База, куда Софа приехала, имела немалое значение. Здесь Мальцева впервые встретила Алика Волкова и Витю Павленко, познакомилась с другими не менее хорошими ребятами. Пережила значимые для себя моменты, превратившиеся в прекрасные и не очень воспоминания. Ностальгия с лёгкостью окутывала девушку, справляться с эмоциями было сложно и она направлялась в сторону кабинета, ещё три месяца назад имевшего другого хозяина.
Теперь всё изменилось. И Витя, занявший в кругу афганцев место Алика и ставший эдаким «командиром», расположился именно там в тот момент, когда она позволила себе зайти, перед этим даже не заметив парочку мужчин, крикнувших ей приветственное «Как дела, Соф?»
Друг выглядел взволнованно. Её голос по телефону заставил его испугаться и перебрать в голове уже не один вариант возможной причины подобного, но всё же он до конца надеялся, что это окажется чем-то более банальным. Сломала ноготь, не купила какую-то вещицу на распрадаже, поссорилась с подружкой или ещё что-то. В общем, всем тем, чем обычно не отличалась Софа. Да и подруг у неё не было, по крайней мере, Витя таких не знал.
Взгляд Софы тоже не предвещал ничего. Она растерянно бегала глазами, пытаясь за что-то зацепиться.
— Да что с тобой? — в конце-концов спросил Витя, не осознавая, какая череда неприятностей могла обрушиться на подругу, доводя её до такого отчаянного вида.
— Я сегодня угнала очередную машину, — Мальцева решила начать издалека, чтобы хоть немного успокоиться, если это возможно в данной ситуации. У неё руки трястись начали, а это самый недобрый знак.
Возможно, неправильно это всё, вот так показывать, что ей небезразличен Алик Волков. Хотя, кого она обманывает? Софа призналась себе в этом уже давно. Но не только он стал связующим звеном ужасного события, которое всё ещё мелькало перед глазами, а Витя был не настолько слеп, чтобы не осознавать её привязанности.
Он догадался об этом, кажется, в тот день, когда Алик приезжал попрощаться. Но тогда они так и не поговорили толком, а все разговоры после Софа сворачивала, как ненужную ей откровенность. Не догадываясь о том, что человек, в которого она влюбилась, может быть уже мёртв.
Павленко пропустил неодобрение в своём взгляде, отметая его к чёрту на сказанные ею слова, и приготовился слушать дальше.
Пропущенные удары сердца вгоняли адреналин в его кровь, подсказывая, что всё кроется не в разбитой тачке и не в том, что теперь Софа торчит за неё деньги своим дружкам, которые регулярно подбивали её на подобные «операции».
— И меня остановили ГАИ. Я попыталась от них удрать, у меня получилось, но пока я заезжала во дворы, немного прокатила на капоте одну девчонку, — Витя глаза прикрывает, а Софа понимает, что её начинает колошматить не только снаружи, но и внутри. Снова, переворачивая весь мир напрочь.
— Она жива?
— Жива! — резче бросает Мальцева, повышая тон, который утихает через секунду, — Я вызвалась её подвезти, чтоб она рот на замке придержала, да и времени не было, те, от кого я удирала, нас почти догнали. В итоге, она сказала, что ей некуда спешить и я решила заехать в лес, чтобы снять номера…
— Ты что решила сделать? — Витя подумал, что ему послышалось. Она шутит? Ибо если да, то это очень фиговое чувство юмора.
Софа оставила его вопрос без внимания.
— Когда мы проезжали мимо одной речки, то девка эта заметила суету на берегу. Я остановилась, потому что мне показалось, что тачка, которую они там вовсю шерстили, знакомая. И не ошиблась…
Кто-то вспомнит о понятии «душа ушла в пятки», подразумевая шок и стресс, но Витя испытал это на себе сейчас в одно мгновение, а дальнейшие слова девушки только подтвердили ту истину, о которой он знал гораздо больше, чем можно было предположить.
— Это была его машина. Алика! И там было тело Эльзы… — пауза. Софе бы с мыслями собраться, но в голове кавардак, — Её убили. Застрелили в голову.
Павленко не играет. У него и правда дыхание перехватывает.
Вот только Софа воспринимает это иначе.
— А… Алик? — спустя несколько секунд спрашивает, понимая, что на него не смотрят. У самого внутри сердце отбивает чечётку, того и гляди, через рот сейчас и вместе с лёгкими вырвется.
— Его тело не нашли, — констатирует Софа, признавая, что, пожалуй, именно эта часть далась ей труднее всего, но не представляя того ответа, который она услышит.
— Соф, я хотел тебе сказать… — он в растерянности, и ничего не может поделать с творящимися внутри эмоциями.
А у Мальцевой перед глазами какая-то глупая пелена спадает. Осознание приходит к ней медленно, но верно, нанося удар под дых.
— Ты… ты, что, знал?
— Да, но… — Витя попытался найти оправдание в её глазах этому, но Софа, услышавшая уже своё подтверждение, не желала слушать никаких иных версий, поспособствовавших подобному.
— Значит, ты посчитал, что лучше от меня скрыть это, и от других тоже? — в её голосе появилась надтреснутость, а во взгляде упрямство и осуждение. Витя смолчал, надеясь, что сейчас этот спор утихнет, но с другой стороны понимал, что нет. И уж в этом точно не ошибся, — Или ты всех поставил в известность, кроме меня? — секунды тикали, словно вечность, и ей уже хотелось завершить эту чёртову бесконечность, поэтому она подорвалась к нему ближе, сокращая расстояние и развернула к себе Павленко, прятавшего свой взгляд в окне между жалюзи, — Витя, я задала вопрос!
