Олег вышел из душа и залип.
Нарочинская расчесывала волосы, стоя у трюмо. Тонкие руки двигались так изящно, что Брагин с легкостью представил, как Марина играет на фортепиано. К аристократически-бледной коже хотелось прикоснуться, а синие глаза блестели.
Нарочинская была совершенно не похожа на стервозную версию самой себя, и Олега накрыло волной нежности. Господи, сколько еще граней в этой женщине?..
— Поцеловать бы тебя сейчас, — мечтательно произнес он.
Марина посмотрела на мужчину через зеркало:
— Ну рискни.
— А че, укусишь, да? — Брагин, понадеявшись, что Нарочинская больше не станет закрываться, притянул ее к себе. Уткнулся носом в только что расчесанный затылок, спустился к основанию шеи и направился вниз, чувствуя, как по телу Марины прошла крупная дрожь.
— Это по заявкам, — охрипшим голосом отозвалась Нарочинская и повернулась к Олегу, оставшись в объятиях.
Но начал Брагин не с губ: стал тереться лицом о лицо женщины. Щека к щеке, ко лбу, к носу, к подбородку, снова к щеке. Не принадлежал себе. Совсем.
Марина сначала замерла, но потом сориентировалась и ответила тем же.
И у Олега сердце запрыгнуло в горло.
Сам не знал, откуда в нем возникла потребность в такой ласке. Брагин всегда был тактильным, но до подобных масштабов еще не доходило. Вероятно, дело было именно в Нарочинской и ее на него влиянии.
Хотелось притрагиваться. Не только руками и не только во время секса. Захватить губами ухо, зарыться в шею, уткнуться в ароматные локоны или прижаться лбом ко лбу — все это быстро стало привычным, но очень важным.
А теперь добавились еще и щеки. Может быть потому, что этого добра у Олега было в достатке.
— Брагин, как хорошо, — вырвалось у Марины, и он обмер от счастья.
Практически скончался на месте.
***
Планы на выходной испортил ливень, поэтому хирурги остались у Марины. Брагин изъявил желание посмотреть все имеющиеся фотографии — благо, потоп их не задел, — и теперь, массируя Нарочинской стопы, слушал, как коротко, но достаточно подробно она рассказывает о семье, детстве и учебе в Академии.
Мама была дирижером, ее родители — переводчицей и архитектором, мать отца работала керамисткой, а папа — инженером. Каждый вкладывал в развитие Марины что-то свое, поэтому она росла разносторонним ребенком с кучей интересов. Но медицина все же победила.
Правда сначала Нарочинская хотела стать патологоанатомом.
Олег едва очередной порцией кофе не подавился:
— Зачем? — не укладывалось в его голове, что та девочка-припевочка, которую он видел на фото, мечтала копаться в трупах. Патанатомы, конечно, занимаются не только вскрытиями, но все же.
— Не знаю, любопытно было очень, — Марина пожала плечами. — Но у нас преподаватель по нейрохирургии классный был, Верховцев, меня затянуло. А патанатомию до сих пор люблю, хоть и в теории.
Брагин покачал головой и лукаво констатировал:
— Ну вы даете, Марина Владимировна.
Нарочинская усмехнулась и перевернула страницу в альбоме. Оттуда выскользнула фотография, но на пол не упала — Олег поймал:
— Оп! Вот видишь, какой я полезный, — он засмеялся, однако быстро смолк, удивленно рассматривая изображение.
— Это я тайком из Питера приехала, папа выступал с докладом. Кто-то снимал сидящих в зале, я тоже попала.
Но Брагин смотрел не на Марину — ее он, честно говоря, заметил не сразу. Хотя Нарочинская словно законсервировалась в одном состоянии и вообще не менялась. Только волосы перекрасила.
— Что?
— А ты сюда глянь, — мужчина ткнул пальцем на первый план, и Марина, присмотревшись, ойкнула.
— Это же Пастухов! — изучила будущего заведующего и изумилась еще больше. — Подожди, а с ним рядом ты, что ли? С ума сойти…
Столько раз видела это фото, но не вспомнила о нем, когда познакомилась с Брагиным. Впрочем, Олег изменился гораздо больше Петра: заматерел, посерьезнел, потерял шевелюру и приобрел максимально самодовольный вид.
И нынешний Брагин, честно говоря, нравился ей гораздо больше беззаботного парнишки на фотографии, семнадцать лет хранившейся у них в альбоме.
Олег очень хотел пожурить женщину за невнимательность и поприкалываться, но Нарочинская была такой расслабленной, что он решил не портить момент:
— Ага, мы вместе учились. Петя меня везде таскал, облагораживал, так сказать. Правда не особо преуспел, — Брагин хмыкнул и озадаченно почесал голову. — Слушай, я даже не помню, чтобы нас фоткали. — Марина протянула ему фото, но Олег отрицательно помотал головой. — Нет, это же твое.
Его немного детская реакция показалась очень милой:
— Ну у тебя же такой нет.
— Все равно нельзя. Я лучше копии себе и Петруччо сделаю, если позволишь.
***
Когда фото подошли к концу, Нарочинская задумалась.
— Мариш? — снова напрягся мужчина. Сколько же ей пришлось пережить, что она все время пытается замкнуться…
Но Марина удивила:
— Нечестно получается, Брагин, — слегка приподняла уголки губ. — Ты много теперь обо мне знаешь, а я о тебе — ничего.
— Так а я че, я это, — Олег сразу же взбодрился, — ваще как открытая книга.
