В то утро Камир не лёг спать. Весь день он просидел в склепе рядом с трупом Ивэны. Он даже оплакать её не мог: у вампиров не было слёз. Так что он просто сидел и вспоминал, какой она была в ту их первую ночь и в последующие, когда делила с ним и постель и трапезу. Помнила ли она хоть что-нибудь или была под таким же заклятьем, что и он сам, эльф не знал. Но не об этом стоило думать, а о мести.

      Осмыслив всё и решив, что подходящий способ найден, эльф вернулся в замок и заперся в библиотеке, чтобы отыскать нужное заклятье. Он давно уже все их выучил, но подстраховаться и освежить память не помешало бы: ошибка могла стоить ему жизни, это уж точно. Нужно действовать уверенно и жестоко, даже если это противоречит его внутренним принципам. Если они вообще у него остались.

      Странное дело, нужная книга никак не находилась. Переплёт одной, стоящей на верхней полке, показался ему похожим, и эльф не поленился взобраться на самый верх и вытащить книгу из общего ряда. Увы, он ошибся, это была другая книга. Огорчённый, он совсем уж было хотел поставить книгу на место, но в это время шкаф дрогнул и отъехал в сторону, и глазам удивлённого эльфа предстала потайная комната с весьма скудной обстановкой: покосившийся, рассохшийся стол да кривоногий стул.

      На столе лежала толстая книга в потрепанном переплёте, на стуле — измятая тетрадь с испачканной чернилами (так он думал) обложкой. Тетрадь оказалась дневником Принса Элана, причём написан он был не чернилами, а кровью. Эльф пролистал тетрадь, содрогаясь: князь живо и подробно описывал все свои похождения, все свои кровавые деяния. Внимательно эльф прочёл лишь эпизод насчёт превращения князя в вампира, ведь Элан ничего об этом эльфу не говорил, а вернее, избегал говорить. А уж о зверствах князя Камир не понаслышке знал.

      «Явилось мне существо, ужасное видом, но одновременно прекрасное, — писал князь. — Огненные глаза его завораживали. Это был Арион, назвавшийся вампиром, или носферату. Он меня и сделал Хозяином этих земель и обещал научить древнему колдовству.

      Арион сказал мне: „Я из первых, я разрушил Храм Друидов, я выбрал тебя в преемники“. Я же спросил у него, почему он выбрал именно меня, и он ответил: „Я заглянул тебе в душу и увидел там тьму, я заглянул тебе в сердце и не увидел там ничего. Стоит ли сомневаться, что именно ты мне и нужен?“

      Арион научил меня особому колдовству — древнему, как сам мир. „Ты будешь господином, — сказал он мне, — и не будет тебе равных ни во тьме, ни в свете“. Я же задал ему вопрос, который не давал мне покоя: „А что ты потребуешь взамен?“ Он расхохотался, но я заставил его отвечать, и Арион сказал: „Ничего. Мне нужно убежище, а твой замок — самое подходящее для этого место. К тому же даже вампирам нужна компания“. Уверен, он замышлял что-то, но это признание мне у него вырвать не удалось.

      А впрочем, я ему даже благодарен. Немного. До большинства вещей я ведь своим умом дошёл. Во-первых, я подчинил себе эту страну. Не считая Даркрига: людишек мне оттуда выбить не удаётся, но у меня и без них теперь земель и рабов достаточно. Моё колдовство подчинило людишек Кеннистона навеки, оно везде и повсюду: на небе и на земле, в воде и в воздухе. Достаточно мне пошевелить пальцем — и на эту страну обрушатся сто и одно бедствие и тысяча и одно несчастье. Так я им и объявил…»

      Дальше князь рассуждал о том, что людьми лучше править страхом. Эльф перевернул ещё несколько страниц, не находя ничего интересного, и натолкнулся на абзац, который его ужаснул: «Ничего путёвого из эльфа не вышло. Зануда, каких поискать! Людей ему, видите ли, жалко. Вот только он просчитался, ему ли со мной тягаться! Наложил на него заклятье, а рассвет выполнил грязную часть работы. Снова с эльфами связываться — тьфу, ни в жизнь!»

