Несмотря на то, что в спальне висели довольно тяжёлые старомодные шторы, лучи рассветного солнца всё равно умудрялись пробиваться между ними и светить прямо в глаза Дилюку. Естественно, спать при такой обстановке было невозможно, а развернуться — лень. К тому же, восход солнца означал начало нового дня, а следовательно — Дилюку пора было вставать. Работа сама себя не сделает.

Граф лениво зевнул и с трудом открыл глаза, уставившись взглядом в спину перед собой. Синие волосы разметались по подушкам, пока белая рубаха во сне чуть сползла, оголяя элегантное смуглое плечо. Дилюк проморгался, но манящий образ никуда не исчез, а наоборот стал ещё чётче. В голове Рагнвиндра закономерно возник вопрос: а что такой красивый человек вообще забыл в его кровати?

Только через пару минут реальность прояснилась, а воспоминания прошлого дня стали возвращаться к графу. Он сел на кровати, протёр глаза и ещё раз взглянул на мирно спящего омегу. Они так и проспали — оба на разных концах огромной кровати, стараясь уважать чужие границы.

Спустя пару минут Дилюк тихо встал и, пытаясь не шуметь, быстро оделся, приведя в порядок волосы и своё заспанное лицо. Кэйа продолжал всё также сладко спать, обнимая край одеяла, а Рагнвиндр не стал его будить, решив, что времени у них более чем предостаточно, и сегодня Кэйа вполне может поспать подольше.

Ещё раз оглядев принца, граф, смущённый собственными мыслями, поспешил удалиться из покоев. Он довольно быстро отыскал одну из горничных и распорядился, чтобы Кэйе заварили кофе и подали напиток в постель. Это был один из самых щадящих способов разбудить человека. Себе Дилюк приказал принести воды и отправился в залы на нижнем этаже, где ещё вчера проходил бал. За вечер и утро слуги должны были убрать бо́льшую часть беспорядка, царящего в них, а Рагнвиндр хотел посмотреть: как идут дела.

Сохранность атмосферы особняка была для Дилюка очень важна, потому он сразу же, после окончания бала, распорядился, чтобы на окна снова повесили шторы, а на пол постелили ковры. Также один из трёх главных залов должен был достаться в личное распоряжение Кэйи, так как ему, как принцу, был необходим тронный зал. Поэтому у слуг дома Рагнвиндр снова было полно работы: убраться после бала, вернуть дому прежний вид и подготовить всё для комфортного размещения принца. Благо, сегодня в работе им помогали и королевские слуги, которые, как заметил Дилюк, довольно быстро учились на ходу.

Кэйа привёз с собой много людей в личное услужение, и уже все из них сменили свои наряды на Мондштадтские платья и костюмы, какие носили слуги Дилюка. От Мондштадтцев их отличала только слишком бледная кожа да необычные зрачки.

Войдя в один из залов, Рагнвиндр с удивлением заметил, как каэнри'ахцы тут же склонились перед ним, как до этого склонялись только перед принцем. Граф с лёгким шоком посмотрел на них, оглядываясь на своих горничных в поисках поддержки. С самого детства Дилюка Крепус учил его благостному отношению к слугам, так что при появлении юного господина Рагнвиндра никто никогда на колени не падал, и к подобному отношению Дилюк не привык.

— Поднимитесь пожалуйста. — Неуверенно попросил Дилюк, подходя к одной из служанок. — Почему вы преклоняетесь передо мной?

— А как же ещё можно, Ваше Высочество? — Девушка робко развела руками. — Вы же стали принцем, заключив брак с нашим господином. Его королевское Высочество приказал нам относится к Вам также, как к нему самому.

— Его Высочество, подобно его покойной матушке, очень трепетно относится к соблюдению дворцового этикета. — Тихо добавил другой королевский слуга за её спиной. От слов о погибшей королеве каэнри'ахцы в зале как-то разом повесили головы, смотря в пол.

— Хорошо, но вы можете этого не делать, когда речь идёт обо мне. Не хочу, чтобы этикет приносил лишние неудобства и мешал работе. — Спокойно произнес Дилюк, пытаясь слегка улыбнуться. Он искренне хотел наладить хоть какие-то отношения со слугами принца, ведь казалось, что они все были не только по гроб верны Кэйе, но и очень близки с ним.

