Дубровская увидела Брагина и отвлеклась от четвертого за начало смены пирожка:
— Здорово, че с тобой?
— Привет, — меланхолично отозвался мужчина и стал расписываться в журнале.
Регистратору это не понравилось:
— Алё, гараж. Земля вызывает Михалыча.
— Все нормально, Нин, — не поддержал шутки Олег. — Устал я просто. В отпуск мне пора.
— Отпуск — дело хорошее, — недоверчиво протянула Дубровская. — А Маринка вернулась?
Ответ не понадобился, потому что в приемном появилась сама Нарочинская. С таким же отсутствующим лицом, как у Брагина, нейрохирург дошла до регистратора и механически поздоровалась:
— Привет, Нин.
— Привет, — еще более удивленно отозвалась Дубровская. В ее голове возникло подозрение, верить в которое не хотелось. — Как дела?
Брагин глянул на подругу крайне неодобрительно, но Нина этого не заметила.
— Все в порядке, — не меняя интонации отозвалась Марина. Расписалась в журнале и пошла в сторону ординаторской. Резко остановилась на полпути, вспомнив, что ей не туда, и вновь оказалась у стойки. И только сейчас заметила Олега. — Привет.
— Привет, — эхом отозвался он.
Нарочинская посмотрела на Дубровскую:
— Шейнман пришел?
— Угу.
Нина проводила подругу выразительным взглядом и не менее выразительно глянула на друга:
— Это что сейчас было?
— Не надо.
— Чего? — не поняла она.
— Ничего не надо, Нин.
***
В нейрохирургии Нарочинскую встретил бодрый до отвращения Юрий Михайлович:
— О, Марина Владимировна, а я тебя ждал, — сообщил он и спохватился. — Давай на «ты» сразу?
— Если так удобнее, — Марина пожала плечами. — Только от коллег будет пристальное внимание, наверное. — Она не помнила, чтобы заведующему тыкали все подряд. Почему он решил снизойти именно до нее, волновало мало.
— А оно и так будет, — Шейнман не переживал о таких вещах. — Но тебе ж не привыкать, госпожа Нарочинская.
— Это точно.
— Как отдохнула-то?
Марина не стремилась поддерживать диалог:
— Нормально.
Юрий Михайлович хотел брякнуть что-нибудь язвительное, но, поглядев на женщину еще раз, передумал:
— Ладно, пойдем, я тебе все покажу, пока время есть.
Нейрохирурги пошли по коридору.
— Кстати, — вспомнил Шейнман, — ты уже в курсе?
— Чего? — непонимающе посмотрела на него Нарочинская.
— Павлову твою турнули.
— Она не моя, — на автомате отозвалась Марина. — В смысле «турнули»?
Заведующий хмыкнул:
— В прямом. В экстренной очередной пациент умер от Тромбостаза, нагрянула проверка. Здрасьте, — кивнул пациенту вышедшему из палаты. — Как себя чувствуете? Нормально? Отлично, — довольно потер ладони. — Я к вам зайду минут через сорок, готовьтесь.
Казалось, Юрий Михайлович совершенно забыл о предыдущем предмете разговора.
— И что дальше-то?
— Ты о чем? А, Павлова. Ну и все. Об откатах узнали, уволили по статейке. Может, и чего похуже будет, — с легким злорадством предположил он.
Нарочинская слушала и понимала, что ей безразлично. Она никогда не славилась мстительностью, да и ситуация с должностью отошла на дальний план, хотя вспоминать об этом было максимально неприятно. Но Павлова сама по себе была Марине до лампочки. В отличие от другого представителя экстренной хирургии…
Но один вопрос все-таки имел значение:
— А кто теперь заведующий? — Марина остановилась.
Шейнман крякнул:
— Хороший вопрос. Брагину предлагали, но он орал так, что в приемном люди разбежались, — и даже почти не приукрасил. — А больше вроде некого ставить. Видимо, Покровский будет нового искать.
Нарочинская мысленно содрогнулась: Олег, при всей своей вспыльчивости, кричал не так часто. Если и повышал голос, то максимум на одну-две фразы.
Раз его услышала половина Склифа, значит, крик длился дольше.
Но самообладание Марину не подвело:
— Пусть ищет.
Решив, что комментарий об Олеге Михайловиче не произвел на Марину Владимировну должного впечатления, Юрий Михайлович продолжил тему:
— На Брагина, между прочим, больно смотреть.
Шейнман не знал подробностей, однако признавал неправоту Олега. Вместе с тем, заведующий знал Брагина давно, поэтому сочувствовал. Впрочем, Марину он тоже понимал.
