Только-только рассвело. Горная долина ещё спала, укутанная плотным одеялом влажного голубого тумана, так что даже щебет птиц пока не касался слуха. Вэй Ин был трезв как стёклышко, но ноги его нещадно заплетались, а веки слипались будто примагниченные. В Пристани Лотоса он зачастую отправлялся ко сну далеко за полночь и позволял себе отсыпаться до девяти, а то и десяти утра. В Облачных Глубинах часы отбоя и подъёма строго регламентировались — и никаких тебе послаблений.
И как в таких условиях сохранять оптимизм?
Замысловатая тропинка, по которой двигались Вэй Ин и Цзян Чэн, извивалась, перетекала в тростниковые мостики, переброшенные через ручьи, стелилась крутыми каменными лесенками на холмах. Бормоча себе под нос проклятия, Вэй Ин поминутно спотыкался, вихлял из стороны в сторону с риском свалиться в ближайшие кусты и периодически отхватывал в плечо от Цзян Чэна, возглавляющего их дуэт.
Проглядев канавку между плитами на площадке под одной из множества каменных арок, разбросанных по Облачным Глубинам, Вэй Ин умудрился попасть в неё ступнёй, рухнуть на колено и заодно пребольно шарахнуться об этот самый постамент лбом.
— У-у-уй!
— Соберись и смотри под ноги, пока ничего себе не отбил! — возмущённо проскрежетал Цзян Чэн.
— Поздняк! — выдохнул Вэй Ин с земли, ощупывая место будущей шишки. — Кажется, я ранен!
— Дай гляну! — в голосе Цзян Чэна мелькнула тень беспокойства. — Ты просто ходячая беда!
— Ходячая, сидячая, а иногда лежачая… — Вэй Ин убедительно изображал травмированного, хватаясь то за ушибленную ногу, то за голову. — Как больно!
Тщательно изучив ссадину повыше его левой брови, Цзян Чэн скептически фыркнул. Травма не впечатляла.
— Завязывай кряхтеть, словно лишился половины башки! — рассердился он. — Шишак, возможно, вырастет, не более!
— А колено?
— Колено тоже целое, отделаешься синяком.
— Фу-у-уф! Значит, крови нет?
— Нет, но будет, если продолжишь испытывать моё терпение!
— А ты можешь не орать мне в ухо? Голову теперь втройне ломит! — кривился пострадавший.
— Чтобы не ломило, надо ложиться не за час до рассвета! — всё больше раздражался Цзян Чэн, чувствуя, что и у него вот-вот затрещат виски. — Ты ведь прекрасно знал, какой тяжёлый предстоит день!
— Да у меня каждый день с тех пор, как мы здесь, тяжёлый! Тысячи правил, скудость питания, разнообразие наказаний, недостаток сна, занудные уроки, нетерпимые учителя! Ты к тому же всё время меня пилишь, а теперь ещё эти обсуждения свадеб!
Вэй Ин обхватил руками голову, хотя больше ломал комедию, чем в действительности испытывал боль.
— Ну почему молодым господам Лань приспичило жениться? Почему нельзя просто любить друг друга, не заморачиваясь деталями?
— Потому что официальное вступление в брак — единственный способ доказать прочим, что отношения серьёзные, и заставить считаться с ними.
Вэй Ин прикусил язык.
Трезвый Цзян Чэн — верх занудства!
На самом деле пояснение не требовалось. Вопрос был риторический. Благородных Нефритов клана Лань воспитали в духе высоких нравственных принципов, а потому ни о чём, кроме как только связать себя с избранниками брачными узами, они и слышать не желали.
Похвально, конечно, что братья Лань вымахали такими честными и целеустремлёнными, только шансов уговорить на нетрадиционные свадьбы консервативную родню у них всё равно кот наплакал.
Быстро позабыв о неприятности, Вэй Ин встал, отряхнулся и кое-как подправил накренившийся на бок хвост. Подрагивая от пробирающегося под одежду холодка, он широко зевнул и сладко причмокнул, мечтая повалиться обратно в уютные объятия постели и досмотреть сон, в котором Лань Чжань сначала валял его калачом в каких-то дебрях, обвязывая лентой, как драгоценный подарок, а затем подвесил на дереве наподобие ловца снов и принялся щекотать.
Бредятина, но с огоньком!
Вэй Ин приказал себе вытряхнуть из головы дурь. Следовало привести мыслительный процесс в божеское состояние в преддверии встречи клана Лань и клана Цзян, на которой они с Цзян Чэном обязаны были присутствовать.
Нет, определённо я не тот, кому по нраву ранние пробуждения, — хныкнул про себя Вэй Ин, озираясь.
В просветах редеющей мглы стелились живописные панорамы, которые даже самую чёрствую душу настраивали на философский лад.
Но только не в пять утра!
Наступающий денёк не обещал осадков — уже успех! Всю неделю до этого почти непрерывно лил дождь. Вэй Ин соскучился по погожим, в меру тёплым и безветренным дням, когда мог лазить по деревьям, бегать к речке за карпами и выслеживать фазанов. Обнадёживающий прогноз сразу заронил в нём порыв разнообразить досуг, но в памяти как нарочно зароились недавние наставления Лань Чжаня.
Из резиденции ордена ни ногой! За «Улыбкой Императора» шнырять — под запретом! Экспериментировать с неодобренными Советом старейшин заклинаниями — не вздумай, и вообще на территории клана никаких чудачеств!
Вэй Ин хохотнул.
Типичный мужчина. Сделал предложение и сразу раскомандовался.
Цзян Чэн, монотонно чапающий рядом, заслышав его смешок, вопросительно вскинул брови.
— Чему радуешься? Сегодня мои родители и Цинхэн-цзюнь объявят своё решение. И как по мне, повода для веселья нет, напротив — имеются все шансы отправиться в принудительный затвор до конца своих дней.
— Да помню я, помню, куда мы тащимся! Не зуди! — апатично отбил Вэй Ин, потирая ушибленный лоб.
— Раз помнишь, убери немедленно это расхлябанное выражение с лица, запахни ворот и поправь пояс! На тебе лучшие одежды клана Цзян, а ты напялил их с такой небрежностью, будто на рынок собрался!
— И тебе не хворать, Цзян Чэн! Может, не будешь колупать мне мозги до полудня? Уж ты-то должен знать: до полудня это пустая трата времени!
— Это пустая трата времени круглые сутки!
Цзян Чэн пошёл чуть быстрее, вынуждая сонного Вэй Ина его нагонять, отчего тот ещё чаще спотыкался, путался в многочисленных складках нового ханьфу, при этом выдавая виртуозные ругательства одно краше другого. Последнее время Вэй Ин не только плохо спал, но и страшно скучал, а скучать для непоседы вроде него было куда хуже, чем регулярно влипать в переделки. Он с грустью подумал о том, как было бы здорово прямо сейчас отринуть все заботы и очутиться в дремучем лесу — можно даже тёмном и зловещем, полном бурелома, кишмя кишащем нечистью, диким зверьём, и чтоб опасности подстерегали на каждом шагу!
