Все началось с того, что на одной из тренировок юного поколения Вэй Усянь неосторожно попал под крупный осколок скалы, свалившийся откуда-то сверху. Половина испуганных учеников со всех ног бросились звать старших, пока остальные стаскивали булыжник с неподвижного мужчины.

Осмотрев рану на голове пострадавшего, опытный врач заключил, что его жизни ничего не угрожает, но велика вероятность сотрясения мозга, после чего попросил не тревожить больного на протяжении суток и не давать ему перенапрягаться.

Первое, что сделал Вэй Усянь, когда пришел в себя на следующее утро, — мягко поблагодарил всех за беспокойство и извинился за причиненные неудобства. Цзинь Лин, которого притащил Лань Цзинъи, ибо тот «ни капельки» не интересовался самочувствием своего бедового дяди, моментально закашлялся кровью из-за приторности этого извинения. У других лица были не лучше: Лань Сычжуй застыл как памятник, а Цзинъи, крепко державший Жуланя за плечо, теперь сам повалился на него, и держать пришлось уже его.

Конечно, Вэй Усянь никогда не был слишком надменен с теми, кто ему помогает, но ТАК он не говорил никогда. Будто он готов быть всю жизнь обязан всем без исключения, даже тем, кто просто пришел поглазеть.

Благодаря своей живучести, он быстро оклемался и сразу попросил главу дать ему какое-нибудь поручение, пусть даже самое пустяковое. Лань Сичэнь долгое время загадочно молчал, а потом отказал в просьбе, объяснив это тем, что Вэй Усянь и так немало делает для Ордена, проводя уроки с адептами. Но Вэй Усянь на этом не остановился, вечером стащив у Лань Ванцзи добрые две трети всех бумаг, над которыми тот работал.

Он перестал постоянно сыпать шутками и стал тихим, стараясь никого не беспокоить; он начал ложиться в 9 и вставать в 5, как и было определено в правилах Гусу. Вечером следующего дня он попросил мужа принести еще один матрас в их общую комнату. Лань Ванцзи не мог ничего поделать и выполнил его просьбу. Они стали спать раздельно.

Вэй Усянь совсем перестал смеяться. Он лишь еле заметно приподнимал уголки губ, но такой знакомый разнузданный хохот полностью исчез, уступив место приветливой, но слабой улыбке.

Он продолжал исправно работать с учениками Ордена, то поощряя, то давая советы, а иногда показывая на собственном примере. Он взял у Лань Ванцзи свой меч, Суйбянь, и начал усердно тренировать свое новое Золотое ядро. К Чэньцин он почти не прикасался, оставляя ее в комнате.

Сычжуй, Цзинъи и другие ребята постоянно чувствовали себя не в своей тарелке. Вэй Усянь и до сотрясения неплохо их учил, но сейчас юноши чувствовали себя очень странно. Раньше их учитель довольно легкомысленно относился к тому, что с ними происходит на тренировке. Он мог спокойно грызть яблоко, лежа на удобном суку, пока его испуганные ученики удирали от очередной темной твари, и хохотать над тем, что белоснежные одежды парней становились полностью черными, как и их тело, от пролитой застоявшейся крови мертвеца. Может, сейчас обучение стало понятней и безопасней, но не хватало какого-то экстрима.

Цзинь Лин, которого привез в Облачные Глубины Цзян Чэн, уехавший далеко из своего Ордена по делам и оставивший племянника на попечение Лань Цижэня, все еще не терял надежды вернуться домой и постоянно писал дяде, что в Гусу творится хаос и что он больше так не может. Ему не отвечали, и Цзинь Лин все больше пугался внезапного приступа порядочности Вэй Усяня.

Однажды вечером, когда Вэй Усянь закончил свой урок и отправился к себе, мальчик тяжело плюхнулся у ручья, где все ученики обычно отмывали лица от грязи, хотя сейчас это не требовалось, и застонал:

— Небеса, да что же это такое, я не выдерживаю! Что происходит?! Почему он вдруг стал таким обходительным с нами?! Разве не он постоянно потешался над нами и унижал, как только мог?!

Лань Сычжуй тоже присел рядом и произнес, вглядываясь в прозрачную воду:

— Учитель Вэй так изменился. Он повинуется всем приказам, не делает ничего запретного и, кажется, снова ступил на путь света. Как будто совсем другой человек. И я не припомню, Цзинь Лин, чтобы он хоть раз как-то нас унижал, пожалуйста, следи за словами.

Цзинъи, хлопнувшийся на траву самым первым, приоткрыл один глаз и ехидно спросил:

— А разве не ты все тренировки ныл, что он слишком жесток? Чем тебя не устраивает нынешний учитель Вэй?