С ней лучше не шутить, а когда она в таком состоянии — и подавно. Вот только самому Вите тоже не до приколов.
— Соф, ну зачем тебе вся эта тема? — смотрит на неё, руки в карманы штанов засунув, и так упрямо. В своём чёртовом спортивном костюме, не изменяя своим привычкам ни летом, ни зимой.
Жаль только, что изменил их дружбе, потому что такого она не могла от него ожидать.
— Ты серьёзно?! — Мальцева, кажется, нашла теперь того, на ком сумеет выместить всю накипевшую злость за сегодняшний день, — Я имела право знать не меньше, чем остальные, мне не плевать!
— Ну, я так и думал… — Витя вздохнул, пройдясь пальцами по подбородку.
— Что ты там себе думал?! — Софа его руку задевает, заставляя выпрямиться, — Что ты вправе решать за меня, что мне нужно, а что нет?!
— А ты скажешь, что была бы рада узнать о таком, учитывая, как ты к нему относишься?! Уж лучше вообще не знать и думать, что он свалил в Америку, чем вот так! — у Вити были свои причины, и озвученное послужило лишь частью сказавшегося результата.
Этого оказалось недостаточно для морального успокоения Софы.
— Спасибо, добродетель хренов! И знаешь, что? — она посмотрела ему прямо в глаза, словив ответный взгляд, наполненный толикой отчаяния и обиды. Не к ней, а к самому себе. За неё там мелькнуло волнение, — Если ты решил, что я буду из-за этого к тебе относиться лучше, то ты ошибаешься, потому что теперь, дружочек, дорожки расходятся, и раз ты такой умный и заботливый, то найди себе новую подружку для опеки, ясно?!
— Соф… Соф, погоди! — Витя вдогонку за ней идёт, пытаясь остановить, но она смахивает его руку со своего локтя, восклицая громовым:
— Да пошёл ты! — после чего дверью хлопает так, что, кажется, окна треснут, оставляя Витю в кабинете одного наедине со своими мыслями и осознанием, что он очень сильно обидел человека, которого и вправду не хотел обижать, — Пожалел он меня, командир сраный… — Софа по коридору несётся, не видя перед собой преград и потому не замечая, как врезается в кого-то.
— Эй, Софик, на поворотах никак поаккуратнее? — мужчина плечо задетое чувствует отдающейся лёгкой болью, но ношу на своих руках в виде кучи продуктов всё же удержал, — Чё стряслось, куда летишь такая, словно бешеная?
— Тебя забыла спросить! Иди, у своего командира поинтересуйся, вы же все мне здесь лапшу на уши вешали, а она у меня уже вот где, выше крыши, — над макушкой проводит, яростно глазищами сверкая и всё равно залюбоваться заставляя, — Так что всё, аривидерчи, с меня этого цирка хватит!
Мальцева уносится куда подальше, а Гриша так ей и не успевает ничего возразить в ответ.
***
В жизни Софы случаи, когда она напивалась до беспамятства, можно пересчитать на пальцах одной руки. На школьном выпускном она не пила, захлёбываясь «Советским» от счастья окончания десятилетней каторги, потому что на тот момент у неё уже не было ни брата, ни матери, зато из обязательств — отец-алкоголик. Софка забрасывалась пойлом гораздо раньше своих сверстников, оплакивая и Лёшку, и Антонину Вячеславовну, а ещё пеняя свою слабость, потому что Мальцева-старшего отговорить от бутылки не получалось.
В конце-концов Софа как-то смирилась с положением дел. Боль никуда не ушла, не утихомирилась, она просто научилась с этим жить, как учится каждый, кто теряет близких людей, ведь подобная дилемма неизбежна. Ей только крупно не повезло в том, что вкусы взрослой жизни так рано ворвались в размеренные планы обычной девчонки.
А Софья Павловна Мальцева ведь о другом мечтала. В детстве ещё наперебой всем рассказывала, что вырастет и построит дом на берегу моря. Ей так он и виделся — прям у берега, прям на песке. И что заберёт туда родителей, и брата, «так и быть, впустит пожить». Они с Лёшкой любили подкалывать друг друга на эту тему и он сказал ей однажды, что это она ещё к нему проситься будет. Потому что, во первых, он старший и успеет всё сделать раньше, а во вторых, семью должен обеспечивать мужчина, в том числе и жильём.
И Софа бы отдала всё, что угодно, чтобы сейчас стоять на чёртовом берегу моря и смотреть на закат солнца, чтобы рядом был шум костра и пение птиц. Чтобы сам Лёшка сидел с гитарой в обнимку, пытаясь снова наиграть какие-то аккорды только ему известной мелодии. Чтобы мама улыбалась и накрывала на стол в летней веранде, а отец занимался шашлыками.
Но стоит быть правдивой к самой себе — она бы отдала всё, но никогда не получит желаемого, потому что никому не под силу воскрешать мёртвых. И если отца ещё можно спасти, если он сам захочет завязать, то их семья всё равно никогда не станет прежней.