Вот где свобода! Там бы я разгулялся!
Цзян Чэну сообщать об этом было всё равно что понапрасну воду мутить. Он не разделял представлений шисюна о нескучном времяпрепровождении, особенно теперь, когда впереди вырисовывалась перспектива свадебного переполоха или, что вероятней, скандала и позорной высылки обратно в Пристань Лотоса.
В общем, что именно маячило на горизонте, пока было не очень ясно. Цзян Чэн склонялся к худшему — как обычно, — но Вэй Ин на этот счёт однозначного заключения так и не вынес.
Будь что будет! Дадут добро на союзы — отлично, закатим пир горой! Откажут — лично я умыкну Лань Чжаня и пусть ищут-свищут!
Солнце, показавшись из-за туманной завесы, поползло над скалистыми выступами хребта, разгоняя мглистые завитки напористыми лучами. Путающий мысли запах цветов со стороны рощи дразнил чуткие ноздри Вэй Ина, готовые разразиться чихом.
Утречко загляденье! Тишь да благодать, хотя не исключено, что затишье перед бурей.
Он всё-таки чихнул, заставив стайку птичек на соседнем дереве перепуганно взмыть в небеса. Воздух ощущался сладким и пьянящим. В садах Ордена Гусу Лань деревья стояли все в цвету. Над зеленеющими полянами, покрытыми яркими лужицами лиловых фиалок и синих горечавок, дружно носились пчёлы. А в главном павильоне, где по обыкновению привечали почётных гостей, царило небывалое оживление.
Бесшумно проскользнув внутрь, Вэй Ин мимоходом обозрел публику, синхронно с Цзян Чэном раздал с десяток поклонов по всем сторонам света, чтобы никто из присутствующих не обиделся, и нетвёрдой походкой пошкандыбал в глубь строения. Несмотря на долгие сборы и медлительность Вэй Ина по дороге, они с Цзян Чэном не опоздали. Фигуры в белоснежных одеяниях всё ещё прибывали в зал, отсутствовала правящая семья клана Лань, а также нагрянувшая из Пристани Лотоса чета Цзян со свитой. Те заклинатели, что уже заняли места на шёлковых подушках в соответствии с рангом и возрастом, провожали юношей въедливыми взглядами и пускались в разговоры. Не то чтобы они не старались, чтобы их не услышали, но многое из сказанного всё равно долетало до ушей Вэй Ина и Цзян Чэна, примостившихся поодаль ото всех.
— Ну и новости, господа! — передавалось из уст в уста.
— Ага! Прекрасные, просто прекрасные…
— Ох! Давайте без шуток!
— По-вашему, вся эта ситуация тянет на серьёзную?
— Поосторожнее с высказываниями, уважаемые! Сыновья Цинхэн-цзюня встретили тех, с кем готовы связать жизнь!
— Вы, получается, призываете одобрять грядущий беспредел?
— Речь о любви как-никак! Вы что же, не были молоды и влюблены?
— Молод был, но влюблён… Нет, Небожители миловали!
— Прошу прощения, но о какой любви вообще вы толкуете? Сичэнь и Ванцзи собираются вступить в брак с мужчинами! Вдумайтесь! С мужчинами!
— Позвольте, и где тут по-вашему отрицание любви? Вы прозябаете во власти предрассудков! Взглянем правде в глаза, не так уж и редки однополые союзы, примеров более чем достаточно.
— Вы, как погляжу, на стороне тех, кто поощряет подобный произвол?! О времена, о нравы!
— Терпимость и свободомыслие не пороки! Давно пора отринуть затхлые пережитки старины!
— Скажите ещё — долой традиционные ценности и здравый смысл!
— Верно подмечено! — подхватил кто-то. — То, что наследники балуются запретными удовольствиями, отвергая всякое приличие, сокрушительный удар по репутации прославленного клана!
— Времена не стоят на месте, сегодня — запретные удовольствия, завтра — всем дозволенные!
— Да как у вас язык поворачивается! Побойтесь Небесных Правителей!
— Верно-верно! Куда мы катимся! Любовь любви рознь! Стали бы люди так горячо обсуждать этот случай, если бы сыновья Цинхэн-цзюня вдруг решили жениться на девушках? И послали же Боги на наши головы этих юньмэнских балагуров!
— Не спешите с выводами! Кто положил начало ухаживаниям, ещё предстоит выяснить!
— Нечего выяснять! Известно кто! Вэй Усянь! Он ходил за Лань Ванцзи по пятам, едва объявившись в Облачных Глубинах! Это, к слову, заметили не только ученики, но и учителя! Прозорливый Лань Цижэнь ещё с той поры заподозрил неладное и попытался пресечь своеволие Вэй Усяня, да только тому хоть кол на голове теши! Сколько его ни отчитывали, сколько ни наказывали, ничуть не исправился!
— Но позвольте, наш Ванцзи не похож на того, кем легко вертеть!
— А кто сказал, что устоять было легко? О страстности и пригожести приёмного сына Цзян Фэнмяня не наслышан разве что глухой!
— И всё же, не желай Ванцзи сам уступить Усяню, никакие ухищрения не помогли бы склонить его к непотребству!
— Выходит, вы полагаете, грех всё-таки был?
— Не сомневайтесь! Я стар, но не наивен!
— Ай да Вэй Усянь, ай да смазливый пройдоха! Он действительно знает, как взять невинную душу в оборот!
— С его незаурядными талантами и красотой стоит лишь поманить пальцем — и любая или любой вверит ему себя без оглядки!
— Не забывайте! Вы говорите о Лань Ванцзи! Он не любая и не любой! Я вообще до недавних пор считал, этот юноша предпочтёт супружеским отношениям монашеское одеяние!
— Заверяю, вы не единственный, кто в нём ошибся, любезный! Но осмелюсь напомнить, Вэй Усяню приписывают невероятные подвиги на поприще любовных завоеваний!
— Одна лишь странность — все они до настоящего момента были направлены на женский пол!
— Эта странность зовётся неразборчивостью, мой друг.
— Во всяком случае, эта ситуация грозит перевернуть уклад клана с ног на голову. Орден Гусу Лань снисходителен и уступчив, но всему же есть границы! Моё мнение — надо женить Нефритов, раз припекло вкусить взрослой жизни, но не на юньмэнских баловнях, а на подобранных с умом и выгодой девицах!
— Неужто не слышали пословицу: когда влюбишься — и мартышка красива, когда не любишь — и лотос безобразен. Пора бы уже понять, девушки для Сичэня и Ванцзи не представляют интереса, иначе не было бы этого разговора.
