На перепутье

 Гермиона зашла в небольшую квартиру, которую они снимали с Роном недалеко от министерства. Положив ключи на тумбочку, она села на небольшую скамейку в коридоре и начала стягивать с себя обувь. Сняв один ботинок, она застыла, держа его в руке. Перед глазами всплыл образ, как Драко Малфой в исступленной ярости наводит на неё волшебную палочку. Этот взгляд ей не забыть никогда. Холодный, жёсткий, чужой. А был ли он когда-нибудь другим?


      В голове копошились мысли, которые она так старательно отгоняла от себя все эти дни. «Что ей теперь делать?», «Стоит ли поговорить с Роном?», «А если говорить, то следует ли рассказать про их связь с Драко?», «Что будет правильнее?», «А что, если все её чувства — это влияние магии, которую можно разрушить?» — все эти вопросы не давали ей покоя ни днём, ни ночью.


      Девушка тряхнула головой и, стянув с себя второй ботинок, пошла в небольшую гостиную, которая ещё выполняла роль столовой и плавно переходила в кухню. В квартире было всего две жилых комнаты: это довольное просторное помещение, в изгибе которого стояла кухонная техника, а по центру обеденный стол с четырьмя стульями, чуть поодаль находился диван, на который Гермиона перебралась после очередной ссоры с мужем; второй же комнатой была небольшая спальня, в которой помещалась кровать да платяной шкаф.


      Волшебница взмахнула палочкой и зашторила окна, чтобы окунуться в приятный полумрак после тяжелого рабочего дня. Она зашла на кухню, налила стакан тёплой воды, а затем залпом выпила его. Поморщившись, девушка решила, что всё же нужно поесть. Она взяла из корзинки с фруктами апельсин и яблоко, а затем аккуратно нарезала их дольками и разложила на тарелке. Подхватив сегодняшний ужин, Гермиона направилась к своему новому другу — дивану, и, удобно устроившись в его подушках, взяла в руки толстую книгу, которую хранила под пледом. Погрузившись в чтение, она не заметила, как съела всё содержимое тарелки, и грустно вздохнула, когда поняла, что фрукты закончились. А ещё она утомилась выискивать в каждом фолианте хоть маломальскую информацию о соулмейтах.


      Её не отпускала надежда, что есть возможность разорвать связь, потому что она только всё усложняла. Было крайне неприятно осознавать себя лишь марионеткой древней магии. Она до последнего не верила в то, что ей мог понравиться Драко Малфой. Ведь он же только и умеет, что строить козни, стараться пробраться к власти, унижать всех, кто хоть на пол ступени ниже, и раздувать собственное эго до немыслимых размеров. Он явно не был положительным героем, в объятья которого толпами падали девушки. Злой, расчётливый аристократ с совершенно немыслимыми взглядами о чистоте крови, которые взращивались в нём с самого рождения. Гермиона не могла поверить в то, что такие люди способны меняться.


      Но было что-то в тех вечерах, что они проводили вместе. Он словно открылся для неё с другой стороны. Показал, что может быть не только холодным и заносчивым, но и мягким и заботливым. Словно ей удалось заглянуть за маску безразличия и отстраненности, которой он защищался от всего остального мира. И в какой-то момент пришло осознание: Драко просто не мог по-другому. Он не мог перечить родителям, не мог пойти против традиций, которые плотно пустили корни в его уклад, не имел права голоса в выборе жизненного пути. Драко Малфой — человек, которому с самого рождения всё спланировали, и любое отклонение корректировалось, упорно возвращая его на нужную траекторию. Это тот человек, у которого не было выбора.


      Но могло ли это оправдывать его поступки? Да, он не вступал с ними в открытое противостояние, но его выпады исподтишка могли привести ни к одной смерти. Тем более, что он испытывал удовольствие от того, что пакостил им всё время, которое они обучались в Хогвартсе. Можно ли понять и принять врага? Она не знала ответ на этот вопрос. Ситуацию усугубляло ещё осознание того, что её сердце сбивается с ритма, стоило лишь вспомнить его черты лица: прямой нос, бледная кожа, серые глубокие глаза, ровные скулы… Гермиона схватилась за виски, пытаясь отогнать наваждение.


      Он поступил с ней просто ужасно: сначала накричал, а затем чуть не ранил взрывным проклятьем. Определённо, Драко Малфой абсолютно неисправим. А все эти слова, эмоции и доброе отношение — лишь следствие древнего проклятья, заложниками которого они оказались.


