Некоторых людей невероятно хочется испортить.

Он был одним из них. Чудесный мальчик с глазами цвета рассвета из того нелепого сборника сказок, который без дела пылился на полке в доме Дримурров с того момента, как Азриэль пошёл в среднюю школу, что не помешало акварельным иллюстрациям глубоко впечататься в память Крис.

Маленький принц в пёстрых одеяниях — и ведь учителя ничего никогда не говорили, игнорируя и чудаковатые наряды юноши, и лёгкий макияж, смягчающий неестественно выглядящую бледность, и неаккуратные, но подробные и до последней запятой грамотные конспекты, которые Ральзэи старательно украшал маркерами, цветными ручками и блёстками.

Он всегда мило выглядел, всегда правильно отвечал и поддерживал замечательные отношения с преподавателями. До приторности вежливый, правильный до невозможного — не из тех, про кого говорят «в каждой бочке затычка», но из тех, кто всегда несколько сокрыт дымкой святости, непостижимой для простых смертных, в категорию которых попадает любой, кто хоть немного знает об обществе.

Это и отличало его в глазах Крис от такой же правильной Ноэлль. Она казалась более реальной. Многомерной. Она не состояла из тумана, конфетти и дешёвых книжек о том, как заводить друзей.

Обучавшийся почти десять лет на дому, поведением периодически напоминающий оторванного от реальности одарённого ребёнка, принимающего знания за взрослость, Ральзэи, сам того не ведая, заставлял даже Крис и Сьюзи выглядеть как часть толпы: переплюнуть эту ворону в количестве белых перьев они не могли. Однако он, как ни странно, неплохо уживался с одноклассниками, впитывая как губка любой социальный опыт.

Иногда им пользовались. Почти открыто. Ральзэи не замечал — или же предпочитал делать вид, что не замечает. Крис были уверены: ему нравится. Нравится быть мальчиком на побегушках, нравится выполнять домашнее задание для нескольких человек сразу (не считая моментов, когда он вполне ощутимо злился), нравится снабжать класс бесплатной выпечкой. В этом не было ничего такого. Наверное. Это всего лишь ещё больше заставляло хотеть использовать наивного мальчика с белоснежными локонами, вышедшего со страниц подросткового фэнтези.

Однажды Крис довелось видеть, как на лице Ральзэи рисуют. Это было на свободном уроке в какой-то праздничный день. Крис пристально смотрели, как на белоснежной коже появляются звёздочки, сердечки и цветочки, как лёгкие мазки чужой кисти застывают цветной коркой. Дримурр помнил это ощущение стянутой кожи, которое хочется поскорее убрать, размазывая рукавом импровизированный грим.

«Выглядит миленько, да? — улыбнулся Ральзэи Крис, заметив их взгляд на себе. — Я прямо как холст».

Крис в ответ только цокнули и легли на парту, скрывшись за копной нечёсаных волос.

«Миленько». «Как холст».

Это было странно. От этого тошнило.

Его хотелось запятнать. Смотреть, как густая чёрная краска стекает по его белому лицу, капая с носа и кончиков волос, заливая глаза, пачкая яркий шарф. Размазывать по розоватым щекам и слипшимся ресницам другие цвета, делая их в смешении с чёрным грязными. Натыкаться на страх и непонимание во взгляде — а может, на слепое обожание, которым Ральзэи одаривал их всякий раз, когда они оставались наедине. Вообще-то, с ним было действительно весело и даже приятно — если не считать периодическое чувство, которое можно было описать только словом «неуютно». И всё же, Крис избегали Ральзэи. Избегали физического контакта, когда тот якобы невзначай прикасался к их рукам, избегали чужого румянца, до комичного быстро заливающего щёки мальчика.

Крис избегали Ральзэи.

Иногда холст нужен не для искусства, а для выпуска пара, не для красоты, а для уродства, не для созидания, а для разрушения. Иногда холсты заливают краской и водой, иногда на них оставляют надрезы.

Чистое полотно почти не жаль. Полотно, хаотично залитое акварелью, перемешанной с блёстками, жаль ещё меньше.

Поэтому Крис, незаинтересованные обычно в посторонних людях, стремились разглядеть в Ральзэи хоть что-то помимо бесконечной наивности и невинности, злясь, когда тот снова прятался за заученными паттернами «милоты».

Крис хотели, чтобы Ральзэи хотя бы казался реальным, если быть таковым он не мог — Дримурр понимали, каково это, и не могли винить его за зыбкость и запрограммированность образа. Они хотели узнать его получше. Они хотели сблизиться.

Но Ральзэи хотелось испачкать, запятнать, уничтожить, над ним хотелось смеяться, его хотелось снова и снова растаптывать.

Это не было желанием Крис. Крис никогда бы этого не сделали. Они бы даже не подумали. У них бы и тени подобной мысли не промелькнуло в голове, если бы не вкрадчивый голос, дёргающий стальные нити на их запястьях.

Крис просто боялись, что однажды станет слишком поздно и сверкающие блёстками комки ваты из чужой головы окрасятся их художественными принадлежностями.