Секунду назад было нежно и тихо,
Летали, шептали, любили, затихли,
И так без конца…
Уже вторая бутылка «Советского» оказывается в её руках. Софа и рада бы не видеть эту водную гладь, но ноги сами принесли на Тульскую набережную, и вот теперь она сидит на чёртовых ступеньках, глядя на закат.
Вроде как, мечтала об этом, а всё равно — не то. И рядом нужных людей нет, зато какой-то паренёк посчитал себя бессмертным, садясь рядом.
— Привет, красавица, — первым заводит разговор, пока она в облаках своих витает, пытаясь вспомнить ту самую мелодию, которую наигрывал Лёшка специально для неё на своих проводах.
И голос противный такой. Отвлекающий.
— Пока, чудовище, — безразлично роняет, надеясь, что не глупый и отвалит быстро, но, видимо, это не тот случай.
— Дай угадаю: рассталась с парнем?
Софа не контролирует свои короткие смешки, останавливаясь посреди глотка и тем самым привлекая ещё больше внимания.
Откашливается немного, а после вдаль смотрит, нарочно не желая сталкиваться глазами с незнакомым собеседником, спрашивая в ответ:
— А ты кто, цыганка, чтоб гадать тут? Или тебя Варварой зовут?
— Нет, я — Андрей, — представиться решает, посмотрите на него, сама вежливость! А то, что намёков не понимает, то ничего. Софа и доходчивее объяснять умеет… — А тебя как зовут?
— Послушай, — точки над «и» решает расставить, ясность привнося и ещё один глоток делая, — Андрей. Вижу, у тебя есть неплохие виды на сегодняшний вечер? Так вот я тебе тут не помощница и, будь добр, отвали, а?
— Я что-то сделал не то? — спрашивает. И делано учтиво так, что Софе не улыбается совсем.
Страдает проблемами со слухом?
— Я одна побыть хочу, и в твоей компании не нуждаюсь, — более, чем пренебрежительно рубит с плеча.
Любой нормальный человек, нарвавшись на подобное хамство, уже взял и свалил бы, сверкая пятками, чтоб его только и видели, а этот сидит и даже не шевелится в том направлении, откуда заявился! Софу подобное соседство начинает уже порядком напрягать.
— Да ладно тебе, я же помочь хочу, — Мальцева руку чувствует на своей талии и в голове какой-то щелчок, словно предохранитель, слетевший к чёртовой матери. Чувствует себя сейчас тем, кого заставили вырвать чеку у гранаты, и теперь только от тех, кто на неё так влияет, зависит, случится ли взрыв.
— Шары решил подкатить? А они у тебя хоть выросли, Дон-Жуан хренов? — и отстраняется, но попытка оказывается провальной. Молодой человек на редкость настойчив, ей такие давно не попадались, но жалость она не испытывает, потому как точно не пчёлка. Однако, ужалит, — Клешню свою убрал, пока я тебе её не обрубила так, что потом ни один хирург не заштопает.
Андрей усмехается уголками губ.
— Думаешь, агрессия — это выход? Мир не создан для тех, кто вот так сидит и плачется с бутылкой в обнимку. Я предлагаю тебе прожить этот вечер, а потом, возможно, и ночь, — многозначительно так бровь вскидывает, — Словно это последняя…
Давайте будем честны: Софа старалась держаться. Из последних сил уговаривала назойливого собеседника отвалить восвояси добровольно, но то ли извилины у него оказались настроены так похабно, то ли соображение вконец подвело своего хозяина, вместе с инстинктом самосохранения.
Мальцева, конечно, умеет за себя постоять, но делает это даже более неожиданно для себя самой, нежели для него, а с другой стороны, бутылка — это единственное, что она могла противопоставить против его длинных рук, языка и тупых подкатов. Бутылку разбивает о каменную лестницу, в глубине души жалея, что остатки алкоголя теряются насовсем.
Зато «оружие» полностью оправдывает свои ожидания, когда паренёк глазами по пять копеек на неё смотрит.
— Ты чё, больная? — того и гляди, заикаться начнёт.
И Софа как-то даже мстительно в ответ усмехается.
— А вот давай проверим, кто из нас тут здоровый, я же предупреждала, ты думал, шутки шучу, или что, пацанёнок, испугался злую тётю? Вали отсюда, рейнджер, пока этот вечер не стал для тебя последним во всех смыслах, ты меня понял?! — практически шипит, подобно змее, голос повышает и это срабатывает. Деятельный Андрей теряется из виду с концами, оставляя её одну с разбитой и опустевшей бутылкой «Советского», — Ну наконец-то, допёрло до пня.
Софа осталась без алкоголя и глазами шарит вокруг, пытаясь найти спасительное пойло, но нет, удача от неё на том отворачивается, а память подкидывает эпизод из относительно недалёкого прошлого.
Июль 93-го
Софа ненавидит лето. Самым откровенным образом терпеть не может из-за невыносимой жары в плюс тридцать пять по Цельсию, из-за отсутствия проливных дождей и постоялой засухи. Из-за комаров, пчёл, ос, и прочей летающей живности, которую она с детства боится или просто не переносит поблизости с собой.
И единственное, пожалуй, за что Софа может любить лето — это за лёгкость. Во всём. В одежде, в угоне автомобилей, в скрытности. И в том, что, летом, всё-таки, её жизнь переменилась, выпроваживая из чужого Воронежа в родной город детства.
