Вадим наслаждался извивающимся под ним телом.

— Не хочешь узнать мое имя? — прошептала брюнетка, и он усмехнулся, касаясь губами ее шеи.

— Возможно, я смутно заинтересован.

Вадим замер и шумно вздохнул, когда на тумбочке зазвонил его телефон. Резко и настойчиво. Потянувшись к нему и взглянув на экран с высветившимся сообщением, он пробормотал:

— Но это уже совсем другая история.

Девица нахмурилась, притягивая его бедра ближе.

— Ты же не собираешься останавливаться?

— У меня работа, — ответил Вадим, затем оторвал от себя цепкие руки и откатился в сторону.

Привалившись к спинке кровати, он нажал на «вызов» и услышал лишь пару гудков, прежде чем ему ответили. 

— Ах, Вадим, как хорошо, что ты так быстро перезвонил, — обеспокоенным тоном протараторила Валентина Юрьевна, работающая у Алтана экономкой, — ты должен приехать в поместье. Алташа второй день ничего не ест, только и знает, что торчит в оранжерее. Я волнуюсь.

«Алташу» нужно пороть, да почаще.

— Понял, — ответил Вадим, игнорируя жесткую эрекцию и оглядывая комнату в поисках одежды. — Я сейчас на Петроградке, но постараюсь добраться оперативнее.

— Спасибо, милый. Осторожней на дороге.

Вадим отключил звонок и скатился с кровати, потянувшись за джинсами. Безымянная девушка распростерлась на своих красных простынях, как сильфида с бахромой опущенных темных ресниц, оттеняющих смеющиеся карие глаза. Правда сейчас эти глаза были полны недовольства. Они внимательно следили за тем, как Вадим надевал джинсы и свитер с высоким горлом, прикрывающим его яркое тату.

— Что за работа может вот так легко оторвать от удовольствия в выходной день?

— Та, что доставляет еще больше удовольствия? — ответил Вадим, усмехнувшись.

Накинув на себя дубленку, он направился к двери. Голос девушки, раздраженный и звонкий, догнал его на пути к выходу.

— Ты самое огромное разочарование!

Вадим рассмеялся, захлопывая за собой дверь квартиры. Перепрыгивая через две ступени, он выскочил в темный вечер, который встретил его морозным воздухом, мелким снегом и звонкими голосами детей, играющих на детской площадке в сквере. Выдохнув облако пара, Вадим направился в сторону джипа, припаркованного через дорогу, и поежился, когда инстинкты, словно охотничьи псы, беспокойно подняли головы. Он огляделся. Черный внедорожник с синими номерами, стоящий на углу Малого и Колпинской, стал подсказкой. Джип мигнул фарами, когда Вадим разблокировал замки, но он не успел сойти с тротуара — из-за угла дома вышел человек. Прозвучал знакомый насмешливый голос:

— Вадим Покровский, мой нелюбимый наемник. Ты же не собирался переходить дорогу в неположенном месте?

Вадим вздохнул и обернулся, теребя в руке ключ от авто.

— А-а, майор Соколов, — протянул он, разглядывая следователя МВД, одетого в зимнюю форму, и хваля себя за прозорливость — он оставил оружие в салоне тачки, — чему обязан этому неслыханному удовольствию?

Соколов улыбнулся, остановившись в метре от Вадима. Обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки, в которой он держал кожаную папку, сверкнуло в свете фонаря. Судя по раскрасневшимся щекам и носу, мужчина поджидал его с того момента, как Вадим вошел в парадную. И он явно был не в восторге от того, что в такую погоду был вынужден торчать на улице.

— Я вышел покататься, присмотреть жене подарок к Новому году. И тут увидел джип со знакомыми номерами. Решил остановиться, проверить, как поживает мой старый друг.

Усмехнувшись, Вадим убрал руки в карманы куртки и поднял плечи, защищаясь от холодного ветра.

— Друг? Вы, должно быть, шутите. Все знают, что у меня нет друзей.

— Это так странно, ведь наемники такие милые люди, — саркастично заявил Соколов.

— Вы тоже чертовски привлекательны, майор.

Вадим потянулся к его лицу, всеми силами пытаясь заставить себя не заржать, когда мужчина отскочил назад. Стиснув зубы, он проигнорировал провокацию и оглядел окна шестиэтажки, из которой вышел Вадим.

— Ты приезжал в гости? — спросил Соколов.

Вадим широко улыбнулся.

— Нет, забирал набор марок, которые купил через Авито, — сказал он и обернулся на пиликанье открывшейся двери подъезда, из которого вышла пожилая женщина. Он снова посмотрел на майора. — У вас ко мне какое-то дело или вам просто некому излить душу?

Соколов прищурился и вытащил из кармана форменной куртки пачку Parliament.

— Где может быть Терентьев?

Вадим моргнул, ощутив при этом накатывающее напряжение. Терентьев — владелец нескольких питерских ресторанов, с которым у Алтана недавно состоялась встреча на предмет инвестирования и совместного бизнеса.

— Какой Терентьев? — невинным тоном спросил Вадим.

Явно начиная раздражаться, Соколов торопливо затянулся и выпустил дым.

— Максим Терентьев, владелец холдинга Grafin-Project, — прорычал он.

Вадим пожал широкими плечами.

— Понятия не имею, о ком вы, майор.

— Ты в курсе, что Сотников был убит прошлой ночью?

Нет, эту новость Вадим, очевидно, пропустил. Сотников. Хозяин самого дорогого ресторана Питера, у которого Терентьев пытался выкупить заведение.

— М-м-м, Сотников? — нахмурившись, протянул Вадим.

— Да, — сквозь зубы процедил Соколов. — Хозяин Toulouse-Lautrec.

Вадим ахнул, распахнув глаза в притворном восторге. Он пощелкал пальцами правой руки.

— Это же новая попсовая группа, а он — их вокалист или что-то в этом роде?

Соколов ухмыльнулся и прищурился, делая затяжку. Когда дым покинул его рот, он выжидательно посмотрел на Вадима.

— Хватит. В прошлом месяце твой наниматель встречался с Терентьевым в ресторане Luce. Ты присутствовал.

Вадим вздохнул, стараясь при этом выглядеть максимально удрученно.

— Если вы говорите, что мой наниматель там был, значит он там был. И что? Он не имеет права пообедать в ресторане?

— Во время их беседы всплывало имя Сотникова?

Кусочки логики Соколова сложились воедино, как ряд лампочек, включающихся одна за другой. Он хотел знать, не замешан ли в убийстве Алтан. Нет, черт возьми, не замешан.

— Никто никого не упоминал, — спокойно ответил Вадим.

Соколов порылся в папке, которую держал в руках, и извлек яркую фотографию окровавленного тела Сотникова размером двадцать на двадцать пять сантиметров. Или, скорее, того, что осталось от мужика. Его покалеченное и разукрашенное синяками тело лежало в мусорном контейнере. На коже виднелись крошечные рваные раны. Вадиму потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это — следы крысиных зубов.

— Это мог сделать Терентьев? — спросил Соколов.

Блядь, нет, чистоплюй Терентьев этого не делал. То есть не делал этого собственными руками. Он заказал убийство. Очевидно.

— Знаете, что? — произнес Вадим, посмотрев на Соколова. — Позвольте-ка мне позвонить адвокату. Уверен, он хотел бы присутствовать при этом небольшом допросе, в котором упоминается мой наниматель.

Вадим достал из кармана дубленки телефон с почти полностью севшей батареей и набрал номер юрисконсульта, работающего на Алтана.

— Покровский, уймись, — проворчал Соколов. — Я просто хочу знать, что ты видел и слышал.

Вадим проигнорировал его. Услышав голос секретаря, он врубил приветливый тон.