За спиной Дилюка раздался вежливый кашель, от которого королевские слуги тут же встрепенулись и поспешили вернуться к своим делам. Развернувшись, граф наткнулся взглядом на склонившегося перед ним Дайнслейфа, который выглядел взволнованно-грустным.

— Простите мою дерзость, Ваше Высочество, могу ли я просить Вас о разговоре? — Тихо проговорил рыцарь, всё ещё находясь в поклоне.

— Конечно, Дайнслейф, поднимитесь пожалуйста. — Дилюк вежливо кивнул, а мужчина выпрямился, став почти на целую голову выше графа.

По сравнению с Дайнслейфом, юный Рагнвиндр был ещё совсем маленьким: не хватало ни роста, ни ширины плеч. Однако молодому графу было всего 17 лет, и пускай формально совершеннолетия он достиг, его тело всё ещё не сформировалось до конца, а значит, у Дилюка была ещё возможность вырасти в рослого и широкоплечего альфу, которые считались эталоном красоты в высшем обществе. И, учитывая параметры его отца, у графа были все шансы стать настоящим светским львом.

— Это... Очень личное... — Всё также тихо проговорил рыцарь. — Можем ли мы поговорить где-нибудь наедине?

— Да, конечно, пройдемте в один из кабинетов наверху. — Не растерявшись предложил Дилюк, на что в ответ получил молчаливый кивок.

Уже идя по коридорам в нужную комнату, граф смог ощутить странную ауру, исходящую от рыцаря. Он двигался, словно тень, и был хмур, как тучи. Его ворот, высоко поднятый вверх, частично закрывал лицо, а тёмно-синий наряд сильно выделял Дайнслейфа в обстановке особняка. Он чувствовался лишним, чужим и каким-то зловещим. И Дилюк спиной ощущал не только его взгляд на себе, но и давящее чувство, от него исходящее. Это чувство пугало, но вместе с этим и манило, будто занавес скрывая потаённые секреты рыцаря, которых, как был уверен Дилюк, у Дайнслейфа было немало.

— Вот, прошу Вас. — Вежливо сказал Рагнвиндр, указывая на одно из кресел в кабинете, когда они с Дайнслейфом уже зашли внутрь и закрыли за собой дверь, попросив мимо проходящих служанок проследить, чтобы их никто не беспокоил.

— После Вас. — С такой же вежливостью ответил ему Дайнслейф, чуть поклонившись.

Оба мужчины почти одновременно уселись в кресла, и Дилюк вопросительно уставился на Дайнслейфа, понимая, что тому может быть понадобится время, чтобы собраться с мыслями.

— Я понимаю, — После минутной тишины начал рыцарь, чуть сглотнув. — Что моя просьба, возможно, покажется Вам слишком сентиментальной или даже глупой. Я признаю, что веду себя крайне самонадеянно даже прося Вас об этом разговоре, что уж и говорить о его содержании. — Всегда ровный голос рыцаря слегка дрогнул и тот замолк, немигающим взглядом смотря на Дилюка, будто пытаясь что-то прочесть в глубине красных глаз.

— Не волнуйтесь, Дайнслейф, я постараюсь быть непредвзятым.

— Хорошо. — Чуть помолчав, кивнул тот, а его голос стал серьёзным. — Дело в том, что я приставлен к принцу с самого его рождения и прихожусь ему не только телохранителем, но и, как у вас говорят, «нянькой». Я очень волнуюсь за него. Трагедия, произошедшая шесть лет назад, очень сильно сказалась на его здоровье. Его Высочеству нужно хорошо питаться и много спать, он почти не отдыхал за эти шесть лет. Я прошу Вас, нет, умоляю, присмотреть за ним. Надеюсь, свежий воздух и солнечный свет окажут на него положительное влияние, а Вы проявите должное благоразумие, дабы стать для него не только хорошим мужем, но и верным заступником. Для Его Высочества Мондштадт — будто совершенно другой мир, ему понадобится Ваша помощь, чтобы привыкнуть к таким серьёзным переменам.