— Напрасно вы решили, что я не понимаю. Один любит редьку, другой — дыни. Но ведь разговор о наследниках фамилии. Лань Сичэнь и Лань Ванцзи — лицо клана, наше с вами лицо! Что о нас скажут другие общины, если мы пойдём на попятную и уступим этому незрелому порыву?
— Золотые слова! Сичэню едва стукнуло двадцать, а Ванцзи и того меньше!
— Не вижу ничего дурного в ранних браках.
— Конечно, дурного в них нет, если организованы они семьёй и её интересы стоят на первом месте.
— Союз с Юньмэном для Гусу мог бы быть весьма выгоден.
— Если бы речь шла о деве Цзян — несомненно!
Обрывки шепотков доносились отовсюду, накаляя и без того напряжённую атмосферу, воцарившуюся в павильоне. Споры не утихали: одни твердили, что браки между мужчинами недопустимы и клан Лань ступает скользкой дорожкой, другие ратовали за любовь, перемены и свободный выбор, третьи сохраняли нейтралитет, отрешённо качали головами и пытались предречь, куда эти новшества заведут. Пересудам не было конца и края.
От невозможности оборвать гомон и высказать собственное мнение у Вэй Ина сводило скулы и надсадно клокотало где-то внутри. Эмоции застили ум. Сонливость как рукой сняло.
Деву Цзян им подавай! Ишь чего удумали!
Наблюдая стадный инстинкт в действии, Вэй Ин потихоньку зверел, хотя в облаках по поводу реакции старейшин на новость о предпочтениях Нефритов не летал. Ощущая вес собственной роли в нынешних действиях Лань Чжаня и Лань Сичэня, он поневоле заражался мрачностью Цзян Чэна. Накатить чего-то крепкого хотелось нещадно.
Послушать молву, я, оказывается, тот ещё смутьян и коварный сердцеед, а Лань Чжань, дитё несмышлёное, просто попался на крючок моего неумолимого обаяния и настойчивости!
В памяти всплыл образ валяющегося без чувств Второго Нефрита, испившего вина, — непреодолимо волнующий образ! Вэй Ина и по сей день кидало в краску при воспоминании о том, как он присосался к Лань Чжаню поцелуем, не оставив ситуации иного шанса для развития. В голову прокралась фраза: «Если не хочешь обижаться на меня утром, не стоит пить со мной вечером». Вэй Ин едва сдержался, чтобы не расхохотаться в голос.
И кто бы мог подумать, что к любовным признаниям мы с Лань Чжанем придём путём совместного распития алкоголя! Знали бы об этом чинные мужи в зале, приписали бы мне ещё более аморальное поведение.
Привычка относиться ко всему с долей юмора не давала окончательно раскиснуть, но сохранять равнодушие к словам окружающих становилось с каждой минутой всё сложнее.
И это ещё госпожа Юй не пожаловала на приём. Она-то по-настоящему будет рада дать волю чувствам и сделать из меня козла отпущения!
Цзян Чэн, пресыщенный прилипчивыми взглядами и осудительным трезвоном тех, кто под видом заботы о чести клана перемывал им с Вэй Ином косточки, сидел с таким свирепым лицом, словно с удовольствием снёс бы пару-тройку голов.
— Не зря я не хотел лететь на это дурацкое озеро, — сквозь зубы цедил он шёпотом, в негодовании сминая под столом краешек пурпурного ханьфу. — А ты пристал — гулей ловить весело, в Цайи лучшие винные лавки, братьям Лань поможем и отлично проведём время!
Губы Вэй Ина дрогнули в однобокой ухмылке.
— И я не соврал. Время мы и вправду провели неплохо, разве нет?
В глазах Цзян Чэна полыхнула ярость, и он больно пнул заводилу локтем.
— Из-за тебя! Всё из-за тебя! — сопел он ему в ухо. — Теперь остаётся лишь надеяться, что Лани дело замнут без огласки!
— А-а-ай!
Вэй Ин дёрнулся, скривился от боли, но нахально усмехаться не прекратил.
— Замнут? Держи карман шире! Как ты себе это представляешь? Выйдут к толпе и заявят, что сватов с подарками отправили в Пристань Лотоса по ошибке?
— Должен быть способ!
— Поздно. Весь Гусу и Юньмэн на ушах по случаю внезапного желания молодых господ с той и с другой стороны обручиться. Сам же видишь, сколько людей сегодня здесь просто чтобы убедиться, что это никакой не слух.
Цзян Чэн потемнел лицом.
— Тебе всё хиханьки да хаханьки! Не устал зубоскалить? Не догоняешь, как знатно мы влипли на этот раз?! — прошипел он, ещё раз безжалостно двинув негодника в бок.
— Не нагнетай! Вариантов развития ситуации много!
— Да-а-а! Прямо не знаю, что выбрать! — с издёвкой протянул Цзян Чэн, всё так же понижая тон насколько возможно. — Такое разнообразие — глаза разбегаются! Уболтать Ланей отозвать сватов и не отсвечивать, пока шумиха не уляжется, или всем четверым схлопотать публичную порку, после которой не то что недели — месяцы не сможешь ни на задницу присесть, ни улечься на спину! Есть вариант, что после этого кинут под замок, чтобы в дальнейшем неповадно было с себе подобными любовь замышлять!
— Ничего я не замышлял, — встрепенулся Вэй Ин. — Тягу к Лань Чжаню до ночи в Цайи сам до конца не понимал и то, что ему приспичит сразу же увенчать обнаруженную взаимность предложением руки и сердца, и представить себе не мог!
— Да какая, к чёрту, теперь разница, что ты мог представить, а что нет? — пыхтел Цзян Чэн, тёр переносицу и закатывал глаза, словно собирался воспользоваться моментом и тихо соскользнуть в обморок.
Не Хуайсан нередко прибегал к этому незатейливому способу, чтобы избежать проблем и нежелательного общения, но для наследника Цзян Фэнмяня такое поведение было неприемлемо. Суровый нрав требовал держать лицо, а так хотелось просто свалить куда-то в тишину и покой.
— Если тебе от этого легче, можешь винить меня, что я вызвался лететь с молодыми господами Лань в Цайи, — заносчиво бросил Вэй Ин.
Придирки Цзян Чэна задевали, а плотность любопытных на один чжан в павильоне ощутимо давила на нервы.
— И то, что отправил тебя отвлекать Цзэу-цзюня, тоже мой прокол. Но будем честны, играть «в тучку и дождик» я тебя с ним не подбивал.
Цзян Чэн тихонько застонал. Жар стыда затронул не только его лицо, но и окрасил шею.
— Захлопнись! — с угрозой шикнул он. — Ты ничего не знаешь!
— Так расскажи! Что ты учинил с Цзэу-цзюнем, что его так пробрало?
— Умолкни, говорю, а то быть беде!
