— Здорово, Нинуль, — бодро поздоровался мужчина, намереваясь усесться прямо на стойку.
— И тебе привет, — Дубровская шлепнула его папкой по пятой точке.
Хирург ойкнул и возмутился, параллельно расписываясь в журнале:
— Ты че дересся?
— А нечего тут сидеть, — парировала регистратор. — Здесь тебе не стул и не скамейка.
Олег скорчил демонстративно обиженную рожицу:
— Злая ты. Вот уйду от тебя, будешь плакать, — пригрозил он.
Нина перспективой не впечатлилась:
— Ты только обещаешь всегда.
— Станешь звать своего прекрасного Олежку, — продолжил Брагин. — Будешь просить шуточки рассказывать, а все — поздно, — нараспев сообщил он и, пару раз хлопнув в ладоши, направился в ординаторскую, мурлыкая себе под нос.
Дубровская только головой покачала.
Михалыча она последнее время не узнавала. Точнее наоборот узнавала, прежнего. Такого, каким она Брагина не видела уже давно.
Друг светился изнутри. Он вообще был человеком энергичным и жизнелюбивым, старался во всем находить хорошее или — если это было невозможно — хотя бы не концентрироваться на плохом. Так могли далеко не все. А Михалыч умел.
Но после расставания с Ларисой это умение стало сбоить, а после ее гибели окончательно сломалось.
И Нина боялась, что безвозвратно. К счастью, ее опасения не оправдались — Брагин, судя по всему, пришел в себя. И это не было однодневной акцией.
Хотелось бы узнать причины, конечно. Впрочем, было у Дубровской предположение.
***
Регистратор подрулила к Олегу после обеда:
— Ну че?
— Че? — закономерно не врубился Брагин.
Женщина пихнула его локтем. Мужчина состроил огорченную физиономию:
— Че ж ты меня бьешь-то весь день сегодня, а?
Однако на Нину его стенания не действовали уже лет девять из тех десяти, что она была знакома с Михалычем:
— Колись давай.
По глазам увидела, что Брагин понял-таки, о чем его спрашивают. Но Олег стоял на своем:
— Я тебе дикобраз, что ли, чтобы колоться.
— Не будь какашкой, — поставила руки в боки Дубровская.
У Брагина вытянулось лицо, и он с трудом сдержался, чтобы не заржать:
— Ты обалдела, мать? — Олег, если честно, испытывал непередаваемое удовольствие, драконя верную подругу. — Нормальная вообще, а?
— Кто? — не отступила Нина.
— Конь в пальто? — задумчиво предположил он.
— Михалыч!!!
Не выдержав звуковой волны, хирург быстренько пошел на попятную, но все равно не сдался — прикинулся валенком:
— Что «кто»?
— Дама твоя.
— Ты че выдумаешь, Нинуль? — голос подвел, но Брагин продолжал лгать. — Нет у меня никакой дамы, я дал обет безбрачия и поклялся в верности нашей богадельне, — он с нежностью погладил стену коридора, по которому друзья и шли.
— А я тебе и не про женитьбу, дурень, — Дубровская ущипнула его за нос. — В кого втюрился?
Олег закатил глаза и сделал шаг назад:
— Ни в кого я не втюрился, че ты пристала. Иди вон, Эжена доставай своими гаданиями.
— Какими гаданиями?
Брагин усмехнулся:
— Ну как: любит — не любит, к сердцу прижмет, — с легкостью увернулся от Нининой тяжелой руки, — нафиг пошлет.
Регистратор намеков на критику своего брака не оценила:
— Я тебя сейчас, — сделала ударение на втором слове, — куда-нибудь пошлю.
Олег приподнял брови:
— По батюшке?
— По матушке Зименской. Скажу ей, сколько раз ты опаздывал на этой неделе, например.
Брагин улыбнулся, но, как показалось Дубровской, несколько виновато:
— Нинуль, ну ты че? Я же пошутил, — увидел, что подруга дуется, почесал затылок и признал. — Неудачно просто вышло.
Женщина указала подбородком в сторону приемной:
— Иди работай.
— Нин.
Догадываясь, что Михалыч все еще чувствует себя некомфортно, Дубровская коварно этим воспользовалась:
— То есть никакой дамы у тебя нет, стало быть?
Мужчина посмотрел на нее исподлобья:
— Ну есть, а че?
— Да ниче, — Нина пожала плечами. — Не скажешь кто?
Брагин отрицательно помотал головой.
— Она хоть совершеннолетняя? — продолжила допрос Дубровская.
У Олега вытянулось лицо:
— Дура ты, что ли, совсем?!