Нарочинская кивнула, он привлек ее к себе и пропел:
— Когда был Брагин маленький с кудрявой головой…
Марина фыркнула, давая понять, что оценила, и Олег, театрально откашлявшись, начал рассказывать уже нормально:
— Ну, я из Москвы. В кружках особо не задерживался, только спорт любил, но секции менял регулярно: плавание, атлетика, лыжи, бокс — че только не было! Вообще на месте не сидел, двойки по поведению хватал постоянно.
Нарочинская улыбнулась — да уж, энергии Брагина можно было только позавидовать. Он даже сейчас такой заряженный, какими не все дети бывают.
— Мама работала учителем русского и литературы, — продолжал Олег, — бабушка — терапевтом, иногда на работу брала. Я там разводил бурную деятельность: за конфеты пропускал людей вне очереди, подписывал вместо бабушки больничные для алкоголиков, — Марина рассмеялась, и Брагин коротко улыбнулся. — Потянуло в медицину, короче…. Их нет давно — бабушки в восьмидесятые не стало, мамы в двухтысячном.
На этих словах Нарочинская сжала его пальцы. Олег поднес ее ладонь к губам, поцеловал и продолжил:
— С первого раза не поступил, но в армию не забрали, мне тогда шестнадцать было. Пошел в медучилище, через год снова поступал — удалось. Еще в ординатуре попал в Склиф, там и остался. Женился, через два года развелся. Дочка есть, не от бывшей жены, много позже родилась, — Брагин погладил подбородок и закончил. — Вроде все: режу, кромсаю, шутки шучу.
Глаза Марины увеличились в размерах:
— У тебя есть дочь???
— А че, я не похож на человека, у которого может быть ребенок? — усмехнулся Олег.
— Не знаю, — женщина улыбнулась. — Просто как-то неожиданно.
— Фотки показать?
— Конечно покажи!
Брагин достал телефон, открыл галерею и протянул его Марине:
— Вот, — произнес с нескрываемой гордостью, — Тамарка моя.
Нарочинская увидела первое изображение и озадачилась: девочка на фото была не просто не похожа на Олега, она выглядела как ребенок восточных кровей.
— Че ты? — отреагировал на замешательство Брагин. — Я, может, армянин на самом деле. Обрусевший.
Марина скептически сощурилась:
— А почему у тебя моська такая, армянин? — легонько щелкнула его по носу.
— Горбинка-то? — Олег почесал переносицу. — Так это, мне нос сломали в драке, а потом оперировали, красиво сделали, — уверенно фантазировал он. — И фамилия у меня изначально Брагинян была.
Нарочинская посмотрела на него как на Иванушку-дурачка, и Брагин снизошел до объяснений:
— Да мама у Томки моей армянка, расслабься, — домотал до нужной фотографии и показал дочь с обоими родителями. — Эмка у нас анестезиологом работала.
Эмма была красивой яркой женщиной, и Марина стремительно отогнала от себя вопрос о том, со сколькими коллегами встречался Олег. В конце концов, с кем еще строить отношения, когда почти живешь на работе…
— Обалдеть, — открыла очередное фото Тамары. — Глазищи-то какие. И щеки.
От улыбки у Брагина едва не треснуло лицо:
— Хорошенькая? — спросил он тоном, не предполагающим отрицательного ответа.
— Хорошенькая, — с удовольствием согласилась Нарочинская. Тамара действительно была похожа на куколку.
— Вся в меня.
— Ну, почти, — Марина хмыкнула. — Сколько ей?
Олег был рад интересу:
— Год и семь уже. Хочешь, познакомлю?
— А как на это отреагирует Эмма?
— При чем здесь Эмка? Мы с ней разбежались давно.
Нарочинская непонимающе нахмурилась: Тамара была слишком маленькой, чтобы ее родители могли давно расстаться. Или же у Брагина было другое понятие времени.
Олег понял, что придется пояснить:
— Не из-за Тамарки, — лгать не хотелось, и он стал подбирать слова. — Я узнал, что Эмма беременна, предложение сделал. Не сразу правда. Она отказала — были причины, — Брагин дернул уголками губ, — ну и дальше уже не пошло.
Марина почувствовала, что задела неприятную тему, и погладила мужчину по плечу:
— Извини.
От искренности в ее голосе настроение снова пошло ввысь:
— Да ничего, — Олег улыбнулся. — Мы общаемся, я им помогаю, Тамарка меня уже строит вовсю, — он помолчал и подмигнул. — Вот, теперь ты обо мне больше знаешь, чем я о тебе, — развалился на диване, утягивая Нарочинскую за собой.
Она не возражала и, оказавшись сверху, уперлась подбородком Брагину в грудь:
— У меня нет детей и бывших жен.
— А мужей?
По глазам понял, что зря спросил. Но Марина ответила:
— Был один, но лучше бы не было.
— Понял, — отозвался Олег и спешно перевел тему. — Подожди, а ты че в Питере-то жила? Вы разве не из Москвы?
— Поступила туда: сначала в лицей при Академии, потом в нее саму.
Брагин заправил Нарочинской за ухо прядь волос и пробежал пальцами по щеке:
— А почему не здесь? Ты же хорошо училась.
— Хотелось что-то изменить, стать самостоятельнее. И про отца в Питере меньше спрашивали, — объяснила Марина. — Осела там, работала. Потом на стажировку в Америку попала, не сложилось, вернулась. Дальше ты знаешь.
Олег хотел спросить и про США, но почему-то не решился:
— То есть ты по Питеру экскурсии водить можешь?
— Смотря сколько заплатишь.
— Натурой возьмешь? — хитро улыбнулся мужчина.
— Смотря какой, — в тон отозвалась Нарочинская.
— Самой качественной и натуральной.
Они засмеялись и снова начали целоваться.
Воскресенье обещало быть хорошим во всех отношениях.