— Тебя послушать, мы уже в беде!
Вэй Ин успел уклониться раньше, чем локоть шиди в который раз устремился ткнуть его в рёбра, где и так уже живого места не осталось.
— Ладно-ладно! Довольно препираться, — примирительно пробормотал Вэй Ин, потирая многострадальный бок. — Чем нам помогают ссоры? Давай лучше помозгуем, как смягчить последствия.
— Не выйдет ничего смягчить. Ты сам сказал, Юньмэн и Гусу в курсе намечающегося скандала.
— Помолвки, а не скандала!
— В нашем случае это равнозначно.
— Ну что ты за человек, Цзян Чэн? Сразу всё в мрачных красках рисуешь!
— А как иначе? Сам посуди, надо быть полным болваном, чтобы надеяться, что затея братьев Лань взять нас в мужья будет встречена одобрением семей и мирным застольем. И это я ещё молчу о том, как воспримут известие другие общины! Взять хотя бы Орден Цишань Вэнь! Да как только они узнают, тотчас вмешаются, чтобы лишний раз сверкнуть властью и потыкать другие кланы носом в то, что без их наставлений они погрязнут в распущенности и произволе!
Вэй Ин упорно делал вид, что волнений шиди не разделяет (что было в корне не так).
— Всё равно держим хвост трубой! — подбадривал он. — Нас ещё ни к чему не приговорили и в лицо пока никто претензий не озвучил.
— Мне и за глаза хватает! — из-за растущей духоты в зале Цзян Чэн то и дело оттягивал воротник своих нарядных одеяний. — Много ты слышишь в свой адрес хорошего среди здешней публики? То-то же! А ведь вокруг те, с кем придётся сходиться в качестве новой семьи, если свадьбы всё-таки состоятся.
Вэй Ин задумчиво шарил в пространстве взглядом.
— Если бы нас собирались отпотчевать палками и бросить в темницу, так бы сразу и сделали, но истекла неделя, как мы вернулись из Цайи, и ничего дурного с нами не стряслось, — рассудил он.
— Подожди, всё ещё впереди! И будь уверен, если глава клана Лань против затеянного сыновьями, твой дорогой Ванцзи и рта открыть не посмеет!
При упоминании Лань Чжаня Вэй Ин улыбнулся с нежностью.
— Не согласен. Раньше мне представлялось, что Лань Чжань слепо предан устоям и скорее удавится на собственной ленте, нежели нарушит хоть одно правило со Стены Послушания, но правда в том, что в нём есть искорка бунтарства. И вообще мы с ним похожи больше, чем мне казалось.
Цзян Чэн воздел глаза к потолку.
— Ага! Почти близнецы, твою мать! Если он такой дерзкий и замечательный, миловался бы с ним втихомолку подальше от людских взоров, не втягивая меня в сомнительные истории!
Вэй Ин нахмурился.
— Сомнительные истории? Цзян Чэн, почему ты говоришь так, словно жалеешь, что Лань Сичэнь разглядел в тебе своего суженого?
— Может, и жалею! — на лице Цзян Чэна проступила безысходность. — Тебе легко рассуждать о будущем и восторгаться несгибаемостью Ванцзи! Но мне-то с чего ждать чудес? Мать с отцом расклад с двойным браком не примут! Тебе, вполне вероятно, свезёт их уломать на уступки, ведь ты ничем, кроме обещаний, с кланом Цзян не связан, а мне предстоит его возглавить. Сичэню тоже уготовано взять на себя руководство орденом. Сомневаюсь, что он вручит Ванцзи бразды правления, а сам переберётся в Пристань Лотоса, чтобы быть со мной.
— Его, сдаётся мне, такой итог вполне бы устроил, — усмехаясь, многозначительно пошевелил бровями Вэй Ин, но поразмыслив, погрустнел: — Хотя должен признать, помимо возни со статусом, есть ещё одна проблема, и её уж точно легко отмести не получится.
— Какая?
— Наследники. Не из воздуха же им взяться, если мы с Ланями сойдёмся.
На лице Цзян Чэна проявилась усиленная мозговая деятельность, вылившаяся в удручённое выражение.
— Так далеко в своих размышлениях о будущем я не заходил.
— Меня эта мысль только что посетила. У семьи Цзян есть ещё шицзэ. Павлин из клана Цзинь с ней обручён с малых лет. Не знаю, что из этого выйдет, но госпожа Юй верит, что судьба дочери устроена и внуки не заставят себя долго ждать. Другое дело фамилия Лань. Если ни один из братьев не откажется от брака в обход традиций, именитый орден столкнётся с некоторыми трудностями.
— О чём ты вообще?! — вскипел Цзян Чэн, чувствуя, как краска вновь палит щёки. — Сейчас старшие всё обсудят, со всей прилежностью почитают нам морали о нравственности и, дабы не повадно было впредь, запрут каждого в одиночной темнице с трактами о должном поведении — медитировать и размышлять над вопиюще неприличными деяниями!
— Умеешь ты настроение поднять! Прям от души!
— Хочешь сказать, у тебя иные ожидания?
Вэй Ин нервно подхватил со столика перед собой пиалу с остывшим чаем, пригубил, скривился, поставил обратно.
Гадость какая! Сейчас бы «Улыбки Императора» хлебнуть!
— Нет у меня никаких ожиданий, но предполагаю, госпоже Юй придётся по душе идея поместить меня в темницу без права на освобождение, — глухо уронил Вэй Ин, погрузившись в те же думки, что не давали покоя все дни после возвращения из Цайи.
Может, и правда не стоило братьям Лань так спешно выносить решение относительно свадеб, а главное — посвящать в это весь белый свет!
Но что толку запоздало сокрушаться? Бесподобные Нефриты своё слово держали железно да и упрямства им было не занимать — едва переступили порог родного дома, собрали старших и с ними подались к отцу, и новость о том, что сын Цзян Фэнмяня и Вэй Усянь ими засватаны, в тот же день облетела округу. Она породила такую волну возбуждения среди обитателей Облачных Глубин, что даже под угрозой схлопотать разнос со стороны Лань Цижэня многие ученики не могли унять любопытства и небольшими стайками сновали за «счастливчиками», охотясь на возможность сунуть нос не в своё дело и расспросить их, как им удалось охмурить неприступных ланьских принцев.
Преследующие юношей гам и гвалт любого вывели бы из себя. И если поначалу Вэй Ин на сыплющиеся вопросы сверстников реагировал в своей привычной манере — отшучивался и веселился, — то через денёк-другой оказался на грани того, чтобы учинить приставалам взбучку. Цзян Чэн держался и того хуже, поминутно срываясь то на своего шисюна, то на тех, у кого хватало смелости напомнить ему, что он засватан Первым Нефритом клана Лань.