      Гермиона услышала, как хлопнула входная дверь, и сделала вид, что ей очень интересно содержимое книги, лежащей у неё на коленях. Да, она опять не разговаривала с Роном. Сейчас их конфликт находился в холодной стадии.


      Уизли вошел в гостиную устало пожимая плечами, бросил взгляд на жену, а затем направился к холодильнику. Он ужинал в полном молчании, изредка бросая взгляды на девушку, словно хотел что-то сказать. Обстановка, сложившаяся в его доме, крайне напрягала Рона, но парень считал, что не станет делать шаг первым. Хотя сейчас его непоколебимая вера в свою правоту начала ходить ходуном. Было очень неприятно чувствовать, как дорогой человек отдаляется с каждой минутой, а ты просто на это смотришь и ничего не делаешь.


— Гермиона? — решил заговорить он, после того, как в гробовом молчании вымыл посуду после ужина.

— Да? — спросила она, даже не отрываясь от книги.

— Нам нужно поговорить.

— Разве? — она старательно игнорировала его, хотя понимала, что разговор им просто необходим.

— Я понимаю, что могу в какой-то момент перегнуть палку. Ну… Ты знаешь. Я просто не знаю… Не понимаю, как себя вести. И да, я ревную, но только лишь потому, что боюсь потерять тебя.

— Именно поэтому ты перестаёшь мне верить и устанавливаешь за мной слежку? — вздёрнула бровь девушка, уже не совсем разбирая, что читает.

— Но она же оправдала себя! Ты не была честна со мной!

— Я всегда была честна с тобой, Рон Уизли! — сказала Гермиона, громко хлопнув старым фолиантом, от которого разлетелась пыль во все стороны.

— Тогда почему ты встречалась с Малфоем? — фыркнул Рон.

— Потому что у меня есть определенное дело.

— Да, что-то связанное с министерством. Но это не значит, что нужно встречаться с этим… — Рон скривился. –…с этим прилизанным гадом вечером и один на один.

— Я не собираюсь перед тобой отчитываться.

— Почему же?

— Потому что я тебе не рабыня! — Гермиона вскочила на ноги, кинув книгу на диван, гневно сверля глазами Рона.


      Тот опешил от такого внезапного напора и, кажется, слегка напугался.


— Наверное, я не так выразился. Мне просто неприятно осознавать, что ты с кем-то там встречаешься. А тем более с Малфоем.

— Рональд Уизли, я никогда не опущусь до того, чтобы тебе изменять. Давай уже закроем эту тему. Если ты не можешь мне доверять, то нет никакого смысла продолжать наши отношения.

— Ты хочешь развода? — вскрикнул он, всплеснув руками.

— Если мой муж не верит моим словам и готов обвинить во всех грехах, не имея на это никаких оснований, то да! Потому что так жить невозможно!


      Рон раздул ноздри и гневно пыхтел, как бык перед атакой. Парень был явно раздражён и взбешен. Гермиона же выглядела абсолютно спокойной, хотя мысль о том, что её брак может закончиться прямо сейчас переполняла её болью.


      Ведь он не был таким. Рон Уизли — это смешной рыжеволосый парень, который скрывал пытливый ум за нелепыми шутками, а стратегическое мышление за наивным инфантильным поведением. Он всегда был тем, кто поддержит и ободрит улыбкой даже в самый чёрный день. Верный друг и товарищ, смелый мракоборец, который хотел защитить каждого, кто в этом нуждался. Он всегда оберегал Гермиону и окружал заботой и теплотой. А миссис и мистер Уизли, а также Джинни, Джордж, Перси и остальные члены большого рода рыжеволосых волшебников стали для девушки настоящей крепкой дружной семьёй.


      Когда они поженились, Гермионе казалось, что теперь всё в её жизни наладится, потому что тогда у неё появилось то, о чём она мечтала: любящий муж, шумные, но приветливые родственники, приятные вечера, наполненные романтикой, и масштабные праздники в Норе… Казалось, просто живи и радуйся. Но стоило лишь Гермионе получить должность в Министерстве Магии, как всё начало меняться. Сначала незаметно и постепенно, но затем отчетливее стало проявляться напряжение в их отношениях. Рон стал подозрительным и мнительным, а она вечно чувствовала себя виноватой за то, что не уделяет ему должного внимания. В какой-то момент, ей показалось, что она уже просто устала от всего этого. Просто устала изо дня в день делать вид, что всё нормально. И тогда появился он. Как гром среди ясного неба, как искра из догорающего камина, как поток свежего воздуха в затхлом подвале. Драко Малфой.