Она оказалась, по сути, одна, но её в какой-то степени и спасало. Скиталась у знакомых ребят, с которыми вместе промышляла угоном машин, этим и зарабатывая себе на жизнь уже почти два года. Сегодня, вот, как оказалось, в гараже, куда она заявилась на общее собрание с бутылкой пива, пытаясь подлечиться после прошедшего накануне дня рождения одного из дружков, ей решили предоставить уникальную возможность показать, что она способна не только простенькие тачки с дороги подрезать.
А украсть тачку у афганца, да ещё и у командира — это уже вам не шуточки.
— Ребят, может, не сегодня? — у Софы предчувствие какое-то нехорошее. Отговориться пытается, практически в дверях стоя, пока те её на свежий воздух выпроваживают, под ненавистное палящее солнце, — Я в такую жару сдохну, пока до их базы пеша доберусь, ну, пожалуйста!
— База в квартале отсюда, так что не сдохнешь, — констатировал Кощей или, проще говоря, Серёжка Кощевский, бывший Софьин одноклассник. С ним она контактировала больше всех из присутствующих четверых парней и одной девушки, но даже ему не позволяла узнать всего, что тот хотел выпытать. Наследила Софа знатно кучей вопросов, когда внезапно шесть лет назад документы из школы забрала и уехала из города, — Если, конечно, кушать хочешь, — добавил, усмехнувшись.
— Серый, да иди ты нафиг, — школьное обращение всё ещё осталось между ними, Кощеем она его не собиралась называть, и всех всё устраивало, кроме внезапно нахлынувшей «командировки» по городу.
У неё голова побаливает, а жара и горячий воздух только усиливают это плачевное состояние, но, в конце-концов, делать ей нечего. Между гаражами петляет, проклиная тот факт, что тень в такое время здесь не предусмотрена, и порой бутылку ко лбу прикладывает, ещё холодненькую.
«Изверг ты, Кощевский, чтоб тебе самому пришлось в такую жару с бодуна путешествовать», — Софа искренне надеялась, что её товарищу там икается, на чём свет стоит, а короткая усмешка и облегчённое «Ну наконец-то» сорвалось с её языка в тот момент, когда она заприметила большой ангар. Судя по описанию, тот самый, который афганцам принадлежит. Осталось только машинку найти…
Петлять приходится, как оказалось, прилично. Потому что стоянки с участием хотя бы одного транспортного средства она не видит добрых минут семь, при этом шифроваться приходиться почти так же, как шпион-разведчик. Миротворец, мать вашу…
Софа за очередной ствол дерева прячется раньше, чем парочка амбалов, стоящих у припаркованных мотоциклов, замечает её. Буквально за секунду, благодарствуя тому, что с реакцией у неё всё хорошо, а потом, погодя с минуту, поворачивается, стараясь без звука, но сухие ветки под ногами только мешают, грозясь сдать её с потрохами, а куст крапивы, который она не заметила, уже знатно обжёг ей ногу.
Пара минут занимает её в ожидании и когда афганцы наконец-то уходят, Софа поближе подбирается, отмечая, что тачка их командира, благо, на месте. Не уехал ещё, хотя парни говорили, что он, в основном, на мотоцикле катается. И зачем ему тогда эта машина? Правда, увидев её воочию, Софа задаётся даже вопросом, зачем эта рухлядь понадобилась пацанам. Видимо, у них с афганцами какие-то свои тёрки, в которые её решили впутать, ну, что поделать, кушать всем хочется…
Софа в замке возится, по сторонам оглядываясь и благодаря всех Богов за то, что на окнах напротив неё чёрная клеёнка какая-то висит. Видимо, обитателям этой базы тоже не шибко по нраву жарящие лучи, но это не отменяет того факта, что засечь её могут в любую секунду. Приходится вприсядку работать, согнувшись так, чтобы из-за машины её было не разглядеть, и в замке ковыряться с удвоенной силой, пеняя на то, что этот афганец свою тачку поставил прям по центру, да пот рукой со лба стирать.
— Ещё бы на крышу заехал, — саркастически произносит, за ручку дёргая, когда кажется, что вроде поддалась. Но нет, — Да что за чёрт такой, почему не работает? Открывайся, чёртова дверь…
— А он просто так не откроется, — голос прямо за спиной заставляет Софу подскочить и обернуться на все сто восемьдесят, обнаруживая двоих парней. В спортивных костюмах. Тёмненький и светленький, да простят её те, кто сочтут подобное расизмом. И разговаривает с ней тот, что ближе стоит, в чёрной майке какой-то и простых чёрных штанах, в карманы которых руки засунул. Дружок его стоит так же, только вот он от солнца щурится, а её собеседник в солнцезащитных очках, — Надо произнести «Сезам, откройся».
От него лукавством так и прёт. И ухмылка на лице появляется, такая, что Софа теряется, спиной прижимаясь к машине и думая, что вот он.
Конец?
— Ну? Чё молчишь, красотка? — спрашивает второй, и Софа голову ломает, что он хочет от неё услышать? «Здравствуйте, извините, проходила мимо, приглянулась машинка, такого больше не повторится»? Бред.
— Ребят…
— Да-да? — кажется, он и есть командир. Мальцева это понимает по его поведению. Кое-что слышала о Алике Волкове.
— Я хочу сказать, что…
— В своё оправдание? — спрашивает снова тот второй паренёк и Волков на него оборачивается.