Лань Сичэнь, прознав, как непросто приходится женихам, принял меры, решив, что пока суматоха вокруг не уляжется, общение Вэй Усяня и его шиди с прочими приглашёнными адептами клана Лань надо свести к разумному минимуму. Наречённых освободили от занятий и определили в просторный дом вдали от других построек. Им даже предложили ряд развлечений — стрельба из лука, конные прогулки, фехтование, — но претворению их в жизнь помешали зарядившие дожди.
Истинного удовольствия от оказанного внимания Вэй Ин и Цзян Чэн не испытывали, скорее уж напротив: чем дольше тянулась их вынужденная изоляция, тем сильнее тревожило будущее. Беспокойство усиливала и церемонность, с которой теперь их посещали Лань Сичэнь и Лань Ванцзи. Было ли то велением главы ордена или же попросту являлось данью традициям, но до вынесения решения относительно помолвки братьям Лань более не дозволялось оставаться наедине с возлюбленными. Виделись пары только в присутствии полудюжины старейшин, что не могло не сказаться на поведении женихов — каждое такое свидание мгновенно вгоняло в ступор всю четвёрку. Особенно отчётливо обозначилась неловкость, когда, не имея иной возможности выказать расположение, в качестве элемента ухаживания Сичэнь и Ванцзи пустили в ход лакомства, цветы и попытки усладить слух избранников музыкой.
Цзян Чэн взирал на всё это романтическое великолепие с такой ошарашенной миной, что, чудилось, ещё минута-другая и он просто запрыгнет на Саньду и только его и видели. Вэй Ин переживал схожее потрясение. От шока он даже утратил свою бойкость, а вместо искромётных фраз выдавал шумные вздохи и хлопанье ресницами, отчего сам у себя вызывал ассоциацию с робеющей девицей на выданье. Ему отнюдь не было чуждо чувство прекрасного, но в такой своеобразной и неожиданной подаче оно несколько обескураживало.
Едва Нефриты с ватагой суровых надсмотрщиков покидали дом, Цзян Чэн вскакивал на ноги и начинал кружить по комнате, словно заведённый, а Вэй Ин валился на циновку, накрывал голову подушкой и лежал так, дожидаясь пока от лица отольёт кровь, а грудную клетку перестанет болтать ускоренным сердцебиением. Казалось, он видит какой-то странный сон, настолько нереальными представлялись события, происходящие с ним с рокового случая в посёлке на озере.
Чувства к Лань Чжаню день ото дня лишь крепли, обретая ясность. Тянуло проводить с ним каждую минуту жизни, но вероятность скорого вступления в брак почему-то порождала растерянность. В глубине души Вэй Ин понимал: он просто ещё не свыкся с мыслью, что они с Лань Чжанем отныне единое целое; не хватило времени больше раскрыться и сблизиться морально. За плечами простиралась беззаботная юность с невинными забавами и ни к чему не обязывающими приключениями, но всё это вскоре должно было безвозвратно оборваться, стремглав забросив Вэй Ина в статус мужа брата будущего главы клана Лань со всеми прилагающимися к этому обязанностями и супружеским долгом.
И не то чтобы ему не понравилось то, что они с Лань Чжанем делали друг с другом на постоялом дворе, осмелев под влиянием «Улыбки Императора», — очень даже понравилось! Но за дни, последовавшие с той ночи, Вэй Ин значительно повысил уровень своего образования в области любви между мужчинами: воспользовавшись щедростью Не Хуайсана, от корки до корки изучил имевшиеся у того сборники Лунъяна. И лучше бы он этого не делал! Как и любой человек, едва вышедший из возраста подростка, которому предстояли серьёзные жизненные перемены, Вэй Ин остро переживал стадию метаний, обусловленных новизной и неопытностью.
Милостивые духи! Просветился называется… — мысленно стенал он, ворочаясь с боку на бок бессонными ночами и переваривая новые знания.
Пребывая в смятении под натиском разнузданных образов эротической литературы, Вэй Ин с трудом удерживался, чтобы не отмочить что-то из ряда вон — например, пренебречь запретами, сбежать в город и утопить эмоциональную лихорадку в вине. Тем более взвинченность Цзян Чэна улучшению настроения не способствовала.
С ним по душам захочешь не поговоришь, сразу сыплются упрёки и пророчества неминуемых бед.
Испытывая то болезненное смущение, то сумасшедшее волнение, то желание унестись подальше без оглядки, Вэй Ин скатывался с мокрой от пота постели и кружил по комнате, как кролик по клетке. Возбуждение не ослабевало даже после того, как он прибегал к самоудовлетворению. Если в ночь, когда они с Лань Чжанем признались друг другу в страсти, Вэй Ин полагал, что неплохо справляется с принятием этого чувства, то теперь задыхался от неспособности взять под контроль спятившее от томления тело.
Поговорить с виновником его раздрая — узнать, что переживает Лань Чжань, — не представлялось возможным, ведь уединяться пары больше не могли. Приближаться друг к другу под неусыпными взглядами старейшин дозволялось не ближе чем на расстояние вытянутой руки — в таком положении даже прошептать что-то на ухо не удавалось.
Учитывая стеснённые обстоятельства и неопределённость в плане грядущего, возражать против строгих ограничений Вэй Ин не решался, опасаясь навредить Лань Чжаню — механически произносил приветствия, кланялся, благодарил за визит, робко улыбался, а внутри паниковал. Вэй Ин не сомневался, что хочет воссоединиться с Лань Чжанем телом и душой перед небом, землёй и предками, однако в преддверии столь важного в жизни любого человека шага нуждался в ком-то, кто бы просто развеял глупые страхи и успокоил словом.
Цзян Чэн переживал спонтанность и новизну событий по-своему. Он погрузился в себя, спрятав ото всех истинные чувства, стал ещё более грубым и гневливым. На любую попытку завести беседу вворачивал такие жёсткие фразочки, что хотелось провалиться на месте. Вэй Ин не знал, как к этому относиться — пробовал мягко уговаривать, пробовал огрызаться в ответ, но обе тактики не принесли пользы. Цзян Чэн, в отличие от него самого, не желал откровенных бесед и сердечных излияний. Он никогда не отличался мягкостью и деликатностью, а сейчас легко вывел бы из себя даже святого, поэтому Вэй Ин быстро устал от противостояний. В конце концов, он не мог заглянуть в чужую душу, чтобы дать себе ответ на вопрос: что чувствует Цзян Чэн к Лань Сичэню? До путешествия к озеру Билин его шиди не делал попыток сблизиться с будущим главой клана Лань, более того, он ничем не выдавал своего к нему интереса. Означало ли это, что в Цайи Цзян Чэн просто перебрал вина и перешагнул определённые границы неумышленно, или же он так искусно скрывал симпатию, выжидая подходящий момент?
Дело ясное, что дело тёмное.