С каждым словом Дайнслейфа гнетущая атмосфера вокруг его фигуры будто рассеивалась, и Дилюк вдруг стал ощущать невообразимую грусть и тревогу, исходящие от рыцаря, которые так сложно было заметить в немигающем голубом глазу, особенно, когда его обладатель выглядит настолько жутко. Казалось, что на плечах этого человека лежит целый мир, что его душа несёт бремя всех бед мира, а сердце терзает непроглядное отчаяние. Чем дольше Дилюк смотрел в этот голубой глаз, тем чётче видел смиренную грусть, царящую внутри зрачка в виде звезды. 

— Конечно, конечно, комфорт принца и для меня является приоритетом, — Тут же откликнулся Дилюк, чуть поправляя воротник своей рубашки, внезапно очень разнервничавшись от взгляда рыцаря. — Не волнуйтесь, Дайнслейф, я буду помогать Его Высочеству всем, чем только смогу.

— Благодарю Вас, это очень важно для меня. — Дайнслейф кивнул и замолчал, всё ещё изучающим взглядом рассматривая Дилюка. Однако спустя пару минут, будто наконец отыскав то, что нужно, рыцарь поднялся и поклонился графу. — Спасибо, что дали возможность поговорить с Вами.

— Конечно, Вы можете обращаться ко мне когда пожелаете, я всегда рад помочь. — Дилюк тоже поспешил подняться и чуть поклонился рыцарю в ответ.

За день молодой Рагнвиндр так и не смог принять своего нового положения принца и всё также вежливо относился ко всем людям, которые вызывали у него уважение. При этом не важно, кто это был: слуги или господа́. А потому и Дайнслейф, который отличался удивительной верностью короне и близостью к принцу, по мнению Дилюка, был достоин не просто хорошего, а равного отношения к своей персоне.

Дилюк ещё не забыл, как прошлым утром рыцарь не отходил от принца ни на шаг, выполняя малейший его каприз. Граф чувствовал, что между Хранителем Ветви и Его Высочеством существует крепкая многолетняя связь, детали которой Дилюк, пускай и не понимал, но уважал.

Рагнвиндр старался наладить отношения как и с самим принцем, так и с его окружением, поэтому ему было жизненно важно заслужить доверие его правой руки. Однако Дайнслейф сам пришёл к нему и сам завязал этот чувственный разговор о благополучии принца, из-за чего Дилюк мог понять, что, хотя бы минимальное, доверие рыцаря у него уже есть.

Оба мужчины в полной тишине вышли из кабинета и вернулись назад в один из больших залов, где стало уже заметно меньше мусора и слуг. Посередине этого зала теперь возвышалась фигура принца, который выглядел весьма взволнованным.

— О! Вот вы где! Я вас везде искал, Дайнслейфу уже пора уезжать. — Спокойно произнес Кэйа, с подозрением вглядываясь в появившихся в дверях мужчин. То, что они вдвоем, по словам слуг, куда-то ушли поговорить, очень сильно волновало Кэйю. Пускай он и доверял Дайнслейфу как себе самому, однако всё равно боялся: как бы тот не натворил глупостей от горя.

— Конечно, Ваше Высочество, всё готово к отправлению. Утром прибыло ещё три кареты с Вашими вещами, слуги всё разгрузили, а провизия и золото от господина Рагнвиндра уже надёжно уложены внутри. — Дайнслейф, как обычно, поклонился принцу, прикладывая руку к сердцу.

— Отлично, — Кэйа кивнул рыцарю и повернулся к графу. — Составите нам компанию?

Дилюк и сам хотел предложить сопроводить Принца, да и попрощаться с Дайнслейфом он считал своим долгом. Все трое, в сопровождении пары слуг, вышли из особняка и направились к каретам, которые черными кубами возвышались во дворе. Теперь их было больше, в отдалении Дилюк увидел пару выключенных роботов, но, несмотря на их нерабочее состояние, черные металлические силуэты всё равно выглядели жутко.