— Не газуй, Витёк. Погодь, — затем снова оборачивается, глядя на неё, и спрашивает так по нормальному, как наставник, и от этого чёртового сравнения в Софе просыпается толика совести, но собственная жизнь ей оказывается дороже, — Так чё ты нам сказать хотела?
Волейбольный мяч, каким-то образом закатившийся под машину Алика и остановившийся прямо о ногу Софы подаёт ей надежду. Она наклоняется на секунду, делая вид, что наушники обронила, но, схватив и спортивное снаряжение, бросает со всего маху. Возможно, это была глупая затея, но Мальцева точно знает, что никогда не забудет того, как круглый мячик увесистой массы толкнулся прямо в лицо Волкова, который аж приофигел от неожиданности.
— Блять!
— Алик, я щас, держись, братишка, — тот, что Витёк, голос врубает снова, вместе со скоростью вслед за Софкой, бросившейся наутёк. И орёт так, что аж уши закладывает на всю Ивановскую, — Стоять, сучка!
В любой другой ситуации за «сучку» он бы ей ответил, но сейчас у Софы слишком сильно колотится сердце, а ноги работают быстрее головы, так что она сама себе не отдаёт отчёта в том, как вскарабкивается на крышу какого-то гаража, до которого еле добежала. Целый кооператив, и теперь поверху бежит, слыша, как её преследователь проявляет такие же чудеса физической активности. Софа его запутать хочет, поэтому спрыгивает в небольшое пространство между двумя гаражами, петляет между стенок, стараясь быть тихой и быстрой одновременно, выходя на какой-то чёртов перекрёсток, где вообще не понятно, в какой стороне выход.
— О, малая, а вот и ты! — возглас слева дал команду и Мальцева рванула вправо, протискиваясь между гаражами. Витя, матерясь, бросился следом, — Да остановись ты, ё-моё, чё я, бегать за тобой до вечера буду? Зачтётся самой же!
Но Софа не ответила. Знала, что со своим умением бегать дыхалку сорвёт напрочь, и в эту минуту зарекалась самой себе, что надо бросать курить. Пацан-то крепким оказался, не сдаётся, а ей неплохо бы попасть в гараж Кощея, но этот деятель в другую сторону загнал.
Угораздило же!
Очередной поворот не задался — карма у неё, что ли, такая? — и Софа, зацепившись за какие-то доски, кубарём покатилась вниз, по песку и земле пропахала нос и локти, а коленка предательски заныла, кровоточа.
Мальцева подорваться пытается, осознавая, что надо бежать и наплевать сейчас на всю боль, но становится поздно, потому что в следующую секунду чьи-то сильные руки её сзади хватают, поднимая. А впереди Витя выходит, весь запыхавшийся, но, очевидно, довольный результатом.
— Как тебя помотало-то, слушай, — усмехается даже, засранец, — Ну чё, знакомиться будем, спортсменка?
— Пусти ты! — брыкается из рук какого-то мужика под два метра ростом, но только тот фиг отпустит, — Дубина…
— Гришань, правда, чё ты, с дамой надо аккуратнее, — после этих слов напор ослабевает, но только Софе всё равно сил нет вырываться, хоть и пытается. Ещё одну ухмылку ловит от Вити, — Тем более, дама нам нужна сейчас живой и здоровой, хотя бы относительно. Она же не объяснила, зачем тачку нашего командира угнать хотела, и кто её подослал.
— Никто меня не подсылал! — уж что-что, а тем, чтобы сдавать своих, Софа точно не отличалась, и крысой становиться не собиралась.
— Ага, конечно, так я тебе и поверил. Ты просто так заявилась на базу афганцев и нашла там тачку Алика, случайно! Зурабовская?
— Для тупых повторяю: никто меня не подсылал!
— Слышь, ты чё быкуешь! — Витя, похоже, был не в таком шикарном настроении, — Ты на моего друга тут напала, считай, и думаешь, я с тобой шутки шутить буду? Как миленькая щас всё расскажешь, поняла? — он ближе подходит и во взгляде его можно угрозу прочитать, вот только Софе хоть и становится страшно, но взглядом она это не показывает. Знает, что стоит дать слабину и её начнут ещё больше «закапывать», пытаясь подмять под себя.
— Хорош, хорош, братан, — тот самый Алик появляется неожиданно, внося свою лепту. И Софу взглядом награждая таким, что у неё мурашки по телу бегут, но на деле она только фыркает, — Гриш, веди её на базу, там говорить будем.
Поспорить нереально: этот амбал её тащит вперёд, сцепив руки, и Софа не может не подчиняться, от этого становится даже противно. Поймали. Кощей, если узнает, прибьёт и ещё измываться будет.
Проходя мимо командира афганцев, Софа взглядом с ним сталкивается. И если в Аликовом плещется «нахрена?», то в её посыл один. И лукавством будто воздух пропитывается, так и хочется его ухмылку стереть, бесит ещё похлеще дружка своего, но в то же время Софа чувствует, что понимает, почему именно Алик командир, а не Витя.
Но их гляделки не могут длиться долго. Вскоре ей приходиться развернуться, потому что Гриша за локоть дёргает, вынуждая её шикнуть в его сторону.
— Полегче!