Вэй Ин смирился с тем, что Цзян Чэн ничего не расскажет, пока сам не захочет, и перестал расспрашивать. Покидать дом без сопровождения было запрещено из соображений безопасности и поддержания порядка в Облачных Глубинах. Отвлекать себя медитациями не выходило. Вэй Ина всё время забрасывало в размышления, как отреагировал дядя Цзян, когда ему сообщили о неординарных наклонностях сына и подопечного, и что сказала на это госпожа Юй. Воспоминания о собственных родителях также не покидали головы. Иногда бессонными ночами Вэй Ину даже представлялось, что он видит перед собой мать — как она склоняется к нему и ласково, до тоскливой боли шепчет утешения — уверяет, что всё сложится, если быть честным с самим собой, а на людскую молву оглядываться нечего, она зачастую безжалостна и несправедлива.
Накануне вечером им с Цзян Чэном доложили, что госпожа Юй и Цзян Фэнмянь, едва к ним заявились сваты, вскочили на мечи и ринулись в Гусу, выяснять, что за странные шутки с ними шутит клан Лань. Их прибытие ожидалось на рассвете, и парням тем более стало не до сна, а потому на сегодняшней «экзекуции» оба выглядели как и полагается в ожидании приговора: измотанными и подавленными — краше в гроб кладут!
— Матушка с отцом здесь, — выдохнул Цзян Чэн замогильным голосом за пару мгновений до того, как в павильон вплыла вереница в пурпурных одеждах.
— Да… — подтвердил Вэй Ин, поневоле ощущая, как яркие краски и звуки вокруг сливаются в неразборчивый калейдоскоп пятен на фоне белого шума.
Сразу за чередой юньмэнцев показался поддерживаемый двумя старейшинами под локти Лань Цижэнь, переживший три нервных припадка с того момента, как племянники устроили с ним серьёзный разговор относительно своего семейного будущего. Среди адептов поговаривали, старейшина едва не откинулся, когда до него дошло всё сказанное.
Ещё бы! Выпестованные им, безупречные Нефриты рвутся заключить браки с мужчинами! Что это, если не злая ирония судьбы?
Вэй Ин с закостенелым моралистом Лань Цижэнем не ладил, если не сказать — всё время был на ножах, но сейчас ему даже отчасти стало жаль старика. И вообще, как наглядно продемонстрировали последние события, клан Лань оказался на редкость неустойчив к новостям подобного толка. Вся старшая родовая ветвь Ланей заявилась в павильон в таком траурном настрое, что у Вэй Ина и Цзян Чэна от накативших дурных предчувствий начало свербеть во всех местах и сосать под ложечкой. Что касается эмоций семейства Цзян — те пока воплощались лишь в подрагивающих мышцах лиц, перекошенных негодованием, и чуть больше обычного выпученных глазах.
Что-то ужасное грядёт! — скептически хмыкнул Вэй Ин, наблюдая за стройным силуэтом госпожи Юй, элегантно лавировавшей между рядами потенциальных родственников с видом тигрицы, вышедшей на охоту.
Цзян Чэн затрясся, как заяц, учуявший опасность.
— Не нравится мне, как мать смотрит, — подбоченился он, стирая пот со лба. — И душно здесь, спасу нет!
— Я бы сказал, тут не душно, а прохладно до озноба! — поёжился Вэй Ин, раздумывая, к чему больше склоняется — к тому, что «браки заключаются на небесах», или что «хорошее дело браком не назовут».
Каждого из них преследовало собственное некомфортное состояние. При виде хозяина и хозяйки Пристани Лотоса оба, как подобает, подскочили и склонили головы. От вспыльчивой госпожи Юй чуткости ждать не приходилось, и юноши настраивались на худшее, но по какой-то причине женщина не стала приближаться к ним, следовательно, момент столкновения откладывался. Вместо этого она аккуратно опустилась на предложенное ей кем-то из старейшин клана Лань место и бросила тяжёлый взгляд на супруга, безмолвно велев расположиться рядом.
По лицу Цзян Фэнмяня сложно было понять, осуждает он Цзян Чэна и Вэй Ина или просто пребывает в глубочайшей растерянности после разговора с отцом Нефритов. Казалось, он горел желанием перекинуться парой фраз с юношами, но осаждающие взгляды жены на корню пресекали это намерение.
Правильно, дядя Цзян, лучше отложить общение, чревато отхватить при всех Цзыдянем.
Вэй Ину оставалось лишь строить догадки, сколько брани и укора вынес Цзян Фэнмянь, пока супруги добиралась до Гусу.
Эх! Мир жесток и несправедлив! И с каких это пор хотеть большой и чистой любви — преступление?! — горестно размышлял он, осознавая весь трагизм ситуации и бренность бытия.
Вернувшись в прежнее положение на подушках, Цзян Чэн замер, затаив дыхание. Он старался не встречаться глазами с матерью, но так или иначе заметил, что та взирает на него в упор, дует губы и прокручивает на пальце Цзыдянь. Грозное выражение лица и дух несомненного превосходства госпожи Юй заставлял окружающих беспокойно ёрзать, что уж и говорить о тех, на кого прицельно был направлен её гнев, пока копящийся внутри.
— То, что госпожа Юй ведёт себя столь сдержанно, плохой признак, — невольно отметил Вэй Ин.
— Сам знаю, — просипел Цзян Чэн. — Нам трындец.
— Так может, пошлём всё к бешеной собаке и дадим дёру?
Вэй Ин обладал богатым воображением и живо представил, как по итогам собрания их за шкирку выволакивают из павильона и хлыст Пурпурной Паучихи с оттяжкой проходится по его спине и пояснице.
— Да уж, конечно! — выкатил на него глаза Цзян Чэн. — Светанём перед сотней человек трусостью?
— Трусость вообще-то здесь ни при чём! Это вопрос выживания! Обстоятельства неблагоприятные!
— Заливай больше! Натворил дел, а теперь, значит, горазд свинтить?
— Натворил дел? — вскинулся Вэй Ин. — Я что, Лань Чжаню ребёнка заделал или применил силу и взял его против воли? Это я, если посудить, жертва!
— Жертва кретинских идей и непоседливой задницы! — припечатал Цзян Чэн. — Не жилось тебе спокойно! Ни стыда у тебя, ни совести! Стоило мне на минутку отвернуться, как ты запрыгнул в койку к Ванцзи!
— Не начинай в сотый раз эту песню, а?! Ты сам стихи что ли цитировал с Цзэу-цзюнем с глазу на глаз? И не говори мне, что он из-за одного поцелуя такой шум поднял и озаботился свадьбой! Не поверю!
Цзян Чэн прикрыл глаза, и щёки его стали как маков цвет.
— Я знаю, что ты делаешь!
— И что же?
— Выведываешь подробности!
