Они ломятся через потрёпанную дверь мужского туалета, дверь впечатывается в стену, тусклая медная ручка ударяется с такой силой, что трескается штукатурка, и с достаточным грохотом, чтобы привлечь внимание, и эта мысль только подстёгивает Сэма; его бросает в жар, он становится ещё твёрже и более возбуждённым, чем когда-либо себя помнил. Он даже не уверен, как они здесь оказались — да это и не важно, — только знает, что он наконец-то может добраться до брата и собирается воспользоваться всеми возможностями, которых он жаждал — которыми его дразнили… в которых отказывали — весь вечер.

Сэм едва открывает рот, чтобы проклясть брата за то, что довёл его до такого отчаяния и безумия, но, прежде чем хоть слово успевает сорваться с губ, спина жёстко соединяется со стеной позади, и воздух с резким порывом покидает лёгкие. Металлическая пряжка ремня его наспех застёгнутых джинсов расстёгивается, громко звеня о металлический диспенсер бумажных полотенец, когда Дин врезается в его грудь, и подтянутое, стройное тело плотно прижимается к нему горячей линией.

Глаза Сэма закрываются. Твёрдый, как сталь, член крепко упирается, зажатый между ними, к бедру Дина. Сочетания трения члена о боксеры, наполовину расстёгнутую молнию и грубый материал джинсов Дина почти слишком много. Недостаточно. Изысканный вид агонии, и он подаётся навстречу восхитительному давлению.

Их губы соприкасаются — сплошь языки, зубы и отчаяние. Дин сосёт и кусает его нижнюю губу, пока она не набухает и начинает покалывать; руки в постоянном движении, яростно хватают и ощупывают тела друг друга.

— Раздевайся… сейчас! — приказывает Сэм грубым и сдавленным от голода голосом.

Руки цепляются за талию Дина. Тянут, дёргают, стягивают его чёрную футболку, поднимая её и снимая через голову Дина, не заботясь о том, насколько грязный пол или куда она приземляется, когда он бросает её через маленькую комнату. Сэм проводит по внутренней стороне рук Дина, широко разводит пальцы и царапает ногтями обнажённую плоть спины брата. Дин шипит, выгибаясь навстречу прикосновениям Сэма. Он откидывает голову, обнажая длинную шею, и Сэм вылизывает широкую влажную дорожку от ключицы до уха; пот, соль и неповторимый вкус Дина — всё смешивается и вызывает головокружение.

Он покусывает нежную мочку уха Дина, втягивает её в рот и сосёт, сжимая его руки между ними. Пробегает пальцами по груди Дина, мягко щёлкает большими пальцами по соскам, делает это снова, а затем ещё раз, просто чтобы услышать тот отчаянный, прерывистый стон, который издаёт Дин, посылающий восхитительные мурашки прямо по всему телу. Руки обретают собственную жизнь, нуждающиеся быть везде, прикасаться ко всему, не зная, с чего начать или где прикоснуться в первую очередь в отчаянной потребности чувствовать каждую частичку брата, что он может получить за раз.

Сэм проводит по бокам грудной клетки Дина, пробегается руками вдоль дрожащих мышц обнажённого живота до выступов бёдер, затем скользит по талии. Ловко расстёгивает ремень Дина, расстёгивает пуговицу на его джинсах, но тут Дин останавливает его, хватает за запястья и тянет руки прочь.

— Подожди… подожди, — выдыхает Дин.

— Чего ждать? Нет… никаких подожди, — практически скулит Сэм, совершенно не заботясь о том, как это звучит. Сэм умрёт, прямо здесь, прямо сейчас… Или убьёт брата, если Дин не вернёт свои руки на место и не прикоснётся к нему прямо, блядь, сейчас. Он фактически борется против власти старшего брата над ним. Не желая останавливаться, не в силах остановиться; он слишком далеко зашёл, слишком далеко за тот великолепный край, над которым брат удерживал его подвешенным весь вечер. Всё остальное не имеет значения; лишь Дин, заполняющий каждую пору и каждую молекулу его тела.

Руки Дина возятся между ними и поднимаются к груди, кожа вокруг его запястий покраснела — помеченная — там, где руки Сэма крепко их сжимали. Пальцы дёргают фланелевую рубашку Сэма, и внезапно остальная часть бормотания Дина пробивается сквозь туман возбуждения, затуманивший разум.

И Сэм согласен со всем; он на сто процентов одобряет каждое слово, низко и грубо срывающееся с распухших от поцелуев губ брата. Он ёрзает прямо под ворчание Дина «Чёртовы младшие братья, которые носят слишком много одежды», полностью игнорирует его — потому что, эм… алло? Кто бы говорил? — и набрасывается прямо под «теперь голый».

Потому что… да, «теперь голый».

Лучшая, блядь, идея, которая когда-либо приходила в голову Дину — за всю историю его схем и планов. Сэм резко отпускает запястья Дина, его большие руки присоединяются к рукам Дина, которые нащупывают и теребят маленькие пуговицы на рубашке, и Сэм тут же решает, что с этого дня, отныне и впредь никогда, никогда больше не застегнёт ни одну из рубашек.

Дин стягивает фланелевую рубашку с широких плеч, чуть ли не отрывая один рукав, прежде чем Сэм опускает руку между их телами и снимает свою серую футболку через голову.

Сэм внезапно выгибается навстречу брату, ему приходится подавить крик удивления, прикусив губу с резким шипящим вздохом, когда он чувствует, как Дин втягивает в рот горошину соска, обводит его языком, а затем кусает. Бицепсы поджимаются и дрожат, руки в ловушке, а глаза не видят, потому что он до сих пор не выпутался из серой футболки и фланели.