— Ксения, дорогая, это Вадим Покровский, угу. Соедини меня с Альбертом Яковлевичем. Да, я подожду. — Вадим отодвинул телефон от рта и посмотрел на Соколова. — Это займет всего секунду.

— Мне не нужен ни ты, ни твой Дагбаев, — раздраженно сказал мужчина. — Только Терентьев, черт возьми. Помоги мне.

— Вы обкурились, майор? Хотите, чтобы я выдал информацию о деловом партнере моего нанимателя? Не говоря уже о том, что, в случае доказательства вины Терентьева, Дагбаев может получить ответку в виде ебаной пули в голову?

— Не мог бы ты заткнуться на две секунды и просто, блядь, послушать? — рявкнул Соколов.

Выхватив у Вадима сотовый телефон, он нажал «отбой», прежде чем бросить аппарат обратно ему в руки. Убирая смартфон в карман, Вадим возмутился:

— «Отвечай», «заткнись». Вы уж определитесь, майор, а то я получаю от вас противоречивые сигналы. Я птичка — мне такое сложно.

Он не особенно расстроился из-за несостоявшейся беседы с юристом. Произошедшее означало, что Соколов говорил правду — он отчаянно нуждался в помощи, если считал необходимым совершать подобные шаги. Соколов вздохнул, посмотрев на пару внешних камер видеонаблюдения. Вероятно, благодаря собственной выходке он засвидетельствовал, как его карьера промелькнула у него перед глазами.

— Еще раз, — вновь начал Соколов. — Терентьев говорил о Сотникове во время той встречи? Хоть раз.

Вадим шагнул в его сторону и, наклонившись ближе, произнес:

— Понятия. Не. Имею. Я телохранитель Дагбаева, а не друг или советник. 

В край разозлившись, Соколов стиснул зубы и закрыл глаза. Подышав несколько секунд, он посмотрел на Вадима и, не глядя, вытащил из внутреннего кармана куртки визитку. На мгновение Вадим подумал проигнорировать ее, но предположив, что обратное послужит поводом побыстрее уехать, принял кусок картона. Ему нужно было торопиться в поместье. Положив визитку в карман джинсов, Вадим развернулся, шагнул с тротуара на проезжую часть и направился к ожидающему его джипу.

***

Выбравшись из нагретого салона на декабрьский воздух, Вадим захлопнул дверь и в три широких шага преодолел пологие мраморные ступени, ведущие к парадному входу в особняк. Еще на подъезде к поместью он видел, что свет в оранжерее не горел. И это было странно, поскольку порой Алтан мог зависать там чуть ли не до рассвета. Вадим толкнул тяжелую створку двойной двери и очутился в тишине погруженного в полумрак холла. С воздухе парил божественный аромат лимонной выпечки. Ведомый голодом и пробудившимся интересом, Вадим миновал столовую — попутно сняв дубленку и бросив ее на один из стульев — и буквально ввалился в кухню, наполненную звуками работающего телевизора. Стоящая спиной к выходу Валентина Юрьевна с головой ушла в нанесение кремовых шапочек на лимонные кексы, а потому не заметила его появления. Недолго думая, Вадим подкрался ближе и заглянул женщине через плечо.

— А в тюрьме щас макароны дают.

— Боже милостивый! — обернувшись, испуганно взвизгнула Валентина Юрьевна.

Вадим захохотал, успев отскочить назад. Держась за сердце, шестидесятилетняя женщина угрожающе направляла в его сторону кондитерский шпатель, очевидно, рассчитывая использовать его как оружие. Ее седые волосы были собраны в аккуратную высокую прическу, в ушах мерцали небольшие сережки, а под девственно-незапятнанным кипенным передником было надето серо-голубое платье классического покроя.

— Вадим! Как тебе не стыдно?! — то ли смеясь, то ли рыдая воскликнула она, все еще держа шпатель в дрожащей от испуга руке.

— Ладно, ладно, виноват, — пробормотал Вадим, посмеиваясь, и обхватил тонкое запястье, отводя его в сторону, чтобы не испачкаться в креме. Он шагнул ближе и взглянул на выпечку, готовую к тому, чтобы он вонзил в нее свои зубы, но вспомнил причину, по которой сорвался в пригород. — Ну, рассказывайте, что у нас плохого?

— Ох, Вадим… — качая головой, начала женщина и набрала шпателем пышный крем.

Вадим, опьяненный аппетитными ароматами, сглотнул слюну.

— Я понял, не продолжайте, — сказал он и жадно потянулся к одному из готовых кексов с творожно-сливочной шапочкой, в которой виднелись крохотные кусочки зеленоватой цедры.

Валентина Юрьевна шлепнула его по руке и, указав в сторону двойной монолитной мойки, принялась посыпать подготовленную выпечку крупными хлопьями белого шоколада.

Вадим драматично вздохнул.

— На свете нет ничего более жестокого, чем женское сердце, — посетовал он, но послушно отправился мыть руки.

Закончив, он оторвал пару бумажных полотенец с висящего на стене рулона и промокнул воду с рук, после чего выбросил мокрый комок салфеток в мусорное ведро. Чувствуя себя Одиссеем, влекомым песней сирены, он снова потянулся к кексам. На этот раз удачно. Откусив край все еще теплого, нежного бисквита, покрытого кремом с островато-сладким лаймовым вкусом, Вадим зажмурился и громко застонал. Он посмотрел на свой надкусанный кекс и пробормотал с набитым ртом:

— Блин, это обалденно.

— Спасибо, милый, — улыбнувшись, ответила Валентина Юрьевна и вручила Вадиму поднос, полный кексов, — но прекращай тянуть время. Иди, узнай, в чем дело.

Вадим моргнул, глядя на нее сверху вниз, и поправил поднос, чтобы освободить руку, в которой он держал недоеденный кекс.

— Я не тяну время.

Возмущенный ролью подавальщика, он обошел остров и направился в сторону двери, параллельно запихивая в рот остатки кекса.

— Тогда не бойся, — беззаботно прилетело ему в спину.

Вадим чуть не подавился. Выходя из кухни, он проворчал с полным ртом:

— «Розарио Агро еще никто не называл беременным».

Пережевывая кекс, Вадим шел вглубь особняка, оформленного в духе неоклассицизма с примесью восточных нот. В целом обстановка представляла собой оргию всех оттенков шоколада — от светлого до самого темного, — профессионально смиксованных с рандомно внедренными в интерьер изумрудными и золотыми пятнами. Если бы не освещение, по ночам здесь было бы темнее, чем в заднице у девственника.

Проходя по украшенной арочными окнами библиотеке, Вадим заметил, что снегопад усилился — стал гуще и быстрее. Когда до его слуха донеслись едва слышные, робкие переливы рояля, он посмотрел вперед. Полоска теплого света, исходящая из-под двойных дверей, ведущих в гостиную, стала его маяком в ночи. Он не стуча вошел в огромную, окутанную полумраком комнату. Единственным источником света здесь оказался потрескивающий камин и несколько свечей, расставленных ближе к роялю. Будто мерцающий аванпост, оберегающий своего хозяина от залегших в углах злых теней.

Хозяина, который, казалось, вообще не заметил появления Вадима.

Одетый в черный шелковый халат, с влажными после душа волосами, Алтан сидел за роялем. Впрочем, сидел — слишком сильное слово. Он, скорее, устало развалился, облокотившись о переднюю стенку и положив тяжелую голову на предплечье. Уставившись на клавиши, он негромко наигрывал какую-то мелодию. Пальцы, о которых Вадим так часто думал по ночам, медленно скользили из стороны в сторону. Сияние свечей превращало резкие черты лица Алтана в захватывающие игры света и тени.

Торжество уныния короновала бутылка вина, рядом с которой стоял изящный бокал с остатками рубинового напитка. Подойдя ближе, Вадим поставил поднос рядом с вином — аккурат перед носом у Алтана, как бы намекая, что даже его неплохо бы закусывать.

