My teeth are yellow, hello world

Would you like me a little better if they were white like yours?

Конца света не случилось. Официально. Для Азика он наступил еще в тот день. Пробежка по московским улицам с разбитой в кашу башкой, когда никто, сука, никто не останавливается тебе помочь, путая с мефедроновым торчком, останется в памяти еще на долгие-долгие годы. Хотя, какие долгие?

По документам — 24 года. Сколько там люди живут? Мужчины — лет 60-70. По сравнению с тремя тысячами, которые уже были за плечами, это — отстойная шутка дьявола. Буквально.

Человеческое тело оказалось слабым. Оно болело и ныло. Хрустели коленки, невовремя вставал член, ныла спина, болела голова. Тошнило. Тошнило — с завидной регулярностью. Буквально воротило от еды.

Если выйти в сильный холод без шапки, то может надуть в уши. Еще была температура. Когда болеешь — ломает вообще все тело, как на адских пытках, даже если на градуснике всего 37. Горло саднило, оно краснело, иногда там появлялись какие-то мерзкие белые штуки.

Прыгать особо тоже нельзя. Если высоко — поломаешь ноги, если не сильно высоко — можешь потянуть эти, как их там, связки. Заебывать будет еще неделю-две-три. В травматологии с потянутой связкой, где нужно отсидеть огромную очередь и переругаться с сотней переломанных на гололеде бабулек, вообще чуть было не послали, но потом сжалились — наложили повязку. Отправили ковылять домой.

Азик критическим долбоебом никогда не был, и квартира-тикток-хаус принадлежала полностью ему. С этими ужасными людскими документами. В аду тоже была бюрократия, не так жестко, но опыт имелся. Соломка была подстелена.

Но вот подняться в спальню по лестнице — отдельное большое приключение. Ставишь ногу так — болит, ставишь по-другому — тоже болит, и в конце концов приходится забираться в раскоряку на четвереньках.

Еще, оказывается, за крашеные волосы можно получить пизды. Без демонических сил драться было трудно, но в единственную (пока что) такую доебку удалось себя отстоять. Лицо тоже болело.

Людской мир, когда ты сам человек, был вовсе не таким прикольным и забавным. Люди теперь были не падшими существами, а почти что родственниками, такими же, как он. Хрупкими и несчастными. Их страдания больше не казались глупыми. Это было по-настоящему больно.

Саднящее ощущение в груди не покидало Азика с того самого дня. Оно скреблось, ныло и не давало спокойно спать. А спать теперь нужно было не менее восьми часов, иначе, сука, тоже становилось плохо. В груди как будто было очень и очень пусто. Там билось сердце, качалась кровь, если порезать руку — кровь вытекала, такая красная и тягучая. Человеческая. Но сердце не заполняло дыру, оно существовало как-то отдельно в этой мясной непонятной тушке.

Даниэль не приходил в голову первый месяц точно. Первый месяц — был самый тяжелый и ужасный. Потом — легче, потом как-то привыкаешь. Ангелы уже давно вознеслись, получили свои небесные медальки и отдыхают заслуженный ангельский отпуск. Наверное, они даже не вспоминали о нем. Да какие они — он.

Высокий и кучерявый, как ягненок. Почти Агнец Божий. Такой глупый, неопытный. Для него все было в новинку — весь человеческий мир как одно большое событие. Они виделись-то несколько раз. Гуляли вечером, обсуждая план. Азик настаивал на убийстве Демьяна, а Даниэль твердил, что это не выход и так нельзя. Демьян должен покаяться, и Бог его простит.

Бог никого не простит. Митрохин хорошо помнил все проповеди, хорошо помнил актуальную повесточку Ада, но ни то, ни то будто бы не вязалось с реальной жизнью. Безгрешные мучительно умирали на глазах у любящих близких, а грешники жили свою жизнь долго и счастливо. Никакой карающей руки Бога или Дьявола. А тем более полиции.

Менты — это вообще отдельный разговор.

Азик встал с кровати и, хромая, спустился вниз за пивом. Алкоголь тоже не казался прикольным, но хотя бы на чуть-чуть заглушал чувство боли и… тоски? Полноценные человеческие эмоции — это реально сложно. Их много, в них сразу не разберешься, а они неизменно появляются, когда живешь среди людей.

Митрохин не знал, что такое любовь к другому, равному существу. Не знал, что такого привязанность и искреннее влечение без желания соблазнить, совратить или задавить авторитетом. Не знал, что такое одиночество. Он, конечно, испытал одиночество, когда упал с неба, но в Аду и на земной миссии на это не было времени. Куча задач и периодические встречи с Сатаной решали эти проблемы.