— Господи… блядь, что ты со мной делаешь, Сэмми.

Сэм чувствует, как Дин выдыхает слова обжигающей дорожкой, когда проводит губами по его груди; губы, язык и зубы покусывают и облизывают, пока он перебирается на другую сторону.

Одна рука обхватывает Сэма за талию, крепко прижимает к себе, выводя маленькие круги на пояснице. Он чувствует, как другая рука движется вниз по изгибу задницы, пальцы проскальзывают между ног, чтобы обхватить верхнюю часть внутренней стороны бедра и подтянуть ногу вверх.

— Дин. — Это клятва, и проклятие, и мольба, всё смешивается в одно — громкое и эхом разносящееся по маленькой комнате, несмотря на изношенный хлопок, всё ещё закрывающий лицо, — когда Дин устраивается между ног Сэма и твёрдая длина его стояка жёсткой линией упирается в член Сэма. Требуется каждая унция самоконтроля Сэма, чтобы не кончить прямо здесь и сейчас, когда Дин начинает потираться о него; движение его бёдер — томное, дразнящее вращение. Невыносимо медленное, лёгкое и нежное, несмотря на неистовое, отрывистое биение сердца Дина и резкие, прерывистые вздохи, которые он чувствует обнажённой плотью груди.

Он в ловушке, беспомощный. Вынужденный брать всё, что старший брат решит ему дать.

И Сэм любит каждую минуту.

Мир Сэма сужается до прикосновений и ощущения одиночества; другие чувства взрываются, чтобы заполнить эту пустоту. Каждое нервное окончание пылает, ощущения усиливаются в тысячу раз. Это совсем не то похоже на то, что Сэм когда-либо представлял, и он мог бы отдаться этому, потерять себя в этом.

Но не сейчас.

Только не сегодня.

Длинные пальцы Сэма царапают тонкую ткань, наконец умудряясь подхватить маленький кусочек подола и сдёрнуть с головы. Рубашка и футболка сбиваются в тугой ком, обёрнутый вокруг одного плеча, путаясь вокруг предплечья, пуговицы впиваются в спину, где полы фланелевой рубашки застряли между ним и грубой стеной позади. Сэм трясёт локтем, дёргает рукой и извивается, выворачивая плечо в попытке освободиться от ткани, не желая отпускать или отстраняться от брата ни на секунду, пока желание и голод растут и пульсируют между ними.

Дин издаёт глубокий гортанный звук, сжимает в кулаке скрученные части одежды, одним быстрым движением срывает их с руки Сэма и швыряет на пол. Зарывается пальцами одной руки в волосы Сэма, неподвижно удерживая его голову, пока языком скользит по зубам, по нёбу. Яркие искры удовольствия пронзают Сэма, когда Дин крепче сжимает волосы, наклоняя голову набок, пока его губы прижимаются к шее и втягивают бьющийся под ними пульс.

Сэм откидывает голову и стонет. Прикусывает губы, вгрызаясь зубами так жёстко, что чувствует во рту горький привкус меди, пока тело Дина скользит напротив его тела, и их напряжённые, твёрдые члены потираются друг о друга каждый раз, как старший брат слегка меняет угол наклона; слышит отчётливое щёлканье и скрип металлической ручки, которую крутят, а затем крутят снова, когда Дин, без сомнения, возится с замком двери.

Дин рычит; Сэм всасывает и проглатывает этот звук, ещё глубже погружая язык в рот Дина. Дин отстраняет губы достаточно далеко, чтобы говорить; дыхание превращается в резкие, короткие рывки, тонкое кольцо яркой зелени окружает расширенные похотью чёрные зрачки, когда он смотрит на Сэма.

— Замок сломан.

Сэм издаёт рык.

— Плевать. — Он перемещает вес на подушечки пальцев ног, крепко впивается пальцами в кожу выступа бёдер Дина и переворачивает их обоих, впечатывая Дина в незапертую дверь, в то же время прижимая оба запястья брата по бокам.

Сэм проводит губами вверх по линии горла Дина, посасывает чувствительную кожу высоко на шее. Дин сопротивляется, его глубокий стон сотрясает Сэма, пока он продолжает целовать быстро краснеющую кожу, помечая его; желая, чтобы все за тонкой дверью увидели, желая, чтобы все знали, что Дин принадлежит ему.

— «Импале» ведь не нужна была та штуковина, клапан двигателя, которую ты искал всю прошлую неделю, да? — говорит Сэм грубым, как гравий, голосом, грохочущим над ухом старшего брата.

— Да.

Дин растягивает букву в конце слова, и Сэм чувствует дерзкую, самодовольную ухмылку в скрежете щетины, когда она скользит по его щеке.

— Ты приходил сюда, — заявляет Сэм, и Дин шипит, когда он покусывает его мочку уха, втягивая в рот и теребя зубами, чувствительная кожа натягивается и выскальзывает изо рта, когда он отстраняется и встречается взглядом с Дином. — Чтобы проверить это место.

Улыбка Дина становится шире, уголки губ порочно и грязно изгибаются вверх.

— Да.

Без всяких вступлений Сэм падает на колени на грязный кафельный пол между слегка раздвинутыми ногами Дина и смотрит на него из-под длинных ресниц.

— Блядь… — рычит Дин, широко раскрыв от похоти зелёные глаза, когда смотрит на Сэма сверху вниз.