— Больно надо мне что-то выведывать! Много о себе возомнил! Просто чудно, что у вас с Цзэу-цзюнем вдруг закрутилось, ведь не было никаких предпосылок! А за пару часов до случившегося ты вообще знакомств с девчонками требовал! Припоминаешь?
— Как будто ты на них не заглядывался! Вот кто удивил так удивил! Столько было разговоров, какая красивая та, эта, другая, пятая-десятая, а чем всё обернулось? Вовсе не женские прелести были у тебя на уме!
— Мои разговоры о красотках не мешали тебе всё время подсовывать мне под нос, что я помешался на Лань Чжане! А женщин я люблю, просто вовсе не так, как большинство мужчин! Что же до тебя, уж прости, я не замечал, чтобы ты интересовался Лань Сичэнем, как я Лань Чжанем!
— Ещё бы ты заметил! Всё твоё внимание было приковано к Ванцзи с первого дня пребывания в Облачных Глубинах! Носился за ним как угорелый!
— Зато теперь ясно почему!
— Да уж, прорезались мозги, не прошло и года! — съехидничал Цзян Чэн. — Все, кто наблюдал за твоими вокруг него плясками, разобрались куда раньше, но ты сам почему-то тупил!
Вэй Ин насупился.
Какой смысл возражать?
Он и правда тупил. Только после того, как они с Лань Чжанем, спотыкаясь о недопонимание и недомолвки, с горем пополам во всём друг другу признались, Вэй Ин смог трезво оценить, насколько провокационно смотрелись со стороны его якобы «невинные» поддразнивания Второго Нефрита.
Я вёл себя как набитый дурень, что есть, то есть! Но и Лань Чжань не далеко от моего ушёл! Вместо того чтобы чуть что обнажать Бичэнь, лучше бы обнажился сам! Глядишь, я бы скорее в своих желаниях разобрался.
Вэй Ин принялся высматривать среди толпы свою дражайшую половинку, но вместо этого нарвался на испепеляющий взгляд госпожи Юй, и если бы тот мог убивать — юноша повалился бы замертво без надежды на спасение прославленными целителями клана Лань. Бездна возмущения в её прищуренных глазах заставила его невольно вздрогнуть и покраснеть.
Понял вас, госпожа Юй, — Вэй Ин потупился и уставился на свои ладони. — На родительское благословение рассчитывать не стоит.
Нетрудно было догадаться, что дабы избежать вероятного рукоприкладства со стороны суровой женщины в отношении будущего супруга и супруга своего брата, Лань Сичэнь не стал сводить родителей с их засватанными детишками до общей встречи одной и другой фамилий, на которой планировалось озвучить вердикт.
— Ну и заварил же ты кашу! — ворчал Цзян Чэн, не зная куда себя деть. — Как теперь людям в глаза смотреть? Помимо того, что сам на Ванцзи запрыгнул при первой же возможности, меня ко греху подбил!
— Почём мне было знать, что Лань Сичэнь втайне на тебя запал?!
— Почём-почём?! Я как в воду глядел — не хотел ввязываться в ваши «игрища», но ты не слушал!
— Не хотел — не ввязывался бы! — парировал Вэй Ин.
Честное слово! Достал! Подумаешь, какая недотрога!
Павильон заполнился до отказа. С одной стороны виднелись пурпурные мантии, с другой — белоснежные с серебристо-голубыми вышивками облаков. Шушуканья не смолкали. Большинство глаз по-прежнему были устремлены к «виновникам» сбора.
— Знаешь, — внезапно молвил Цзян Чэн. — Свалить в закат, пока нас не четвертовали, не такая уж плохая идея.
— А-то! — подхватил Вэй Ин и дал раскладку: — Сделаем так, я вроде бы ненароком задену стол и опрокину содержимое посуды нам на колени. Далее вскакиваем, отряхиваемся, извиняемся и на выход. Если всё провернуть быстро, народ не успеет опомниться до того, как мы окажемся снаружи.
— Полагаешь, сработает? — недоверчиво буркнул Цзян Чэн.
— У тебя есть предложение получше? Выкладывай! Только учти, у нас на всё про всё пару мгновений!
— Лады, сделаем по-твоему, — решился Цзян Чэн, хотя мысленно не преминул напомнить себе, куда их обычно заводят «гениальные» замыслы Вэй Ина.
— Приготовились! На счёт три… Раз, два…
«Три» так и не настало. Претворению плана в действие помешали Лань Чжань и Лань Сичэнь, прорезавшие людскую стену и подсевшие к избранникам.
Да твою ж хули-цзин! — выругался про себя Вэй Ин и ласково улыбнулся жениху.
— О, Лань Чжань! Ты здесь! Наконец-то! Где пропадал? Я уж было забеспокоился, — его лицо приобрело выраженно пунцовый оттенок, а лицо Цзян Чэна серо-зелёный. — Не хочешь поделиться мыслями, чего ожидать от схода? Честно сказать, мне не по себе. Зачем здесь все эти люди? Только не говори, что для того, чтобы нас поздравить. Хотелось бы мне, да только некоторые из них настроены весьма враждебно.
Лань Чжань одарил его долгим взглядом, задержавшимся на припухлости, украшающей лоб бедокура, а спустя пару мгновений отчеканил:
— Всё решено.
Так-так, аргумент веский! Но что именно решено? — сведя брови, Вэй Ин воззрился на непоколебимого Нефрита, как никогда завидуя его хладнокровию и железной выдержке.
— А поточнее? — начал было он, но Лань Чжань неожиданно властно и вместе с этим нежно коснулся его руки.
Янтарные глаза лучились теплом, оставались ясными и спокойными, лицо совершенным и безмятежным. С губ слетело всего два слова:
— Ты мой.
Вэй Ин уронил челюсть. Дыхание, мгновением ранее ровное и глубокое, стало частить. Происходящее в зале отошло куда-то далеко. Вэй Ина охватил трепет, задрожали ресницы, поджались губы. Мурашки побежали по всему телу.
Мой! Мой! Мой! — сотрясало сознание подобно горному эху.
От нервного напряжения вспотели ладони. Не к месту посетила застенчивость. С минуту юноши молча таращились друг на друга, потом оба стушевались и разорвали взгляд.
Красноречие и словоохотливость Лань Чжаня как обычно на высоте! Мог бы разложить всё по полочкам, но нет — заинтриговал ещё больше!
Вэй Ин постарался смириться с вынужденным неведением и теснее прижался к своему Нефриту плечом, но уловив, как оживилась беседа средь ближайших к ним заклинателей, с неохотой отстранился. Держать себя в руках и ограничивать в желании касаться любимого после недели строгого воздержания было сверхсложно. Раздражение подпитало мысль, что надо бы на досуге обзавестись Талисманом Перемещения. Вэй Ин прочёл о нём незадолго до того, как отправился с Нефритами на озеро Билин. Магических сил инструмент требовал немалых, но действовал с размахом на манер межпространственной двери — хлоп, и ты за тридевять земель.