А еще у людей была мораль. Даже у самых опустившихся. Какие-то правила. Нельзя было заниматься сексом с несовершеннолетними, если ты совершеннолетний — так писали в Твиттере. Еще нежелательно было воровать у тех, у кого нет денег, а желательно — уступать место старикам в автобусе. Последнее было точно понимаемо — если в 24 тушка так разваливается, то что в 70 — страшно представить. Нельзя заниматься сексом с кровными родственниками. Это тоже понятно, откуда взялось. А еще, оказывается, если тебя склоняли к сексу старшие по званию, например, начальники — это абьюз и насилие.

В аду это было вариацией нормы. Азик никогда особо не хотел трахаться с Сатаной, но его заставляли каждый раз — чтобы показать силу, величие и его место. Конечно, карающая рука Ада, но все еще никто. Было неприятно, больно, и совсем этого не хотелось, но шанса отказаться не было. Такие эпизоды периодически повторялись, когда он полноценно проживал в Аду. После них хотелось блевануть, но никогда не получалось, а тело вообще быстро восстанавливалось и забывало. Не было даже мыслей, что что-то с этим не так, а теперь эти мысли пожирали голову и не давали покоя. Как и многое другое.

Митрохин открыл Тиндер и свайпнул влево несколько аккаунтов и девочек, и мальчиков. Никто не нравился. Ни с кем не хотелось секса. Тянуло почему-то на светлые кудряшки и рост повыше. На одежду посветлее, на все… светлое. Пазл в голове не складывался. Пиво не пошло, и заболел живот.

В холодильнике осталась пара коробок из доставки, и Азик потянулся к первой попавшейся — вчерашние хинкали казались тем самым. Но, оказывается, две из них порвались, и весь сок вытек в коробку. Мясо было каким-то не очень вкусным. Надо написать негативный отзыв.

Нога ныла просто пиздец, и два раза в день ее нужно было мазать мазью, которая пахла стариком, зато эффективно снимала боль. А еще надо собраться с силами и выйти в магазин. Митрохин постепенно осваивал навыки приготовления еды, но все валилось из рук, сгорало. Было то много масла, то мало. Яйца вместо «в мешочек» получались «в крутую». Красивые желтки на яичнице обязательно вытекали и превращались в кашу омлетного вида. Если забыл заранее выложить из морозилки курицу — тоже пиздец. Ждать примерно десять лет. А деньги… ну, их было еще довольно много, но теперь новые накастовать нельзя. Нужно было идти на работу, и от этих мыслей воротило. Азик даже регистрировался на ХэдХантере — там вообще все грустно.

Номинально у него было высшее образование, но оно же так, для галочки. А после того, как Сатана удалил из тиктока всех подписчиков, восстановиться так и не получилось. Тем более с разбитым лицом, текущими соплями и нулевыми навыками макияжа, чтобы это скрыть. Без гипнотических демонических способностей. Некоторые находили это прикольным, как героиновый шик, но почему-то дальше «вау прикольно» не заходили. Азик в принципе выглядел неблагополучным молодым человеком и наркоманом. В Телеграмм-каналах со всякой грязью иногда мелькали его фотки с улицы с подписями «Митрохин совсем сторчался» или «Может, кто-то его знает лично? С ним все ок?». Лично, разумеется, никто и ничего не знал. С Варей они больше не общались — как-то потерялось и влечение, и темы для разговоров.

Единственным реально прикольным земным развлечением оказалась дрочка в гордом одиночество в кровати. Игрушки для увлекательности процесса имелись в большом количестве — подходили, даже если раньше использовались для соблазненных девушек. В темноте, с закрытыми глазами и под одеялом в первый месяц, чтобы не видеть страшные, расползающиеся по всему телу гематомы, Азик быстро водил по члену рукой и закусывал губы, путаясь в образах и мечтах. Это всегда было что-то абстрактное, светлое, и на грани оргазма казалось, что он обхватывает основания белых крыльев под лопатками, и человек (человек?) над ним стонет и утыкается кудрявой головой в плечо. Это был какой-то кинк. На крылья. На белоснежные молодые перья. А после оргазма Митрохин закутывался в одеяло, как в кокон, прятался от всего мира, и, засыпая, представлял, как сверху ложится крыло, и рука касается мягких перышек.

Ангелы не водились с демонами. Ангелы не водились с людьми. Поддаться искушениям — грех. Хотеть ангела — грех. Получить ангела — грех еще больший.

А бывшие демоны иногда устают грешить.