      Эльф попытался представить себе последние минуты жизни отца и его страдания. Нет, князь заслуживал мести! Самой страшной мести, которую только можно себе вообразить! И если у эльфа до этого момента были какие-то сомнения, то теперь их не осталось.

      Книга же называлась «Тёмное колдовство». Видимо, её Элан получил от Ариона, потому что книга была древнее прочих книг князя. Заклинания в ней были сильные и страшные, но эльф их всё-таки прочёл и выучил. Теперь он знал о колдовстве всё и мог сразиться с князем его же оружием.

      — Сегодня же… — сквозь зубы сказал он, ожесточая своё сердце, — не будь я Камир, сын Торра!

      Эльф спустился в нижний зал. Звери, лежавшие у камина, ощетинили загривки и ощерили ужасные пасти, будто почувствовав дурные намерения эльфа. Юноша прицыкнул на них, подвинул кресло к огню и уселся, вытянув ноги. Так он просидел, ни о чём не думая, пока часы не пробили полночь. Элан должен был уже проснуться, стоило поспешить.

      Первым делом он избавился от волков, превратив их в сухие сучья. Ему было жаль их, но людьми они стать уже не могли. Потом Камир раскрыл окна и закрепил заклинаниями так, чтобы их невозможно было закрыть. На это он потратил порядочно сил, наложив с десяток различных заклятий, чтобы уж наверняка сработало.

      Сделав это, юноша вернулся в кресло и попытался сконцентрироваться, но это было непросто: слишком взволнован он был.

      Раздались шаги Принса, и его холодный голос произнёс:

      — Ну?

      Эльф небрежно повернул голову в его сторону:

      — Что ты подразумеваешь под этим «ну»?

      Князь подошёл к окну, глянул в него, повернулся к Камиру и уточнил:

      — Ну, какие планы на эту чудную ночь?

      Элан стоял как раз напротив окна, поворотившись к нему спиной (стало быть, заклятий на ставнях заметить не мог). Самый подходящий момент! Эльф мысленно сотворил заклятье, которое Элан использовал на Торре: тот, на кого воздействовали этим колдовством, становился подобно камню недвижим, однако не терял способности говорить, мыслить и чувствовать. Это было жестокое заклятье. К нему Камир прибавил ещё и собственное, чтобы заклятье нельзя было снять.

      — Что за… — На лице князя промелькнуло недоумение.

      Он и пальцем не мог шевельнуть! Заклинания тоже не помогли. Тогда Принс гневно обрушился на Камира:

      — Твои шутки, Гвендолен?!

      Эльф неторопливо поднялся:

      — Может, и мои. Да только я не шучу. И имя моё, как ты прекрасно знаешь, вовсе не Гвендолен.

      — Что ты мелешь…

      — Да, я всё вспомнил! — Глаза Камира вспыхнули. — И я даже знаю то, что тебе пока неизвестно.

      — Бред! — презрительно фыркнул князь.

      — Я мог бы тебе простить, — горько сказал юноша, — что ты меня обманул, сделал безжалостным убийцей. Но Торра я тебе не прощу! Вспомни его, князь, вспомни эльфа, которого ты обрёк на мучительную смерть! «Вампиры не охотятся на вампиров», да?

      Глаза Принса округлились.

      — Я Камир из рода Торра, а ты убийца моего отца. Так что я убью тебя, вампирское отродье, и отомщу за него.

      — Я подарил тебе вечность, и эта твоя благодарность? — воскликнул князь. — Я же тебя научил всему, что знаю сам!

      — Но не тёмному колдовству, — с усмешкой возразил эльф.

      — Что… откуда ты… — Казалось, бледное лицо Элана стало ещё бледнее.

      — За восемьсот с лишним лет ты сотворил столько зла! Пришло время расплаты. О, как же я ненавижу тебя!

      — За что?

      — Ты зло во плоти!

      — А ты-то кто? — Князь вдруг злобно ухмыльнулся.

      Камир сжал виски ладонями и глухо застонал.

      — Ты такое же зло, как и я.

      — Неправда! Ты убиваешь ради забавы, а я — чтобы выжить. Я не просил делать меня таким! Ты силой навязал мне это чёртово бессмертие!