— Закрывайте кареты, чем раньше Хранитель Ветви отбудет в столицу, тем лучше. — Распорядился Кэйа.

Слуги тут же завозились, закрывая двери, пока королевская чета и рыцарь молчали. Дайнслейф сдержанно смотрел вниз, пока Кэйа немигающим взглядом рассматривал его лицо. Дилюк тактично отвёл глаза в сторону, наблюдая за слугами, пока внутри у него клакотало непонятное чувство тревоги, будто граф не замечал чего-то, что находилось на самой поверхности.

— Всё готово, мой принц! — Браво сказал один из прислужников, подойдя к Кэйе. Тот кивнул ему, отпуская, и снова посмотрел на своего верного рыцаря.

— Счастливой дороги, Дайнслейф. — Улыбнулся принц, когда рыцарь оказался возле него, вставая на одно колено и целуя заветную смуглую ладонь.

— Берегите себя. — Осторожно добавил Дилюк, провожая взглядом рыцаря до кареты. Тот молча кивнул на все пожелания, а его твердый шаг почти не выдавал тревогу в его сердце. Махнув плащом, Хранитель Ветви скрылся в карете, а через пару секунд вся делегация тронулась в путь, вскоре, исчезнув за горизонтом.

***

— Ох, нет. Нет! Прошу вас, осторожнее! — Кэйа кинулся к тяжёлой картине, чуть придерживая низ рамы. Процесс декорирования его зала шёл хорошо, пока в ход не пошли парадные портреты королевской семьи. Тут Принц был непреклонен, ведь место, где они должны висеть, следовало выбирать особенно тщательно. Казалось, что Кэйа переживал за эти картины больше, чем за себя самого. 

Дилюк постарался выделить для Его Высочества лучший из трёх залов особняка. Новый тронный зал был изолирован от других комнат, в него вел только один вход и выход, что делало его идеальным местом для проведения закрытых совещаний и встреч. Кэйа своим новым владениям был крайне рад, слуги быстро вынесли оттуда всю мебель и украшения, свойственные стилю особняка и также быстро обили стены металлом, выслали новую, чудную плитку на пол, повесили гобелены, какие-то странные канделябры и, естественно, картины. Почти всё как во дворце в столице Каэнри'ах. Только потолки низкие, да слишком много света.

Парадные портреты королевской семьи вводили Дилюка в состояние лёгкого ужаса. Они были выполнены в лучших традициях Мондштата и Снежной, где подобный стиль был не редкостью. У Дилюка и самого был такой портрет, однако он его не любил. Не только за слишком сильную торжественность полотна, но ещё и потому, что молодой граф был изображен там ещё совсем ребёнком, рядом с отцом. Дилюк ненавидел свою глупую детскую оптимистичность, которая явно читалась в его юном лице. Ох, если бы он тогда только знал, что отец покинет его совсем скоро... Дилюк многое бы сделал по-другому. Он не стал бы тратить время на детские глупости и сделал бы всё, чтобы отец мог им гордится, но, к сожалению, он не успел...

Но если свой портрет Дилюк просто не любил, то эти картины вселяли в него страх. Они были слишком... Живыми. Художник явно был мастером своего дела, потому что Дилюк мог поклясться, что реалистичнее работы никогда не видел. И эта реалистичность пугала, молодой граф многое слышал о прошлых правителях Каэнри'ах, но в живую, естественно, никогда их не видел.

Он слышал, что матушка Кэйи, омега, была крестьянкой родом из Сумеру и работала на полях, пока её саму и её деревню не захватила армия Каэнри'ах. А после того, как она попала во дворец, буквально за три года из обычной слуги она стала ведущим алхимиком Королевства и женой Её Величества Королевы.

Сама Королева восседала на металлическом троне в центре полотна, правой рукой она опиралась на огромный меч, который был будто изрезан синими полосами по своей черной поверхности, вторая её рука спокойно лежала на подлокотнике. Женщина была крупной, если не сказать — огромной. Бледная кожа, светлые волосы и яркий голубой глаз — типичная внешность для коренных жителей королевства, как успел заметить Дилюк.