Что ж, хорошая мысля приходит опосля!
Вэй Ин непроизвольно поморщился. Спину от сидения в неудобной позе ломило. Продолжал мучить вопрос, что же всё-таки «решено», ведь утверждение «ты мой» не отменяло оговорок.
А может, со стороны Лань Чжаня, для которого распоряжение Цинхэн-цзюня, по-видимому, уже не секрет, эта фраза лишь попытка утешить и ничего более?
Предположение обжигающей кислотой полилось в сознание, причиняя боль. Превозмогая её, Вэй Ин снова окинул глазами просторный зал, непроизвольно вглядевшись в Цзян Фэнмяня, которому был обязан всем в своей нынешней жизни. Он готов был поклясться, что не видит на лице главы Цзян явного признака разочарования, лишь удручённость и беспокойство.
Если представить на минуточку, что решение — которое он, скорее всего, уже вынес, когда общался с отцом Лань Чжаня, — в пользу согласия на браки, то чего все такие нервные и унылые?
Лань Сичэнь среди прочих оставался единственным, кто сохранял на лице воодушевлённое выражение, совершенно неразделяемое его родней, гостями и претендентами в мужья. Лёгкая улыбка не сходила с его губ. Глаза ликующе сверкали. Это смотрелось забавно, учитывая, что выражение лица Цзян Чэна при взгляде на него олицетворяло вопрос: ты сдурел?
Интригующее начало бурной семейной жизни, — хмыкнув, отметил про себя Вэй Ин. — Если таковая с воли Богов последует.
Взбаламученному взору предстала картина растущего нетерпения. Большинство присутствующих в павильоне уповали примкнуть к обещающему быть жарким обсуждению, но оно, казалось, никогда не начнётся. Наверняка многие были бы не прочь поглядеть на драматическую развязку: авось госпожа Юй всё-таки психанёт, пустит в ход Цзыдянь, и площадку перед главным зданием в Облачных Глубинах украсят две поджаренные тушки — одна с алой ленточкой, другая с пурпурной.
Благо, пока побоище маячило где-то далеко на горизонте. Супруги Цзян мастерски изображали, что ещё не совсем разобрались в ситуации и озадачены всем случившимся до крайности. Госпожа Юй стреляла глазами в направлении «своих мальчишек», приглаживала кончиками изящных пальцев безукоризненную причёску, будто та беспричинно растрепалась. Цзян Фэнмянь молчал, поглядывал на жену и озабоченно морщил лоб. Лань Цижэнь, охая и вздыхая, как умирающий на смертном одре, всем видом выражал сомнения в целесообразности потакания желаниям молодежи.
Собравшиеся, гудя как улей, неудержимо жаждали начала прений и, соответственно, феерического финала. На лицах некоторых заклинателей неприкрыто красовалось злорадство. Сплочённость и единодушие в намерении помешать союзу сердец бросались в глаза.
Куда ни глянь — одни «доброжелатели»!
Вэй Ин скорбно поджал губы. Надежды на благополучный исход таяли на глазах.
Небось сбудутся чаяния Цзян Чэна и нас упекут в заключение. Повезёт, если не до скончания веков!
В подтверждение своих опасений он вспомнил, с каким бесстрастным лицом Лань Чжань волочил его к Лань Цижэню на расправу после поимки на крепостной стене с вином, а затем с неиссякаемым энтузиазмом потребовал применить к себе ту же кару.
Тогда его лицо также не выдавало тревог.
В павильон тем временем походкой императора величественно ступил Цинхэн-цзюнь, и все, преисполнившись торжественностью момента, встали со своих мест, отвешивая поклоны. Тишина воцарилась абсолютная, а затем последовало приветствие и зал вновь наполнился живостью.
Глава клана Лань очень редко покидал личные покои, и Вэй Ин впервые лицезрел его воочию и так близко. Молодой мужчина, словно сошедший с полотен, изображающих Небожителей, одарил заклинателей снисходительной улыбкой и вперил очи в обрамлении густых загнутых ресниц в сыновей, унаследовавших его прекрасный облик подобно точным слепкам. Взгляд его выражал то же недоумение, что снедало и остальных в зале: как случилось, что, отправившись зачищать озеро от гулей, вы вернулись с донесением о Бездонном Омуте, а заодно твёрдым выбором спутников на тропе самосовершенствования?
Вэй Ина словно парализовало. Он, наверное, в сотый раз за последние дни поразился тому, насколько круто изменилась его жизнь. По факту не имело значения, что сейчас собирался произнести Цинхэн-цзюнь. Вэй Ин прекрасно понимал, возврата нет — он любил Лань Чжаня и тот любил в ответ. Это делало их беззащитными и уязвимыми, но также полнило надеждами, мечтами и рвением сражаться, если на пути друг к другу возникает преграда.
В следующее мгновение случилось неожиданное. Цинхэн-цзюнь вдруг двинулся прямиком к своим отпрыскам и их переполошившимся женихам.
— Знаю, не все здесь разделяют мою точку зрения, но кто я такой, чтобы мешать счастью этих детей?! — остановившись напротив них, громогласно изрёк глава Лань и обернулся к оторопело загудевшей публике.
День сюрпризов! — насторожился вместе со всеми Вэй Ин.
— Однако!
Это «однако» укололо как игла, повисло в воздухе и само по себе звенело ещё пару секунд.
— Прежде чем назначить день свадеб, что породнят клан Лань и клан Цзян, и проверить готовность этих молодых людей к вступлению во взрослую жизнь, а также несению ответственности за своих избранников, я намерен подвергнуть их чувства и способности испытанию. Глава Цзян и госпожа Юй в процессе состоявшегося обсуждения со мной согласились.
Мужчина снова обернулся к юношам.
— Согласны ли вы?
Лань Сичэнь и Лань Ванцзи, как по команде, покорно склонились.
— Мы с превеликой радостью исполним твою волю, отец! — озвучил общее с братом мнение Лань Сичэнь.
Взгляд главы Лань вопросительно коснулся Цзян Чэна. Тот отчаянно сопел, дрожал мелкой дрожью, но держался молодцом, даже сумел вскинуть подбородок повыше.
— Как будет угодно отцу, матушке и главе Лань.
— Прекрасно.
Глаза Цинхэн-цзюня медленно перекочевали на Вэй Ина. Сердце того тоскливо дёрнулось и пустилось вскачь.
И в чём подвох? Он ведь точно имеется, да?! Какое испытание? В чём оно заключается?
Пока Вэй Ин собирался с силами, мозгами и духом, мужчина загадочно улыбался.
— Молодой господин Вэй?
Слов подобрать Вэй Ин так и не смог, безнадёжно запутавшись в их нахлынувшем разнообразии, поэтому просто выразительно кивнул.