Сэм вцепляется зубами в молнию джинсов брата и медленно тянет её вниз…

…И издаёт сдавленный звук глубоко в горле.

— Срань господня… — эхом отзывается Сэм задыхающимся шёпотом, слов почти не слышно, когда он понимает, что брат без белья. Если раньше он не был уверен, то вот это настоящее доказательство того, что Дин планировал эту ночь от и до. Он не думал, что это возможно, но член становится ещё твёрже.

Сэм внезапно отпускает руку, вцепившуюся в запястье Дина, быстро сжимает ладонью свой член, чтобы не кончить прямо здесь и сейчас, и с глухим стуком опускает голову на бедро Дина, снова грубо ругаясь.

Он вскидывает голову ровно настолько, чтобы поднять глаза и посмотреть на Дина, и Сэм может только с нежным раздражением покачать головой на ухмылку, которая его встречает, не может сдержать смешок, когда Дин шевелит бровями, слегка сгибая колени и медленно качая бёдрами перед лицом Сэма.

— Ты слишком самоуверенный сукин сын, знаешь? — легко обвиняет Сэм. Он убирает руку со своего твёрдого члена и обхватывает яйца брата сквозь джинсы, длинными пальцами потирая между ног, чередуя нежные ласки и твёрдые поглаживания, пока массирует расщелину между ягодиц Дина.

Сэм наблюдает, как Дин втягивает воздух, перемещает вес и сильнее прижимает бёдра к ладони Сэма.

— И ты целуешь брата этими губами?

Усмешка Дина превратилась в ту, что Сэм может назвать только хищной ухмылкой, и он соответствует ей, полностью вскидывая голову и поднимаясь на колени.

— Я собираюсь сделать гораздо больше, старший брат… собираюсь стереть эту ухмылку прямо с твоего хорошенького лица.

Глаза Дина сужаются при слове «хорошенького», но Сэм видит сквозь взгляд, видит скрытую игривость, которой Дин делится только с ним; знает, что он единственный, кто может уйти, сказав это.

— Ну давай, — рычит он с вызовом.

Сэм выдерживает пристальный взгляд брата, когда целует твёрдый ствол. Он раздвигает расстёгнутый пояс джинсов брата в стороны, едва заметно надавливая губами, скользя вверх и вниз по впечатляющей длине брата, оставляя горячий и огненный след.

Головка члена Дина влажная и блестит в свете флуоресцентных ламп над головой, выступая из выреза джинсов. Сэм высовывает язык, наблюдая, как зелёные глаза брата темнеют ещё больше, когда он медленно, лениво выводит круги на гладкой, нежной коже; огибает головку и собирает знакомые солёные капли на кончике языка. Вкус взрывается на рецепторах, и хриплый стон с дрожью вырывается изо рта Сэма. Его член пульсирует в джинсах, болезненно упираясь в молнию, всё ещё в плену штанов.

— Чёртова дразнилка, — говорит Дин, и его слова — прерывистый слабый шёпот.

— Ты это любишь, — отвечает Сэм, поджимая губы, и дует горячим воздухом на влажный кончик члена брата, отчего по всему телу Дина пробегает тяжёлая дрожь.

Дин задыхается, и Сэм чувствует, как сжимаются мышцы на предплечьях брата, когда он напрягается в руках Сэма, всё ещё прижимающих его к двери, а бёдра качаются вперёд в поисках большего контакта.

Ухмылка Дина, когда он смотрит на него сверху вниз, порочная и грешная, и это бессмысленно отрицать. Бессмысленно отрицать, как сильно он любит, когда Сэм делает это, как сильно он любит все эти случаи, когда Сэм использует свой рост, всё ещё растущие мышцы и силу в собственных интересах; находит лучшее применение всем тем навыкам, которым ненавидел учиться в детстве. Это посылает пьянящее гудение по всему телу Сэма — знание, что он может заполучить Дина таким образом. Знание, что Дин меньше чем за мгновение может освободиться; может поменяться с ним местами и вернуть себе контроль.

Но он этого не делает.

Что он единственный, кому Дин когда-либо подчинится.

— Я любил бы это больше, если бы ты…

— …если бы я что? — перебивает Сэм. Он отпускает руки Дина и скользит ладонями за пояс джинсов, длинные пальцы оглаживают гладкую кожу, сжимают и мнут округлости его задницы, когда он стягивает джинсы с его ног. Член Дина выскакивает наружу, сильно и тяжело ударяя его по плоскому животу, размазывая смазку по светлой веснушчатой коже.

— Вот это? — Сэм наклоняется вперёд, пристраивает рот над головкой и одним движением скользит вниз по всей длине члена брата, расслабляя челюсть, когда головка попадает в заднюю часть горла, и сглатывает, наслаждается приглушённым шипением и стоном, которые он вытягивает с губ старшего брата.

Дин подносит руку к лицу Сэма, обхватывая пальцами угол его челюсти, а ладонью накрывая щёку. Осторожно проводит подушечкой большого пальца по уголку губ.

— Господи, Сэмми… — выдыхает Дин, — посмотри на себя… твои губы так красиво и широко растянуты вокруг моего члена… так охуенно горячо, маленький брат.

Дин скользит другой рукой по затылку Сэма, пальцы путаются в мягких кудрях, сжимаются и разжимаются на голове, пока Сэм удовлетворённо мычит. Дин тихо ругается с длинным, протяжным стоном и вскидывает бёдра, небольшими неглубокими толчками вбиваясь в рот Сэма, когда Сэм втягивает щёки и сосёт сильнее. Он обвивает языком нижнюю сторону члена Дина, продвигаясь к головке по длине, обхватывает пальцами основание, скользит рукой вверх, встречаясь со своим ртом, и двигает кулаком вниз.