      Может, поэтому её так влекло к нему, что он был абсолютно другой — полная противоположность тому, к чему она привыкла. Страстный и взбалмошный Рон противопоставлялся холодному и прагматичному Драко. И Гермиона понимала, что это может быть первым кризисом семейных отношений, и нужно лишь перетерпеть, а затем, притеревшись, всё вернётся на круги своя. Но блондин полностью смешивал планы, проникая в её ночные грёзы и заставляя стыдиться своих мыслей и желаний.


— Как же я устала, — выдохнула Гермиона, падая обратно на подушки.

— Ты думаешь, что я не устал?

— Почему так сложно? — задала вопрос Гермиона, словно обращаясь к мирозданью.

— Может, оно всегда так сложно, — пожал плечами Рон, успокаиваясь.


      Он как всегда быстро вспыхивал, но так же быстро угасал.


— Я совершенно не знаю, что делать, — прошептала Гермиона, обхватывая голову руками.

— Я тоже, — сказал Рон, присаживаясь рядом.

— Я не хочу, чтобы всё заканчивалось так, — проговорила девушка, сдерживая подступающие слёзы.

— И я, — кивнул Рон.

— Тогда почему мы не можем просто жить? Зачем это всё? — она посмотрела прямо глаза растерянному Рону, который не понимал, что ответить.

— Может, потому что у нас пропало общее дело, — наконец сказал он.

— Ты думаешь, что нас кроме борьбы со злом ничего не связывает?

— Не знаю. Мне раньше казалось, что это никак не связано. Ведь мы просто всегда были вместе. С самого первого школьного дня. С тех пор, как сели в Хогвартс-экспресс и ровно до этого момента.

— Знаешь, ведь мы не всегда ладили…

— Да, поначалу ты мне показалась просто ужасной, пугающей… и очень сильной, — проговорил Рон, слегка улыбнувшись.

— А ты был нелепым, но смешным мальчишкой, который большую часть времени уделял содержимому своей тарелки.

— А какой ты была занудой и зубрилой. Я не представляю, как можно было столько засиживаться за учёбой.

— А я не знаю, сколько можно было валять дурака, вместо того, чтобы получать знания.

— И тем не менее, ты выбрала меня.

— Да, — кивнула она.

— Но почему? Почему я?

— Ты сомневаешься во мне, потому что не понимаешь, почему я с тобой?

— Наверное… Я не знаю. Оно как-то само поднимается внутри, это невозможно контролировать. Я постоянно боюсь потерять тебя, — задумчиво говорил Рон, смущаясь.

— Я выбрала тебя, потому что ты всегда был рядом… Нет, потому что почувствовала, что между нами много общего. Я понимала, что ты тот человек, который будет верен и добр ко мне. Наверное, окончательное осознание пришло при битве за Хогвартс. Ты был очень смел и решителен. Меня очень вдохновило, как ты был готов бороться до последнего. Наверное, в тот момент пришло какое-то единение. Я почувствовала, что хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь, Рональд Уизли, — задумчиво сказала она то, что никогда не озвучивала.

— Наверное, я просто до последнего не уверен, что такая фантастическая девушка выбрала меня.

— А я не знаю, что мне делать без тебя, потому что я чувствую, что ты уже часть меня. И сейчас я уверена, что нахожусь на своём месте.

— Иди сюда, — Рон широко расставил руки и заключил жену в объятия. — Я такой дурак, — приговаривал он, целуя её в макушку. — Ты была права, я полный идиот.

— Нет, я тоже виновата. Нам нужно было сразу поговорить, а не устраивать это ребячество. Даже не представляю, чтобы было, если бы мы не высказались.

— Прости меня.

— И ты меня, — сказала она поднимая на него взгляд.


      Он провёл большим пальцем по её щеке, утирая слезу, а затем наклонился и коснулся губами её губ, нежно и мягко. Гермиона прикрыла глаза, растворяясь в таком тёплом и родном поцелуе. Но внезапно, словно что-то щёлкнуло на задворках памяти. «Драко!» Девушка резко отскочила в сторону, отталкивая мужа.


— Что произошло? — шокировано спросил он.

— Я… — замешкалась Гермиона, не зная, как всё объяснить. — Я забыла сказать, что немного приболела, — нашлась она.

— И что? — фыркнул Рон.

— Не хочу тебя заразить. Завтра схожу куплю лекарства.

— Ладно, — сказал он, но где-то глубоко внутри в нём опять царапнуло когтями недоверие. — Ты спать когда?

