I said it’s been a long time

Since someone looked at me that way

It’s like you knew me

And all the things I couldn’t say…

The XX, «Together»

Следуя за Алтаном, Вадим изучал обстановку в Bellevue¹, попутно умудряясь разглядывать маячащую впереди аппетитную задницу. Задницу, обтянутую черными кашемировыми брюками и выглядывающую из-под края эффектной косухи, ворот которой был подбит мехом «огневки»². Хостес вела их через главный обеденный зал мимо бизнесменов и обеспеченных иностранцев, пожелавших отужинать на сумму, которую любой нормальный человек смог бы вложить в двухнедельный запас продуктов.

Оказавшись в дальней части панорамного ресторана, Вадим заметил мужчину в темном деловом костюме. Алексей Шувалов. Не совсем чистый на руку наследный девелопер, обосновавшийся в Москве и принадлежащий — если верить слухам — дворянскому роду Шуваловых. Тридцать шесть лет, холост, богат, до неприличия хорош собой. Оценив холеное совершенство кожи мужчины, Вадим посчитал, что фотографии из собранного на него досье безбожно пожрали его красоту. Что раздражало до скрежета в зубах, поскольку Вадим не был готов к тому, что этот столичный денди засияет при виде Алтана, будто гребаная лампа накаливания. От идеальной осанки до часов, которые он носил — Bvlgari, кажется, — мужчина излучал вайб «старых» денег так, как никогда не излучали нувориши.

— Алексей, — сказал он, поднимаясь из-за стола и протягивая Алтану руку.

Шувалов был светловолосым, высоким и стройным, с поджарым торсом и широкими плечами, которые — судя по очертаниям мускулов под графитовым костюмом от Kiton — явно могли похвастаться систематическими рандеву с бассейном. Что в некотором смысле казалось странным. Обычно богатые люди не утруждают себя любого рода физическим трудом, будучи уверенными, что деньги способны компенсировать любой недостаток.

Поигрывая языком с зубочисткой, Вадим не без удовольствия наблюдал, как Алтан нарочито неторопливо — палец за пальцем — стянул кожаные перчатки, и лишь после этого ответил на приветственный жест.

— Алтан.

Сняв косуху, он отодвинул обитое бархатом кресло и сел напротив Шувалова.

Вадим устроился за соседним столом — лицом к залу, чтобы иметь возможность отслеживать публику.

— Я взял на себя смелость заказать вино. Надеюсь, вы любите шираз? — спросил Шувалов, ослепительно улыбаясь, на что Алтан ответил коротким кивком. Разочарованный этой скупой реакцией, мужчина врубил соблазнительный тон: — Признаться, я приятно удивлен, Алтан. Журналы и интернет-издания не отдают должного вашей красоте.

Алтан надменно вздернул бровь.

— Рад, что произвел впечатление.

Не сумев подавить улыбку, Вадим отвернулся и оглядел ресторан, вспоминая свой последний визит в это заведение с фашистскими ценами. В начале лета, когда Каменный в очередной раз изъявил желание присесть Алтану на уши. До этого, кажется, когда албанцы были в городе. По прошествии лет встречи и вовлеченные стороны сливались воедино. Но вот вид на Питер… Вадим посмотрел на шпиль Адмиралтейства и Александровскую колонну, темнеющую на фоне рыжего закатного солнца. Крыши окружающих зданий были чуть припорошены снегом. Трубы выдыхали вертикальные столбы белого дыма в морозный воздух — зима в этом году пришла немного раньше, чем ее ожидали.

Вполуха слушая, как Алтан и Шувалов делают заказ подоспевшему официанту, Вадим достал телефон из внутреннего кармана дубленки и прочел новое сообщение от одного из парней, входящих в состав охраны. «ПО системы безопасности обновлено. Проверяем территорию поместья». Заблокировав экран, Вадим положил телефон на стол и расслабился в кресле, жалея, что не может снять верхнюю одежду. Люди, как невероятно чувствительные создания, имели раздражающую привычку кричать и суетиться, едва завидев его оружие. Когда официант закончил с Алтаном и Шуваловым, Вадим заказал себе фреш из красных апельсинов.

— Итак, полагаю, мой помощник посвятил вас в детали моей проблемы? — начал Шувалов, разглядывая Алтана с плохо скрываемым интересом.

Алтан, расслабленно устроившийся в кресле, по обыкновению излучал тихую скуку.

— Транспорт, насколько я понял. Вам нужен ролкер³, который доставит груз из Стокгольма и обратно.

— Верно. О логистике на земле я могу позаботиться сам, но вода — новая для меня территория, — ответил Шувалов, покручивая ножку бокала с красным вином. — А я слышал, что у вас имеется не только пара судов, но и связи в Питерском порту.

Алтан кивнул. Золото в его волосах поймало блики от точечного освещения.

— Так и есть. Что вы готовы предложить в обмен на мою услугу?

— Фиксированная плата. Сотня за… — уверенно начал Шувалов, но Алтан прервал его.

— Двадцать пять процентов.