— Да… блядь… вот так. — Глаза Дина закрыты. Щёки покрыты нежно-розовыми пятнами; коричного цвета веснушки резко выделяются на фоне румянца возбуждения, окрашивающего бледную, мягкую кожу его шеи и груди; длинная линия его горла напрягается, когда голова откидывается на дверь, и быстрые маленькие стоны вырываются сквозь его слегка приоткрытые полные, красные губы.

Сэм никогда не устанет видеть брата таким.

Сэм сжимает губы, когда добирается до верхушки, медленно и настойчиво сосёт гладкий, шелковистый кончик. Дин стонет, задыхаясь, когда Сэм ныряет самым кончиком языка в щёлку и наклоняет голову, неторопливо натягиваясь ртом на член; язык обводит кругами нижнюю часть сначала в одну сторону, а затем меняет направление и вращается в другую. Пальцы одной руки всё ещё поглаживают и бьются о губы, когда он с каждым движением вниз опускается чуть ниже, прежде чем насадиться на всю длину.

Сэм утыкается носом в жёсткие волоски в паху Дина, их землистый, острый запах вытягивает стон из глубины горла. Сэм упирает предплечье в нижнюю часть живота Дина, помещает за него часть веса, прижимает бёдра Дина, так чтобы он не мог двигаться. Он сокращает мышцы горла, мелко сглатывает вокруг жёсткой длины члена Дина и снова стонет, опуская голос до самого низкого регистра, так что звук проходит сквозь его губы и язык к твёрдой, чувствительной плоти во рту.

Мышцы в ногах Дина деревенеют, литания «чёртчёртчёрт» срывается с его губ, когда крупная дрожь начинает сотрясать всё его тело.

— Сэмми… — выдыхает Дин, путаясь пальцами в длинных прядях на затылке, — ты должен… я сейчас… Сэмми, блядь… Сэм!

Его имя — сорванный, оборвавшийся рык, когда Дин крепко сжимает пальцами волосы Сэма, тянет его вверх и толкает вниз на член с громким, влажным, непристойным звуком.

Сэм сдвигается вперёд, не сводя взгляда с похотливых тёмно-зелёных глаз старшего брата, когда прижимается к груди Дина, обхватив длинными руками тёплую кожу на его пояснице. Сэм высовывает язык и медленно проводит по своим губам. Он наблюдает, как Дин отводит проникающий взгляд с глаз Сэма к его рту, зелёные глаза темнеют, кончик его языка выскальзывает и смачивает полные губы, когда он отслеживает движение языка Сэма; и Сэм не может сдержать порнографический стон, слизывая вкус Дина со всё ещё покалывающих, опухших губ.

— Господи, ты потрясающий, — восхищается Дин, затаив дыхание. Он поднимает руки, зарываясь пальцами в волосы Сэма, удерживая его на месте, «одежду», «нафиг» и «сейчас» перемежаются с укусами и поцелуями, когда он бросается вперёд и захватывает губы Сэма.

Сэм просовывает руку в пространство между ними, другой рукой поглаживая волосы Дина, спину, хватаясь за его задницу, за любую часть тела брата, до которой может дотянуться, пока тянет и дёргает пояс своих джинсов. Его пальцы копошатся, пока он пытается найти правильный угол, баланс и согласованность, которые заставят молнию двигаться, чтобы спустить штаны с бёдер и снять на хрен с себя; он так отчаянно хочет получить этот контакт кожи с кожей, который ему нужен, как воздух для дыхания. Он не хочет отстраняться. Не хочет останавливать то, что делает. Не хочет останавливать то, что Дин делает, даже на мгновение. Даже когда он обдумывает эту мысль, то понимает всю её нелепость, потому что быть голым — это то, чего он хочет прямо, блядь, сейчас.

Он отрывает губы от Дина с длинным, низким, хриплым стоном; его грудь вздымается, когда он делает пару маленьких шагов назад; мгновенная, резкая потеря тепла тела брата как удар в живот. Пальцы Сэма работают на автопилоте, когда он начинает спускать джинсы с задницы вниз по стройным бёдрам; его внимание и пристальный взгляд полностью на Дине, пока брат небрежно прислоняется к обшарпанной двери уборной, свободно обхватив пальцами жёсткую, ярко-красную длину и начиная медленно надрачивать.

— Видишь что-то, что тебе нравится, братишка? — растягивает слова Дин. Кончик языка Сэма скользит по разбитым поцелуями губам, когда он кивает; слова ускользают от него, пока он пристально смотрит на медленное движение правой руки старшего брата, которая скользит по мокрому от слюны члену, длинные пальцы обхватывают блестящую, сочащуюся головку, прежде чем двинуться ниже и начать всё сначала.

И Сэм больше не ждёт.

Он начинает падать ещё до того, как осознаёт, что движется; длинные ноги путаются в свободно висящих джинсах, которые всё ещё держатся под округлостями задницы, застряв штаниной под носком ботинка.

— Ты и твои долбаные жирафьи ноги, — поддразнивает Дин, усмехаясь и качая головой, легко делая шаг вперёд и ловя неуклюжего и не очень изящного Сэма, сильными руками хватая его за плечи и крепко прижимая к груди.