— Известная какая, что ли? — не раскаялась она.
— Ну, можно и так сказать.
«Надо же, прям шпиён 007», — ехидно подумала Нина. И, видя, что терпение Михалыча на исходе, задала финальный вопрос:
— Хорошая хоть?
— Хорошая, — Брагин расплылся так, что заболели щеки.
Дубровская кивнула, принимая ответ:
— Не обижай тогда.
Обижать? Да Брагин вообще никого не хотел обижать, даже Неклюдова. И уж меньше всего на свете он хотел обидеть Марину.
Эта женщина, сама того не подозревая, вытащила его из какого-то темного туннеля, в котором Олег блуждал долгие месяцы. Вытащила, несмотря на то, что сама обладала сложным, а где-то даже тяжелым характером.
Но именно с ней Брагин чувствовал себя хорошо. Перестало портиться настроение, ушли ночные кошмары, появились силы на новые и не очень свершения. С Нарочинской он мог полностью забыться и расслабиться, поупражняться в остроумии и кайфануть, провести гениальную операцию или напиться. И нравилась ему Марина с каждым днем все больше.
При этом она все еще оставалась «вещью в себе». Это невероятно привлекало.
***
Мышцы расслаблялись в сладкой истоме, а аромат мужского тела приятно щекотал ноздри. Марина поцеловала Брагина в плечо, а он зарылся лицом в ее локоны.
Не она одна тут от запаха балдеет.
Нарочинской и раньше нравилось, как пахли ее партнеры, — без этого и влечение-то было невозможным. И партнерам нравилось, как пахла она. Но так, как Брагин, на нее не реагировал никто.
Сначала женщина думала, что ей кажется. Однако чем дальше, тем больше убеждалась в наблюдениях.
Мужчина постоянно находил повод приблизиться, чтобы втянуть носом ее аромат. И неважно — был на Марине парфюм, или же она только вышла из душа.
Даже на работе пытался, когда никто не видел. А уж когда они были вдвоем, то Брагин постоянно лез с тисканьями и утыкался Нарочинской то в шею, то в щеку, то в волосы. Впрочем, он делал все так нежно, что Марине это начало нравиться, хотя раньше она не особо приветствовала ласки вне постели.
И представить не могла, что этот здоровяк такой тактильный и теплый. Но Брагин не переставал раскрываться с новых сторон.
Да и вообще у них все складывалось на удивление неплохо. Марина думала, что будет хуже.
Она погладила его по рукам и догадалась, что мужчина улыбнулся.
У Брагина были красивые руки: длинные, сильные, с большими ладонями и какими-то фантастическими пальцами. Такими можно не только людей спасать, но и играть на музыкальных инструментах… или доводить до исступления.
Брагин вообще был жадным в сексуальном плане. Нарочинская не ожидала, что он окажется настолько ненасытным, еще и на постоянной основе. Но это было приятно.
Почувствовав, что мужчина на нее смотрит, Марина подняла глаза:
— Что?
Он, как известно, умел быть неожиданным:
— Марин, а тебе сколько лет? — внезапно понял, что не знает даже этого, хотя они второй месяц встречаются. И вроде бы достаточно много разговаривают, но все, видимо, не о том.
— Пятьдесят два.
Она так это сказала, что Олег даже поверил на пару секунд.
— А если серьезно?
Нарочинская усмехнулась — растерянный Брагин выглядел ужасно забавно:
— Тридцать шесть.
— А мне тридцать девять, — Олег заправил женщине прядь волос за ухо.
«Какие интересные разговоры у нас, Брагин, полные интеллектуальной значимости».
— Здооорово, — Марина не понимала, что тут еще можно сказать.
Олег, уловив ее настроение, коротко рассмеялся, а потом, посмотрев Нарочинской в лицо каким-то новым взглядом, предположил:
— Ты, наверное, в детстве смешная была.
— Обхохочешься, — фыркнула она и озадачилась. — Брагин, ты че, — даже на локте приподнялась, — ты сентиментальный, что ли?
— Угу, — он согрел ее глазами.
«Вот это новости. Точно — медведь плюшевый».
— А так и не скажешь.
Марина была такой спокойной сейчас, такой расслабленной, совсем не похожей на ту Марину Владимировну, которая шпыняла Олега первые месяцы знакомства. Заслуженно шпыняла, конечно, но все равно неприятно. Хотелось верить, что не случится нечто этакое, что снова превратит Нарочинскую в грымзу.
Брагин ничего не ответил: поцеловал ее в лоб, потом в нос, а затем спустился к губам.
Марина против продолжения банкета не возражала.