Вадим усмехнулся, подцепив зубочистку кончиком языка. Шувалов не мог бы выглядеть более шокированно, даже если бы в помещение верхом на ишаке ворвалась голая Пэм Андерсон.

— Простите?

Алтан вздохнул и повернул голову в сторону уходящего солнца.

— Я ожидаю двадцать пять процентов от стоимости груза.

Шувалов подавился смешком.

— Вы издеваетесь, да? — с наигранной надеждой в голосе спросил он. — Нынче в Питере так шутят?

Поигрывая столовым ножом, Алтан ответил:

— И если груз конфискуют, я буду отрицать, что наша договоренность когда-либо существовала.

Глядя на Алтана, Шувалов откинулся на спинку кресла. Бесшумно постукивая по столу указательным пальцем, он несколько секунд размышлял над заявлением. Да, Золотко не привык мелочиться и отступать. Наконец Шувалов подал признаки жизни.

— Вы знаете, кто я?

Раздраженно хмурясь, Алтан смотрел на Шувалова так, словно тот был не большей помехой, чем коврик для ног.

— Человек, у которого есть некий товар и который нуждается в помощи третьей стороны, чтобы доставить его из пункта «А» в пункт «Б». Не думаю, что вы в том положении, чтобы выдвигать угрозы и требования.

— А наглости вам не занимать, — недовольно заявил мужчина.

— Десять секунд, господин Шувалов.

— Мне не нужно десять секунд, чтобы отказать вам.

— В таком случае я прощаюсь с вами, — отрезал Алтан, поднимаясь из-за стола с гибкостью кошки. Кинув на стол купюру крупного номинала, он посмотрел на Вадима. — Позвони Смирнову, скажи, что суда свободны.

Вадим кивнул, забирая со стола телефон, но в следующий момент услышал голос Шувалова.

— Подождите.

Алтан остановился и, небрежно держа косуху за лисий воротник, вопросительно приподнял бровь. Играя желваками, Шувалов хмуро разглядывал крышу Зимнего дворца. Его битва с самим собой была заведомо проиграна, поскольку в том, что касалось блефа, Алтан мог бы посоперничать со звездами покера.

— Хорошо, — ответил Шувалов, посмотрев ему в глаза. — Договорились.

— Мудрый выбор, — ответил Алтан, возвращаясь в кресло.

Прежде чем кто-либо из них заговорил снова, появился официант. После того, как напитки были розданы, парень бесшумно удалился, будто его и не было.

Сделав глоток красного вина, Алтан поинтересовался:

— Я могу узнать, что за груз будут перевозить мои ролкеры?

Шувалов тепло улыбнулся.

— К чему вам эти заморочки? Меньше знаешь — крепче спишь, верно?

— Как таинственно, — пробормотал Алтан, медленно прокручивая вино в бокале.

— Сказал бизнесмен, о котором не известно ничего, кроме того, что пишут в газетах.

Едва не застонав вслух, Вадим вытащил зубочистку изо рта. Конечно, этот мудак провел свое расследование. Насколько въедливое — еще предстояло выяснить. Как бы то ни было, упоминания связи Алтана с криминалом в масс-медиа отсутствовали, а потому Вадим полагал, что Шувалов говорил о щебете и заискивании в светских хрониках. Со своей красотой за гранью дозволенного Золотко разбил не одно хрупкое сердечко.

Глотнув вина, Алтан ответил:

— Не читаю газет, поэтому не могу судить, что именно они обо мне пишут.

Шувалов бесконечно долго, с темным голодом в глазах изучал лицо Алтана, заставляя Вадима терять самообладание. У него хреново работали предохранители, отвечающие за контроль импульсов. Вероятно, именно отсюда проистекали его болтливость и неуемный сексуальный аппетит. Секунды шли. Потягивая сок, Вадим представлял, как сворачивает мудаку шею. Звук сломанных позвонков звучал в его голове словно музыка.

Наконец продолжительное молчание Шувалова принесло плоды.

— Расскажите о своей филантропической семье, — сказал он и подался вперед, с искренним интересом в голосе добавив: — Или о ваших деловых отношениях с некоторыми… довольно сомнительными личностями.

Раздраженно поджав губы, Алтан проигнорировал тему семьи.

— Мне приходится работать с людьми из разных сфер деятельности. Я просто делаю все, что в моих силах, чтобы избежать ловушек уголовного права. Никто не хочет разделить участь Аль Капоне.

Шувалов потянулся к бутылке вина.

— Удивительно, что вы, с вашим-то интеллектом, не занялись юриспруденцией, — посетовал он, обновляя свой бокал. — Из вас вышел бы великолепный советник в сфере уголовного права.

Вадим хрустнул шеей. Его внутренний детектор брехни начал нехреново зашкаливать.

— Уголовное право — это не что иное, как дым и игра теней, — заявил Алтан.

Шувалов одарил его еще одним долгим, заинтригованным взглядом.

— Поделитесь мудростью?

Вадим жадно следил за тем, как Алтан поднял свой бокал и поднес к губам. Чувствуя, как разгоняется пульс, он чуть крепче сжал собственный напиток, сосредоточившись на ощущении холодного стекла под пальцами. Гладкого и цельного, совсем не похожего на зазубренные осколки, которые он держал в руке несколько дней назад. Той ночью, когда слизывал кровь с порезанных пальцев Алтана.