***
Софе не доводилось раньше бывать в такой ситуации, и сейчас, оказавшись в ангаре, где была куча афганцев, Мальцева судорожно пыталась придумать выход из сложившегося расклада событий. Гриша «услужливо» проводил её прямо в кабинет, где они скрылись от чьих-либо глаз. Почти сразу же после них туда зашли и Алик с Витей, а Волков, кивнув ей, махнул рукой на стул, сам садясь на стол.
— Ну что, рассказывай, — его спокойствие Софу бесит.
Такое ощущение, словно он уже просчитал все её ходы и только и ждёт чистосердечного признания.
— Что рассказывать?
— Зачем машину угнать хотела, и кто тебя подослал.
Волков ответ выжидает, но Софа молчит и абсолютно безразличным взглядом водит вокруг, как бы между прочим подмечая:
— Это твой кабинет? Ремонт не помешало бы сделать, — хотя сама помнит, в какой халупе скитается. В гараже Кощея гораздо грязнее.
Алик губы поджимает, понимая, что разговор у них явно не клеится. Девчонка-то с характером, крутую из себя строит, да ко всему прочему ещё и его самого провоцирует своими невинными глазками водя по всему и ресничками хлопая.
Самоуверенностью аж за версту прёт. Афганец обычно таких терпеть не может, но её даже зауважал. Одна ведь на дело пошла. Да и сейчас против троих мужиков ни грамма страха не показывает.
— Так, может, тебя рабочей и наймём? Раз в ремонтах шаришь, — знает, в какую игру эта беглянка поиграть вздумала. И соглашается на короткую партию, глядя с лукавством и тем самым ещё больше выбешивая внутренности Софы, которая хочет просто встать и в лицо ему плюнуть.
Но её сдерживают даже не Гриша, который уже отпустил её руки и теперь стоит у двери, явно охраняя вход, чтобы она не смылась в случае чего, а свои какие-то мысли.
Пожалуй, подобное будет уже чересчур. Хватит с него и мячика, вон как пол лица распухло. Хорошенько, видать, пасанула, не растеряла талант.
— А я, что, на прораба или бригадира похожа? — в ответ спрашивает. И воздух в кабинете накаляется, потому что Софа чувствует каждой клеточкой своего тела напряжение от взгляда Волкова, который, кажется, клеем воспользовался, не иначе. И даже не шевелит глазищами своими, только пялится на неё в открытую.
— Ну есть малёха.
Софа в ответ на Алика смотрит и ей кажется, что он специально на понт её берёт. Или нет, не кажется?
— Не думаю, что твоя шайка-лейка найдёт столько бабла, чтобы я тут хотя бы пальцем пошевелила, афганец, — и так ехидно выговаривает, что Алику даже хочется зааплодировать.
Хорошо держится ведь, правда. Далеко пойдёт.
— Значит, всё-таки не отрицаешь, что прораб или бригадирша? — и эту фразу можно считать полноценным свидетельствованием. Один-ноль в пользу мужского состава, Волкова в частности, — А за угоны башляют прилично?
Софе, пожалуй, на это нечем ответить, кроме как задать встречный вопрос:
— Ваше гостеприимство, конечно, забавное, но, может, я пойду уже?
— На поезд торопишься?
— Нет, завещание писать. Мало ли, грохнете меня тут, этот качок так взглядом и пожирает, может, озабоченный? — Софа на Витю кивает, который в один момент готов сорваться, наговорив лишнего.
— Ты кто такая вообще, а? Ты крутой себя возомнила шибко? — и снова ближе подходит, а Софа только взгляд, даже не голову вверх поднимает. И одними глазками говорит «успокойся, малыш, меня не тронула твоя жалкая попытка припугнуть». От слова совсем.
И это почему-то правда, ей кажется, что он её не ударит. Слишком слабо для этого выглядит, да и, как это всегда считалось, «западло». А он же, как ни крути, афганец. Свои же уважать перестанут.
— А что, крутым здесь раньше был ты? — в ответ парирует. И, кажется, добивается приза зрительских симпатий, потому что взгляд Гриши возле дверей совпадает в геометрической прогрессии с пятью рублями, а не копейками даже, и он выдыхает как можно тише, не ставя на то, чем закончится подобный спектакль. Алик же наблюдает отстранённо за ней, не вмешиваясь пока что в перебранку.
— Послушай, цыпа… — Волков решает вмешаться раньше необдуманных последствий.
— Вить, выйди, я сам с ней разберусь, — к выходу товарища подталкивает, Витя на Софу зыркает, но та только усмехается ему в ответ и взгляд на Алика переводит, — Гриш, отведи его и закрой дверь с той стороны.
— Если ты решил, что останешься со мной вот так наедине, афганец, то я тебя расстрою, — выносит Софа свой вердикт, когда двери закрываются.
— Да? И чем же? — в ответ спрашивает. Ему и вправду становится интересно, вот только ответ, который получает, доводит ни до искренней улыбки, ни до чистейшей обиды.
Что-то посередине.
— А я переломанных вояк, возомнивших себя хрен знает кем, по вторникам не принимаю.
— А с чего ты решила, что я «переломанный вояка, возомнивший себя хрен знает кем»?