— Что ты здесь делаешь? — пробормотал Алтан, продолжая перебирать клавиши.

Хрипотца в его баритоне пустила по позвоночнику приятную волну тепла. Игнорируя собственную реакцию, Вадим схватил еще один кекс и, откусив кусок, поставил локти на край рояля.

— Валентина Юрьевна попросила меня приехать, — сказал он, глядя на влажную вихрастую макушку. — Сказала, что вы сидите как упырь в темноте и часам к пяти утра опустошите винный погреб.

Алтан вздохнул.

— Она этого не говорила. Но я сегодня щедрый — дам тебе еще одну попытку.

Вадим хмыкнул. Облизав испачканный в креме большой палец, признался:

— Хорошо, это мое собственное умозаключение. Отвечая на ваш вопрос, скажу: приехал потому что мне стало любопытно.

— Что именно? — спросил Алтан, все еще обращаясь к клавишам.

— Ну-у, скажем так, — протянул Вадим, прицеливаясь для следующего укуса, — меня охуеть как интригует ваше поведение последних дней.

Алтан фыркнул.

— Ты проделал весь этот путь потому, что был заинтригован?

Вадим пожал плечами. Откусив кусок кекса, он — ай, блядь! — случайно уронил на полировку немного белого шоколада. Подцепив его подушечкой пальца — да чтоб тебя! — он сделал еще хуже. Подтаяв, шоколад оставил следы на идеальной черной поверхности. Зато Вадим, наконец-то, сумел привлечь внимание Алтана — темная макушка раздраженно засопела. Вадим усмехнулся.

— Я совершал гораздо худшие поступки, руководствуясь куда более слабыми мотивами, — заявил он.

И без того сопливая мелодия изменилась, выйдя на новый уровень «душераздирания». Вадим даже близко не понимал причин нынешней меланхолии Алтана, но одно знал наверняка: Золотко был одним из тех мазохистов, что в моменты тоски слушали пиздецки грустные музыкальные темы, очевидно, в стремлении прочувствовать все нюансы своей боли. Чтобы, так сказать, «прострадать» ее как следует.

— Знаешь, я тоже заинтригован, — пробормотал Алтан и наконец поднял голову с предплечья.

Столкнувшись с удручающе непроницаемым взглядом темных глаз — глаз, которые изучали его так, будто он был товаром, стоящим гораздо меньше, чем за него платили, — Вадим позволил себе наглость в виде нескольких секунд молчания. Он улыбнулся уголком губ.

— Чем же?

— Тем, что ты вдруг отключил перманентный муд ублюдка, — не задумываясь, ответил Алтан.

Фыркнув, Вадим театрально махнул рукой.

— Ой, перестаньте, а то мое эго не выдержит, — заявил он и заглотил остатки кекса.

Сняв с плеч кобуру, Вадим положил ее на один из крохотных столиков и пересек темную гостиную. Он взял с сервировочного столика угловатый рокс, плеснул себе виски на пару пальцев и устроился на ближайшем к Алтану диване. Делая первый обжигающий глоток, Вадим беззастенчиво наблюдал за своим явно нетрезвым хозяином.

Погруженный в мрачное настроение, весь сотканный из тайн и невидимого, Алтан продолжал наигрывать все тот же медленный, мелодичный мотив. Этим вечером, без своей темной ауры, без брони в виде одежды, наглухо скрывающей все его тело, без заплетенных в косы волос и идеально прямой спины, Алтан казался моложе своего возраста. Слишком соблазнительным для человека.

Разглядывая вьющуюся по его голени татуировку, Вадим размышлял об уровне его тактильного голода. Учитывая нелюбовь Алтана к прикосновениям посторонних, а также манию к обезличенному сексу в одежде, он должен сходить с ума без банальных, повседневных вещей вроде объятий. Вадим попытался вообразить себе жизнь без прикосновений, будь то дружеских или интимных, и не смог. Впрочем, Алтан был загнан в клетку страхов и комплексов не по своей воле.

Быть наследником Баатара само по себе являлось бременем из-за ответственности и власти, которые приходили с этим положением. Хотя смерть матери Алтана сделала его менее уязвимым для нападения и шантажа, поскольку он лишился предмета слабости, который враги могли бы использовать против него. Но это также означало, что ему не на кого опереться, некому довериться настолько, чтобы ощущать себя в безопасности на том фундаментальном уровне, который могла предоставить лишь семья. А Юмжит… Юмжит рассматривала Алтана исключительно как некий ненадежный актив, малоперспективный задел, в обозримом будущем которого ожидал целый букет возможностей умереть.

Делало ли это Алтана одним из самых несчастных людей, которых знал Вадим? Возможно. Но он определенно казался ему самым одиноким человеком в мире.

Вадим никогда не нуждался в привязанности, в излишней близости с кем бы то ни было, но его толстокожесть теряла свой эффект всякий раз, когда он представлял Алтана, окруженного когда-то заботой матери и потерявшего все в один момент.

Такой молодой, явно нуждающийся в любви и в тоже время никому не нужный.

Глотнув виски, Вадим посмотрел на стоящий перед ним низкий столик и вздернул рассеченную шрамом бровь. Там были разбросаны книги-альбомы. «Обнаженная мужская натура» и несколько коллекций фотографов, среди которых был некий Мэпплтроп¹. На каждой обложке можно было увидеть мужские тела. Вадим представил, как совсем недавно Алтан сидел на этом самом месте и рассматривал коллекции. Возможно, даже испытывал желание.

Блядь. Одна лишь мысль об этом была одновременно неправильной и возбуждающей.

Алтан громко вздохнул, вырвав Вадима из шквала эротических сцен, заполнивших его сознание. Поднеся рокс к губам, он наблюдал, как задумчивое выражение на лице Алтана сменилось печалью. Свет от камина и свечей мерцал в его волосах, танцевал по линиям мышц и позвоночника на его покрытой шелком спине. Подлив вина, Алтан одним махом опрокинул в себя полбокала. Вадим нахмурился.

— Что бы вас ни беспокоило, завязывайте с этим дерьмом.

Обернувшись, Алтан послал ему вопросительный взгляд. Ну, настолько вопросительный, насколько это возможно для надменного принца, взирающего на коленопреклоненного холуя.

— Я выпил не так уж много, — заявил он соответствующим тоном.

Из этой бутылки — возможно.

— Не заливайте, — фыркнул Вадим, глядя в золотые переливы в своем бокале. — Еще немного, и вы будете в хлам.

— Хватит, — процедил Алтан и потянулся к кексу. Уже неплохо. — Я опьянел, потому что не ужинал.

Ага. А еще не завтракал и не обедал. Тройной джекпот.

Взяв свой бокал, Алтан поднялся на ноги и прошел к дивану, на котором сидел Вадим. Расслабленно устроившись на другом конце, он надкусил кекс с таким видом, будто они тут поминки устраивали. Что нужно делать? Что говорить? Хрен поймет, потому что психотерапевт из Вадима, как из говна — пуля. Блядь. Чувствуя себя полнейшим мудаком, лишенным социальных навыков, Вадим решил импровизировать.

— Байрон сказал, что великое искусство жизни — это способность чувствовать, что ты существуешь, даже через боль.

Это было самое близкое к возможной помощи, которую он был в силах оказать. Неторопливо пережевывая кекс, Алтан уставился в темноту на другом конце комнаты.

— Жить значит пресмыкаться на земле.²

Да еб твою мать…

— И единственное, что остается — это беспробудно бухать.

Вадим фыркнул в свой бокал и сделал глоток.

— Я не бухаю беспробудно, черт возьми, — ответил Алтан дребезжащим от злости голосом и устало посмотрел на Вадима. — Это первый раз после встречи с Шуваловым. Почему я вообще должен отчитываться?