— Ты любишь мои длинные жирафьи ноги, — возражает Сэм, прислоняясь вплотную к телу Дина. Их твёрдые члены соединяются и касаются всей длиной, и Сэм стонет от соприкосновения, двигая бёдрами и толкаясь в брата. Они оба вздрагивают от этого касания, задыхаясь и жадно целуя друг друга.

— Да, — соглашается Дин, подаваясь бёдрами так же, как и Сэм; мокрое горячее скольжение плоти по плоти, словно электрический ток, пронизывает всё тело. Тёплое влажное дыхание оседает на коже его шеи там, где Дин, посасывая, оставляет поцелуи вдоль крепкой мышцы горла, и это вызывает дрожь горячей крови, бегущей по венам, и ещё один стон, срывающийся с губ. — И позже? Я раздену тебя, красиво и правильно, раскрою… и ты будешь хорошо и туго обхватывать меня, пока я буду втрахивать тебя до потери сознания в наш матрас. Но прямо сейчас…

Сэм обнаруживает, что его внезапно резко развернули, и инстинктивно выставляет руки, чтобы не удариться, сталкиваясь лицом к лицу с деревянной дверью, когда Дин вспыхивает за спиной. Толстый, твёрдый ствол Дина — призрак горячего давления, когда он проезжается по расщелине между половинками задницы; плоть брата обжигает его плоть, и это посылает иглы удовольствия сквозь Сэма так стремительно и интенсивно, что он уверен: его мозг вот-вот расплавится.

— …прямо сейчас я хочу прижать тебя к стене и раскрыть для себя. — Дин вцепляется пальцами в длинные волосы на затылке Сэма, втягивая его в быстрый, беспорядочный, страстный поцелуй. Сокрушительно, настойчиво, требовательно. Он обнимает Сэма, его огрубевшие от работы ладони опаляют и собственнически ласкают грудь; каждый мускул в теле дрожит, когда тупые ногти царапают выступ каждого ребра, порхают и следуют вдоль контуров пресса.

Губы и язык Дина скользят вверх и вниз по спине, щипая, кусая и посасывая каждый изгиб позвоночника; его руки пробегают по изгибу задницы, вниз к бёдрам, и Сэм чувствует, как джинсы скользят по ногам и собираются вокруг лодыжек.

— Я так много планировал для тебя, Сэмми, — бормочет Дин. — В моём кармане кольцо… я собирался надеть его на тебя, красивое, плотное и идеальное… чтобы ты извивался, пока я не спеша буду тебя раскрывать. Но… боже, маленький брат… ты заставляешь меня сходить, чёрт подери, с ума… что придётся подождать до другого раза… потому что прямо сейчас…

Дин впивается пальцами в бёдра, достаточно сильно, чтобы Сэм был уверен: к утру там появятся синяки — и Сэм с нетерпением ждёт каждый из них. Он обвивает ногой одну лодыжку Сэма и отставляет его ногу так далеко, насколько позволяет обмотанная вокруг ног ткань, располагая Сэма так, как ему хочется.

Зубы Дина скользят вниз по шее Сэма, язык щёлкает по чувствительному местечку прямо за ухом, от прикосновения к которому по всему телу всегда пробегает дрожь. Пальцы свободной руки Дина скользят по влажной от пота груди Сэма, поднимаются к губам, и Сэм нетерпеливо открывает рот, высовывая язык, чтобы обхватить два пальца и засосать их в себя.

Сэм водит языком туда-сюда, паутиной между длинных пальцев, везде, куда может дотянуться. Откидывает голову на плечо Дина, закрывает глаза, губами и языком горячо посасывая пальцы брата.

Дин издаёт низкий и протяжный горловой стон.

— Вот так, малыш, сделай их красивыми и влажными для меня. Ты ведь хотел сделать это в клубе, да? — Грубый, грязный смешок грохочет у шеи Сэма, когда он удивлённо задыхается.

— Я знал, видел, как сильно ты этого хочешь, в этих прекрасных, постоянно меняющихся глазах. Хочешь кое-что узнать? — тихо шепчет Дин прямо ему в ухо. — Я бы позволил. Позволил свести их всех с ума; заставить их желать, чтобы это их пальцы ты сосал… их пальцы прикасались к тебе. Всех, перед кем ты извивался.

Всё тело Сэма сотрясается, рот расслабляется при первом же прикосновении кончика указательного пальца Дина ко входу, и он на секунду напрягается, готовясь к холодному прикосновению смазки, которое так и не наступает; лишь тёплое скольжение вокруг дырки. И осознание того, что маленький тюбик смазки, должно быть, пролежал в кармане Дина всю ночь, согретый теплом его тела, выбивает из него стон.

— Дин…

— Ты ведь это обожаешь, да, братишка? Боже… посмотри на себя, такой красивый, я от этого становлюсь таким охуенно твёрдым. — Рука Дина исчезает из его рта, скользкие от слюны пальцы дразнят, едва надавливая, когда он сворачивает их в свободный кулак и начинает надрачивать Сэму; одновременно кончик покрытого смазкой пальца обводит тугой вход, совсем не нажимая, лишь бесконечно кружась и сводя с ума.

— Пожалуйста… ну же, — умоляет Сэм резким и рваным голосом. — Дин, боже… мне нужно… хочу почувствовать тебя в себе… пожалуйста.

— Боже, послушай себя… ты так мило умоляешь, детка. — Дин усмехается, и низкая, грязная вибрация в задней части шеи Сэма покалывает кожу и стреляет рябью искр до самых пальцев ног. — Видимо, я делаю что-то не так, раз ты всё ещё можешь сучиться на меня.