И снова гляделки. Кто первый сдастся или что-то вроде того. Софа не готова в этот раз проигрывать, поэтому с завидным упрямством изрекает:
— А что, нет разве? Сидишь тут в этом кабинете, гоняешь на мотоцикле, при этом тачка стоит во дворе, как рухлядь, ездишь на свои стрелы, вопросики какие-то решаешь, Супермена из себя корчишь или ещё кого, мне без разницы, а на деле тупо спрятался в этой конуре, как крыса, которая боится правде в глаза посмотреть. Войнушку заделал, посчитал, что так правильнее будет, а не навоевался ещё, нет? Ехал бы лучше обратно в Афган, может, жизнь чья-то бы осталась взамен твоей, которую ты тут просто так растрачиваешь, — и Софа знает, да, что глупо с её стороны подобное высказывать, вот только мнение наружу просится. И тут же «в лоб» прилетает ответка:
— А ты, значит, жизнь свою правильно проживаешь? Тачки угоняешь ни за что ни про что, сидишь тут теперь, когда тебя поймали, и корчишь из себя святошу, которой все чёт должны. Вот только я не припомню, чтобы у меня был должок к тебе, — Алик выравнивается и Мальцева понимает, что её слова задели его в какой-то степени. Не могли не задеть, иначе так бы сейчас не отвечал, — Чё ты вообще про Афган знаешь-то, а? Ты хоть раз войну своими глазами видела, кукла? Или ты только ресницами своими хлопаешь, расфуфыренная, папика ожидая, который клюнет на такое дерьмо?
Два-один.
— Знаю! — выдаёт, как отрезало, — Кому-то посчастливилось вернуться, а кому-то пришлось под пули лечь, чтобы ты, козлина, тут новую войну разворачивал и ещё каких-то бойцов терял. А у них, между прочим, родственники могут быть. Семья, не, не слыхал о таком? — зрительный контакт нарочно не прерывает, да и Волков не спешит, — Жёны, дети, братья, сёстры, в конце-концов! Вижу, что не думал. Так вот если у тебя своей семьи нет, то зачем тогда у других отнимать её? Как в глаза родных их смотреть будешь, если кто-то из твоих бойцов не сегодня-завтра пулю в лоб схватит, знаешь? А я знаю — ни черта ты в глаза их смотреть не будешь, потому что тебе плевать! Было бы не по барабану, ты бы эту войну с Зурабом уже давно на вторые планки задвинул или вовсе бы пресёк, но тебе же удобно быть командиром, держать кого-то в подчинении, а другие потом пускай хоронят, пускай страдают, зато твоя грёбаная цель в порядке и это важнее человеческой жизни, да?
Алик молчит. И слов не находит, зубами скрипя так, что о скулы порезаться можно.
— Всё сказала? — переспрашивает и в тоне уже не слышно ни лукавства, ни желания продолжать «игру».
Два-два.
— Ах, да, — Софа добавляет почти невинно, но вместе с тем и желчью брызжет ответной, в глубине души даже коря себя за свои же прямолинейности, нахлынувшие и фонтаном обрушившиеся. Однако, извиняться она не намерена, отчасти сказала правду, — Если ещё медаль за это повесят, то вообще жизнь удалась. Ты же героем вернулся, с орденами своими сраными, хвастался, небось, перед родственничками?
Три-два в её пользу.
Лихо так обернула ситуацию.
— Значит так, — произносит он в полной тишине, привлекая её внимание ожидающим взглядом. Сам на неё не смотрит, руками в стол упираясь и боком стоит, — Сейчас ты встаёшь и выходишь из этого помещения, потом из здания, и из территории. А увижу ещё раз, что ты шастаешь, или узнаю, что Кощей или Зураб воду против меня баламутят, то мало не покажется, так и передай. У тебя три секунды, пошла вон.
Софа Мальцева уходит, не желая больше ни видеть, ни слышать Алика Волкова. Попутно ловит взгляды Вити и Гриши, злой и обескураженный, подмигивая в ответ. И то, как на лице Вити проскакивает гримаса недовольства, заставляет Софу усмехнуться, хотя в душе от услышанного кошки скребут.
Почти уже в дверях оказывается, когда сталкивается с особью женского пола, входящей внутрь. Цветастая блузка, мини-юбка, туфли на небольшой шпильке и стройные ножки, а ещё волосы. Кудрявые, собранные в длинный хвост, на плечо закинутые. Знакомая картина, знакомые лица…
Вот только встречная узнаёт раньше, задавая вопрос.
— Софа? Мальцева, ты ли это?
И Софа не знает, на кой чёрт ей судьба подкинула подобную встречу, но ничего против не имеет.
— Я, — отвечает коротко, узнавая Эльзу, свою бывшую одноклассницу. Не сказать, что они были дружны, но и не враждовали уж точно, — Ты как здесь?
— Да это я у тебя спросить хотела! Не видела тебя лет пять, если честно, — Эльза удивлена, и глаза её горят, пока она оценивает наряд Софы, пытаясь поверить, что встреча в реальности.
— Почти, шесть.
— С ума сойти!
— Эльза, — их разговор Витя прерывает, косясь на Софу, — Ты чё с ней разговариваешь, ты знаешь вообще, кто она?
Та в ответ усмехается только.
— Витя, ну, конечно! Это Софа, моя бывшая одноклассница, а ты, что, подкатить вздумал? Учти, такой раздолбай, как ты, многим не пригодится, — Софе хочется улыбнуться, слыша такую лестную характеристику, а Павленко ясность проясняет.
— Вообще-то, фифа эта у Алика сегодня чуть тачку не подрезала!
