На троне из красных рук

За спиной и впереди, по сторонам, над ним, под ним кружатся в причудливом танце гигантские алые руки, тянутся пальцами к чему-то, только Омори известному. Санни заснул где-то глубоко внутри, убаюканный собственной ложью, завëрнутый в красивый фантик.

Незнакомец смотрит в глаза - и видит там только пустоту и смирение, стремление защищать этот лживый мирок любой ценой - и больше ничего.

Незнакомец ошибается - есть в этих глазах кое-что ещё, тëмным пятном прячущееся на дне чëрных радужек.

Нож отложен в сторону - подхвачен одной из услужливых рук, витающих рядом. Пальцы, холодные, не согреваемые теплом человеческой души, не согреваемые теплом человеческих эмоций, лезут под одежду, проводят по талии. Омори заключает его в кольцо рук - своих собственных, растущих из плечей - притягивая ближе, смотря-смотря-смотря. Незнакомец тонет в этом взгляде. Он сидит на его бëдрах, собственные ноги по бокам от чужих ног, он в плену - попытайся вырваться, тут же схватят.

Он не попытается - он отдался ему сам.

Холод движется по голой коже выше, футболка задирается; холодные губы приближаются к его губам - и это так желанно, но так горько, и он закрывает глаза. Расслабиться не выходит - не тогда, когда под ним целый мир, когда он сидит на могильной плите того, кого так долго пытался разбудить, и целуется с его тенью. Тень проводит по губам языком - его бросает в дрожь.

Он - на троне, символе полной власти; на бëдрах у Омори - властителя мира, раскинувшегося далеко-далеко под ногами. И он, как вернейший спутник, позволяет себя раздеть, позволяет поцеловать глубже, позволяет прямо здесь, на открытом пространстве - там, где они вдвоём над всем миром; там, где никто не помешает.