Большую часть времени Олег Брагин находился в прекрасном расположении духа.
Во-первых, оптимизм был Олегу свойственен. Во-вторых, Брагина безумно радовали его отношения с Нарочинской.
Он и не подозревал, что может получать удовольствие вообще от всего, что происходит между мужчиной и женщиной. Не было такого раньше, всегда что-нибудь да не нравилось. С Мариной тоже случались раздражающие моменты, конечно. Но Олег, успев немного изучить Нарочинскую, достаточно быстро понимал причины ее заскоков и выдыхал. Да и все хорошее перевешивало многократно.
В-третьих, Брагин начал кайфовать от того, что об их с Мариной романе никто не знает. Пока одна половина больницы строила предположения о личной жизни Олега Михайловича, а другая — глазки самому мужчине, он балдел от Марины Владимировны и знал, что это взаимно.
Было в их секрете что-то удивительно манящее, даже сладкое, и Брагин чувствовал себя избранным. Это льстило.
А если учесть, что по работе хирурги цапались едва ли не каждый день — не специально, просто так получалось, — то никаких подозрений вызвать они не могли.
***
Сергей искренне не понимал, как эти двое умудряются работать вместе.
В Склиф доставили инженера, серьезно пострадавшего на производстве: мужчина заработал повреждения внутренних органов, субдуральную гематому, переломы руки и ноги. С таким количеством травм гарантии давать было сложно.
Марина и Олег, не медля, составили план и, позвав с собой Куликова, быстро взяли пациента на стол.
А в процессе что-то пошло не так.
— Это что такое? — недоуменно произнесла Нарочинская. — Ты видишь?
Нейрохирург никак не ожидала обнаружить этакую подляну после стабилизации пациента и удаления гематомы.
— Да вижу, твою мать, — отреагировал Брагин. — Опухоль это, Марина Владимировна. Давай удалять, повезло, считай, мужику.
— Да какой там повезло! — возмутилась женщина. — Ты посмотри, как она расположена. Я не могу ее сейчас удалять, это рискованно.
— Да она на виду, ну! — возразил хирург. — Не мучить же его повторной операцией.
Нарочинская проткнула Брагина взглядом:
— Олег Михайлович, я что-то не пойму, кто из нас нейрохирург? — холодно уточнила она и получила тяжелейший вздох. — Я не могу удалить из этого доступа: можно задеть что-нибудь важное, его вообще парализует как минимум.
— Давай перевернем его на левый бок, и ты войдешь под углом, — Брагин был свято уверен, что все получится.
Теперь Марина посмотрела на него как на идиота:
— Ты собираешься пациента на столе туда-сюда вертеть? Это невозможно.
Куликов увидел, что товарищ едва сдерживается, и кожей почувствовал, как стремительно сгущается атмосфера.
— Ну давай рискнем! — Олег повысил голос.
— Нет.
— Марин! — Умение Нарочинской включать начальницу порой лишало самообладания — Брагин помнил это еще с доавтобусных времен.
Понимая, что еще чуть-чуть и коллеги подерутся, не отходя от стола, травматолог рискнул переключить внимание на себя:
— Ребят, вы определяйтесь быстрее, мне приступать к ноге его или как?
Марина со стуком отложила инструменты:
— Мы его сейчас закрываем, кладем в реанимацию, а потом максимально быстро придумываем новый план операции. — Брагин закатил глаза, и Нарочинская отчеканила. — Я не могу сейчас удалять эту опухоль, потому что это приведет к необратимым последствиям для пациента.
Олег продолжил стоять на своем, хотя и сбавил обороты:
— Давай рискнем.
— Я не буду рисковать его жизнью, Брагин!
— Марин!.. Ну давай попробуем! — не хотел успокаиваться он. — Войдем под углом, ну это реально!
— Давай попробуем подумать, — если бы голоса имели вещественное воплощение, то Маринин сейчас был бы кинжалом. — Это полезно.
***
— Шейнман вообще сказал, что опухоль неоперабельная, — сообщила Нарочинская, в бесчисленный раз рассматривая снимок.
Брагин отмахнулся от этой реплики, как от назойливой мухи:
— Да трус твой Шейнман, перестраховщик.
Марина подперла ноющую поясницу ладонями и о чем-то сосредоточенно размышляла, не спеша делиться соображениями с коллегами.
Олег же терпением никогда не отличался. Ему вообще не нравились долгие думы, хотя он признавал, что те бывают необходимы:
— Ну давай попробуем! Рисковать так рисковать!
— Слушай, не галди, пожалуйста, хотя бы пять минут! — Нарочинская даже не взглянула на него.
