Рулса отказываются работать как надо, а он и не пытается контролировать их работу.

— Ох, дорогуша! — слышит он знакомый голос, чувствуя, как на лбу выступает пот. — Я и не ожидал, что ты вновь решишь ко мне так скоро вернуться! Нам ещё надо обсудить твой неожиданный побег со Сьюзи! И вернуть тебе твою одежду!

Рулс испуганно оборачивается.

Меттатон.

О черви.