Снаряд разорвался в десятке метров от окопа, заставив находившихся там бойцов пригнуться, закрывая головы от летящих осколков. Сверху послышались крики, совсем рядом — приглушённый стон. В ход пошла артиллерия, и четвёртому взводу, рассредоточенному по длине траншеи, было не высунуться. Наземные войска сдерживали наступление противника — точнее, делали вид, весьма правдоподобно подпуская его ближе к линии обороны. Командир взвода Сакагучи Анго, что координировал действия своих стрелков и держал непрерывную связь с командирами на передовой, сердито шикнул, убрав ото рта рацию:

— Долго ещё, Дазай?

— Не беспокойтесь, Анго-сан, всё идёт по плану и будет исполнено в лучшем виде! — ответил ему юноша слишком весёлым голосом, что совсем не соответствовал ситуации.

— Надеюсь, что так, — буркнул Анго. — Иначе нас всех тут и похоронят.

В глубине окопа молодой парень лет восемнадцати, насвистывая, собирал последние детали весьма занятной конструкции: клапаны, рычаги, спусковые крючки на чём-то, напоминающем огромный гранатомёт, неподъёмный даже для группы людей. Дазай Осаму, юное дарование японской армии, в свои годы обладающий невероятным стратегическим мышлением, успел проявить себя в рекордно короткие сроки. Им заинтересовался сам генерал Мори, проча талантливому парню быстрое продвижение по службе. Эта операция так же была целиком спланирована им: скормить противнику ложные данные о том, что их нынешняя база — крупный источник продовольствия для всех близлежащих войск, а по совместительству хранилище новейших военных разработок и частое место собраний командного состава. Как устоять перед столь лакомым кусочком? Разумеется, подобного рода базы очень хорошо охраняются, а потому противнику придётся привести с собой много ударной силы. И, когда он подберётся на то расстояние, куда его активно завлекали, против него выставят сильнейший козырь. Если сказать точнее — с огромным потенциалом, но Дазай был в нём уверен, как в себе.

— Чуя, ты готов? Справишься?

Он с нежностью посмотрел в голубые глаза напротив. Накахара Чуя был совсем ещё юным мальчишкой, не старше шестнадцати, ещё не успевший привыкнуть к ужасам войны, с которой был вынужден столкнуться лицом к лицу. В глазах его то и дело мелькали страх и неуверенность, несмотря на прятавшуюся в маленьком теле сокрушительную мощь. Он ненавидел эту силу, из-за которой оказался здесь. По статистике, только один человек из десяти миллионов рождался с необыкновенным феноменом — сверхспособностью, и Чуе не повезло оказаться из их числа. Не повезло, потому что его способностью моментально заинтересовалась армия. И потому, что он сам её боялся и ещё с трудом контролировал.

Выдохнув, он заставил опасть на землю тяжёлые валуны, парящие в воздухе против всех законов физики, удерживаемые одной лишь его волей. Они с Дазаем много тренировались по использованию способности, и получаться у него стало несравненно лучше, хотя сила всё ещё была нестабильна, требовала довольно продолжительной и сосредоточенной подготовки перед использованием.

— Лови-ка камушек, коротышка, — хохотнул Дазай, запустив в него приличных размеров булыжником. Чуя среагировал мгновенно: его тело вспыхнуло красным, и камень остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду, а потом быстро полетел назад. Дазай едва увернулся.

— Значит, готов, — удовлетворённо промурлыкал он. — Знаешь…

— Отставить несущественные разговоры! — гаркнул Анго. Он приложил рацию к уху, когда наверху опять громыхнуло.

По обе стороны от них троих расположились ещё два бойца. Акутагава Рюноске неподвижно стоял наизготове, сжимая в руках автомат, всегда суровый и немногословный, идеально дисциплинированный. Кто бы мог подумать, что его лучшим другом станет Накаджима Ацуши, когда-то миролюбивый и весёлый паренёк, мягкий и не приемлющий насилия. Но жизнь заставила его измениться, лицо — потерять эмоциональность, а руки — перестать дрожать. Дазай, знавший Ацуши ещё до войны, с грустью смотрел на настигнувшие того метаморфозы и, будучи неверующим, молился всем возможным богам о том, чтобы этого не произошло с его Чуей. Чтобы война не испортила его, оставила таким же чутким, тонко чувствующим, не заглушила весь богатый спектр его эмоций. В их паре именно Дазай — тот, кто должен принять на себя всю боль, все невзгоды мира. Ему, утерявшему всякую жалость к людям и любовь к жизни, уже нечего терять. Кроме Чуи. Он — тот, кого Дазай любой ценой обязан сохранить.