По правую сторону от Королевы стоял мужчина, почти точная её копия, разве что волосы были коротко стрижены, а на носу сильно выделялся шрам.

«Близнецы?» — Дилюка передёрнуло от того, насколько одинаковыми они выглядели и насколько зловеще смотрели, будто бы прямо на него. — «Значит, Королева и Король Каэнри'ах и правда брат и сестра... Но только почему у них вместо правого глаза звёзды?».

Дилюк нахмурился. И правда, у обоих близнецов правый глаз был закрыт очень реалистичным, но всё же рисунком звёзды. Это было по меньшей мере странно. Вот у матушки Кэйи были нарисованы оба глаза, серые, почему-то слишком ледяные — даже для холодной гаммы портрета. Наверное, именно она и пугала Дилюка сильнее всего, слишком много слухов ходило о её чудовищных экспериментах и невероятной жестокости. Хотя, смотря, с каким обожанием слуги Принца и он сам смотрят на неё, Рагнвиндр начинал сомневаться. В конце концов — мало ли злых языков завистников, готовых оклеветать чужой успех.

К тому же Кэйа явно пошёл в матушку, те же синие волосы, та же смуглая кожа и хрупкая фигура, только цвет глаза достался ему от правящей матери.

— Чуть левее. — Скомандовал Кэйа и слегка наклонил голову, пристально разглядывая портрет. — Хм. Ладно, хорошо, вешайте так. — Распорядился принц и взглянул на Дилюка, на лице которого выражалось слишком много эмоций одновременно.

— Красивый портрет. — Сказал Дилюк, заметив взгляд принца на себе. — Вы очень похожи на вашу маму.

— Её звали Рэйндоттир. Она очень гордилась, что я родился её копией. — Кэйа улыбнулся, с грустью смотря на полотно. Наблюдая за печальными чертами смуглого лица, Дилюк чувствовал, как в его душе разгорается меленький огонёк. Его можно было бы сравнить с огоньком свечи, но сколько же он выделял тепла! Граф замялся и только было открыл рот, чтобы что-нибудь сказать Кэйе, как-нибудь поддержать его, но принца окликнули.

— Ваше Высочество! Ваш портрет вешать на стену напротив?

— Да, вешайте. Только умоляю, осторожнее. — Кэйа повернулся к слуге и кивнул, подходя к противоположной стене зала.

Портрет Его Высочества не сильно отличался от портрета его матерей и дяди. Такой же холодный, мрачный, реалистичный и жуткий. Такая же звезда поверх правого глаза, тот же черно-синий меч в руках. Вот только на своем портрете Кэйа был совершенно один. Пустота вокруг его одинокой, мрачной фигуры давила сильнее, чем серый взгляд глаз Рэйндоттир. Кэйа смотрелся... Брошенным. Таковым он, в общем-то, и был. По крохотной дате внизу картины было ясно, что портрет нарисован спустя год после трагедии.

На комментарий к этой картине у Дилюка просто не нашлось слов, да и вряд ли Принц в принципе ждал от него этого. Но чем дольше Дилюк смотрел на настоящего Кэйю, тем сильнее ему казалось, что Кэйа с парадного портрета и Кэйа в реальности всё ещё два абсолютно одинаковых человека. За шесть лет мало что изменилось. Фигура Принца ощущалась всё такой же одинокой, как и на портрете.

Оставшийся процесс декорирования зала длился весь день, Дилюк помогал и руками, и советами, хотя, признаться, в дизайне интерьеров он ничего не понимал. Утро сменилось днём, день — вечером. И вскоре уставшие граф и принц снова смогли уединиться в своей спальне для подготовки ко сну.

Принц настоял на проведении вечернего чаепития, так как, благодаря Сумерскому происхождению его матушки, традиция чайной церемонии вошла в его жизнь ещё с детства и надёжно в ней укрепилась. Слуги растопили камин, и граф с принцем, спокойно усевшись на диваны, расслабленно пили чай, смотря на портреты над полкой камина. Свет от канделябров и пламени очага причудливо плясал на лицах Кэйи и Крепуса, изображённых на полотнах, в спальне царила мирная и уютная атмосфера. Было тепло и удивительно светло, даже несмотря на то, что солнце давно зашло за горизонт. Обстановка Тэйвата, и Мондштадта в частности, очень сильно отличалась от обстановки Каэнри'ах, и, признаться, Кэйа начинал понимать, почему его матушка так любила бывать на «поверхности».