— Дин, клянусь богом…

— Что, хм-м-м? Вот это тебе нужно?

Сэм кричит хриплым, сорванным голосом, когда Дин погружает палец по первую фалангу, вытаскивает его, а затем сразу же вводит обратно, вталкивая второй прямо рядом с ним. Он ввинчивает в него оба пальца, безошибочно находя сладкое местечко и проводя подушечками пальцев по чувствительному пучку нервов, и бёдра Сэма дёргаются под его крик. Сэм откидывает голову, снова выкрикивая имя брата, напрягает мышцы шеи, когда Дин продолжает размеренно надавливать и толкаться пальцами внутри него. Член сильно подёргивается в кольце кулака Дина. Он раскачивает бёдрами от противоречия, не уверенный, хочет ли двигаться вперёд в тёплое, влажное трение кулака Дина или назад в восхитительное чувство раскрытости и жжение пальцев.

— Так хорошо, маленький брат?

Сэм кивает, раскрыв рот в стоне. Он раздвигает колени так широко, как только может, выгибает спину, выставляя бёдра назад, сжимаясь и насаживаясь на пальцы Дина.

— Это мой мальчик, — хвалит старший брат, — пошуми немного, детка. Дай мне послушать. Дай мне услышать, как сильно тебе это нравится. Это так хорошо, Сэмми… не могу дождаться, когда ты растянешься вокруг меня.

Дин вытаскивает пальцы, проводит между половинками и собирает немного смазки на кончиках пальцев. Три пальца поглаживают вход, дразня несколько мучительных мгновений, прежде чем преодолевают сопротивление мышц; и Сэм напрягается от удовольствия жжения; дыхание срывается и застревает в горле, когда пальцы задевают простату на каждом толчке. Дин скручивает, растягивает, разводит их ножницами именно так, чтобы у него закружилась голова, другой рукой всё ещё неторопливо, неспешно скользит вверх и вниз по его пульсирующему, твёрдому, как сталь, члену.

Сэм задыхается. Он разбит, в отчаянии; дикие глаза, влажные волосы, пот, выступающий на висках и собирающийся в ямку у горла, дёргающиеся бёдра, твёрдый и истекающий в кольце пальцев Дина член. Но этого недостаточно. Ему нужно больше. Он хочет Дина глубже, хочет, чтобы он двигался сильнее, и быстрее, и… Больше.

— Дин. — Имя брата даже нельзя назвать словом, только прерывистым звуком, неразборчивым среди стонов и криков, льющихся изо рта.

Дин наклоняется ближе, утыкается носом в щёку Сэма, влажный кончик его языка скользит вдоль линии подбородка, когда он шепчет на ухо:

— Скажи мне, чего ты хочешь, Сэмми.

— Трахни меня, пожалуйста, — умоляет Сэм хриплым голосом, трепещущим, как и всё остальное в нём, так сильно, что, ему кажется, есть реальная возможность, что он вот-вот разлетится на куски. — Дин… ну же, пожалуйста… трахни меня. Хочу этого… хочу чувствовать тебя… хочу чувствовать тебя завтра, хочу…

Мольбы Сэма обрываются, когда Дин въезжает по самые яйца — длинным, жёстким и глубоким толчком. Весь воздух в груди Сэма застывает, дыхание судорогами вырывается из его лёгких.

— Дин… — выдыхает он; его грудь вздымается, когда он втягивает воздух, пальцы на двери сжимаются, ногти впиваются в побитое дерево.

В ту же секунду, как он начинает оседать, Дин падает вперёд; шелковистая, раскалённая кожа обволакивает спину Сэма.

— Чёрт, Сэмми. — Слова — долгий, протяжный рык, раздающийся у основания шеи, когда голова Дина падает на плечо. Они оба задыхаются, скользкие от пота тела дрожат друг против друга, пока Дин приходит в себя, замерев на месте.

Одна рука Дина покидает его бедро, скользит по животу и прессу, продолжает двигаться вверх; большой и указательный пальцы перекатывают сосок. Острое пощипывание под конец восхитительно сочетается с жжением вторжения и болью наполненности, и Сэм задыхается и извивается на члене Дина в попытке получить больше.

— Боже, Сэмми, так хорошо, — выдыхает Дин в его кожу. — Так охрененно туго. Я долго не протяну.

— Ты долго не протянешь? — Сэм поворачивает голову так сильно, как только может; голова старшего брата всё ещё покоится на его плече, и кончики светлых волос Дина задевают подбородок. Он отрывисто смеётся, и это звучит истерично даже на его слух; нотка недоверия в голосе достаточно сильная, чтобы разрезать заряжённый воздух между ними.

— Ты весь чёртов вечер держал меня в подвешенном состоянии, Дин, — рычит Сэм, настолько возбуждённый, что у него кружится голова, сильнее, чем когда-либо в жизни. — Да мне похуй! Просто, блядь, двигайся и трахни меня уже!

— Чёрт, ты всегда такой властный нижний, да? — бормочет Дин. — Готов?

Он не ждёт ответа. Всё это предупреждение Сэм получает, прежде чем Дин почти полностью выходит. Он замирает в тот момент, когда головка члена цепляется за края входа; плотная бархатистая гладкость широко растягивает — раздражает обещанием того, что будет, — прежде чем он толкается обратно.

Руки Дина цепляются за бёдра Сэма, когда он задаёт жёсткий карающий ритм, быстро, резко двигая бёдрами, и Сэм подаётся навстречу, встречает толчок Дина за толчком, принимая глубже с каждым движением его бёдер.

