Быть героем — престижно, почетно, уважаемо. Быть героем — значит быть бесстрашным и всегда готовым пойти на риск ради других. Быть героем — значит всегда находиться в центре внимания.

— Господи, как же все задолбало, — Кацуки едва не воет, бросая на кровать увесистую папку с бумагами. — Эта бюрократия меня убивает. Почему я вообще должен заниматься этой херней? Я герой, а не секретарша.

Быть героем — это заполнение бесконечного количества отчетности в свободное от геройства время.

— Это часть твоей работы, Каччан, — Изуку посмеивается, отрывая сонный взгляд от экрана ноутбука на мгновение. — Не все же кулаками махать и местность патрулировать.

Кацуки выглядит злым и уставшим. Наверняка он голоден и смертельно хочет спать. Он появился на пороге их квартиры впервые за несколько дней и взял всю эту бумажную командировочную волокиту домой, чтобы просто иметь возможность провести этот вечер в компании Изуку, пока их снова не раскидали по миссиям. С такими плотными графиками сложно даже прикинуть, когда выдастся еще такой момент, и они смогут встретиться не на улицах города, перекинувшись парой фраз, а в своей собственной квартире.

— В холодильнике есть вчерашний кацудон, — Изуку бормочет в экран ноутбука, щелкая мышкой.

— Сам готовил? — спрашивает Кацуки, усмехнувшись. Усталый голос звучит тихо и мягко.

— Заказал, не переживай.

— Я и не переживаю, — Изуку вздрагивает, когда кровать под чужим весом проседает. Теплые руки смыкаются на его талии, а холодный кончик носа утыкается в открытую часть спины от приподнятого края футболки.

— Устал? — Изуку, наконец, сдается, и откладывает ноутбук в сторону, повернувшись к Кацуки настолько, насколько сам себе может позволить, чтобы его не потревожить.

— Нет, просто злюсь, — Кацуки сильнее прижимается к Изуку и прикрывает глаза.

— Почему ты злишься? — он слышит в голосе Изуку улыбку и раздражается еще сильнее.

— Заткнись и не беси меня, — мажет носом по горячей коже спины, — ты там занят был чем-то, так занимайся.

Изуку не выдерживает и смеется уже в открытую под чужое сдавленное рычание. Ему все еще сложно привыкнуть к такому Кацуки. Изуку вообще думает, что никогда не сможет к такому привыкнуть.

Для него действительно становится самым большим открытием: Кацуки бывает нежным.

Он до одури любит объятия. После тяжелого рабочего дня — прямо как сейчас — валится на кровать, поджав под себя ноги, тянется руками, прижимает к себе так крепко, будто от этого зависит его — Кацуки — жизнь.

Иногда Кацуки просыпается задолго до его подъема. Тогда Изуку знает, что когда встанет, на столе его будет ждать теплый завтрак с наскоро оставленной запиской, содержанием которой будет что-то вроде: “ Не поешь перед выходом — я тебя прикончу». Изуку совершенно глупо улыбается и чувствует себя по-детски счастливым от такой заботы, потому что знает, насколько Кацуки тяжело проявлять ее в открытую. В своей манере, но все же дает понять, как ему важно, что дома его всегда кто-то ждет.

А еще Кацуки никогда не оставляет его без поцелуя перед уходом. Едва касается теплыми губами, неуклюже клюнув носом в щеку.

Изуку от такого прилива нежности клинит каждый раз. Так сильно, что сердце болеть начинает.

Он знает все это, замечает, запоминает, потому что всегда просыпается чуть раньше, но вида не подает, чтобы не спугнуть эту так трепетно обнимающую за плечи нежность. Чтобы Кацуки не спугнуть.

— Разогреть кацудон? Ты… — спрашивает Изуку, опустив взгляд, и тут же осекается.

Кацуки дремлет, уткнувшись носом в край приподнятой футболки, и забавно морщится. Через пару часов Изуку придется его разбудить, ну а пока…

Он никогда к этому не сможет привыкнуть. Да и, наверное, не стоит.