      — А чем же оно плохо? — рявкнул князь, и его голос гулко отдался в высоких сводах замка.

      На лице его проявилось сильнейшее напряжение, он всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытался освободиться от колдовских пут.

      — Не удастся. — Камир покачал головой. — Моё колдовство сильнее твоего.

      — Мы ещё можем договориться! — рычал князь, и его лицо всё больше становилось похожим на звериную морду. — Пока ещё не поздно…

      — Уже поздно. Ты спросил, чем плохо бессмертие. Оно прекрасно, если оно не во зло. Пока я был эльфом… Какое чудесное время это было! А ты… ты убил во мне меня, убил во мне эльфа, ничего не осталось! Что я несу другим? Один страх! Одну смерть!

      — Вылитый папаша, — ухмыльнулся князь, вдруг успокаиваясь и оставляя попытки освободиться (что должно было показаться странным, но эльф, захваченный гневом, на это внимания не обратил), — вот и Торр такую же чушь нёс.

      — Не смей произносить его имя! — вскипел Камир. — Ты не имеешь никакого права! Вспомни лучше свою жизнь и покайся, если в тебе хоть что-то человеческое осталось! А рассвет очистит тебя, — уже спокойно заключил эльф.

      — Да будь ты проклят, эльф! — ледяным тоном предрёк князь. — Ты сам однажды кончишь свою непутёвую жизнь так же, как я!

      — Возможно, — согласился юноша, — но прежде умрёшь ты.

      Элан опять ухмыльнулся.

      — Как бы я хотел повернуть время вспять, — горько продолжал эльф, не замечая этой ухмылки. — Я жил счастливо, ничего не зная о ненависти, я даже слова такого не слышал! А теперь я часть этого зла… — Глаза юноши затуманились. — О, если бы я мог избавиться от этого проклятия!

      — Болван! — ругнулся князь. — Выдумал мстить мне… Себе мсти, ты от меня ничем не отличаешься: такой же убийца! И это проклятие останется на тебе навсегда. Ничто его снять не сможет! Только смерть избавит тебя, но и она не принесёт тебе покоя, глупый эльф! А всё остальное — жалкие оправдания!

      Эльф серьёзно и грустно взглянул в его глаза, сказал слова прощания и вышел из залы. Вслед ему неслись ругательства и проклятия князя.

      Камир спустился в самое тёмное место замка — склеп. Он прошёлся между каменных саркофагов, стараясь успокоить нервную дрожь чтением полустёртых эпитафий, продрался сквозь паутину, затянувшую углы, и сполз спиной по стене на каменный пол, подтягивая колени к лицу.

      Хотелось забыть всё снова, ничего вообще не помнить, ведь правда была настолько ужасна!

      «Не уехал бы из Эльфриса, ничего бы не случилось… — запоздало корил себя эльф. — А теперь я туда никогда не смогу вернуться, ведь там нет ночи. Да если бы и была, как бы я мог вернуться? Я уже не эльф, я монстр, порождённый злом».

      Чувствовалось приближение утра. Эльф, прикрыв глаза, попытался представить себе рассвет. Он видел его лишь раз, а теперь был навеки лишён возможности увидеть его снова. Он мог лишь представлять, как выходит из склепа и видит солнце, и оно не причиняет ему боли, а дарит живительное тепло. Оно ласково гладит измученного эльфа, и он становится самим собой… Камир открыл глаза и вздохнул. Это даже мечтой быть не могло, потому что мечты хоть иногда, да сбываются.

      Голод стал невыносим. Камир метнулся на слабый шорох во тьме, почти не осознавая того, что делает, и впился зубами в пойманную крысу. Вкус её крови был неприятен, горло сворачивалось спазмами, но эта кровь несла в себе жизнь, и отказываться от неё было непозволительной роскошью.

      Издалека раздался душераздирающий вопль, это рассвет застиг Элана. Камир свалился на каменный пол, свернулся калачиком и закрыл уши руками, чтобы не слышать агонии заживо сгорающего вампира.

      Да, это была месть, но эльф даже не представлял, что она будет такой горькой.