Вадим вздохнул. Глотнув виски, он глянул на Алтана. Халат на его груди чуть распахнулся, предоставив вид на гладкую оливковую кожу и смуглый сосок. Вадима накрыло шквалом похоти и голода. С трудом сглотнув, он прохрипел:

— А знаете, что? Продолжайте играть в бутылочку и нахуяриваться. С вами куда проще иметь дело, когда вы подшофе.

Алтана это ни капли не задело. Глядя на свой кекс, он оторвал кусочек и, прежде чем отправить его себе в рот, небрежно заявил:

— С тобой тоже куда проще иметь дело, когда я подшофе.

Вот и славно, блядь. Вот и поговорили.

Несколько минут они просто разделяли тихий момент, наблюдая, как падает снег и пылает камин. Поняв, что Алтан закончил клевать кекс, Вадим встал, чтобы подлить себе виски и заодно захватить поднос. Поставив кексы ближе к Алтану, он вернулся на свое место и сполз чуть ниже на подушках, начав ощущать расслабление от выпитого алкоголя. В этот момент он заметил масляное полотно, которое прежде не видел.

Написанное в духе мастеров итальянского ренессанса, оно демонстрировало троих крылатых молодых людей — совершенно идентичных — с телами Аполлона. Один с явно непотребным желанием в глазах притягивал брата за талию, в то время как второй, удерживал его на расстоянии, осторожно касался его губ пальцами. Третий обнимал их обоих, выглядя при этом так, будто испытывал величайшую муку.

Вадим прочистил горло.

— Что за картина?

Потянувшись за кексом, Алтан бросил короткий взгляд на полотно. Устроившись удобней, он подцепил пальцем лаймовый крем.

— «Эрос, Сторге и Людус».

Нахмурившись, Вадим глотнул виски.

— Первую часть понял, а вот вторую и третью — не очень.

Алтан облизал палец.

Член Вадима, который и без провокаций справлялся с ожидаемой от него функцией, теперь был настолько тверд, что посмотри Алтан вниз, заметил бы его даже в полутемной комнате.

— Современная интерпретация картины Тициана «Amor sacro e Amor profano». Любовь священная и любовь земная, — ответил Алтан.

Вадим все еще пялился на его губы. Было легко представить, что на вкус они напоминали ежевику или гранат — что-то восхитительно темное, переходящее тонкую грань между сладким и терпким. Поняв, что выпал из русла беседы, Вадим глотнул виски.

— Хм-м? — протянул он в запотевший от дыхания бокал.

Потянувшись к столу, Алтан взял бокал и сделал глоток вина. Вернув его на место, он откинулся на спинку дивана и взглянул на полотно. 

— На оригинале, выставленном в галерее Боргезе³, изображены две ипостаси Венеры. Искусствоведы до сих пор не могут прийти к единому мнению относительно значения этих понятий. Тициан изобразил этот образ первым, но обычно считается, что саму аллегорию придумал кто-то другой. Здесь изображен Эрос — тот, что притягивает брата в объятия, — эгоистичная любовь, Сторге — пытающийся успокоить брата, — чистая любовь. И Людус. Любовь-зависимость, в которой невозможно получить желаемое. Чувство, в котором тебя перемалывает как в мясорубке из-за сменяющихся состояний — от эйфории до депрессии.

Слушая его, Вадим разрывался между желанием сбежать и желанием поцеловать влажные от вина губы.  

На свете была одна вещь, перед которой такой больной ублюдок, как Вадим, не мог устоять. Вещь, которую он мог по-настоящему разглядеть лишь в моменты, подобные этому. Вещь, которая обнажалась всякий раз, когда Алтан снимал с себя маску, надеваемую им прежде чем выйти за порог особняка.

Невинность.

Мужчины вроде Вадима всегда жаждали того, что они не могли иметь, потому что, даже просто прикоснувшись, уничтожали это, как раковая опухоль. Разъедали, словно кислота. В конце концов, Вадима не зря считали изувером и палачом. Все, в чем он когда-либо был по-настоящему хорош, — это в умерщвлении и осквернении. Беря в руки нечто чистое и цельное, он всякий раз оставлял это гноящимся, разлагающимся месивом.

Поняв, что пауза затянулась, Вадим прочистил пересохшее горло и спросил:

— И что вы об этом думаете?

Алтан посмотрел на него с непроницаемым выражением на лице. Вадим никогда прежде не видел его таким серьезным. Таким сосредоточенным.

— Я склонен согласиться с теми, кто видит в оригинале концепцию двойственности. Здесь то же самое. Только боли больше.

Больше боли. Вадим нахмурился, посмотрев на янтарные переливы виски, и рассеянно кивнул.

— Священное и низменное… Как в дихотомии Дюркгейма.

— Да. Низменной, исключительно ради продолжения рода, в древней Элладе называли любовь к женщине. Священная любовь — это любовь к прекрасному, мудрости и философии. На земле она проявляется в виде любви к мужчине. Но в то же время, вопреки этому культу, все священное считалось запретным.

Вадим посмотрел на Алтана, который глядел на него в ответ. Казалось, эти полуприкрытые глаза цвета вишни освещали контуры каждой лжи и полуправды, которую он произносил и собирался произнести.

— Вам захотелось запретного? — спросил Вадим.

Алтан выглядел позабавленным, но бьющийся на шее пульс выдавал его с потрохами.

— Кто сказал, что я чего-то хочу?

Вадим выдавил улыбку.

— Это природа человека — хотеть, — ответил он и услышал слова, которые заставили его замереть.

— А чего хочешь ты?

Сегодня вечером, когда за окном кружил снег, а в камине мерцал огонь, в компании Алтана с его дразнящим ртом, острым языком и глазами завоевателя, Вадим хотел слишком многого. Особенно сейчас, когда Алтан то и дело бросал взгляды на его рот, будто уже строил планы на его счет. Негодник.

Вадиму нужно было проваливать. Бежать прочь из комнаты и, возможно, даже из поместья. Вовсе не потому, что он не хотел близости с Алтаном, а потому, что хотел этого слишком сильно. Он обнаружил, что желает получить от него каждую мелочь: попробовать на вкус его кожу, узнать ощущение его сосков на своих губах, почувствовать шелковистый жар его члена в своей руке. Он жаждал открыть для себя все способы заставить Алтана стонать и извиваться.

Интересно, каково это — заниматься с ним любовью?

Трахать кого-то ради удовлетворения сиюминутного желания — это одно, но нежность казалась опасно интимной. Хотя бы потому, что это был совершенно чуждый Вадиму импульс. Но он мог признать, что идея иметь немного больше свободы действий, чтобы исследовать теплые побуждения, которые ему внушал Алтан, была дьявольски привлекательной.

Вадим вспомнил их разговор на Певческом мосту.

— Родственную душу, — ответил он, но живущий в нем мудак не смог промолчать. — Как думаете, сколько это может стоить?

Вишневые глаза резанули льдом.

— Тебя волнует что-нибудь, кроме денег? — спросил Алтан со звенящим в голосе отвращением.

Вадим одарил его злой усмешкой.

— О, да. Я — любимый, — ответил он и с наигранной поспешностью добавил: — И вы, разумеется.

Выражение на лице Алтана могло бы разбить зеркало.

— Потому что я могу помочь тебе заработать больше?

Он встал — что, очевидно, означало окончание разговора — и направился к роялю. Наблюдая за его нетвердыми шагами, Вадим опустошил свой бокал. Алтан явно ждал от него инициативы, активных действий. Нихрена. Вадим уже стоял слишком близко. Непозволительно близко. Остатки разделявшего их расстояния Алтан должен был преодолеть самостоятельно. Глядя на то, как он снова сел за рояль и принялся перебирать клавиши, Вадим покачал головой.