Куликова, находящегося тут же, словно не замечали. Травматолог, в свою очередь, не отсвечивал, потому что понимал: он не разбирается в нейрохирургии лучше Марины. Да и лишнюю ответственность брать на себя не хотел.
А Брагина такие условности никогда не смущали:
— Да ты сама потом поймешь, что лучше заходить сбоку! — через пару минут заявил он. — Мы можем под голову ему положить какой-нибудь поролон и стабилизировать без нагрузки на спинной мозг.
Нарочинская резко обернулась и подошла к столу:
— У меня отец так делал в Детройте, на мастер-классе. Ты что, отчет читал?
— Да не читал я ничего, в языках ни бельмеса, — Олег поднял брови и наморщил лоб. — Мы парня в такой же ситуации оперировали вообще на подушке.
Марина еще несколько минут что-то прикидывала, но все же согласилась:
— Ладно, давай попробуем твою поролоновую подушку.
— Ну слава богу! — Брагин повторно закатил глаза. — Ну неужели ты уступила мужику? — язвительно изумился он и торжественно пообещал. — Я отмечу этот день в календаре и буду ежегодно отмечать. Готов даже проставляться.
Сергей захотел влепить Олегу хороший подзатыльник. Все-таки Брагин иногда дичайше раздражал.
Нарочинская же опасно сощурилась:
— Еще одно слово, и вместо тебя пойдет оперировать Лазарев, — буднично предупредила она. — Или Гафуров.
— Чегооо?! — задохнулся возмущением Олег. — Ты обалдела?
— Это моя операция, мне и решать.
***
— Ну че, как? — поинтересовалась Нина, отвлекаясь от коробки с лекарствами.
Марина кивнула:
— Жить будет.
— Между прочим, могли и быстрее сделать, — буркнул Брагин.
Нарочинская вскинула бровь:
— Олег Михайлович, на своих операциях можете экспериментировать сколько угодно, — снисходительно разрешила она. — А я не готова лишаться работы из-за ваших творческих позывов.
Сергей жалобно посмотрел на Дубровскую и скорчил физиономию, достойную средневековых бестиариев. От нескончаемых пререканий этой парочки у него задергался глаз и грозила разболеться головушка.
Брагин перестал сутулиться и разом подобрался:
— А что, из-за другого готовы?
— Только если из-за убийства одного лысого хирурга.
Мужчины проводили нейрохирурга взглядами, после чего Куликов не выдержал:
— Олег, вообще-то ты неправ. Мы и так его еле откачали, а если бы стали переворачивать в первый раз, еще и без подушки, последствия были бы хуже.
— Иди отсюда, умник, — Брагин поморщился.
Нина только головой покачала.
***
Нарочинская сидела на лавке и курила. Брагин почти с разбега плюхнулся рядом:
— Дай сигаретку.
Женщина достала пачку и молча протянула. Курили в тишине, а потом Олег спросил:
— Че ты?
— А ты чего? — с готовностью отреагировала Марина, но мужчина понял, что она не в претензии.
Поражался все-таки, как Нарочинская может быть настолько разной. Десять минут назад готова была его укокошить, а сейчас уже спокойная как памятник, словно ничего и не было. А уж если вспомнить Марину вне Склифа... Рассудка лишиться можно. Но не нужно.
Брагин осознавал, что далеко не все знает о Нарочинской, но радовался, что знает ее лучше других. И хотел совершенствоваться в этом направлении. Предвкушал.
— Ниче, — вновь затянулся, — погода хорошая.
— Хорошая, — согласилась Марина.
Она не обижалась. Во-первых, они оба были профессионалами и делали общее дело. Во-вторых, в спорах рождалась истина, как сегодня и произошло. В-третьих, Нарочинская давно поняла, что проецировать рабочие отношения на личные вредно, и старалась так не делать. Получалось, конечно, далеко не всегда, но она пыталась.
Судя по всему, Олег придерживался похожего мнения. Он выкинул окурок и внимательно посмотрел на Марину:
— Гулять пойдем?
— Давай, — кивнула Нарочинская, тоже заканчивая курить. — Только я поесть хочу где-нибудь в нормальном месте.
— Ресторан десять звезд?
Марина усмехнулась:
— А такие бывают?
— Не знаю, — Брагин пожал плечами, — мой уровень — максимум две.
— Ну нет. Две — это столовая на вокзале.
— Я думал, это одна, — Олег положил ладонь Нарочинской на поясницу и стал массировать.
Марина благодарно прикрыла глаза — не ожидала, что Брагин заметит ее состояние. Или он просто догадался, уже даже не спрашивая? Операция была долгой, так что мог.
Уточнять не имело смысла — все равно не сознается.
— А одна — это ларек.
Олег улыбнулся:
— Значит, три?
— Значит, да.