— Чёрт побери! — прорезал воздух возглас Анго. — Они готовят шрапнель!

— Командуйте отступление, Анго-сан! Чуя… Твой выход.

Он потрепал Чую по волосам и оставил на них невесомый поцелуй. Стрелки взвода начали отступать. Дазай сделал Чуе знак, когда получил сообщение Анго о том, что наверху также чисто. Чуя подошёл к сооружённой Дазаем огромной конструкции и, вспыхнув алым свечением, без труда взял её в руки. Оттолкнувшись от земли, он легко и невесомо взмыл вверх, но в последний момент обернулся:

— А ты, Дазай?

— Моё место — рядом с тобой, — тот улыбнулся так тепло, как не улыбался никому и никогда. — Ничего не бойся. А я живучий, меня не заденет.

Чуя хмыкнул напоследок и скрылся из поля зрения.

А потом всё случилось быстро.

Когда Чуя появился перед плотным рядом боевой техники, противник затих, словно оторопел, не веря своим глазам. Низкий худенький мальчик вышел совершенно один, но, что совсем выходило за рамки здравого смысла — он нёс в руках огромную конструкцию, что была больше него самого. По сути, конструкция была маленьким оружейным складом, который, однако, в руках Чуи мог стать оружием массового поражения. Сила Чуи сама по себе была мощным оружием, но пока ещё не совершенным. Он нажал на кнопку сбоку конструкции, открывая длинный отсек, откуда извлёк гладкий снаряд пулевидной формы. И вот тогда противник решил нанести удар.

Зря. Ох, зря.

Дазай в окопе только качал головой, жалуясь про себя, что не видит этих изумлённых лиц, наблюдающих, как тяжёлые снаряды виснут в массивном гравитационном поле, а потом, внезапно приобретя ускорение, направляются назад, с большой точностью метя в уязвимые места техники. Не давая противнику ни шанса опомниться, Чуя запустил гладкий снаряд, метя точно в центр.

Электромагнитная бомба разорвалась над центральным бронетранспортером. Оставшись без связи и электроники, враг, словно оглушённый, на несколько секунд впал в полный ступор. Но Чуя не собирался медлить. Следующими из конструкции он извлёк бронебойные снаряды, ловко запустив их точно в цели. После тренировки с булыжниками сила слушалась его гораздо лучше, и Чуя, приобрётший уверенность, позволил себе разойтись. Придав своему телу ускорение, на ходу выпуская осколочные гранаты, он поражал живую силу, словно в отдалении слыша предсмертные вопли людей. Когда техника была уничтожена, и немногочисленные противники пытались отступить, он совершил последний, эффектный манёвр: отщёлкнув от конструкции два огнемёта, взмыл ввысь, сделав в воздухе головокружительное сальто, и очертил врага кольцом пламени. Сухая трава вспыхнула, как лучина, поглощая тех, кому не посчастливилось попасть в радиус поражения, и не пропуская остальных. Это было важной деталью операции. Никто не должен был выжить — нельзя было позволить врагу узнать о том, что у Японии в рядах армии есть эспер.

— Чуя!

Дазай обеспокоенно позвал его, попутно озираясь вокруг. Побоище, устроенное Чуей, было грандиозным и отвратительным — всюду осколки, искорёженный металл, изуродованные человеческие тела, запах гари и вонь обугленного мяса. Однако операция была закончена. Дазай подбежал сзади к стоящему, опустив голову, Чуе, осторожно кладя руку ему на плечо.

— Чуя!

Чуя обернулся, и помутнение в его глазах постепенно начало рассеиваться. Он оглядывал окружавшую его бойню, и его лицо начало вытягиваться в ужасе, а тело пробивать крупная дрожь.