— И все-таки, что случилось? — спросил он, закинув локоть на спинку дивана, и усмехнулся. — Если кто-то вас обидел, папочка с ним разберется. Вам нужно лишь назвать имя.

— Просто устал.

Будто это не было очевидным, он закрыл глаза и, нахмурившись, схватился за трапециевидную мышцу.

— Опять мигрень? — спросил Вадим.

Алтан проигнорировал его, впиваясь пальцами в основание черепа. Вадим поднялся на ноги и схватил первый попавшийся под руку стул. Поставив его за банкеткой Алтана, он устроился позади него и отмахнулся от его руки. Вадим едва коснулся напряженной шеи, когда Алтан схватил его за запястье и чуть повернул голову в сторону.

— Что ты делаешь?

Вадим поплыл, уловив его запах — темные ягоды и его любимый лемонграсовый гель для душа. Он улыбнулся.

— Как вы думаете, что я собираюсь делать? Просто расслабьтесь.

Стряхнув его руку и перебросив каскад темных волос через плечо, Вадим начал методично массировать заднюю часть его шеи и верхнюю область плеч расширяющимися кругами. И это был пиздец. Он встречал трупы с более мягкими мышцами. Вадим облизал нижнюю губу, когда Алтан опустил голову, давая ему больше пространства для маневра.

— Охренеть, Золотейшество.

— Что?

Хрипотца в голосе Алтана пустила по телу волну мурашек.

— Вы как камень, — просипел Вадим. Ведомый голосом алкоголя, он подцепил края шелкового халата и потянул их вниз, обнажая скованные напряжением плечи. — Па-а-азвольте.

Удивительно, но Алтан не протестовал. Удовлетворенный отсутствием угроз физической расправой, Вадим вернулся к массажу, наслаждаясь жаром тела под ладонями. Как только ему удалось лучше прочувствовать области, которые нуждались в проработке, он надавил тыльной стороной ладони на огромное твердое место в его плече, за что был вознагражден слабым хрустом и стоном.

— Что это было? — испуганно спросил Алтан, выгибая спину.

— Стресс и отложения кальция, — ответил Вадим, обхватив его шею и массируя затылок большими пальцами. — Похоже, мантры и медитации не особо результативны.

Мало-помалу Алтан начал расслабляться под его руками.

— Вам нужно найти профессионала, — сказал Вадим, принявшись разминать левую дельтовидную мышцу. — Если мне придется тащить вас в спа силой, я сделаю это. — Он вцепился в плечо Алтана, крепко удерживая его на месте, когда тот попытался вырваться. — Вы хоть представляете, как вредны для здоровья эти скопления в мышцах?

— Сказал тот, кто живет на виски и еде навынос, — просипел Алтан. — Ай!

Он дернулся в сторону, втягивая воздух сквозь зубы. Вадим ухмыльнулся темному затылку.

— О, мне так жаль, вам больно? — проворковал он, ослабляя давление, и получил злой взгляд через плечо. — Вот… Попробуем так.

Улыбаясь, он провел большими пальцами маленькими кругами по лопатке, двигаясь по нежному месту более осторожно. Прося прощения. Алтан тихо вздохнул, вновь подаваясь навстречу его ладоням.

— Кстати, где ты этому научился? — спросил он.

— У одной тайской шлюхи.

Усмехнувшись на плохо скрываемое недовольное сопение, Вадим переключился на правое плечо, разминая узлы этих несчастных мышц. Фраза «натянутый как струна» даже близко не подходила к тому, что он чувствовал. Идеальная осанка Алтана скрывала ежедневную агонию, но, вероятно, он так привык к боли за эти годы, что больше не замечал ее.

— Знаете, было бы намного проще, если бы мы поднялись в вашу спальню, — предложил Вадим намеренно нейтральным тоном.

Не то чтобы он пытался не быть лютым грязным извращенцем, но сейчас он искренне желал помочь, прежде чем Алтан окостенеет прямо у него на глазах.

— Этого не произойдет, — пробормотал Алтан куда-то в клавиши.

Если в тоне, который он пытался изобразить, должно было угадываться раздражение, то он тотально промахнулся. Или же Вадим проецировал собственные желания, неверно истолковав довольные стоны и тихие вздохи? Прочистив горло, он склонил голову и вернулся к работе.

— Мое дело — предложить.

Время от времени вздохи Алтана возобновлялись, особенно когда Вадим перемещался к шее и вверх по затылку. Его волосы были как шелк. И, блядь, как же охуенно он пах. Натасканный на запах денег и крови, Вадим испытывал почти экстатическое блаженство от близости этой ароматной плоти, доверчиво льнущей к его пальцам.

Все это казалось таким интимным, что сводило с ума.

Вадим пытался игнорировать собственное возбуждение, но каждая проходящая секунда лишь сильнее разжигала его голод. Член налился так сильно, что впивающаяся молния на джинсах причиняла боль при каждом движении. Сердце бесновалось от предвкушения. Оно билось настолько громко, что, казалось, его шум заполнял комнату.

Вадим желал попробовать Алтана на вкус, желал ухватить его за подбородок, повернуть к себе и поцеловать — поймать зубами его нижнюю губу и прикусить. Он был почти уверен, что Алтану бы это понравилось.

Твою мать.

Задыхаясь, Вадим поддался пульсирующему в нем побуждению — склонив голову, он позволил своим губам коснуться плеча Алтана и был вознагражден судорожным вдохом, от которого все тело покрылось мурашками. Довольно ухмыльнувшись, он поцеловал разгоряченную кожу шеи и скользнул ладонями по талии Алтана. Лаская его поджарый пресс, насладился сбившимся дыханием и дрожью.

В следующий момент мышцы под его пальцами окаменели.

Вадим замер, оглушенный собственным пульсом. Он всей кожей чувствовал повисшую в воздухе плотную пелену напряжения.

Отстранившись, он понял, что Алтан был пугающе неподвижен, словно механическая кукла, у которой неожиданно кончился завод. Руки Вадима грубо отбросили в стороны, как пару раскаленных кочерег. Учащенно дыша, Алтан резкими движениями натянул на плечи халат. В следующий момент банкетка заскрежетала по полу — он подскочил, словно ужаленный, и направился прочь из гостиной.

Вадим не стал наблюдать за его побегом. Облокотившись о колено, он подпер подбородок кулаком и уставился на пламя в камине.

Позади громко хлопнула дверь.

— Вот тебе и Эрос с Людусом, — пробормотал Вадим и поморщился, поправля стояк в джинсах. 

***

Выйдя на припорошенную снегом террасу, Вадим щелкнул одноразовой зажигалкой и прикурил сигарету, которую стрельнул у одного из охранников. Наполнив легкие дымом, он стряхнул снег с мраморного парапета и поставил на него бокал с виски. Порыв ледяного ветра, забравшийся под свитер, лизнул влажную от пота кожу. Вадим поежился.

Черт, это был холодный день. Возможно, он казался еще холоднее, потому что Вадим был сексуально неудовлетворен и в то же время взвинчен. И если вопрос неудовлетворения можно было облегчить, стоя под душем, то с эмоциональной стороной вопроса дела обстояли сложнее. В этом заключалась главная проблема его личных издержек профессии в работе с человеком, которого было невозможно понять и уж тем более контролировать.

Затянувшись, Вадим позволил себе насладиться видом на многовековые сосны, стремительно покрывающиеся влажным пушистым снегом.

Благословенная тишина. Мир вдали от шумного, беспорядочного капитализма Санкт-Петербурга. Ни телефонных звонков, ни людей, только темный лес, небо и ветер.

Вадим посмотрел на тлеющий кончик сигареты.

Черт возьми, в молодости он бы добавил к этому немного травки, но теперь марихуана вызывала у него лишь усталость и голод. Кроме того, он больше не мог позволить себе потерять контроль над собственными мыслями. Лучше оставаться «здесь и сейчас» и погрузиться в загородную скуку.

