Примечание
Хэд 1. Хайтам глухой и носит наушники, чтобы хоть что-то, блять, слышать.
Хэд 2. В голове у Сайно живет дух, которым он одержим (из-за чего мне пришлось второй раз подумать, смотря на собственные метки для этого так называемого кинктобера - я ставлю вуайеризм карандашом, но я смотрю на тебя, Германубис).
Хэд 3. Они универсалы. Абсолютно. Полностью.
Хэд 4. Все самое постоянное - это временное, да, Хайтам, я к тебе обращаюсь.
Сайно не раз думал о том, как так получилось — он и Аль-Хайтам, о чьей вражде, казалось, знала вся Академия и люди даже за ее пределами, дошли до... такого.
Серебро кольца и свет капель изумруда в нем сверкнули на солнечном луче, попавшим на его сторону кровати через открытое окно, и Германубис в его голове едва слышно засмеялся от того, что Сайно снова прикипел взглядом к тонкой полоске, завораживающе контрастирующей на темном фоне его кожи, — Аль-Хайтам имел вкус, тут не поспоришь, — снова завис мыслями на невозможном, казалось бы, для них исходе.
Сайно хотелось ущипнуть себя, осознать, что это не сон; что они с Аль-Хайтамом прошли через многое не просто так, не зря, что они выторговали свое счастье из жестокого жернова жизни, дали друг другу шанс и взамен получили нечто совершенно прекрасное и даже... волшебное.
Сайно в то время, целых десять лет назад, спасая их юного Дендро Архонта, не мог и надеяться на дальнейшее сотрудничество с Аль-Хайтамом — настолько отчужденным казался Аль-Хайтам; настолько они были... похожими, упрямыми, не имеющими авторитетов, кроме них самих, держащимися за свои моральные принципы, как за единственный якорь в жизни... Безнадежными.
Пожалуй, малая властительница Кусанали действительно уже тогда видела их насквозь — взаимный интерес, напряжение между ними, от встречи к встрече ощущаемое лишь сильнее, хрупкая, ломкая привязанность, которую невозможно было не испытать, целыми днями и неделями живя в одном доме.
Сайно грешил на долг генерала Махаматры, на крайне подозрительные действия Секретаря, на общую атмосферу дома старейшины деревни Аару и даже на насмешливо улыбающуюся Кандакию — но сниходительный оскал Германубиса, слишком мудрого для блага Сайно, не давал оступиться, пойти на кривую дорожку самообмана, держал Сайно в железных тисках жестокой честности с самим собой и миром вокруг себя — ему был интересен Аль-Хайтам.
Ему нравился Аль-Хайтам.
— О чем задумался? — Небрежно придавив его своим весом, растекшись по телу, подобно теплой патоке, румяный и мокрый после душа, удобно сложив руки на чужой груди, Аль-Хайтам заинтересованно поднял бровь и поерзал, чуть сгибая колени.
Сайно тихо выдохнул и потянулся руками к нему, скользнул пальцами во влажные волосы, растрепав их еще больше, обогнул ободок неизменных наушников, и притянул Аль-Хайтама ближе, прижался лбом ко лбу, ощущая на губах чужое горячее дыхание — и улыбнулся, едва касаясь мягкой кожи губ:
— Думаю о том, как быстро влюбился в тебя.
Глаза напротив стремительно залило расширившимся зрачком, руки на груди дрогнули, ловя равновесие, и Аль-Хайтам сократил оставшееся расстояние, прикоснулся к губам в нежном поцелуе — без опустошающего мозг Сайно языка или дикого огня, что моментально заводил их в первые годы отношений, — но согревая кожу дыханием и осыпая мелкими поцелуями несходящую с лица любящую улыбку.
Страсть оставалась; страсть горела в их венах, но спокойная, усмирённая целым десятилетием их отношений и железной уверенности друг в друге.
Торопиться, как-то избавляться от медленно накатывающего возбуждения не хотелось — нечасто у них было время только друг для друга: многочисленные миссии Сайно и обязанности великого Мудреца Аль-Хайтама отнимали всё время и силы, и, возвращаясь домой после трудных недель выслеживания очередного глупого учёного или группы контрабандистов, хотелось лишь есть и спать в ставшей за много лет привычной компании, укутываясь в знакомый и приносящий покой запах как в одеяло, и ни о чем не думать.
Сейчас же наконец выдалась ценная возможность побыть вместе, и Сайно не собирался тратить ее на быстрый секс, как у них часто бывает, а обстоятельно и с комфортом насладиться наслаждением от нахождения рядом с Аль-Хайтамом, в его руках.
Сайно аккуратно провел большим пальцем по покрасневшей щеке, с неослабевающим вниманием следя за тем, как Аль-Хайтам прикрыл глаза от легкой ласки, наклонился ближе к руке, на краткий момент прижимаясь к раскрытой ладони, и чуть сдвинулся, выдыхая и вкладывая в руку один из наушников.