— Не смотри.
— И не жалко тебе его.
— Тебе надо — ты и жалей, — Нарочинская была благодарна Юрию Михайловичу за помощь. Но сейчас он однозначно лез туда, куда не звали.
И Шейнман это понял:
— Делать мне больше нечего, — фыркнул он. — Я просто ввожу тебя в курс дела.
***
Брагин ввалился в ординаторскую и почти с разбега рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку.
Лазарев, вошедший следом, только головой покачал.
Последние недели Олег Михайлович славился перепадами настроения и раздражительностью, а еще пугал нездоровым внешним видом. Но в нем все равно жила какая-то надежда. И Костя верил, что, когда Марина Владимировна приедет, все наладится.
А сегодня надежда Брагина исчезла.
Лазарев не знал, вернулась Нарочинская или нет, но что-то ему подсказывало, что состояние наставника было связано именно с ней:
— Что случилось?
Олег не ответил, и Костик терпеливо повторил:
— Олег Михайлович, что случилось? Что-то с Мариной Владимировной?
Поняв, что Лазарев не отстанет, Брагин приподнял голову и буркнул:
— Ничего с Мариной Владимировной.
Лазарев замолчал, не зная, что сказать. Потом сообразил:
— А живете вы теперь где?
— Че ты пристал, — заворчал Олег.
— Надо, вот и пристал.
Брагин повернулся на спину и уставился на Лазарева тяжелым взглядом:
— Нигде я не живу. Бомжую. Че дальше?
Костя остался невозмутим:
— Так я и подумал, — он залез в рюкзак, достал связку ключей и протянул. — Длинный открывает нижний замок, короткий — верхний.
— Это че? — Олег в недоумении приподнял брови.
— Ключи от квартиры, где деньги лежат, — Лазарев слишком хорошо помнил, как ему было стремно, когда он не смог помочь Олегу Михайловичу в прошлый раз. — Салам уже два месяца как съехал, с девушкой живет. У меня одна комната свободна.
Брагин завис с открытым ртом:
— Ты серьезно?
Лазарев кивнул, и Олег просветлел лицом. Даже немного улыбнулся.
***
Нарочинская заполняла бумаги, когда ее позвал смутно знакомый голос:
— Марина?
Нейрохирург подняла голову и с изумлением уставилась на тоненькую темноволосую большеглазую женщину.
— Саша? Покровская? — Марина улыбнулась. — Ты как здесь? Подожди… ты же Покровская.
Саша смущенно кивнула:
— Ну да. На экскурсию пришла, вот, думаю.
— Да чего тут думать! — Нарочинская рада была переключиться. — Пойдем, я тебе все покажу, — передала документы Вере, сменщице Нины, и поймала себя на мысли, что разговаривает фразами Шейнмана.
С гинекологом Александрой Покровской Марина познакомилась во время стажировки в США. И, вопреки закрытости Нарочинской и четырехлетней разнице в возрасте, которая тогда ощущалась, достаточно быстро подружилась. Покровская даже была на свадьбе Марины и Джона Смита. Затем обучение закончилось, и Саша вернулась в родную Казань.
Они не виделись почти десять лет. За это время Саша похоронила маму и переехала в Москву к папе. Замуж не вышла, детей не родила. Обо всем этом Покровская и поведала во время небольшой экскурсии.
Затем давние знакомые устроились в ординаторской отделения нейрохирургии — благо, там пока никого не было — и продолжили общаться.
А когда основные темы закончились, Саша осторожно поинтересовалась:
— Марин, ты извини, конечно, но у тебя все в порядке? — не заметить совершенно трагические глаза Нарочинской было невозможно.
Марина невесело усмехнулась. Она весь день ловила сочувствующие взгляды, и это ей порядком поднадоело. Но так захотелось поделиться. И поделиться с тем, кто не будет одновременно жалеть и ее, и Олега.
Впрочем, подробно изливать душу Нарочинская все равно не планировала:
— Все нормально, никто не умер. Просто вчера рассталась с человеком, которого люблю.
Покровская молчала долго. Потом также осторожно уточнила:
— А он тебя?
— Наверное. Но вместе все равно быть не можем, — Марина поймала многозначительный взгляд и поспешила оправдаться. — Нет, ты что, он не женат.
— Может, все наладится тогда, — предположила Саша.
— Вряд ли.
— Тебе виднее, — Покровская накрыла ладонь Нарочинской своей рукой. — В любом случае потом станет легче, — и переключилась на что-то отвлеченное.
Марина ей была за это очень благодарна.