После событий последних дней это казалось раем. Но, как и все хорошее, рай не мог продолжаться вечно. Вадим должен был что-то предпринять. Очевидно, он — с его «культурными» вкусами — развил вокруг Алтана своего рода фантазию Пигмалиона.

Алтан был умным человеком. Лощеным, вдумчивым, но также сдержанным и дисциплинированным. Вероятно, с его точки зрения сегодняшний вечер оказался лакмусовой бумажкой, демонстрирующей несерьезное отношение Вадима к своей работе. И теперь Вадим задавался вопросом о перспективе собственного увольнения. С другой стороны, Алтан не пошел вразнос и не изничтожил его прямо там — у рояля. Но, как говорится, еще не вечер.

Вадим наполнил легкие дымом и проследил взглядом за темной фигурой охранника, проверяющего периметр. Взяв с парапета рокс, он сделал очередной согревающий глоток виски.

Единственный способ решить проблему этой зависимости состоял в том, чтобы использовать тот же подход, что использовали садовники при работе с плющом — выкопать все до последнего корня, до последнего жалкого незначительного обрубка и сжечь каждый клочок, иначе он разрастется как плесень во влажной среде.

Вадим подвел себя к главному вопросу: как это сделать?

Ответа у него, разумеется, не было. Если не считать варианта с увольнением. Правда в том, что многие годы заботы о чужой жизни и исполнения чужих приказов сделали его собственную жизнь бесформенной, как дым от свечи.

Кто бы что ни думал, но Вадим был точно таким же человеком, как все: он боролся с неопределенностями, нюансами, двусмысленностью. Единственное его отличие от большинства людей состояло в том, что уже много лет ему не разрешалось говорить «я не знаю» и «я не могу», поскольку как в армии, так и на службе у Дагбаевых от него всегда ожидали ответов и действий. Но именно сейчас ему казалось странно приятным произнести эти слова.

Затушив окурок, Вадим достал из-за уха вторую сигарету и прикурил ее.

Он понял, что был недостаточно пьян, чтобы кидаться в исследования неровных граней своей души, но внезапно почувствовал, что нечто грызло его изнутри. Почувствовал себя человеком, близким к голодной смерти, чье тело внезапно вспомнило о первобытном голоде в последней, отчаянной попытке выжить.

Что-то в этих мыслях в сочетании с алкоголем взорвало глубинную бомбу где-то внутри него, и он не мог держать себя в руках. Вадим осознал, что стоя здесь, будто гребаный снеговик, начинает терять рассудок. На какой-то беспокойный, болезненный момент он понял, что не знает, что будет делать дальше, если фокус, который он провернул с Алтаном, обернется ему боком. Оглядываясь назад, он задавался вопросом, было ли это каким-то умопомешательством, осечкой нейронов или, может быть, психотическим эпизодом. Делирием, подпитанным алкоголем и близостью желанного тела.

Он пытался понять причины, по которым его отношение к этому хмурому парню претерпело метаморфозу, обернувшись странным видом привязанности и помешательства. Может быть, это произошло, когда Алтан впервые отхлестал его вербальной плетью?.. Или в тот момент, когда он заметил первые признаки взаимного интереса?..

Возможно, они были похожи даже больше, чем кто-либо из них был готов признать. За исключением того, что Вадиму повезло иметь более непосредственный характер, в то время как Алтан, находясь под всем этим жизненным давлением, превратился в острый, чистый алмаз. Он казался таким отчужденным, хладнокровным и замкнутым, будто его эмоции были заперты в самой глубине его существа. Настолько глубоко, что даже он сам не мог до них достучаться. Вадим задавался вопросом, было ли это результатом смерти его матери или же врожденной чертой характера.

Чувствуя гудение никотина в крови, Вадим вновь вызвал в памяти образ теплого, податливого тела и сделал торопливый глоток виски.

Черт возьми, чувствовать, как Алтан дрожит под его пальцами, слышать тихие звуки, которые он издавал, и ощущать напряжение мышц его пресса в момент, когда губы Вадима коснулись его плеча…

Блядь.

Вадим всегда считал, что умные люди обладают хорошим воображением. Они оценивали, анализировали и прогоняли возможные сценарии. Все ради того, чтобы иметь возможность переносить мысли в прошлое и будущее. Чтобы понять настоящее и правильно отреагировать на него.

Вадим внезапно осознал, что собственной несдержанностью лишил себя даже смутных очертаний будущего…

— Вадим.

Голос Алтана вырвал Вадима из цепких лап саморефлексии. Поднеся сигарету к губам, он обернулся через левое плечо и поднял взгляд. Стоя с развевающимися на ветру волосами и удерживая рукой мешающие пряди, Алтан наблюдал за ним с балкона второго этажа.

— Поднимись.

Не просьба. Приказ. Ощутив накрывшую его волну возбуждения, Вадим выдохнул дым в морозный воздух.

— Вернитесь в дом, — ответил он, заметив мелькнувшие в разрезе халата голые ноги. Блядская пытка. — Иначе звенеть начнете.

Алтан не пошевелился. Его единственной реакцией стала надменно вздернутая бровь. В другой жизни, при других обстоятельствах Вадим решил бы, что Алтан испытывал сомнения — он впервые выглядел так, будто не знал, послушается Вадим или нет. Забавно.

— Сейчас приду, — сказал Вадим и прищурился, делая затяжку.

Пара секунд, и покрытая снежной вуалью фигура покинула балкон.

С колотящимся сердцем Вадим затянулся в последний раз. Отправив окурок в полет, он опрокинул в себя остатки виски и направился в дом.

***

Вадим подошел к спальне Алтана и прислушался. За дверью было тихо. Он стиснул в руке стеклянную бутылку кулинарного масла, которую схватил на кухне. Даже ему самому это показалось слишком самонадеянным, но, блядь, может же мужик помечтать?.. С ревущим в ушах шумом крови Вадим постучал по темной створке, затем вошел, не дожидаясь ответа. 

Полутемная комната встретила его парящими в воздухе завихрениями благовоний и едва слышным глухим гудением той странноватой нью-эйдж музыки, которую Алтан слушал во время сеансов медитаций. Каждый тихий звук, каждый вдох витающего в комнате дымка проникал в мозг с гладкостью скальпеля. 

Вадим тряхнул головой, чтобы сбросить с себя дурман, и сосредоточился на стоящем на полу Play Station — неуместном белом пятне, диссонирующем с темной магией спальни. Но и это не сработало. 

Не глядя закрыв дверь, Вадим едва не споткнулся о собственные ноги. Алтан лежал на темных простынях, встречая его обнаженной спиной и разбросанными по плечам волосами. Прикроватные лампы отбрасывали на его тело узоры золотого света.

Ну, нихуя себе…

Очевидно, заметив заминку, Алтан приподнял голову с предплечий и обернулся через плечо. Вадим чуть не вздрогнул от посланного ему колкого взгляда и гарнира в виде соблазнительно низкого голоса.

— Что ты там жмешься?

Скользя взглядом по обнаженной спине, Вадим пожалел, что у него нет возможности запечатлеть происходящее на видео. Улыбнувшись, он решил разрядить атмосферу.

— Жду увольнения за осквернение тела Вашего Золотейшества?..

Алтан не оценил его юмор.

— А масло ты приволок, чтобы глаже на заднице до ворот доехать? — саркастичным тоном спросил он.

— Эм… — Вадим посмотрел на бутылку, желая прямо сейчас отправиться в чистилище для недалеких и достойных жалости. — Да, для этого дела оно тоже подойдет.

Закатив глаза, Алтан отвернулся и положил голову на предплечья.

— Хватит мямлить. Ты же предлагал подняться в мою спальню. Мы здесь. Теперь покажи мне, что еще умеют шлюхи.

Вадим улыбнулся.

