Некоторые желания и фантазии могут мучать годами, безжалостно изводя своего обладателя, но, если одни люди поддаются тоске и унынию из-за невозможности осуществить желаемое (или из-за собственного ужаса и смущения от своих грязных мыслей), то другие просто идут к цели и не забивают себе голову грехами и прочими небесными карами.

      В темноте, освещаемой лишь подрагивающими огоньками свечей, молодой маг, закончив все приготовления, сел напротив высокого зеркала и наощупь, привычным чётким движением, вытащил из ножен на поясе короткий кинжал. Сдув со лба и заправив под капюшон лёгкого плаща мешающий медный локон, он рассёк кожу ладони и приложил её к гладкому стеклу, игнорируя жгучую боль и ползущие вниз красные потёки и вглядываясь ровно в глаза своему отражению. Тонкие губы шептали слова на давно уже мёртвом для простых смертных языке, призывая к воплощению самого сладкого, самого абсурдного, самого сумасшедшего желания.

      Свечи, расставленные по обе стороны от зеркала, резко потухли на несколько мгновений, а потом затрещали и вспыхнули вновь, ярко осветив лицо мага. Отражение в зеркале вдруг ухмыльнулось и сделало шаг назад, коснулось его плеч — и маг обернулся.

      Накахару Чую не любили с детства — за то, что он «сын ведьмы», а волосы его, огненные, как пламя, называли отметкой дьявола. К счастью, мать с ранних лет обучала его своим премудростям, и родную деревню Чуя покинул уже сильным магом, особенно преуспевшим в ритуалах и заклинаниях. Непринятый людьми, он бы так и остался одиноким отшельником, если бы судьба не столкнула его с травником с очаровательной улыбкой и сладким голосом. Дазай Осаму, мастер зелий и магических благовоний, коварный обманщик и обольститель, что навевал чары своими томными речами, был не менее рад встретить кого-то такого же всеми отверженного. Чуе порой казалось, что он и сам очарован магией темноволосого хитреца, но, право, ему было всё равно — сгорать с ним в одном пламени, делить страсть на двоих было величайшим наслаждением на свете. И разве не плевать на греховность подобной связи? В глазах людей они и так порождения сатаны, так почему бы не отдаться до конца под его тёмное покровительство?

      И хотя секс с Дазаем всегда был жаркий, сумасшедший, они перепробовали уйму поз, занимались любовью в пещере, в лесу, между скал, на краю утёса — в десятках разных мест, а его особые зелья порой обостряли чувствительность до чёрных мушек перед глазами, заставляя кричать от удовольствия — была у Чуи одна фантазия, которую даже Дазай был ему дать не в силах.

      Границы магического круга отделяли их от внешнего мира, не позволяя пришельцу из мира параллельного пересечь черту, но того, похоже, нисколько это не заботило. Шестнадцатилетний Чуя глядел дерзко, с ухмылкой; он откинул капюшон плаща и встряхнул рыжими волосами — густыми и блестящими, лишь только более короткими. Сдёрнув ненужную тряпку с себя и кинув её на дальний край круга, случайно укрывая заколотый труп жертвенного животного, он потянулся и, игриво подмигнув, шагнул к магу, его призвавшему.

      Глаза Чуи — истинного Чуи — загорелись азартным предвкушением. Почему именно этот возраст? Кажется, именно в шестнадцать, за два года до встречи с Дазаем, Чуя впервые ощутил себя сильным и взрослым, способным постоять за себя, а ещё — чертовски привлекательным. Эти качества в нём со временем, конечно, не убыли, но мысль трахнуть свою более раннюю версию, укротить нахальный мальчишеский нрав самого себя чудовищно его заводила.

      Чуя последовал примеру отражения, скинул с себя плащ — одежда на них была одинаковая — и привлёк того к себе, жадно и мокро целуя. Ему отвечали страстно, сносили ответным напором; ловкие пальчики более молодой версии забрались под тонкую ленту чокера, поцарапывая ногтями острый кадык. Чуя отстранился, тяжело дыша, и всмотрелся в своё лицо не без удовлетворения — он знал, что красив, и не видел никакого смысла отрицать очевидное из ложной скромности. Чистую белую кожу кое-где украшали россыпи бледных веснушек, на дне тёмно-карих глаз плясали золотые искорки — словно брызги, оставшиеся от взмаха ярко-рыжих волос. Дазай любил его внешность, называя Чую «принцем осени». Но сам Чуя сейчас не был настроен на словесные комплименты даже самому себе — его время ограничено, а значит, нельзя медлить с осуществлением задуманного, столь долго желаемого.

      — Как же я сексуален в будущем, — молодая версия, оценивающе оглядывая его, провокационно облизала нижнюю губу кончиком языка. — Меня, наверное, так многие хотят.

      Следующий поцелуй пришёлся в шею, переходя в болезненный укус: отражение зашипело, когда Чуя с удовольствием сомкнул зубы на коже, но шипение сменилось удовлетворённым вздохом, когда сильные руки сжали бока, а правая огладила крепкий живот и спустилась ниже, поглаживая через тонкую ткань штанов напрягшуюся плоть. Кровь из порезанной ладони уже не сочилась, а жгучая боль только придавала остроты происходящему. Пальцы слегка сжались, дразня, и отражение подалось вперёд, потираясь телом, выказывая своё нетерпение.