В который раз за день Вадим оглядел своего молодого босса.

Весь этот фасад — недоступность, деловитость и пренебрежение к людям, недостойным его внимания — был чертовски эротичным. С ног до головы облаченный в черное, в итальянских туфлях из полированной кожи Алтан излучал холодную элегантность и утонченность. Излучал внутреннюю силу и дерзость, которые Вадим не мог не жаждать, словно наркоман — дозу вредоносной химии.

Именно поэтому было так мучительно находиться с Алтаном круглые сутки, впитывать каждое движение его напряженных плеч, каждое движение этих длинных пальцев, каждое сочное, глубокое слово и знать, что ничего нельзя поделать с бурей в груди. Не иметь возможность выпустить это беспокойство, эту боль, это неуемное, сводящее с ума чувство, засевшее внутри, словно ядовитое жало.

— Не нужно быть юристом, чтобы понимать, что дьявол кроется в деталях, — заметил Алтан, глядя на рубиновые переливы в своем бокале. — Идеальным показательным примером является заключение контрактов. Люди подпишут что угодно, не читая бумаг. Они отказываются от своих домов, бизнеса, прав и наследства, от всего. И прелесть этого в том, что если человек идиот, то винить он может лишь себя. То же касается бизнеса. — Алтан посмотрел на Шувалова. Вишневые глаза сверкали в тусклом свете, в равной степени смертоносные и завораживающие. — Если человек, с которым я заключаю сделку, недостаточно умен, мне остается лишь воспользоваться его сквозняком в голове.

Довольный его ответом, Шувалов сделал глоток вина.

— Замечание обоснованное, но знают ли ваши партнеры, что вы смотрите на них с таким презрением? — спросил он, склонив голову на бок. — На вашем месте я бы не был столь легкомысленным.

— Я могу позволить себе столько легкомыслия, сколько захочу, — холодным тоном заявил Алтан.

Шувалов негромко рассмеялся, качая головой.

— Неудивительно, что у вас так много врагов. С такой-то политикой.

Алтан улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз.

— Мало кто способен добраться до меня. Убить — тем более.

— И часто случаются попытки? — полюбопытствовал Шувалов.

— Скучать мне определенно не дают, — ответил Алтан, пожав плечами. — Впрочем, как вы видите, выходит у них паршиво.

Устроив локти на краю стола, Шувалов подался вперед, заглядывая ему в глаза.

— И как вы решаете подобного рода проблемы?

— В теории? — вздернув бровь, спросил Алтан.

— В теории.

Откинувшись на спинку кресла, Алтан устало подпер висок двумя пальцами.

— Моя философия предельно проста: «Мужчин нужно либо ласкать, либо изничтожать»⁴.

Вадим вылупился на Алтана — нихера себе задвинул! — радуясь, что успел проглотить сок. Не удержавшись, он незаметно взглянул на промежность Шувалова, чтобы проверить наличие стояка. Потому что своим собственным стояком — Вадим поерзал, чтобы ослабить давление молнии на член — он мог бы подпирать стены.

— Надо же, Макиавелли, — удивленным и в то же время довольным тоном произнес Шувалов. — Вы полны сюрпризов, Алтан.

Вадим фыркнул. Посмотрев на Алтана, он поймал на себе его безразличный взгляд и игриво подмигнул.

— Итальянский Ренессанс может научить многому, — сказал Алтан, вернув внимание к Шувалову. — Если вы готовы поступиться некоторыми моральными принципами, разумеется.

Шувалова явно накрыло с головой. Подливая вино себе и Алтану, он фонтанировал пугающим энтузиазмом, будто ребенок, заполучивший желанную игрушку.

— Я нахожу «Государя» весьма вдохновляющим. Особенно слова о мести за малое и большое зло⁵.

Ой, заткни пасть, подумал Вадим. Он закрыл глаза, мечтая о нескольких шотах Grey Goose. И множестве лишних дырок в теле Шувалова, ведь нет лучшей закуски к водке, чем драка с поножовщиной.

Сделав глоток вина, Алтан подкинул дровишек в огонь их взаимной вербальной дрочки.

— Эта цитата одна из моих любимых. Но мне ближе мнение Макиавелли о возможностях и завоеваниях⁶. Весьма проницательно.

— К слову, как же работает ваша философия? — не унимался Шувалов, явно желая быть тем, кого приласкают, а не изничтожат.

Вадим прошептал в сок:

— Вот шкура.

— В теории? — уточнил Алтан.

— В теории, — кивнув, ответил столичный уебок и прикусил нижнюю губу.

Алтан посмотрел на Вадима.

— Безотказно, нахраписто и оперативно.

В животе Вадима тяжело заворочалось возбуждение. Опрокинув в себя остатки сока, он увидел, как Шувалов повернул голову и прищурился, бросив на него странный взгляд. Вернув внимание к Алтану, он поднял свой бокал и произнес тост:

— За преданность и узы, которые невозможно разорвать.

Балабол ебаный.

