Корабль летел вперёд на всех парусах, волны пенились и бурлили по бортам, отставали и набегали снова, паруса трещали, наполняемые ветром. Камир стоял на палубе и жадным взглядом глядел на море — бескрайнее, теряющееся где-то у горизонта и сливающееся с таким же бесконечным небом, синее, бурлящее и одновременно спокойное, завораживающее песнями волн. Над мачтами ещё летали чайки, пронзительно кричали, желая отплывающим счастливого плавания (юноша, как и все эльфы, знал язык птиц, оттого и понимал, что они там кричат). Солнце слепило глаза и казалось гораздо ярче, чем в Эльфрисе, — ведь его свет не приглушался ни высокими горами, ни одновременно сияющей на небосводе луной.
Всё вокруг казалось неискушённому эльфу просто замечательным, необыкновенным и почти невероятным. Особенно поразил его закат. С удивлением и одному только ему понятным восторгом смотрел он, как небесная лазурь окрашивается багрянцем, как солнце скатывается к горизонту, как море проглатывает его и всё вокруг теряет краски в надвигающихся сумерках, становится серым и безликим.
Когда совсем стемнело, эльф ушёл к себе в каюту. Не зажигая света (эльфы прекрасно видят в темноте, такое уж у них зрение), Камир уселся на койку, спиной к двери, достал из мешка свирель и заиграл. Музыка наполнила каюту, выплывала за дверь и растворялась в темноте отдельными звуками, пробиралась в укромные уголки и отыскивала любую лазейку, чтобы быть услышанной. Крысы в трюме недовольно накрыли уши лапами: они не любили музыку, а уж тем более — свирель, которой при желании можно было заставить их и танцевать, и на задних лапках ходить.
К сожалению, эльф об их слабостях не знал, да и вообще истории о крысолове не слышал, и о соседстве крыс даже не подозревал. А они могли бы многое ему порассказать, ведь через несколько часов они как заполошные рванули с корабля прочь и вплавь вернулись в порт, почувствовав скрывающуюся в одном из уголков трюма беду. А у беды были глаза волчьи — зелёные, и вокруг расстилался могильный холод. Но обо всём по порядку.
Неожиданно за спиной Камир почувствовал — не услышал, а лишь почувствовал — шорох. Он дрогнул, обернулся и увидел на пороге каюты девушку с печальными серыми глазами. Её волосы были покрыты платком; кажется, они были каштановые, но в темноте можно и ошибиться. Девушка вскрикнула и попятилась, эльф поспешно зажёг свет:
— Не бойся.
Понятно, почему незнакомка отпрянула: в темноте у него, как и у всякого порядочного эльфа, глаза светились фонариками. Свет сгладил впечатление, но необычная внешность эльфа непременно должна была эту человеческую девушку удивить.
— Как твоё имя? — ободряюще спросил Камир.
— Ивэна, — ответила она, разглядывая и его, и вообще каюту. — Это ты только что играл?
Камир кивнул, не считая нужным отвечать.
«И зачем она спрашивает, если здесь больше никого нет? — с некоторым огорчением подумал эльф. — Она и сама прекрасно знает, что это я играл. Вот и свирель у меня же в руках. Ох, до чего люди странные!»
Ивэна разглядывала его какое-то время, потом покачала головой:
— Никогда ещё такой чудесной музыки не слышала… и никогда не видела таких людей, как ты.
— А я и не человек, — возразил Камир.
— Кто же? — Кажется, к ней вернулся испуг.
— Не бойся. — Юноша ободряюще улыбнулся. — Я всего лишь эльф.
— Эльф? — воскликнула Ивэна, широко раскрывая глаза. — Всамделишный эльф?!
— Да. Почему ты так удивилась?
— Я-то думала, что эльфы только в сказках бывают, — объяснила Ивэна, не сводя с него восторженных глаз. — Надо же, настоящий эльф…
Камир вспомнил о манерах и предложил ей сесть: что в дверях стоять! Ивэна присела на краешек койки рядом с ним и попросила:
— Сыграй ещё что-нибудь.
«А они похожи, — подумалось эльфу. — Будь то эльфийки, дриады или человечьи девушки — им всем музыка нравится».
Он приложил свирель к губам и вновь заиграл. Ивэна, прикрыв глаза, покачивала головой в такт музыке, потом опомнилась и спросила:
— А в море ты что делаешь?
— В море? — Эльф отложил свирель. — Путешествую. А ты?
— Путешествующий эльф… Чудеса! — Она засмеялась, потом посерьёзнела, и её глаза, несколько оживившиеся, опять погрустнели. — А я еду в Деридейл, к жениху.
— А, понятно, — кивнул Камир и тут же спросил: — А что такое «жених»?
Ивэна, кажется, растерялась. Видно, такого вопроса от него не ожидала.
— Ты не знаешь?
Эльф покачал головой. Ивэна ненадолго задумалась:
— Как бы тебе объяснить… Люди женятся, то есть живут вместе, и у них появляются дети.
Сердце юноши забилось: «Похоже, это как-то относится к Тайне!»
— Хм, — сказал он вслух, приподнимая бровь, — так вы, люди, тоже знаете Тайну?
— Какую ещё тайну? — не поняла Ивэна.