Маленькая комната наполнена размеренным звуком шлепков кожи о кожу, их хриплым дыханием и глубокими стонами, которые перемежаются с ударами, между звуками музыки, рвущейся из динамиков на танцполе. Сэм чувствует басы, такие тяжёлые, что ощущаются прямо через дверь, вибрируя под ладонями и поднимаясь по рукам, барабаня по телу и дополняя переизбыток ощущений, проходящих сквозь его.

— Боже… — выдыхает Сэм, содрогаясь от пронзающего острого наслаждения.

— Вот так, — тянет Дин, меняя угол наклона бёдер, чтобы снова врезаться в простату. — Нравится, малыш?

— Ещё, — умоляет Сэм. — Больше.

Сдавленный всхлип льётся изо рта, когда Дин подчиняется и бьёт в то самое местечко, из-за чего он начинает видеть звёзды, а его твёрдый и напряжённый член течёт, раскачиваясь перед ним.

Руки Сэма обрушиваются на дверь под изнуряющим ритмом Дина. Он упирается ртом в своё предплечье; губами, языком, зубами покусывает, посасывает и облизывает солёную от пота кожу; ощущения, пронизывающие тело, переполняют, требуя другого выхода.

Он так близко, может почувствовать оргазм, медленно нарастающий в пальцах ног; тело покалывает, яйца плотно прижаты к телу, желудок сжимается… ему просто нужно…

— Потрогай себя для меня, Сэмми, — шепчет Дин, словно читая мысли Сэма. И он, вероятно, может. Может быть, в их семье Сэм и экстрасенс, но Дин читает его как книгу. Всегда знает, чего он хочет, что ему нужно. — Хочу, чтобы ты довёл себя до разрядки для меня.

Сэм сквозь мелкую дрожь выпрямляется, позволяя руке и плечу удерживать свой вес, пока распутывает конечности, тянет другую руку вниз и обхватывает длинными пальцами свой твёрдый и напряжённый член.

— Люблю смотреть, как ты это делаешь. Даже не нужно сейчас видеть тебя, чтобы знать, как ты выглядишь, — говорит Дин, языком пробираясь вверх по горлу, и низкий стон грохочет в груди Сэма. — Как ты даже не можешь держать глаза открытыми, потому что тебе так хорошо… как зубы впиваются в нижнюю губу, когда ты кусаешь её в ту же секунду, как касаешься себя… это прекрасное, надломленное шипение, то, как дрожит всё твоё тело, потому что тебе это так сильно нужно… да, вот так, я могу слушать тебя всю ночь… Боже, ты ведь так близко, да?

Дрожь сотрясает всё его тело. Он едва осознаёт звуки, срывающиеся с губ, пока продолжает гладить себя; мир сужается до ничего, кроме скользких, горячих, жёстких толчков брата, который засаживает всё сильнее и сильнее. Это похоже на репортаж с места событий — прямой эфир его личного порно — то, как тело прекрасно реагирует, без всякой сознательной мысли, на слова, которые текут изо рта Дина жидким мёдом.

Дин убирает руку с его бедра, медленно двигаясь по скользкой от пота коже живота и ниже, присоединяясь к руке Сэма, переплетая их пальцы вокруг члена Сэма. Он сжимает обе их ладони вокруг пульсирующего члена, ускоряя движения, грубые и жёсткие, чтобы совпадать с толчками бёдер.

— Да… вот так, — хвалит Дин. Он сжимает другую руку в волосах Сэма, скручивая пряди между пальцами, оттягивая голову назад, используя как рычаг, пока трахает Сэма глубже. Сэм задыхается и стонет, выгибаясь дугой и подаваясь навстречу хватке в волосах; каждое скручивание и рывок посылают электрические искры удовольствия.

— Давай, Сэмми… кончай для меня, — с рычанием приказывает Дин, резко дёргая за волосы голову Сэма в сторону, впиваясь зубами в чувствительную плоть у основания шеи, и это всё, что требуется…

Сэм кончает с криком; глаза крепко зажмуриваются, тело сжимается и пульсирует вокруг Дина, содрогаясь почти яростно, пока он кончает и изливается в их переплетённые руки. Мгновение спустя Дин сбивается с ритма. Его дыхание — горячее, тяжёлое, стремительное — оседает на ухо Сэма, когда его тело дёргается, имя Сэма срывается с его губ, пока он кончает глубоко в него.

Дин падает на спину Сэма, убирая руку с его теперь уже слишком чувствительного члена, чтобы обхватить за талию. Другая его рука сжимает и массирует затылок, прежде чем повернуть голову Сэма и поймать губы в медленном, нежном поцелуе.

Сильный удар по другую сторону двери, к которой всё ещё прижимается Сэм, возвращает реальность, отрывая от томных поцелуев и глубокой пост-оргазменной эйфории, которая окутывает их обоих. Рука Дина, обвившая его талию, напрягается, и Сэм на секунду позволяет себе насладиться чувствами безопасности и любви, которые вызвало собственническое движение, когда обе их руки одновременно хлопают по дереву, чтобы не дать двери открыться, и у них обоих вырывается литания «чёртчёртчёрт»; громкий, хриплый голос звучит скорее насмешливо — и, возможно, с нотками горячего возбуждения теперь, когда Сэм думает об этом, — чем сердито, крича по другую сторону тонкого дерева:

— Это было горячо…

— Позволь сказать, это было охуенно горячо, — звучит в ответ другой голос, осознаёт Сэм, и дрожь, которая не имеет ничего общего с теперь заметным прохладным воздухом уборной, проходит по позвоночнику, заставляя задаваться вопросом, сколько же реальных зрителей у них было.