***

Когда они вышли из парадной двери отеля, по щекам Вадима ударил порыв кусачего ветра. Шум вечернего города казался приглушенным, влажные от дождя и снега дороги отражали свет фонарей. Наблюдая за Алтаном, Вадим сделал глоток американо. Держа в руке большой капучино, который они прихватили перед выходом — и в который было приказано добавить аж две порции амаретто, — Алтан оглядел подсвеченную фонарями набережную, вдоль которой прогуливались редкие прохожие. Он казался рассеянным, что было для него крайне несвойственно. Вадим нахмурился. Вообще-то, он возлагал вину за происходящее на чрезмерное количество шираза, которое Алтан выпил за ужином, но что-то все равно казалось дьявольски неправильным.

Вадим чувствовал это затылком, как чувствовал любой надвигающийся пиздец.

— Итак, должны ли мы с Шуваловым устроить дуэль в ближайшие дни или чуть позже? — сказал он, желая разрядить обстановку. — Я бы предпочел завтра, если вы не против, просто чтобы покончить с этим побыстрее. На следующей неделе у нас слишком плотный график. Кстати, где бы раздобыть кремневый пистолет?..

— Что ты несешь?

Алтан скривился, бросив на него чуть затуманенный, непонимающий взгляд, и пошел в сторону Певческого моста. Решив, что он идет к Maserati, Вадим разблокировал замки, но Алтан проигнорировал мигнувшую фарами тачку и неторопливо пересек проезжую часть. Вновь нажав кнопку на электронном ключе, Вадим в пару шагов преодолел разделявшее их расстояние и склонился ближе к Алтану… от которого несло сладостью миндального ликера.

— Ну, ясно же, что нам придется сражаться за вас насмерть. Не переживайте, Ваше Золотейшество, первым делом я прострелю его загребущие руки, а после отрежу их. Для верности.

Фыркнув, Алтан глотнул кофе и облокотился о парапет моста.

— Вадим Покровский, главный дуэлянт и мясник преступного мира Северной столицы, — саркастично произнес он.

На секунду Вадим подвис на его губах, окруженных призрачными следами горячего дыхания. Развернувшись, он устроил задницу на краю парапета, чтобы не оставлять спину Алтана открытой.

— Может быть, когда-то давно, — ответил он с усмешкой. — Теперь я служу лишь вам и защите вашей чести, мой государь.

Вадим отвесил Алтану глубокий поклон, но тот толкнул его в плечо.

— Прекрати. Люди смотрят.

— Разумеется, смотрят, — заявил Вадим, чуть отклонившись назад, и захрустел бумажным пакетом со сладкой добычей из ресторана. — Они в восторге от вашего величества, вашей милости, вашей…

— Уймись, а?..

Наклонив голову, Алтан рассеянно провел ладонью по своим косам. Вадим был почти уверен, что заметил на его щеках румянец. Впрочем, причиной этому могло быть вино, щедро сдобренное амаретто. Улыбнувшись, он открыл пакет и посмотрел на покрытую сахарной пудрой фигню, похожую на пончик. Сам бы он такое не выбрал, но Золотко временами предпринимал попытки купировать плохое настроение холестериновыми бомбами.

— После этого вы пожалеете о своем пристрастии к черному цвету, — сказал Вадим, протягивая ему открытый пакет.

Выудив из него баснословно дорогой пончик, Алтан пытался разобраться с проблемой, которую представляла гора сахарной пудры. Ебена канитель, лучше бы они прогулялись до Большой Конюшенной и зашли в пышечную, а не вот это вот все.

Алтан уже собирался впиться зубами в выпечку, когда над Мойкой просвистел резкий порыв ветра, припорашивая его сахарной пудрой, которой он отчаянно старался избежать. Вадим прикусил щеку, пытаясь не рассмеяться. Закрыв глаза, Алтан что-то пробормотал себе под нос. Больше не в силах сдерживаться, Вадим разразился хохотом, чуть не пролив на себя кофе, когда согнулся пополам.

— Вы похожи… А-а-а! — задыхаясь от смеха, выдавил Вадим. — Вы… Вы похожи на французского аристократа-а-а!

— Заткнись, — процедил Алтан, пытаясь быть серьезным, но выходило у него паршиво.

Лишь благодаря небывалой силе воли Вадим сумел перестать ржать. Выпрямившись, он посмотрел на Алтана, но в следующее мгновение снова расхохотался. Без предупреждения Алтан швырнул в него своим «недопончиком», который, отскочив от его руки, упал на влажный асфальт. Отряхнув пудру с рукава дубленки, Вадим вытащил из внутреннего кармана початую упаковку бумажных салфеток и обменял ее на стаканчик Алтана.

— Ты такой болван, — сказал тот, несмотря на мерцающий в вишневых глазах намек на веселье.

— Но вы до безумия любите меня, — подколол Вадим.

Хмурясь, Алтан вытер салфеткой лицо, а потом принялся приводить в порядок тошнотворно дорогой рыжий мех.

— Не слышу бойкого опровержения, — добавил Вадим, потягивая кофе и глядя в другую сторону.