Цзинь Лин нахмурился и, возможно, впервые не ответил на подколки товарища. Что-то на душе скребло как целое стадо диких кошек.

Помолчав, он высокомерно хмыкнул и заявил:

— Да я просто привык к тому, как он раньше себя вел, и чувствую себя некомфортно от изменений, вот и все.

— Не знаю, как вы, — подал голос после затянувшегося молчания Сычжуй, — но я хочу, чтобы вернулся тот, прошлый, учитель Вэй. Может, он и стал немного лучше нас обучать и прекратил вносить смуту в Орден, но это совсем не тот учитель Вэй, которого я — мы все — знали.

Цзинъи согласно кивнул:

— Думаю, ты прав. Нужно что-то сделать, чтобы все вернулось на круги своя.

Цзинь Лин хихикнул:

— Может, уроним на него камень? Он получил сотрясение от куска скалы, вот пусть этот булыжник и приводит его в чувство.

— Цзинь Лин! — вскричал остальные, а Цзинъи добавил:

— Хотя я понимаю твою логику.

— Цзинъи! — снова возмутился Сычжуй и тяжело вздохнул, поражаясь своим друзьям.

Два единомышленника расхохотались, но в глубине души все подумали:

«Боги, скорее бы этот фарс закончился».

Через несколько дней Цзян Чэн смилостивился и приехал за изнывающим племянником. Без событий, конечно, не обошлось.

Он приехал рано утром, даже не известив Цзинь Лина: видимо, боялся, что тот поднимет шум. Беззвучно ступая по траве, он направился к Лань Сичэню сообщить, что Цзинь Лин едет домой.

Не успел он сделать на территории Гусу и десяток шагов, как откуда-то донесся приветливый голос:

— О, Цзян Чэн, давно не виделись! Хорошо ли добрался?

Мужчину застыл на месте, его спина покрылась мурашками. Гадая, не ослышался ли он, повернул голову туда, где ему навстречу быстро шел радостный Вэй Усянь, на ходу убирающий Суйбянь в ножны. Нетрудно было догадаться, что он только закончил практиковаться с мечом. Подойдя ближе, поклонился ему как главе Ордена, и только потом заговорил:

— Ты приехал за А-Лином? Он уже тебя заждался, я отведу тебя к нему, пойдем.

Цзян Чэн остался стоял на месте, наблюдая за удаляющейся спиной Вэй Усяня. Немного помешкав, он нерешительно окликнул его:

— Эй.

Вэй Усянь тут же обернулся, все так же улыбаясь:

— Да?

Цзян Чэн снова застыл, пытаясь привести сформулировать мысли, и выдавил:

— Ты… в порядке?

Вэй Усянь тоже остановился, склонив голову набок:

— Что? Конечно, я в порядке. Почему ты думаешь, что это не так?

— Ты странно себя ведешь, очень странно, — Цзян Чэн медленно пошел вперед, подозрительно разглядывая собеседника; Вэй Усянь подождал, пока он подойдет, и они пошли рядом.

— Что же странного я сделал? Всего лишь поприветствовал старого друга и по совместительству сводного брата, это плохо? — Казалось, он искренне изумился вопросу Ваньиня, но дружелюбности в его голосе от этого не убавилось. Цзян Чэна покоробило от этой улыбки, которую с совсем небольшой натяжкой можно было назвать нежной, и он замолчал.

Видя, что собеседник не отвечает, Вэй Усянь тоже прекратил болтать, и всю оставшуюся дорогу они прошли в мертвой тишине, что еще больше насторожило главу Цзян.

«Обычно этот полудурок не затыкался, даже когда его просили, а это что за чертовщина?» — вертелось у него в голове, когда он пытался собраться с мыслями.

Они подошли в учебному кабинету, где проводил свои мучительные занятия Лань Цижэнь. Урок как раз закончились, и усталые, но радующиеся долгожданной свободе высыпали во двор. Вэй Усянь остановился и сказал, что пойдет с докладом к главе Лань, на что ему ответили затяжным молчанием. Цзян Чэн быстро приметил племянника и устремился к нему; тот, в свою очередь, счастливо сверкнул глазами, но тут же напыжился:

— Почему так долго, дядя?! Я писал тебе почти каждый день, а ты приехал только сейчас?! Ты что, не читал мои письма?!

— Не было времени на подобную ерунду, — коротко ответил Цзян Чэн, оглядываясь по сторонам.

Цзинь Лин готов был лопнуть от злости:

— Ерунду?! Да я тут почти помер, а ты говоришь, что это ерунда?!

С усилием подавив желание как следует наподдать по пятой точке вопящему племяннику, Цзян Чэн рявкнул:

— Если остались силы возмущаться, то я пошел! Быстро вали собирать вещи, пока я не оставил тебя здесь навсегда!

