Брагин завернул за угол и налетел на застывшую столбом Марину:
— Господи, ты че тут? — Женщина не ответила, и он испугался еще больше. — Мариш, задел? Больно? — стал ощупывать. — Прости.
Нарочинская, кажется, только сейчас его заметила:
— Олег, ты чего?
— Я? — Марина не пострадала, поэтому Олег слегка успокоился. — Ты че зависла здесь? — он вгляделся в ее лицо.
Нарочинская выглядела как обычно. Для постороннего человека. А Брагин увидел в ее глазах страх, переходящий в панику.
— Марина, что случилось?
— Все в порядке, — Нарочинская пожала плечами.
Олег нахмурился, погипнотизировал женщину тяжелым взглядом и понял, что просто так она не расскажет:
— Понятно, — взял за плечи и потянул за собой.
Марина вяло сопротивлялась — на большее не было сил. Мужчина завел ее в одну из подсобок и перекрыл собой выход:
— Рассказывай.
— О чем? — теперь подвел голос, но Нарочинская продолжала прикидываться ветошью.
— Обо всем.
— А ты не много на себя берешь? — возмутилась она.
Брагин проигнорировал вопрос и выразительно посмотрел исподлобья:
— Ну? — с нажимом поинтересовался он.— Нарочинская, я тебя не выпущу, пока не расскажешь.
Марина разозлилась:
— Меня люди ждут! — и попыталась обойти Олега, но он — ожидаемо — не отпустил, поймал в капкан рук, еще и зафиксировал. — Брагин!
— Подождут, — отрезал мужчина.
Она ненавидела, когда он так себя вел. С одной стороны. А с другой… кому еще рассказывать, если не Олегу.
Марина нервно покусала губы, досчитала до десяти, не переставая чувствовать на себе пристальный взор, зажмурилась и на одном дыхании выпалила:
— На плановом осмотре Покровская нашла миому, завтра операция.
Брагин дрогнул, убрал руки и словно уменьшился в размерах:
— Большая?
— Около пяти сантиметров.
Он протер лицо ладонью:
— Как ты себя чувствуешь? Какие прогнозы? Тебе больно?
— Нормально, — Марина пожала плечами и, ощущая, как ее начинает поколачивать.
— Что-то болит? — повторил Олег.
— Нет.
— Какие прогнозы?
— Не знаю, — Нарочинская скривила губы. — Ни черта я не знаю, Брагин! Меня ни разу не оперировали. И наследственность у меня хреновая, сам знаешь.
Он отреагировал быстро и прижал Марину к себе за пару мгновений до того, как она расплакалась.
***
Саша Покровская смотрела на Марину и Брагина, и не понимала, как они вообще умудрились расстаться.
Олег Михайлович боялся за Нарочинскую больше самой Нарочинской. А Марина смотрела на него так, как не смотрела ни на кого из тех своих поклонников, с которыми была знакома Александра Алексеевна.
— Я здесь ждать буду, — серьезно пообещал Олег раз, наверное, в пятый за последние десять минут. — Я все узнал: операция несложная, делается быстро, а Покровская твоя профессионал. Даже суперпрофессионал.
Марина нервно рассмеялась:
— Брагин, ты кого успокаиваешь: меня или себя? — а сама подумала, что чертовски благодарна Олегу. Если бы он не заставил рассказать, не поддерживал, она бы точно с ума сошла.
Сейчас тоже было страшно. Но без Брагина было бы хуже.
Он не сдержался: прислонился лбом к ее лбу, вдыхая невыносимо родной запах кожи. И почувствовал, как Нарочинская вздрогнула, а затем легонько потерлась лицом о его лицо.
— Марина, посмотри мне в глаза, — попросил Олег. Дождался, когда его послушают, и хрипло сказал. — Все будет хорошо, слышишь?
***
Брагин был смелым человеком. Но существовали моменты, когда он оказывался бессилен. Например, ситуации, где Олег ничего не мог предпринять. И вот это пугало до изнеможения. А если еще и добавлялась неизвестность, становилось просто невыносимо.
Хоть на стену лезь. Он бы и залез, только пациентов пугать не хотел.
— О, Олег Михайлович, день добрый, — удивилась Меркулова, увидев его у двери операционной. — Я думала, вы выходной. Не хотите ассистировать?
Он отрицательно помотал головой:
— Я выходной, Диана Валентиновна. Считайте, что я вам мерещусь.
Заведующая стала серьезнее:
— Что-то случилось?
Олег замялся: Марина очень не хотела огласки. Только не учла, где работает. Сначала об операции, пусть и без подробностей, узнал Шейнман — вынужденно, когда Нарочинская уходила на больничный. Следом узнала вся нейрохирургия. И Брагин сомневался, что Марина обрадуется, если экстренное отделение тоже будет в курсе. Еще и по его милости.
Но и прикидываться, что он тут просто погулять вышел, было глупо.
— Да там. Оперируют близкого человека моего.
Диана отсканировала его лицо и не стала докапываться:
— Все по плану?
— Надеюсь.
— Хорошо, — она кивнула, двигаясь дальше. — Удачи.