Дилюк молчал, он старался отдохнуть от насыщенного дня, потому как устал не только физически, но и морально. Парадные портреты Каэнри'ах произвели на него сильное впечатление, и сейчас, смотря на обычный портрет Кэйи, присланный ему перед свадьбой, Дилюк старался отделаться от холодящего сердце страха, который он испытал ещё в тронном зале и который, увы, не отпускал его до сих пор.

Однако, вместо Кэйи Дилюк вдруг увидел совершенно другого человека. Рэйндоттир. В Принце угадывались черты её тонкого лица, её бровей, её волос и её элегантной фигуры. Почему-то перед графом вдруг возник и её взгляд, и холод в её серых глазах, и та её жестокость, о которой Дилюк слышал ещё в детстве, в разговорах взрослых, но о правдивости которой никогда не задумывался. До сих пор.

— Вы просто копия отца, Мастер Дилюк. — Сказал Принц, делая глоток горячего чая и невольно вырывая Дилюка из объятий ужасных мыслей, отвлекая его от портрета.

— А Вы копия матери.

— Если честно, я всегда звал её матушкой, матерью для меня была моя правящая родительница. — Улыбнувшись, поправил графа Кэйа.

— А разве госпожа Рэйндоттир не правила? Я думал, женившись на Королеве, она и сама получила титул. — Удивился Дилюк.

— Конечно получила, но он не прижился. Матушка в первую очередь была Главным Алхимиком, а потом уже Королевой, женой или мамой. Она всегда превозносила науку и разум в жизни. И ещё очень хотела, чтобы я был похож на неё не только внешне. Но, к сожалению, способностей к наукам у меня не оказалось. — Выдал Кэйа, словно подписав себе смертный приговор, и горько усмехнулся.

— У меня тоже. — Тихо вздохнул Дилюк. Пускай всех тонкостей отношений в Каэнри'ах он и не понимал, но главная суть описываемой Кэйей проблемы была ему ясна и, к сожалению, довольно знакома.

— М?

— Я имею в виду, — Дилюк отвёл взгляд, замявшись. — Мой отец тоже очень хотел, чтобы я был как он. Ну, точнее, лучше, чем он. Но я не успел исполнить его желание...

— Ну... Зато теперь Вы можете исполнить Ваши собственные. Мы сироты, так что нам нет смысла оправдывать ожидания мертвых. — Кэйа улыбнулся, смотря на удивленного Дилюка с ласковой заботой. — Я знаю, что мои слова для Вас сейчас звучат дико, но, поверьте мне, я проходил через всё это. Моя матушка тоже хотела, чтобы я был как она, чтобы я воплотил в жизнь то, что она не смогла, но, будьте уверены, ни к чему хорошему путь следования её мечтам меня не привёл. Ну, разве что, к браку с Вами. — Принц улыбнулся и подмигнул графу, сразу развеселившись.

Щёки Дилюка вмиг стали такими же красными, как и его глаза, и граф потупил взгляд вниз. Слова Принца были не только ужасно смущающими, но ещё и заставляли сильно задуматься. И действительно, отец больше никогда не сможет потрепать Дилюка по голове и похвалить за отличную работу, Дилюку не перед кем больше хвастаться успехами на службе, на которую так хотел определить его Крепус, не у кого искать уважения и одобрения. Как и сказал принц, Дилюк теперь может заняться и своими собственными желаниями.

«А что я хочу?» — Дилюк нахмурился. Ответ долго не шёл к нему, в голове было пусто, а вопрос казался глупым, да и, к тому же, начинал злить. — «Что Я хочу? Я хочу защищать Мондштадт! Как и говорил мне отец... Правда же?».