— Как я уже сказал, — продолжает первый мужчина, — если вы двое закончили там перепихиваться, то кое-кому из нас тут и правда нужно облегчиться.

Рукой, обвитой вокруг его талии, Дин разворачивает Сэма так, чтобы он снова прижался к деревянной двери. Его ноги твёрдо стоят по обе стороны от слегка раздвинутых ног Сэма, бицепсы сильно напрягаются, когда он поднимает другую руку и опирается ею с другой стороны головы Сэма о дверь. Стражник от любого, кто попытается войти, и Сэм знает, без сомнения, что, даже если он и ближе их обоих к двери, ничто и никто не пройдёт мимо брата.

— Во многих отношениях, — раздаётся другой, третий крик.

— О боже, — тихо стонет Сэм.

Дин издаёт низкий смешок, знающим взглядом пристально смотря на Сэма.

— Нравится, Сэмми? — шепчет Дин, высовывая кончик влажного языка и проводя по раковине уха Сэма. — Мысль, что они всё это время слушали? Стояли прямо там, слыша все эти прекрасные звуки, слетающие с твоих губ?

Сэм судорожно втягивает воздух и выдыхает со стоном, который пытается подавить, прикусив нижнюю губу. Мурашки пробегают по голой коже, вызывая головокружительную дрожь, а сердце бешено колотится в груди.

— А-а, братишка, что я тебе говорил? — упрекает Дин тёмным и плавным, как столетний виски на верхней полке, голосом. — Ничего подобного. — Он подаётся ближе, дразня языком стиснутые губы Сэма, пока Сэм не убирает зубы, отпуская нижнюю губу, которую Дин сразу же ловит своими зубами, покусывая и слегка посасывая, прежде чем отпустить. Сэм протягивает руки и хватает бёдра Дина, притягивая его ближе, преследуя его губы; мягкие, надломленные, короткие звуки растворяются в воздухе, с придыханием вырываясь изо рта.

— М-м-м, так-то лучше. Это я и хочу слышать, — хвалит Дин, скользя губами вниз по горлу. Сэм задыхается, вскидывает бёдра и трётся о прижатые к нему бёдра Дина. Он знает, что ещё слишком рано, знает, что ни за что не смог бы возбудиться опять так быстро, но, очевидно, его член не получил это сообщение, подёргиваясь и наливаясь, когда кровь снова начинает закипать.

— Уверен, ты сможешь кончить ещё раз, а? — Сэм резко втягивает воздух, тело почти застывает, когда Дин берёт всё ещё чувствительный член в руку и начинает нежно поглаживать. — Зная, что они прямо там… прямо по ту сторону двери? Так близко… Слышат каждое наше движение, знают, что мы здесь делаем?

Имя Дина срывается с губ тихим стоном, бёдра сильнее входят в ритм. Он уже наполовину твёрдый, пот и сперма смазывают всю длину, и он легко скользит между пальцами Дина.

— Эй, слышь… перебирайтесь куда-нибудь в другое место. — Ещё один громкий стук сотрясает дверь позади Сэма, и он с низким стоном и ещё более низким вздохом опускает голову на плечо Дина, пытаясь собраться с мыслями.

Дин поднимает его подбородок, обхватывает щёку и быстро и нежно целует Сэма, прежде чем — неохотно — отступить и отойти на небольшое расстояние.

— Да, да, — громко рычит на дверь Дин, — попридержи свои чёртовы штаны.

Сэм не может сдержать смешок. Он открывает рот, чтобы указать брату, насколько двусмысленно звучат его слова, когда один мужчина по другую сторону двери любезно делает это вместо него.

— Думаю, что это должна быть моя реплика, сынок, — добродушно подкалывает мужчина.

Взрыв смеха срывается с губ Дина.

— Кажется, мне нравится этот парень, — говорит он с усмешкой, оглядываясь на Сэма.

— Давай, снежный человек, шевелись, — говорит Дин, игриво шлёпая Сэма по голой заднице, когда тот проходит мимо, чтобы подобрать одежду, а затем останавливается. Он оборачивается, смотрит на Сэма, приподнимая бровь, и Сэм знает, что он услышал низкий стон, который без его ведома сорвался с губ.

— Что?

Сэм открывает рот, а потом закрывает, смотря на брата; маленькая улыбка застенчиво расцветает на лице, пока он просто пожимает плечом.

— Сукин сын. — Дин шагает к нему, и выражение его лица не иначе как похотливое. — Ты извращённый маленький ублюдок, знаешь?

Улыбка Сэма становится ярче, потому что это невозможно отрицать, особенно после этого вечера. До Стэнфорда они были вместе совсем недолго, — и Сэм быстро заматывает клубок острых сожалений, которые грозятся вырваться наружу, — у них не хватило времени, чтобы исследовать друг друга, узнать, какие точки нужно нажимать, гладить и ласкать, чтобы высвободить скрытые глубоко желания.

— Да, — тихо признаётся Сэм, уже подумывая о том, какую другую фантазию он хотел бы отпустить дальше, о способах того, как заставить брата потерять его жёсткий контроль, заставить его умолять, извиваться и разваливаться под ним. — Но я твой извращённый маленький ублюдок.

— Ты чертовски прав, — рычит Дин. Кинк номер один, думает Сэм, у нас обоих, когда Дин путается пальцами в длинных прядях волос и крепко сжимает, притягивая для быстрого, грязного поцелуя.

Да, это будет весело.