Метрах в десяти от входа в отель черный BMW коптил воздух — пара ребят из сопровождения ждали, когда они сядут в машину.

— Это не нуждается в опровержении. — Алтан все еще возился со своей дизайнерской косухой. — Такие, как мы, любить не способны.

Вадим со вздохом скрестил ноги в лодыжках и пробормотал:

— Ну… Не сказал бы, что я не способен…

— Тогда что бы ты сказал? — поинтересовался Алтан, вручая Вадиму комок смятых салфеток и забирая у него свой кофе.

— Не знаю. Вы здесь эксперт в изничтожении и… Как вы там сказали? — Сжав бумажный комок в кулаке, Вадим сделал вид, что задумался и пощелкал пальцами. — Ах, да. В ласке.

Алтан состроил мину, лениво вращая кофе в руках.

— Я вовсе не эксперт.

— Вы эксперт по Эдгару По, — напомнил Вадим, глядя на проезжающий мимо серый седан. — А это почти то же самое.

Краем глаза он заметил, что Алтан посмотрел на него.

— Как много ты сам знаешь о По, если берешься утверждать?

— Не так уж много. — Вадим пожал плечами и глотнул американо. — Но я точно знаю, что именно его перу принадлежат слова: «Но любили мы больше, чем любят в любви…» Это дохрена романтично, если вам интересно мое мнение.

Когда ответа не последовало, Вадим повернул голову, чтобы посмотреть, что привлекло внимание Алтана. Опустив голову, тот разглядывал воду, с тихим плеском вылизывающую гранит. Вадим терпеливо ждал, допивая остатки остывающего американо. За годы служения клану Дагбаевых он становился свидетелем трех настроений своего молодого хозяина: раздраженного, хмурого и недовольного. Версия Алтана, представшая перед ним сейчас — опьянение не в счет, — была чем-то, с чем он прежде не сталкивался, а потому был вынужден продвигаться в темноте. Наощупь.

— Думаю, люди слишком наивны, — вздохнув, сказал Алтан. — Они уверены, что мир держится на идее романтической любви. Я не согласен с этим.

Вадим хотел видеть его глаза, но он уставился на свои руки, тискающие стаканчик.

— На чем же он, по-вашему, держится?

— На родственных душах, — просто завил Алтан. Подняв голову, он, наконец, взглянул на Вадима. Выпитый алкоголь и свет фонарей смягчил его хищные черты. Впервые за много лет он выглядел невероятно уязвимым и печальным. — На том, кто действительно понимает тебя. Не только понимает, но и принимает таким, какой ты есть. Безоговорочно. Любовь на подобное не способна, потому что пытается разглядеть лучшее, а значит, она слишком лицемерна.

Золотко, чтобы убить меня, тебе и оружие не нужно. И ты чертовски пьян.

— Вы думаете, подобное вообще возможно? — спросил Вадим, обернувшись на громкий автомобильный сигнал. — Я имею в виду… — Поняв, что все спокойно, он вернул внимание к Алтану. — Может ли кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему узнать кого-то?

Алтан отвернулся.

— Некоторые люди, да, конечно. Но не мы, — негромко произнес он, рассеянно глядя в сторону Зимнего дворца. — Мы обречены на одиночество. Мы отщепенцы, изолированные от социума теми самыми чертами, которые делают нас неправильными. И чтобы влиться в общество, мы вынуждены проводить жизнь во лжи.

Вадим допил остатки американо и поморщился — кофе окончательно остыл. Его попытки казаться беззаботным корчились в предсмертных конвульсиях. Алтан прав. Они в самом деле отличались от других людей. Но что есть «норма»? Что есть счастье и любовь для таких «ненормальных», как они?..

В его размышления ворвался голос Алтана:

— А ты?

— А что я? — спросил Вадим, оглядывая набережную в поисках мусорки.

— Тебе бывает одиноко?

Вадим мысленно похвалил себя за то, что не вздрогнул перед лицом этого вопроса. Представляя, в какие дебри Алтана может завести философия одиночества, он решил исключить из уравнения любой намек на серьезность.

— У меня нет на это времени, — ответил он, одарив Алтана сочной улыбкой. — Защита вашего бесценного тела и уничтожение ваших врагов — круглосуточная работа с полной занятостью.

Выпрямившись, Алтан положил обтянутые перчатками руки на гранитный парапет и посмотрел в темное небо.

— Ты не будешь заниматься этим вечно.

Что с ним, черт возьми?..

— Кто это сказал? — спросил Вадим, разглядывая изысканный профиль.

— Всего лишь озвучиваю очевидный факт, — раздраженно ответил Алтан.

Несколько бесконечно долгих секунд Вадим внимательно изучал игру теней на высоких скулах и упрямо поджатых губах. Он злился на самого себя. Для человека, чья жизнь вращалась вокруг контроля, это дикое влечение казалось бессмысленным и нежелательным. Вызывающим беспокойство.

Игнорируя голос разума, Вадим позволил себе дерзость.