— Ауч, — неслышно обронил он и шагнул вперед.

Переступив через игровую приставку и белый геймпад, Вадим остановился возле постели и встал истуканом. Сжимая в руке горлышко бутылки, он не знал, как подступиться к растянувшемуся на простынях телу. Алтан лежал ровно посередине кровати — Вадим не достанет, как ни крути. Ну, достанет, но это будет дьявольски неудобно. Застигнутый врасплох пробуксовкой собственного мозга, он прочистил горло.

— Вы не против, если я… — «сяду на вас», «оседлаю вас», «заберусь на вас», — сяду сверху… Так будет проще.

Алтан нетерпеливо вздохнул.

— Мы не против.

Усмехнувшись, Вадим поставил масло на прикроватный столик — аккурат рядом с очками Алтана — и наклонился к своим тяжелым ботинкам, чтобы развязать шнурки. Избавившись от обуви, он как можно осторожней опустился на упругий матрас и оседлал бедра Алтана. Он тяжело сглотнул, когда под его весом с ягодиц Алтана сползла темная шелковистая простынь. Его обтянутый джинсой член оказался в опасной близости от соблазнительной ложбинки.

Стоп.

Вадим посмотрел перед собой и хрустнул шеей. Потянувшись руками за голову, он стянул с себя промокший от снега свитер и отбросил его в сторону. Взяв со столика бутылку, он налил небольшое количество масла себе в ладонь. Алтан вздрогнул, когда несколько капель упали ему на спину.

— Уберите волосы с плеч, — сказал Вадим, согревая масло и разглядывая лежащее под ним совершенство.

Алтан был весь из плоти цвета топленого молока и длинных мускулистых конечностей, покрытых старыми шрамами. Поерзав под Вадимом, он сделал, что было сказано, и вздохнул, устраиваясь удобнее.

Смазав ладони, Вадим прижал их к мышцам спины Алтана. Он разминал гладкую плоть вверх и вниз, вонзая в нее большие пальцы, чтобы избавиться от скованности. Алтан довольно заурчал, и Вадим понял, что нашел уязвимое место. Он обрабатывал эту область, разминая и растирая, пока не почувствовал, что Алтан полностью расслабился под его прикосновениями. Его наградой стал сладкий вздох облегчения. Методично прорабатывая каждый участок спины, Вадим спускался все ниже, пока не дошел до поясницы.

Сквозь тихий гул «поющих чаш» Вадим слышал звук скольжения своих мозолистых пальцев по смазанной маслом коже Алтана. Слышал его дыхание, которое становилось все тяжелее с каждой проходящей минутой. Член болезненно прижимался к ширинке джинсов, а блаженное выражение на лице Алтана лишь усугубляло положение.

Как, черт возьми, эти тонкие губы могли быть такими сексуальными, особенно сейчас, когда они едва слышно шептали проклятия и ободрения? Каким образом его тихое довольное урчание отдавалось настолько ярким эхом в Вадиме, что заставляло его сдерживать собственный голос? Его разум был перегружен витающим в воздухе возбуждением. Ощущением горячей, скользкой кожи и подвижных сильных мышц. Видеть это было опасно. Чувствовать — еще опаснее. Как любовницы Алтана это выдерживали?

— М-м-м, — простонал Алтан, когда Вадим с нажимом провел ладонью вниз — к его ягодицам.

Блядь.

Вадим стиснул зубы и закрыл глаза, чтобы удержать свое тело на привязи, потому что все, чего оно сейчас хотело, — это трахаться. Он вынудил себя избегать задницы Алтана, иначе он расстегнет джинсы, высвободит свой неугомонный стояк и возьмет парня всеми известными способами.

Сосредоточившись на массаже, Вадим скользнул ладонями вверх, но в следующий момент замер, ощутив, как в легких застряло дыхание.

Уткнувшись лицом в подушку, Алтан приподнял бедра.

Ебаный в рот.

Грудь Вадима сдавило от желания. Он облизал губы.

Переместившись чуть ниже, он потянул вниз прикрывающую ягодицы простынь. Вадим тихо зашипел, увидев, как по коже, к которой он прикасался, побежали мурашки, а бедра вновь отозвались дразнящим движением вверх.

Его член дрогнул в тисках джинсы.

Вадим знал, что переступает границы дозволенного, но решил, что терять уже нечего. 

Нахуй все.

Схватив бутылку, он прикрыл горлышко пальцем и побрызгал маслом на задницу Алтана, убедившись, что часть его попала между ягодиц. Затем он закрыл бутылку и отбросил ее в сторону.

Оглушенный собственным хриплым дыханием, он провел ладонями по заднице Алтана, обхватывая и сжимая гладкую плоть. Подстегнутый низким, довольным урчанием, он на пробу провел большими пальцами по манящей ложбинке. Алтан качнул бедрами и глубже зарылся лицом в подушку. К счастью, он был слишком зациклен на собственном кайфе, не обращая внимания на безмолвную агонию, бушующую внутри Вадима. Однако сейчас, видя его таким, Вадим ни за что не разорвал бы контакт, даже ради того, чтобы освободить собственный изнывающий без внимания стояк. Он был слишком поглощен прикосновениями к телу Алтана.

Когда Вадим с нажимом провел большими пальцами под его ягодицами, дыхание Алтана окончательно сбилось с ритма. Его ладони скользнули к промежности — кончики пальцев мимолетно коснулись напряженной мошонки. Алтан вздрогнул, издав нетерпеливый стон. Этот звук завибрировал у Вадима под кожей, щекоча нервные окончания. С каждой напористой лаской тело Алтана будто замирало в предвкушении, и Вадим запоздало заметил, что дразнящая задница все ближе прижимается к его паху, определенно приглашая поднажать.

Вадим задрожал от приступа похоти. Острой и удушающей.

Игнорируя голос разума, он позволил себе большее. Скользя по маслу, он проник пальцами между крепкими половинками задницы. Спина Алтана выгнулась на очередном хриплом проклятье, при звуке которого Вадим едва не зарычал. По виску скатилась капля пота. Внимательно наблюдая за реакцией Алтана, он раздвинул его ягодицы.

О, блядь.

При виде крепко сжатого ануса Вадим ощутил, как волна желания ушла по спирали прямиком к яйцам, заставив их поджаться. На несколько ударов сердца он позволил себе полюбоваться плотью перед ним. С вырвавшимся из груди тихим стоном он пощекотал чувствительную кожу сфинктера подушечкой большого пальца. С губ Алтана сорвался звук чистой, обнаженной потребности. Стиснув подушку, он подался навстречу прикосновению. 

Мысль о том, что Алтан выпрашивал ласки именно у него, выносила мозг и пускала по венам горячие волны темной жажды. Еще никогда в жизни Вадим не чувствовал себя настолько неуправляемым от желания, неспособным думать, неспособным делать что-либо, кроме как чувствовать и хотеть.

У него снесло крышу.

Одним ловким резким движением он опустился вдоль тела Алтана и устроился между его бедрами. Чувствуя, как Алтан замер, он раздвинул напряженные ягодицы большими пальцами и подул на влажный от масла анус. Алтан дернулся, но Вадима это не остановило. В глазах потемнело от желания. Слыша собственный пульс, отдающий в ушах барабанным боем, он крепче вцепился в крепкую плоть и оставил влажный поцелуй на левой ягодице, а после укусил правую. В следующий момент его губы сомкнулись вокруг подрагивающего ануса и пососали.

Алтан издал звук абсолютного упоения. 

Этого оказалось достаточно, чтобы столкнуть Вадима в безумие. Закрыв глаза, он жадно накинулся на покрытое испариной тело. Он не мог поверить, что ему позволяли проделывать все эти вещи. Его эрекция умоляла о милосердии, яйца ныли как сволочи, но он был слишком поглощен вкусом Алтана и ощущением пульсации под своими губами, чтобы волноваться о чем-то еще. Зарычав, он зарылся лицом между ягодиц и пощекотал анус кончиком языка. Алтан застонал, его бедра раздвинулись шире.