— Витя, ты, что, на солнышке перегрелся? — Эльза помнит исключительно другую Софу, ту, что никогда бы не пошла на криминал, — Не мели ерунды. Мальцева, а ты иди за мной, я тебя не могу отпустить без подробностей, расскажешь хоть, что да как!
— Эль… — Софа и возразить не успевает, как оказывается втянута Эльзой снова к кабинету, благо только, что та оставляет её возле порога, а не внутрь тащит.
— Постой пока, я кое-с-кем поздороваюсь.
— Ну? — Витя снова подле оказывается, действуя Софе на нервы, — Долго ты, мадам, гостить здесь будешь?
— Тебя забыла вот спросить, — огрызается. И Павленко, к счастью отваливает, оставляя Софу одну в подвешенном состоянии.
***
Осень 93-го
Санька Рябинин не торопится домой со школы. Настроения нет — даже Вовка с Илюшей не в силах поднять его. Только как обычно понуро головы опускают, понимая, что все аргументы оказываются бесполезны в доводах, что пора бы возвращаться к нормальному состоянию. На крыше объявляться чаще, чем раз в неделю, а то и в две. И на улицу выходить, гулять, а не просиживать дома вечерами со своими учебниками.
Парень и сам понимает, что не выход это, что так только больше загоняет себя, но ничего не может с собой поделать. Женя тоже по телефону твердит, что он должен справиться со всем этим, вот только звонки эти становятся всё более редкими. Саня не хочет с ней говорить, будучи уверенным, что с поднятием трубки последует новая порция жалости.
А теперь ещё и статья эта. Он газету держит в руках, позаимствованную из кабинета физики в тайне от учителя. Заголовок на первой же странице, выведенный крупным шрифтом, гласит следующее:
«В РЕКЕ НАЙДЕНА МАШИНА КРИМИНАЛЬНОГО АВТОРИТЕТА»
Не статья, а так, скорее, заметка. О том, что транспортное средство принадлежит Алику Волкову, известному из банды афганцев, и что в самом салоне найдено тело девушки. Санька знает, кто это. Вовка с Илюшей тоже.
В конце единственным предложением значится, что Алик Волков теперь считается пропавшим без вести, и этот отрывок особенно жжёт Саньке душу. И непонятно, что хуже — вот так, с толикой надежды и в то же время кучи неизвестности, чем прямое и роковое «мёртв».
— Саня, Рябинин! — во дворе школы его настигает оклик, стоит отойти от крыльца метров на двадцать. Реакции ноль, поэтому девушке лет пятнадцати приходится даже перейти на бег, поправляя шарф на шее, и за руку его дёргая, едва настигнув, — Сань, да что с тобой? Я тебя зову, зову, а ты и не слышишь будто.
— Прости, задумался, — врёт. Просто разговаривать ни с кем не хочет, — Зачем ты меня звала?
— Тут такое дело, — Лиля Грачёва, его одноклассница, известная всем как «та ещё штучка», за которой многие пытались ухлёстывать, волосы поправляет, выбивая из них снежинки.
И волосы рыжие такие. Чем-то на Женю похожа даже.
Глазками стреляет, вот только у самого Сани нет настроения ни наблюдать, ни участвовать в дискуссиях.
— Неудобно к тебе обращаться, но…
— Лиль, давай по сути, — перебивает её он, — Я спешу.
— Да, прости, — виновато взгляд потупила, но в то же время улыбнулась едва, сталкиваясь с ним глазами, — Просто на следующей неделе лабораторная по физике, а ты же знаешь, у меня с ней проблемы. Вот и хотела тебя попросить помочь подготовиться. Если Эльвира поставит двойку, мои меня дома точно прибьют!
Сане только этого ещё не хватало. Он не уверен, что из этой затеи получится что-то хорошее, но ответить фактически не успевает. Лиля жалобное лицо строит и ладонями соприкасается.
— Пожалуйста.
И если Санька был готов отказать, то теперь уже нет. Потому что не сможет.
Потому что и дед, и дядя учили его другому. Что надо помогать тем, кто просит, особенно если этот «кто-то» слабее и носит женскую юбку, в которой Грачёва стоит на таком морозе. И как ей только не холодно?
— Ладно, — наконец, соглашается. И от этого Лиля радостно плескает в ладоши и внезапно обнимает его, отчего Рябинин в ступор впадает. Отстраняется почти сразу же, спустя секунду.
— Ой, прости, — неловко выдавливает из себя, — Просто для меня это очень важно и я рада, что ты согласился. Спасибо тебе.
— Не за что, — коротко бросает.
— Когда начнём? — воодушевлённая такая, что Саньке неловко становится, — Если ты не занят, можем прямо сейчас! Тут неподалёку я живу как раз…
— Н-нет, — запинается даже, что с него взять? Вовка бы поржал сейчас над его стеснением, хотя ему повезло, что на улице мороз и на него можно списать подобную оплошность, — Сегодня я не могу. Давай завтра.
— Хорошо, — этот ответ её несколько расстраивает, но она не подаёт сильного виду, — Ладно тогда, я пойду, — она отступает потихоньку, делая шаги назад и шапкой взмахивает в воздухе, прощаясь, — До завтра, Сань! — и улыбка не угасает, после чего разворачивается и в бег снова ударяется, натягивая шапку на голову. Серую, с помпоном.
Смешная она.
Вот только самому Сане никак не до смеха, отчего он тихо, что она даже не расслышала, шепчет в ответ:
— До завтра…