Протянув руку, он прихватил пальцами одну из тонких вороных косичек и осторожно, готовясь к агрессивной реакции, скользнул вниз по шелку волос — к золотому украшению на кончике. На морозном воздухе оно ощущалось как осколок льда. Зная, что за ними могут наблюдать, Вадим не позволил себе большего. Но он точно знал, что почувствует, если склонится ближе. Сандал. Волосы Алтана пахли сандалом.

— Ваше Золотейшество планирует уволить меня? — негромко спросил Вадим. — Кто же будет делать вас несчастным?

Уставившись на мерцающую бликами воду, Алтан отрицательно покачал головой.

— Нет.

Нет.

Вадим с неохотой выпустил косичку из пальцев. Золото едва слышно бряцнуло о другие украшения.

— В таком случае этот разговор не имеет смысла?..

Проигнорировав вопрос, Алтан обошел Вадима по дуге и направился в сторону Дворцовой. Вадим устало вздохнул и обернулся.

— Ваше Золотейшество, а домой мы сегодня не поедем?

— Мы идем в «Старую книгу», — глядя перед собой, ответил Алтан.

Вадим кивнул сам себе.

— Понял.

Включив режим исполнителя желаний, он оттолкнулся от холодного парапета и, убрав руки в карманы дубленки, пошел вслед за фигурой в черном.

***

Нырнув в лавку, Вадим придержал дверь для Алтана, наблюдая, как его хмурость меняется на почти осязаемый звон предвкушения.

Ряды книг в старых обложках заполняли полки, стоящие вдоль каждой стены, на одном из антикварных столиков в беспорядке лежали несколько потертых томов Диккенса. Витрины пестрили фарфором, столовым серебром и потемневшими от времени украшениями. В общем это была сокровищница для поклонников раритетного барахла. Пахло соответствующе.

— Алтан, как хорошо, что вы заглянули! — с искренней радостью в голосе воскликнул пожилой мужчина, показавшийся из-за угла. — У меня для вас кое-что есть. Идемте!

Это был Леонид Сергеевич — один из местных антикваров, снабжающих Алтана редкими книжными изданиями. И единственный человек, которому тот открыто улыбался. Желая полюбоваться этим поистине редким зрелищем, Вадим посмотрел на Алтана, но жизнь — чтоб ее два раза спереди и сзади — была несправедлива. Как ребенок в кондитерской, Алтан исчез, растворившись в дальних уголках магазина. Вадим отпустил его, наблюдая издалека, как он склонился над витриной, сложив руки за спиной и слушая антиквара.

Пройдя вглубь зала, Вадим услышал их тихую беседу.

— Я как раз собирался звонить вам, но совсем забегался. Взгляните, ее привезли сегодня днем, — сказал Леонид Сергеевич, выкладывая на бархатное полотно солидных размеров книгу. — Это дореволюционное издание.

Сняв перчатки и отложив их в сторону, Алтан осторожно взял книгу в руки и внимательно осмотрел обложку.

— Тройной золотой обрез, — пробормотал он и взглянул на антиквара. — Издательский переплет?

— Верно.

Привалившись плечом к ближайшей стене, Вадим сложил руки на груди. Его взгляд был прикован к длинным пальцам, ласкающим таинственный изумрудный том, к контрасту резко очерченной челюсти над высоким воротом черной водолазки, к темным глазам, алчно изучающим титульные листы. Не каждый день Вадим называл мужчину мучительно красивым, но никакое другое определение даже близко не соответствовало Алтану. Особенно когда он был вот таким — поглощенным и по-настоящему живым. Едва ли Алтан осознавал, какие следы он оставляет в душах тех, кто имеет удовольствие лицезреть его вживую. Едва ли осознавал, насколько его воздействие опасно для окружающих.

Увидев, что антиквар оставил его наедине с книгой, Вадим оторвался от стены и пересек зал.

 — Это то, чем вы могли бы заниматься, — сказал он, заглядывая Алтану через плечо, чтобы рассмотреть таинственную книгу.

«Фауст» Гете. В оригинале…

Когда Алтан посмотрел на Вадима, в темных глазах плескалось непонимание.

— О чем ты?

— Это. — Вадим обвел рукой затхлое помещение. Северная Венеция, как водянистая могила, придавала этому месту определенный запах в сочетании с естественным процессом разложения книг. — Переезжайте в Европу. Купите книжный магазин. Или цветочный. Займитесь тем, что вам действительно по душе.

Алтан отложил книгу и повернулся к Вадиму, придавив его раздраженным взглядом.

— Скажи, отчего люди, не терпящие советов, так охотно дают их сами? К слову, верно ли я понял… Тебе по душе убивать?

Вадим ухмыльнулся.

— Туше.

— С чего ты вообще решил, что идея бросить все и переехать в Европу — план на миллион долларов? — спросил Алтан и вновь вцепился в книгу, уделяя ей все свое внимание.

Потому что ты кажешься загнанным в угол, Золотко.

— Скажем так, — ответил Вадим, оглядывая лавку поверх темной макушки, — я вижу в этом определенную привлекательность.

— Неужели? Будь у тебя возможность сменить место жительства, куда бы ты отправился?

Вадим поскреб щеку с намечающейся щетиной и пожал плечами.

— Бразилия. Или Испания.