Господи, ничто не должно быть таким охуенно приятным...

Самозабвенно работая языком, он почувствовал, как Алтан подается навстречу ласкам.

Блядь.

Удерживая неугомонные бедра, Вадим толкался языком, скользил в тело Алтана, раздвигая мышцы. Уговаривая расслабиться.

Так грязно, так неправильно. Так чертовски сексуально.

Алтан издал звук, подозрительно похожий на всхлип, и пошевелился. Не прекращая свои напористые ласки, Вадим наблюдал, как он приподнялся на локтях. В следующий момент, с блаженно прикрытыми глазами и раскрасневшимися щеками, Алтан потянулся к Вадиму и зарылся пальцами в его волосы, прижимая ближе.

Теснее.

— Еще, — выдохнул он.

Вадим был бессилен не услужить.

Подтолкнув его бедра вверх, он поставил Алтана на колени и заставил раздвинуть их шире. Чувствуя, как его собственная щетина царапает мягкую плоть ягодиц, он снова набросился на свой пир. Дразня, смакуя и вылизывая. Чувствуя жесткую хватку в своих волосах и жар тела под своими губами. Они двигались вместе. Алтан неконтролируемо дрожал, бился навстречу, вжимаясь в лицо Вадима. Насаживался на его язык.

Господи, Вадим мог бы слушать его стоны всю чертову ночь. Такие жадные и беспомощные. Будто быть трахнутым языком — самая удивительная вещь, которую он когда-либо чувствовал.

— Еще, Вадим, — прохрипел Алтан, сильнее стискивая волосы в кулаке. — Еще.

Собственное имя опьянило Вадима. Продолжая толкаться языком в податливый жар, он потянулся к джинсам и расстегнул болт. Вжикнув молнией, Вадим высвободил свой отяжелевший член и низко простонал, передернув себе пару раз. Он услышал, как сбилось дыхание Алтана. При мысли о его предвкушении нутро опалило новой волной похоти.

Поднявшись, Вадим легко скользнул по смазанной маслом коже и навалился на задыхающегося Алтана всем весом, заставляя его лечь на живот. Невменяемый от похоти, он скользнул членом между его ягодиц и вздрогнул, едва не кончив. Вадим замер в попытке восстановить самообладание и провел носом по волосам Алтана, зарылся лицом в его шею, вдыхая запах разгоряченной кожи. Желая лишь одного — ворваться в его тело и вбиваться, пока они оба не сойдут с ума от удовольствия.

Лежа под ним, Алтан учащенно дышал. Ждал. Он повернул голову, опалив дыханием щеку Вадима. Обнимая его, Вадим начал медленно покачивать бедрами.

— Ты даже не представляешь, как сильно я хочу быть внутри тебя, — прохрипел он, закрыв глаза от удовольствия. — Трахать твою сладкую задницу, пока ты не кончишь.

Алтан всхлипнул. Прошептав: «да», он вцепился в предплечья Вадима, его бедра приподнялись навстречу толчкам. Вадим просунул под него руку и обхватил его член, накачивая его самыми легкими движениями, на которые был способен. 

Алтан задрожал, толкаясь в его кулак.

— Я сейчас кончу, — предупредил он.

Нутро Вадима окатило жаром.

Он чувствовал приближение собственного оргазма, когда эти крепкие бедра изгибались против него, вгоняя его член в щель между ягодицами. Вадим был на грани. Он хотел получить от Алтана любую малость, которую мог получить. Возможно, приблудному псу не видать вырезки, но он будет рад даже обрезкам.

Лаская член Алтана и скользя между его ягодицами, Вадим все ближе подводил себя к краю.

А потом это случилось.

Вадим толкнулся, Алтан приподнял бедра ему навстречу. К тому времени они оба были настолько скользкими от масла, что головка члена Вадима плавно скользнула в его тело. Они оба замерли, перестав дышать. Вадим не собирался трахать его вот так, но, черт возьми…

— Подрочи себе, Золотко, — прошептал он и приподнялся, чтобы опереться на ладони.

Из горла Алтана вырвался отчаянный стон, когда Вадим продвинулся чуть глубже. Мышцы на его руках напряглись. Он стиснул зубы, слыша громкое дыхание Алтана и влажные звуки дрочки.

Его яйца поджались.

Задыхаясь, едва сдерживая собственное тело, Вадим осторожно толкнулся. В этот же момент Алтан с резким стоном содрогнулся под ним, стискивая его член своими мышцами.

Вадим едва успел выйти из него. Оргазм, будто пуля, пронзил яйца и мозг. Тело Вадима зашлось в серии сотрясающих спазмов.

— Бля-я-ядь, — процедил он, наблюдая, как его сперма покрывает поясницу Алтана.

Вадима трясло, дыхание с трудом пробивало себе путь из легких. Он кончал так бурно, что у него потемнело в глазах, а яйца будто, блядь, наизнанку вывернуло. 

Охренеть. Как же охуенно. 

А ведь это был всего лишь петтинг.

Немного придя в себя, Вадим посмотрел на Алтана, явно контуженного от столь же сильной разрядки. Его глаза были закрыты, спина поднималась и опускалась в такт быстрому дыханию, а темные волосы прилипли к влажной от масла и пота спине.

Все еще ощущая дрожь в конечностях, Вадим снова спустился вниз по телу Алтана и развел его ягодицы. Алтан с наслаждением простонал, когда он мазнул языком по покрасневшему анусу, а после оставил на нем поцелуй. Поднявшись обратно, Вадим навис над Алтаном и осторожно убрал волосы от его лица. Затуманенные посткоиталом вишневые глаза приоткрылись. Пахнущий сексом, изнуренный и размытый по краям, Алтан внимательно изучал лицо Вадима.

Из всех мужчин в этом мире Вадим должен был считаться одним из худших кандидатов для чего-то большего, чем секс. Но, возможно, у него никогда не будет другой возможности коснуться Алтана. Вероятно, это был единственный шанс, который он когда-либо мог бы получить. Он ни капли не сожалел о произошедшем.

Склонившись к Алтану, Вадим коснулся губами его губ. С тихим урчанием тот подался навстречу, целуя в ответ. Едва ощутив прикосновение языка, Вадим решил попытать счастья. Он отстранился. Прижавшись губами к уху Алтана, он прошептал:

— Если хочешь большего, приходи ко мне в конуру.

Вадим прикусил мочку Алтана и чуть потянул ее. Словив кайф от тихого судорожного вдоха, он поднялся с постели, собрал свои вещи и, не оглядываясь, покинул комнату.

Решение казалось одновременно трудным и слишком легким — Вадим прекрасно понимал причину, по которой прямо сейчас Алтан был открытым и честным. Но к утру, на трезвую голову, он мог перегруппироваться. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы Вадим мог решить проблемы парой оргазмов. 

Его так и подмывало отмахнуться от собственного эксперимента. Но он надеялся, что Алтан клюнет на манипуляцию, если правильно разыграть карты. Потому что Вадим не приблизился к утолению голода даже на одну сотую. Он умел быть терпеливым, как скала, когда это имело значение, и если награда была достаточно большой. В данном случае она была колоссальной. Он мог бы дразнить Алтана всю ночь и трахнуть его только тогда, когда тот начал бы умолять об этом.

Если бы.

Теперь оставалось лишь ждать.

Существовала вероятность, что он профукал свой шанс, но внутренний голос подсказывал ему, что он сделал верный ход.

Шагая по темному коридору в сторону выделенной ему комнаты, Вадим улыбнулся собственной тяге к авантюризму. 

Он всегда считал, что это чертовски скучно — жить и не ходить по краю.