— Неужели это всё… я сделал…

Дазай быстро прижал его к своей груди, гладя по волосам и шепча успокаивающие слова, пока Чую накрывала подступающая истерика.

***

В казарме было тихо. Дазай прикрыл дверь в тесную комнату, служившую спальней для него, Чуи, Акутагавы и Ацуши. Сейчас здесь сидел на койке только Чуя, безучастно пялясь в стену. Дазай присел рядом, беря в свои руки чужую ладонь и прижимаясь к ней губами.

— Как ты?

— Это так отвратительно, Дазай. Ты видел? Ты видел это? Кровь, огонь, мясорубка! Эта проклятая сила превращает меня в монстра!

— Ты не монстр, Чуя. Монстры не переживают о таких вещах.

— Нет, Дазай! Я чудовище! Только чудовище может наслаждаться подобными безумствами! Когда я использую эту чёртову силу, мне просто срывает башку, и я получаю удовольствие от убийств и разрушений!

Дазай притянул его к себе, и Чуя притиснулся ближе, крепко обхватив руками за талию. Дазай ненавидел всё это. Ненавидел сам факт того, что в операциях ему приходится использовать Чую. Каждый раз доводить его до такого состояния. Тот и не противится — понимает, что выбора у него нет, приказ есть приказ. А может, понимает так же, как и Дазай: его сила — серьёзное преимущество и, быть может, именно благодаря ей эту войну удастся закончить быстрее. Дазай снова попросил богов, в которых не верил, чтобы Чуя за это время не успел зачерстветь душой, чтобы война не оставила на его душе неизлечимые раны.

— Я даже во сне вижу, как убиваю, — прохрипел Чуя ему в ключицу. — Даже во сне я слышу, как грохочут снаряды, как свистят ненавистные пули. Что, если это последнее, что я услышу в жизни? Что, если одна из этих пуль однажды настигнет меня?

— О, нет, Чуя, — мягко рассмеялся Дазай. — Ты-то не умрёшь. Вспомни наши тренировки. Если сосредоточишься, ты сможешь остановить любые пули, да хоть даже бомбы. Просто верь в себя.

— А если однажды убьют тебя? — Чуя оторвал лицо от чужой рубашки, чтобы посмотреть Дазаю в глаза. — Я не смогу жить без тебя. Ты — единственный, кто напоминает мне, что я всё ещё человек. Если с тобой что-то случится…

— Ничего не случится, — Дазай приложил указательный палец к его губам. — Сам знаешь, смерть обходит меня стороной. Никто не разлучит нас, обещаю тебе. Пусть только попробует.

Чуя первый потянулся к его губам, цепляясь жадно и отчаянно, словно желая напиться в последний раз. Одна его рука зарылась в мягкие волосы, вторая покоилась на груди, ловя стук чужого сердца. Любящего сердца, такого чуждого в этом адском месте, и в то же время — единственного оазиса, желанного как глоток свежей воды в знойной пустыне. Чуя оседлал его колени, выдохнул в ухо:

— Мы так давно не были близки…

У Дазая по коже пробежали мурашки. Здесь они почти никогда не оставались одни, либо же были настолько вымотанными, что просто падали в постели, забываясь мёртвым сном до побудки. Лишь дарили друг другу краткие объятия и поцелуи, когда на них не смотрели посторонние, упиваясь этими редкими проявлениями нежности.

— Акутагава и Ацуши сегодня не вернутся, — прошептал Дазай. — Они решили не тревожить тебя и оставить нас наедине.

— Всё-таки остались тут ещё хорошие люди, — легко улыбнулся Чуя и вновь прильнул к мягким губам, уже более настойчиво. Пальцы Дазая расстегивали на нём рубашку, пробегали по светлой коже, обещая, что хотя бы сейчас Чуя позабудет об ужасе, творящемся за этими стенами.

Чуя этой ночью отдавался ему как никогда отчаянно, страстно. Он хватался за тот островок жизни, что теплился, рождённый в их с Дазаем близости, в этом океане смерти. И засыпал впервые за долгое время с безмятежным спокойствием на лице. Может быть, хотя бы сегодня ночью он не услышит во сне свиста пуль.