В наступившей тишине он слышал лишь шелест переворачиваемых Алтаном страниц. Поняв, что обсуждение вопросов эмиграции завершено, Вадим подошел к ближайшей полке и пробежался пальцами по корешкам, вытаскивая случайную книгу только для того, чтобы поставить ее обратно. Его рука замерла над томом Ницше, когда он услышал голос. Слишком твердый для не вполне трезвого Алтана.

— Ты поставишь меня в известность, прежде чем исчезнешь в закате?

Вадим вздохнул, глядя на собственные пальцы, зависшие над книгой.

— Я думал, мы все выяснили.

— Отвечай на вопрос, — послышалось из-за спины.

Взяв с полки Ницше, Вадим открыл книгу посередине и пустил страницы веером.

— Я с вами до тех пор, пока нужен… — произнес он, но голос вернувшегося антиквара не позволил ему закончить.

— Алтан, что вы решили?

После пары секунд напряженного молчания — за время которых, казалось, произошли падения и взлеты десятков цивилизаций — Алтан ответил:

— Беру.

***

Стоя на светофоре, Вадим барабанил большим пальцем по рулю, с нетерпением ожидая приезда домой и не желая сталкиваться с последствиями испортившегося настроения Алтана. Была почти полночь, и Вадиму хотелось лишь одного: отдохнуть, потому что эта, казалось бы, обычная вылазка в город превратилась в крайне выматывающее эмоциональное приключение. Вернувшись в поместье, Алтан будет бодрствовать еще несколько часов. Он редко ложился спать раньше трех часов ночи, а если и засыпал раньше, то всякий раз просыпался из-за преследующих его кошмаров.

Когда из стереосистемы послышался хрипловатый плач Jony, Вадим сделал музыку чуть громче и посмотрел в зеркало заднего вида. Глядя на огни ночного Питера, Алтан хмурился похлеще прежнего. Заметив, что светофор загорелся зеленым, Вадим мягко тронулся с места.

«Наверно, ты меня не помнишь… Соври, что я нужен тебе… Так будет мне легче болеть… Соври, что я нужен тебе…»

— Выключи, — рявкнул Алтан, оказавшись между сиденьями и протягивая руку к плееру.

Пытаясь убрать его пальцы от сенсорного экрана, Вадим засмеялся.

— Да ладно вам, ну хорошо же поют.

— Этот стон у нас песней зовется?.. — проворчал Алтан, после чего ему все-таки удалось сменить трек.

Когда салон наполнился тоскливыми придыханиями группы The XX, он, наконец, вернулся на место и снова уставился в окно.

Чем бы дитя ни тешилось…

Вадим никогда и ни к чему не относился слишком серьезно — ни к убийствам, ни к смерти, ни к своей гордости. Он не переваривал политику бизнеса и не стремился к власти, потому что она вывела бы его из гущи событий. По этой же причине он жил согласно правилу: никогда не отказываться от какой бы то ни было работы. Его анархистское сердце и порочный ум чувствовали себя куда комфортней в условиях вольного найма, но Вадим никогда бы не подумал, что однажды совершенно привычные вещи обернутся для него… заботой о капризном цветке, требующем невероятного количества внимания.

Если подумать, последние несколько лет он жил как главный нейрохирург страны — всегда на связи, не имея возможности расслабиться и отвлечься. И его мир вращался вокруг единственного человека, представляющего собой настоящую загадку.

Алтан всегда был интровертом. Он говорил очень мало, предпочитая в основном слушать, но когда все-таки открывал рот, произносимые им вещи оказывались настолько лаконичными и проницательными, что даже людям, которые зарабатывали ораторством, было трудно найти соответствующий ответ. Каждое его слово Вадим хранил при себе, потому что слишком часто в них заключалось тайное откровение о самом Алтане. Он отслеживал каждую его реакцию, каждое действие, но особенно внимательно следил за его неподвижностью, которую невозможно застать ни в операционной, ни в зале суда, ни в законодательной палате. Такая неподвижность была свойственна людям, прошедшим войну. Неподвижность, которая рождалась при работе со снайперской винтовкой. Преднамеренная и непоколебимая, сродни тишине, в которой ты улавливал движение ветра, трепет листьев и осторожные вдохи. Эта тишина была терпеливой. Выжидательной.

Вадим бросил взгляд в зеркало.

Лицо Алтана было наполовину скрыто тенью. Единственное, что Вадим мог ясно видеть — это его идеальный рот, обрисованный светом пролетающих мимо фонарей. Нижняя губа подвергалась жестокой пытке нервными покусываниями.

— Смотри на дорогу, — пробормотал Алтан, глядя в окно.

Вадим глубоко вздохнул.

— Есть, смотреть на дорогу.

***

Ворота, преграждающие путь на территорию владений Дагбаевых, открылись, впуская Maserati и сидевшую на хвосте BMW. Шелестя колесами по гравию, кортеж беспрепятственно проехал мимо поста охраны. Как часовая поездка в абсолютной тишине могла оказаться настолько выматывающей?.. Припарковав авто напротив парадной двери, Вадим заглушил двигатель и выскользнул из салона. Не дожидаясь, пока ему откроют дверь, Алтан выбрался из Maserati и гордо прошествовал к тяжелым дверям особняка. Судя по пустым рукам, он прихватил с собой только плохое настроение, забыв книгу, за которую отстегнул шестизначную сумму.