***

Прохладный Мондштадтский ветер развевал красный шлейф накидки за спиной Чайльда, а лучи заходящего солнца заставляли его рыжие волосы пылать, подобно огню. Одиннадцатый Предвестник Фатуи безжалостно гнал свою лошадь вперёд, потому как очутиться ночью посередине незнакомой территории ужасно не хотелось.

Путешествие Тартальи от лагеря Фатуи на Драконьем Хребте до штаба в Мондштадте заняло целый день, он порядком устал, а ещё проголодался как волк. Пускай он и взял с собой припасы в дорогу, но останавливаться ради отдыха и перекуса Чайльд не хотел, новая миссия заставляла его душу дрожать от предвкушения, а сердце пылать от желания быстрее преступить к делу. Приказы Царицы всегда на него так влияли, так как молодой Предвестник только недавно достиг своего двадцатилетия, а юношеский максимализм в нем цвёл и пах.

Лошадь стала заметно замедляться и прихрамывать, и Чайльд чуть ослабил поводья, позволяя ей перейти на спокойный шаг и передохнуть. Природа Мондштадта сильно отличалась от Хребта, который очень сильно напоминал Тарталье о покинутой Родине. Предвестник позволил себе немного расслабиться и полюбоваться раскинувшимися вокруг зелёными лугами, лесами и горами, которые для него выглядели весьма экзотично.

Солнце садилось за горы, освещая лишь верхушки деревьев и виднеющийся вдалеке Мондштадт, от чего вершины хребтов, будто черные тени, выделялись на горизонте. Чайлд с улыбкой приложил руку козырьком ко лбу, стараясь рассмотреть что-либо в черных силуэтах гор, чтобы хоть как-то занять себя. На вершине одной из них Чайльд не без удивления заметил странные кубы, неестественно выделяющиеся среди черного ровного силуэта

«Руины что ли?» — Подумал Чайльд, стараясь, прищурившись, рассмотреть силуэты лучше. — «Да нет, руины ведь не бывают такие идеально квадратные.... А это там кто?»

Предвестник дернул поводья и остановил лошадь, с удивлением замечая возле кубических форм высокую фигуру мужчины. Его длинный плащ развевался на ветру, а сам человек выглядел мистически-жутким на фоне мирной природы.

«Дотторе разве не уехал? Мы с Синьорой должны были остаться тут вдвоём... Вроде...» — Чайльд задумался, а в его голову начали забираться неутешительные мысли, однако, спустя секунду его глубоких размышлений, лошадь внезапно дернулась и поднялась на дыбы. Тарталье потребовалось усилие, чтобы не свалиться, и всё его внимание тут же было обращено на причину происшествия.

Хиличурлы, перегородившие ему дорогу, не выглядели слишком дружелюбно, но от их злобного визга Чайльд только улыбнулся, отводя лошадь подальше. Лук быстро оказался в его руках, а лошадь даже без управления знала, как ей действовать. Чайльд получил её в своё распоряжение, когда та была ещё жеребёнком, а потому наездник и животное невероятно тонко чувствовали друг друга, пережив бок о бок и огонь, и воду.

Когда последний хиличурл, пораженный ударом стрелы, упал на землю, Чайльд со смехом вытер пот со лба. Лёгкая разминка после скучной дороги невероятно окрыляла, Тарталья снова чувствовал острое желание поскорее приступить к своей миссии и в очередной раз доказать Царице свою ценность и значимость. Он уже представлял удивление и уважение на её лице, когда она получит письмо с отчётом о выполненной работе.

Снова взглянув на гору, на которой недавно Чайлд видел странные силуэты, Предвестник даже не расстроился, когда более не обнаружил их. Природа Мондштата была всё также тиха и безмятежна, а с исчезновением фигур с горы пропало и желание Чайльда любоваться видами.

«Должно быть, это всё-таки был Дотторе» — Решил для себя Тарталья, и, не занимая больше свою голову ненужными размышлениями, снова погнал лошадь к Мондштадту. Сумерки сгущались вокруг него, а анемо бабочки взволнованно разлетались прочь, стоило только Чайльду пролететь на лошади мимо них. Заветные ворота уже виднелись вдалеке, а энтузиазм Тартальи, казалось, рос в геометрической прогрессии по мере приближения к ним.