Надувшийся Цзинь Лин и в самом деле бросился в свою комнату. Его лицо при беге выражало все стадии оскорбленности и униженности. Другие ученики еле сдерживали смех, боясь, что глава Цзян их услышит.

Помассировав пальцами виски, Цзян Чэн пробормотал: «Ну что за ребенок», после чего отправился следом помогать упаковать вещи.

На полпути его остановил Лань Сичэнь, которого уведомил о прибытии Ваньиня Вэй Усянь, и завязал дружескую беседу, во время которой Цзян Чэн поблагодарил за все и извинился за своенравного племянника. Цзэу Цзюнь ответил веселым смехом и уверениями, что они только рады обучать Цзинь Лина, и пригласил приехать еще.

Уже когда юноша, пыхтя, тащил свои пожитки, Цзян Чэн вспомнил, о чем хотел спросить, и, поколебавшись, задал вопрос:

— Что… что произошло с Вэй Усянем?

— Ох, — Лань Сичэнь тяжело вздохнул, — вы тоже заметили. Это все результат несчастного случая. Он такой уже примерно неделю: не притрагивается к спиртному, старается не нарушать правила и даже слушается дядю во всем, чем пугает даже его. Имеется небольшой провал в памяти: он не помнит, как именно повредил голову. Никто не знает, что с этим делать, даже врач разводит руки, повторяя, что это просто сотрясение, и посоветовал пустить на самотек, так как молодой господин Вэй должен скоро вспомнить все сам.

Цзян Чэн лишился дара речи.

Вэй Усянь???

Соблюдает четыре с лишним тысячи правил???

Это точно Вэй Усянь???

Неужто тело несчастного Мо Сюаньюя снова захватили???

Цзян Чэн сразу захотел пойти и огреть его Цзыдянем, чтобы проверить свою гипотезу, но не успел: этот мелкий цыпленок опять заверещал, требуя дядю поторопиться. Последний незаметно закатил глаза, и после теплого прощания глав Орденов повозки укатили.

Лань Сичэнь, проводив гостей, снова помрачнел. В последнее время Лань Ванцзи ходит с лицом, хмурым, как туча, и его можно понять. Шутка ли, любимый человек начал отдаляться от него, попросив раздельные кровати, да и изменился до неузнаваемости. Тут по-любому не почувствуешь себя счастливым.

Одним небесам известно, сколько бы еще это продолжалось, но одно неверное движение — и все стало, как прежде.

…Вэй Усянь стоял на самом краю обрыва и внимательно разглядывал скалу у себя под ногами, точнее, определенную ее часть, выглядящую так, словно недавно от нее откололся довольно большой кусок, упав куда-то вниз.

Увлекшись расследованием, он слегка вздрогнул, когда сзади раздался строгий голос:

— Вэй Усянь, что ты там делаешь?

Он мигом обернулся, просияв той самой улыбкой, которой он одаривал всех последние дни.

— Учитель Лань, доброго вечера!

— Я спросил, что ты там делаешь, — повторил Лань Цижэнь, нахмурившись. — Отойди от края, он может отколоться. Скала начинает разрушаться.

— Именно поэтому я здесь, — радостно сообщил Вэй Усянь, продолжая безмятежно осматривать скалу, — я недавно узнал, что здесь меня поранило отвалившимся куском, и пришел посмотреть, насколько все плачевно. Вы здесь тоже за этим?

— Нет, я... — Лань Цижэнь не успел договорить, как они оба услышали странный треск.

Побледнев, он чуть ли не впервые в жизни повысил голос и закричал:

— Назад!

Вэй Усянь недоуменно посмотрел под ноги, чувствуя небольшое шевеление камней…

И рухнул вниз.

…

Его быстро выловили из узкого, но довольно глубокого ручья, протекавшего неподалеку от каменного выступа. Собственно, именно возле этого ручья и сидел Вэй Усянь, когда ему прилетело камнем по голове.

На следующее утро он уже очнулся, говоря, что чувствует себя так, как будто его ударили в голову чем-то тяжелым, вроде булыжника.

Приступ благородства и порядочности он нисколько не запомнил, и все новости, особенно про раздельные кровати с Лань Ванцзи, ввергли его в искренний и неописуемый шок. Поэтому он поклялся счастливому, что было видно невооруженным глазом, Лань Чжаню, что выкинет в окошко вторую кровать и продолжит делить с ним одну постель во всех смыслах.

Одним словом, Вэй Усянь окончательно пришел в себя, и к Ордену Лань вернулся обычный развеселый выпивоха со своими бесцеремонными шутками и громким хохотом над чумазыми адептами. Правда, Лань Цижэнь стал относиться к нему более терпимо. Ну, или только так кажется.

И жили они долго и счастливо.