— Не знаю, мне нужно почитать ещё немного. Может, чуть позже. Ложись без меня, хорошо?

— Хорошо. Я бы посидел тут с тобой, но у меня завтра очень важное задание, — сказал он, потирая заднюю часть шеи.

— Какое?

— Министерское, — хмыкнул он, копируя её манеру поведения, когда она умалчивала то, чем занимается.

— Ясно, — улыбнулась она. — Надеюсь, оно не опасное.

— Ну, возможно, парочка проклятий в меня всё же прилетит.

— Тебя отправят в город? — нахмурилась она, пытаясь понять, в чём заключается задание.

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил он. — Не бойся, домой точно вернусь вовремя. Нужно лишь прижать одного слизняка. Ладно, мне пора.

— Будь осторожен, — выдохнула она, поняв, что больше ничего не вытянет из него.


      Тогда Гермиона не знала, что Рон собирается мстить Малфою за то, что тот пытался увести у него жену. Она даже подумать не могла, чем это обернётся. Что ей придётся целую неделю навещать мужа в больнице после того, как тот провалит операцию. Девушка не знала, смеяться или плакать ей над шутками, который выдавал Рон, пытаясь успокоить её, лёжа с бледным бескровным лицом. Ведь отличительной чертой семьи Уизли было то, что они могли не унывать даже в самые тяжёлые времена. Эта семья всегда могла найти даже крупицу света и оптимизма даже в самой густой и непроходимой тьме. За это, она его и полюбила. Он давал ей надежду и веру в то, что всё будет хорошо.


      Что касается Драко… Гермиона знала, что его задержали на вокзале при попытке бегства. Читая газеты, она ужасалась тем масштабам схватки, которые Малфои устроили на вокзале. Чего только стоило адское пламя, которое оставило после себя угольно-чёрные следы на полу и стенах. Работникам министерства пришлось долго и упорно убирать все повреждения и последствия магической битвы. И тем не менее, как бы Малфои не боролись, но всё равно проиграли. Гермиона хотела поговорить с ним, узнать, что произошло, и почему он снова пошёл по кривой дороге, но девушка понимала, что её присутствие сейчас только навредит.


      С одной стороны, она упорно убеждала себя, что это Малфой, и подобные выходки вполне в его стиле, а с другой, его могли посадить в Азкабан, и тогда увидеться с ним снова будет просто невозможно. Противоречия раздирали её изнутри, мучая копившимися вопросами, которым, казалось, не было конца.


      Ситуацию усугубляло ещё то, что теперь волшебница не могла спокойно спать по ночам. Каждый сон начинался и заканчивался тем же: каменные стены, сырой воздух, холод и тьма, ощущение безысходности и страха, ей казалось, что её погребли заживо. Это было невыносимо. Каждое утро девушка просыпалась в совершенно разбитом состоянии, а под конец недели и вовсе боялась ложиться спать, доводя себя до полуобморочного состояния тем, что боролась с желанием провалиться в дрёму.


      К страху примешивалось ещё чувство невыносимой тоски, от которой хотелось выть и лезть на стену. Всё вокруг потеряло смысл и стало абсолютно серым, словно выцвело и угасло, как и её улыбка. Гермиона уже не помнила, когда в последний раз улыбалась. Казалось, что на её плечах находится камень, который становится тяжелее с каждым днём, придавливая к земле. Как же ей хотелось всё это сбросить с себя.


      А затем она узнала, что его выпустили. Эта новость поразила её, потому что Визенгамот обычно не выносил щадящих вердиктов. «Может, он был невиновен?» — думала она, пытаясь бороться с желанием тут же кинуться к нему на встречу. В её голове была тысяча версий произошедшего. Но ни одна из них не была правдивой. Все они были основаны на слухах да обрывках статей в газетах, которые только и вопили со всех сторон об изменниках Малфоях.


      Смотря в окно и медленно отпивая горячий чай из кружки, Гермиона прислонилась лбом к стеклу. Она понимала, что больше не вынесет неопределённости. А ещё знала, что снова хочет увидеть его: серые глаза, пепельные волосы… Девушка тряхнула головой и, развернувшись, направилась к столу, чтобы взять небольшой кусок пергамента, на котором нацарапала пером всего несколько слов. Сворачивая клочок бумаги, Гермиона всё ещё сомневалась в правильности своих действий, но что-то внутри неё упорно билось и пыталось вырваться наружу, как бы она это не подавляла. Ей просто необходимо было поговорить с ним.