Сайно всё понял без слов и трепетно снял слуховое устройство, осторожно положил на подушку рядом — Аль-Хайтам, добровольно отдающий ему в руки одно из своих главных оружий — возможность слышать и эффективно использовать Глаз Бога, проявлял бесценнейшее доверие, совершенно ему несвойственное, и Сайно не имел права и не собирался его предавать ни в одном из вариантов их будущего.
Удостоверившись, что наушники никуда не съедут с подушки, а они сами не сломают их в порыве, Сайно опустил ладони на подставленную голую спину и с силой провел вниз до кромки низко сидящих на бедрах домашних штанов, чтобы после легкими движениями пальцев пробежался по бокам, ловя собственной обнаженной грудью нервную дрожь тела над ним.
Кто же знал, что Аль-Хайтам до мелькающего в холодных глазах ужаса боится щекотки?
Сайно весело усмехнулся, когда почувствовал, как Аль-Хайтам, спустившийся многочисленными поцелуями ниже, рвано вздохнул и болезненно укусил плечо в ответ — посылаемое сообщение было до боли очевидно — перестать играться и наконец заняться делом. Сайно легко поцеловал подставленную бледную шею и, обхватив руками талию Аль-Хайтама, подкинул бедра вверх, плотно притираясь к такому же возбужденному члену, прикусив губу и слыша под ухом задушенный всхлип.
От такого простого касания было даже слишком хорошо. Сайно винил в собственной сверхчувствительности и стремлении к прикосновениям долгое отсутствие дома и, соответственно, такое же долгое воздержание. В погоне за преступниками было как-то не до даже быстрой мастурбации, что уж говорить о чем-то большем.
Тем временем Аль-Хайтаму, покрывающему его шею легкими укусами, надоели поддразнивания Сайно и он выпрямился, пронзая его горящим взглядом и ерзая, после чего уселся на пятки, упираясь членом Сайно в заднюю сторону упругих яичек, отчего Сайно тихо застонал, — о, он прекрасно знал, что сейчас будет, благо, мягкая ткань штанов не доставляла особых неудобств, — Аль-Хайтам напряг ноги и покачнулся, проезжаясь по члену сразу всей промежностью, задохнулся, запрокинув голову, и почти потерялся в полученном наслаждении, притираясь снова, и снова, и снова.
Сайно, рвано застонав, — слишком много стимуляции для него за короткий промежуток времени, — впился одной рукой в чужое крепкое бедро, едва не оставляя синяки, а пальцами второй подцепил собственный сосок, чуть скрутив и потянув, поджав пальцы на ногах от прокатившейся по телу дрожи.
К сожалению Сайно, казалось, что вся чувствительность груди, и особенно сосков, досталась именно ему. Аль-Хайтам ничего необычного в прикосновении к своей груди не ощущал — у него эрогенными зонами были вся поверхность спины, задняя сторона шеи и паховая область, а вот Сайно не мог перестать мучиться — раньше все рубашки, майки и футболки так натирали соски, что больно было аж до слез, и, еле как закончив Академию и встав на должность генерала Махаматры, Сайно с чрезмерными энтузиазмом и радостью отринул все мешающие ему слои одежды и оставил самый минимум, наиболее удобный и комфортный для него.
Так жилось легче и проще, и сейчас эта маленькая особенность его организма неизбежно приближала его к яркому оргазму.
Сайно приоткрыл глаза, хватая ртом воздух, даже не заметив, когда закрыл их, и зацепился взглядом за окончательно поплывший изумрудный взгляд Аль-Хайтама, облизывающего губы. И тяжело сглотнул, едва на периферии зрения мелькнул золотой свет кольца с гранатовой россыпью по ободку, и второго соска коснулись чужие пальцы, беспощадно сжимая и выкручивая, а сам Аль-Хайтам, согнувшись, обхватил его зубами, втягивая в рот и чуть прикусывая.
Сайно выгнуло на кровати с криком, оргазм, пролетевший перед глазами сверхновой, не заставил себя ждать, и Аль-Хайтам, весь сжавшийся на нем и тихо застонавший на ухо, отчего по содрогающемуся телу побежали мурашки, совсем не помог делу, лишь подлив масла в огонь.
Подрагивая, Сайно растекся по одеялу, раскинув руки в стороны, и с полной пустотой в мыслях пялился на потолок, отдаленно ощущая, как вес тела на нем становится всё больше, пока Аль-Хайтам расслаблялся от собственного оргазма и просовывал ему руки под шею в своеобразном крепком объятии.
— Надо... снова идти в душ, — тихо пробормотали в шею и Сайно пожал плечами, запуская руку в чужие влажные уже от пота волосы.
Было слишком лениво. Хотелось продолжать лежать под крепким красивым телом любимого человека и бессмысленно смотреть в потолок.
какие же они замечательные и комфортные.. спасибо вам большое за эту чудесную работу и хэды💞