— Э-э… всего этого. — Камир сделал пространный жест. Подробнее объяснить он не мог, поскольку толком сам ничего не знал.
— Да какая же это тайна? — засмеялась девушка, прикрывая рот рукавом. — Какой ты странный… Зачем делать тайну из очевидного?
— Что ты имеешь в виду?
Ивэна объяснила. Брови Камира выгнулись, но он промолчал. В голове не укладывалось. Что же это получается: какое-то пошлое соединение тел — и Тайна? Чтобы эльфийский обряд — и такое значил? Невозможно! А если так, то почему? Нет, здесь точно что-то не так!
— Ты не обманываешь? — недоверчиво уточнил юноша.
— Зачем мне тебя обманывать? — Ивэна пожала плечами.
— Но… Глупость какая! И мы это за таинство почитаем? Значит ли это, что мы тысячелетиями обманывались?
Девушка засмеялась его горячности:
— Уж не знаю, как у вас, эльфов, а для людей это вовсе не тайна. Разве любовь не прекрасна? И к чему скрывать сердечные дела?
— Что такое «сердечные дела»? — перебил её эльф. — Ты много странных вещей говоришь.
— Ты и этого не знаешь? — с сожалением спросила она.
— Ничего я, похоже, не знаю, — с досадой согласился Камир. — С каждой минутой пребывания в вашем мире я знаю ещё меньше, чем думал! Сначала о ненависти рассказывали, теперь ещё и это… Что такое «ненависть»?
— Это когда тебе зла желают.
— А «зло» что такое?
Ивэна совсем растерялась:
— Да ты как дитя малое, совсем ничего не понимаешь… Зло — это очень плохо. Когда столкнёшься с ним, сразу же поймёшь. Страх и ужас — вот что почувствуешь.
— А любовь? И эти «сердечные дела»?
— Любовь — это когда без кого-то жить не можешь. Чувствовал когда-нибудь такое, эльф?
Камир задумался. Испытывал ли он что-нибудь подобное? Может быть, к Фарре? К ней-то он относился иначе, чем к остальным. Но, с другой стороны, вот он здесь, путешествует, стало быть, прекрасно может без неё жить, да и вообще он рад был уехать. Значит, не то.
— Нет, пожалуй, — хмуро ответил он.
Все его представления о жизни казались сейчас такими ничтожными! Эта девушка, совсем ещё юная (а по меркам Эльфриса — совершенное дитя), знала гораздо больше 160-тилетнего эльфа! Камир с неудовольствием вынужден был признать, что людям, пожалуй, живётся интереснее.
Как бы то ни было, возвращаться домой эльфу не хотелось. Совсем. Потом Судьба, словно подслушав, с ядовитой ухмылкой предоставила эту возможность.
— Спокойной ночи, эльф. — Девушка встала и пошла к двери. — Хоть ты ничего и не знаешь, ты всё равно прекрасен.
Она совсем было взялась за дверную ручку, но потом раздумала и вернулась.
— Скажи-ка, — спросила она, и её глаза заблестели, — хотел бы ты узнать её вместе со мной? Тайну… или что бы это ни было.
Камир опять задумался. За всю свою жизнь он не думал столько, сколько сейчас, в последние несколько часов. Идея узнать Тайну ему понравилась, но пугали запреты старейшин. Впрочем, они были далеко и никак не могли знать, чем занимается эльф.
«Они и не узнают… Сам-то я им не скажу» — решил он, нервно провёл ладонью по сверкающим волосам и сказал уверенно, хотя на душе всё ещё было неспокойно:
— Пожалуй.
Ивэна засмеялась, погладила его по щеке:
— Какой же ты странный.
— «Странный»?
— И кожа твоя золотая, и уши острые… Ничего удивительнее в жизни не видела!
Юноша только пожал плечами. В себе он ничего необычного не видел. Гораздо удивительнее ему казались люди.
— Эльфы все такие.
— Так хочешь узнать Тайну? — опять спросила девушка.
— Я же сказал…
Странная людская привычка по сто раз спрашивать или говорить одно и то же эльфу не нравилась. Он привык к ясности, а эти люди… Ивэна улыбнулась его недовольству и легко коснулась его губ своими. Камир замер, даже дышать перестал. Впервые его кто-то поцеловал. Материны поцелуи в счёт, конечно, не шли.
— Ну что ты? — спросила Ивэна у застывшего эльфа.
— Что я? — переспросил он, пытаясь обуздать сердце, которое вдруг странно забилось, словно хотело птицей выпорхнуть из его груди.
— Ты и не целовался прежде? — удивилась она.
Эльф вспыхнул смущением и мотнул головой. Ивэна не стала больше ничего расспрашивать — легко, но настойчиво толкнула эльфа на койку, он провалился головой в подушку, совершенно растерялся, не зная, как на это ответить. Её волосы, с которых она сбросила платок и которые упали ему на лицо, пахли травой — горький, привычный запах… А ведь, если подумать, она даже имени его не спросила! Но Камир потерялся в горячем жаре её тела и думать обо всём забыл.
«Приобщись к Тайне», — гласила одна из древнейших заповедей эльфийского народа. Пожалуй, он с успехом к ней приобщился.