***
Операция прошла успешно, что и подтвердила Олегу и пришедшей в себя Марине Покровская.
Когда Саша вышла из палаты, Брагин присел на краешек кровати:
— Мариша, ты как? — бережно взял ее за руку и осторожно, почти невесомо погладил.
Нарочинская слабо улыбнулась. Звериный страх, преследовавший с того момента, как она узнала о диагнозе, исчез. Взамен пришла колоссальная усталость.
— Маленькая моя, — глухим срывающимся шепотом произнес Олег и аккуратно провел ладонью по ногам Марины, — тебе больно? — от его собачьих глаз у Нарочинской сердце сделало кувырок и опустилось в район колен.
Брагин так за нее переживал, так боялся, так… любил.
Она знала, что он ее любит, она давно это знала. Просто события последних месяцев слишком пошатнули эту уверенность. Почти разрушили.
— Нет, ты что. Мне не больно, совсем, — Марина поймала мужчину за ладонь и переплела свои пальцы с его. — Страшно было до ужаса, до темноты в глазах. Но все позади, Олег, правда.
***
Нарочинская открыла дверь:
— Привет.
— Привет, — эхом отозвался Брагин. — Как ты? — почему-то шепотом спросил он.
— Нормально. Ты проходи, — Марина медленно отошла и столь же медленно пошла в гостиную.
Олег снял обувь, разделся, прошел на кухню и стал раскладывать купленные продукты:
— Ты когда ела?
— Пару часов назад, — Нарочинская опустилась на диван.
— Точно? — он развернулся на пятках и уставился на женщину. Она кивнула. — То есть ты не голодна?
— То есть не голодна.
— А если подумать?
Марина чудом сдержалась, чтобы не рассмеяться: во-первых, обижать Брагина не хотелось, во-вторых, смеяться было больно.
— Олег, я правда сыта.
Мужчина не успокоился — поставил чайник:
— Ну, хоть чай с тобой попьем давай.
— Ты сам себе сделай что-нибудь, если хочешь, — предложила она.
Он очаровательно улыбнулся, совсем как в прошлые времена, и Марина вспомнила, как сильно ее тянет к такому Олегу. Совсем не бабнику и не клоуну, а трогательному и милому плюшевому медведю.
— Я тоже не хочу пока, Мариш.
Мариш… Далеко не самая оригинальная форма ее имени. Но в его устах всегда звучала не так, как у других. Персонализированно. Так же, как и слегка обрезанное «Марин».
Потом Брагин дважды поинтересовался, не замерзла ли она, и, вопреки отрицательному ответу, все равно укутал Нарочинскую в плед. Марина не возмущалась. Понимала: за такие переживания и заботу, местами неловкие и порой оголтелые, она в Олега и влюбилась. Это в нем было всегда и не исчезало, даже если они ссорились.
Даже сейчас, когда они расстались.
Хотя для бывших у них все еще неподходящие отношения. Как, впрочем, и всегда: слишком они неравнодушные, чтобы остаться друзьями, слишком родные, чтобы превратиться в посторонних, слишком… слишком разные, чтобы быть вместе.
В горле противно сжало, и Марина отвлеклась на чай.
— Не волнуйся, я к ним заходил, — сказал Олег, когда закончили с чаепитием. — У них там завал в лаборатории, ничего не успевают.
Марина благодарно улыбнулась, и Брагин, не в силах противостоять себе, погладил ее по лицу, так и оставив ладонь на щеке. Нарочинская замерла, прикрыв глаза.
А еще через минуту зазвонил телефон.
Женщина напряженно посмотрела на мобильник. Мужчина интерпретировал этот взгляд правильно и ответил вместо нее:
— Да? Алё, да-да-да, — Олег посмотрел на Марину и шепнул, — из лаборатории. Ну, и че там? — выслушал и начал радоваться. — Ух, ну слава богу, — снова посмотрел на Нарочинскую. — Все хорошо. Все, спасибо, ребят, спасибо.
Марина замерла, явно не понимая, что ей сказали, и Брагин, отложив телефон, просиял:
— Ну что, я тебя поздравляю, — он притянул ее к себе, и у Нарочинской заслезились глаза. — Ты моя заечка, моя девочка, не плачь, все хорошо. — Марина вцепилась в его плечи, как в спасательный круг. — Я тебя поздравляю, моя сладкая. Вот видишь, все хорошо…
Она всхлипнула, и Олег стал сцеловывать слезы с ее лица. Нарочинская, коротко рассмеявшись, стала беспорядочно целовать его в ответ.
А потом губы соприкоснулись. На секунду всего, но по коже пробежали обжигающие огни, и Марина опомнилась:
— Стой, Олег, не надо, — она отстранилась. Посмотрела в темные глаза и почувствовала себя неуютно. — Прости.
Брагин заставил себя улыбнуться:
— Все в порядке, это ты прости. — Посмотрел на тоскливо-виноватое лицо и вновь прижал Нарочинскую к себе, но с поцелуями уже не лез. — Все, моя хорошая, это закончилось, все позади. Ты молодец. Я же говорил…