      — Не сомневаюсь в этом, — прошептал ему на ухо Чуя. — Если даже я не один год мечтал поиметь себя самого.

      — Кто ещё кого поимеет! — ответил нахальный мальчишка.

      — Старших нужно слушаться, — ухмыльнулся Чуя и резко дёрнул его вниз, увлекая на пол, и навис сверху. Ох, он и в шестнадцать был далеко не слаб — любого, кто посмел бы к нему сунуться, ждали болящие кости и сотрясение мозга — но сейчас его соперник был сильнее: последующие шесть лет Чуя не терял времени даром. А потому он скрутил руки отражения за запястья и выдохнул между ключиц, прикусил тонкую кожу, с удовольствием отмечая, насколько ослабло сопротивление. На таких, как он, ласка действует куда более обезоруживающе, нежели насилие.

      Горячий язык очерчивал затвердевшие бусины сосков, спускался ниже, и руки рванули вниз ненужные штаны, под которыми не было нижнего белья. Чуя удовлетворённо оглядел уже полностью вставший член, взял его в руку, скользящими движениями оглаживая вдоль ствола. И, конечно, смотрел на себя. Как же он великолепен! Стройный, крепкий, с разметавшимися рыжими прядями и замутнёнными желанием тёмными глазами — вот что видел перед собой Дазай в часы удовольствия! Прекрасное зрелище! Собственный член Чуи уже болезненно тянуло, капли смазки пачкали штаны — Чуя сдёрнул их и отбросил в кучу одежды. Он снова навис над отражением, в приступе странной нежности гладя по щеке и смотря в глаза, любуясь золотыми крапинками вокруг расширенных от возбуждения зрачков. Их губы соединились в новом жарком поцелуе, тела потирались друг о друга; каждое соприкосновение членов вызывало у обоих полузадушенные стоны. Ощущения быль столь острыми, что кончить можно было от одних этих лёгких движений. Чуя рыкнул, отрываясь от распухших губ и нашаривая рукой заготовленный пузырёк с маслом. Раздвинув отражению ноги, он вылил масла себе на пальцы и тут же грубо протолкнул один до конца. Его молодая версия зашипела, вздёрнула бёдра, но Чуя удержал её на месте, продолжая растягивать и нащупывать чувствительную точку. О, он отлично знал своё тело, знал, куда нужно поцеловать, где потрогать, с какой силой надавить — не будь они оба так возбуждены, они могли бы провести не один час, доставляя друг другу максимум удовольствия. Когда отражение выгнулось, издав резкий стон, Чуя вынул пальцы и в нетерпении толкнулся в податливое тело, окунаясь в море сносящих голову ощущений. Чувство обхвативших его тугих стенок было великолепным — почти как при сексе с Дазаем, но всё же немного другим. А Дазай, в свою очередь, ощущает его именно так? Какой же он везучий чёрт, этот Дазай!

      Чуя, не давая партнёру много времени на привыкание, взял быстрый темп, входил рваными, грубыми толчками, пока слух его ласкали стоны и вскрики отражения, что обнял его бёдрами за талию и восхитительно сжимался при каждом движении. Сердце бешено стучало, капли пота катились по лицу, комнату наполнили звуки шлепков, хлюпов и стонов, в воздухе витали запахи масла и разгорячённых тел. Чуя чувствовал, что близок к разрядке, когда дверь в комнату скрипнула и открылась.

      Оба Чуи нехотя замерли, но проигнорировать вошедшего было нельзя. Дазай Осаму поставил на пол корзину с травами, за которыми ушёл ещё утром, и потянулся, разминая плечи. Его, казалось, нисколько не удивило наличие двух версий партнёра — и не такого он насмотрелся за время жизни с магом.

      — А я так волновался, что мой Чуя скучает без меня, — прозвучал его сладкий голос. — Теперь вижу, что ты умеешь развлечься и наедине с собой.

      — Дазай… — Чуя пожирал возлюбленного глазами, пока фантазия, что он почти претворил в жизнь, обретала в его голове спонтанную модификацию. — Иди сюда. Ты ещё успеваешь присоединиться.

      — А точно ли я вам нужен? — насмешливо спросил его любовник, однако, уже стягивающий пальто, а за ним и жилет.

      — Хочу почувствовать твой член в себе, пока буду трахать его, — простонал Чуя, слабо толкнувшись в тело отражения, что уже нетерпеливо ёрзало под ним. — Разве ты не хочешь сделать это втроём, но без посторонних?

      — Мне всегда хватало тебя одного, но, если мой любимый просит, я не могу отказать. — Дазай опустился на пол перед обоими Чуями и взял своего Чую за подбородок, жадно целуя. Отражение тем временем расстёгивало его рубашку и дразнящими движениями оглаживало пах и набухающий под тканью член.

      Некоторые желания и фантазии могут мучать годами, безжалостно изводя своего обладателя, но, исполняясь, порой превосходят даже лучшие ожидания.