Забрав из салона брошенный антикварный том, Вадим зашел в дом и встал посреди огромного кругового холла. Беззастенчиво наблюдая за стройной фигурой Алтана, поднимающегося по широкой лестнице, ведущей на второй этаж, он душил в себе порыв броситься следом.

— Алтан.

Низкий голос Вадима взлетел вверх и отразился от высокого потолка холла, превратившись в раскат грома. 

Держась за поручень, Алтан остановился на середине лестницы и повернул голову, встретившись с Вадимом взглядом через плечо. Вадим уставился на него в ответ и поднял руку, демонстрируя брошенную на произвол судьбы книгу. Посмотрев на нее, Алтан повернулся, но не сдвинулся с места.

Блять.

Через пару лет Вадиму предстояло разменять пятый десяток, а он позволял избалованному засранцу двадцати пяти лет от роду водить себя за нос. И за член. Пожалуй, Вадиму стоит отрезать себе яйца, ведь его звание мужика явно кануло в лету. Кроме того, он, кажется, заразился от Алтана ребячеством, поскольку едва не закатил глаза. Он пересек холл и преодолел разделяющие их ступени, после чего Алтан буквально вырвал книгу из его рук.

Вадим усмехнулся, стоя на ступени, сровнявшей их в росте.

Он внимательно наблюдал за тем, как на резных скулах ходили желваки, на шее, прямо над воротом водолазки, трепетал пульс. Вадиму потребовалось все его самообладание, чтобы не уронить Алтана на ступени и не впиться поцелуем в его губы. Очевидно, под выжидательным взглядом вишневых глаз логика имела свойство испаряться. Или же всему виной было тусклое ночное освещение особняка. А немая просьба в глубине расширенных зрачков являлась не более чем принятием желаемого за действительное.

Вадим был человеком, который верил в инстинкты. Они являлись единственной причиной, благодаря которой он все еще был жив и свободно ходил по земле. В противном случае он мог бы не дожить до пятнадцати лет, не говоря уже о тридцати восьми.

Глядя на застывшую темную фигуру, он точно знал, что подсказывал его инстинкт, но не спешил поддаваться толкающим в спину бесплотным ладоням. Поскольку был уверен, что Алтан едва ли готов быть честным с самим собой до конца. А потому Вадиму оставалось лишь одно.

— Мне подоткнуть вам одеяло? — подколол он, заработав злой прищур.

Подавшись вперед, Алтан произнес слова, которые буквально сочились ядом.

— Знай свое место. 

Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, он снял с себя косуху и швырнул ее Вадиму в руки. Резкий разворот, взметнувшееся в воздух золото в волосах, стремительно преодоленные ступени, — и Алтан исчез на втором этаже.

Улыбнувшись ему вслед, Вадим поднес рыжий мех к носу. Да, очевидно, за все эти годы у него все же сформировалась болезненная зависимость.

Спускаясь вниз, он остановился, когда открылась входная дверь. На пороге показался Василий — один из охранников. И он держал в руке черную коробку, аккуратно перевязанную золотой лентой.

— Это еще что за херня? — спросил Вадим.

Василий протянул ему коробку и маленький белый конверт.

— Не знаю. — Мужчина пожал широкими плечами. — Ее только что доставили.

Вадим нахмурился, взвешивая в руке увесистую посылку. 

— На металл проверили?

— Конечно, — ответил Василий.

— Свободен.

Когда охранник закрыл за собой дверь, Вадим прошел в гостиную, освещенную светом потрескивающего камина. Бросив косуху Алтана на спинку дивана, он открыл конверт и вытащил белую карточку из плотного картона с витиеватым тиснением по краям. Вадим увидел идеальный наклонный почерк. К его крайнему неудовольствию записка оказалась от Шувалова. Вадим слишком устал, чтобы напрягать себя попытками сохранять нейтральное выражение лица — свидетелей того, как низко он пал, все равно не наблюдалось.

Алатан, благодарю вас за поучительную беседу. Надеюсь, вы сумеете выкроить время для еще одной встречи. Наедине.

Чуть ниже стояла подпись:

«Алексей».

Вадим громко фыркнул.

Развязав ленту, он открыл тяжелую коробку и моргнул при виде содержимого. Это был бурбон. Очень старый, очень дорогой бурбон. 

Да, Золотко произвел неслабое впечатление. 

Недолго думая, Вадим вытащил бутылку и подошел к полыхающему камину. Изучая этикетку, он не глядя бросил коробку в огонь. Следом отправилась змеящаяся золотистая лента. Наблюдая, как она сморщивается и темнеет от соприкосновения с пламенем, Вадим откупорил бурбон и сделал солидный глоток. Наслаждаясь оставленным алкоголем ожогом, он еще раз взглянул на открытку.

— Хуй тебе за щеку, а не встреча, — прохрипел он, и в следующий момент филигранно выведенные слова поглотил огонь.