Глава 1

Вначале была тьма, настолько непроглядная, насколько вообще может быть темным цифровое пространство в экране. Кагами не повезло подключиться первым, и пришлось ждать, пока появятся остальные. Сперва загорается желтый значок Кисе, и Кагами успевает испугаться, что тот уболтает его до смерти в ожидании остальных, но Кисе молчит. Где-то в этом молчании Кагами и проникается серьезностью ситуации. 

Он в небольшой комнатке гостиницы, сидит с ногами на довольно потертой кровати, на окнах жалюзи. На Кагами военная майка и широкие шорты, потому что в это время года здесь адски жарко, не то что в подземных городах. Можно было бы обсудить погоду с Кисе, но Кагами и сам слишком напряжен для повседневного разговора. 

— Кагами-чи, ты ведь в Южной Америке? — спрашивает Кисе, и Кагами готовится к разговору о погоде.

— Да. Адское пекло. 

— Ясно, — коротко отвечает Кисе и замолкает. Почти в это же время загорается зеленый значок Мидоримы. Снова что-то не так — всегда молчаливый, Мидорима констатирует:

— Акаши опаздывает?.. Нехорошо. 

— Что в итоге случилось-то? А то все слухи да слухи… — не выдерживает Кагами. Он не особо любит этих ребят, потому что так до конца и не вписался в их компанию, но, к счастью, у них не слишком часто происходят собрания. 

— Так и нет ничего, кроме слухов. Просто они не могут найти Куроко-чи, — Кисе схватывает эту нить разговора с большей готовностью, чем до этого о погоде. Судьба товарища — единственное, о чем он может говорить сейчас.

— Тоже мне новость, — фыркает Кагами. — Они постоянно его теряют, а потом он оказывается на какой-нибудь базе, такой: «А я все время тут был». Просто он не похож на военного. 

— Да, но на этот раз его нет уже вторую неделю. К тому же, Куроко-чи обычно находится, если появляется опасность, но когда было нападение на Америку, именно ты, Кагами-чи, его отражал. Он не появился. 

Красный значок Акаши появляется в середине этого разговора, но он не перебивает и здоровается только после слов Кисе:

— Рета. Шинтаро. Кагами. Дайки еще нет? Ладно, я слышал, что Рета рассказал вам о ситуации в общих чертах. На этот раз они потеряли Тецую всерьез. Это не может быть враг, потому что любую их деятельность мы отслеживаем за несколько дней до того, как она достигнет Земли. И не могут быть люди, потому что они не самоубийцы. 

— Несчастный случай? — предполагает Мидорима. 

— Я связывался со штабом. Организм Тецуи функционирует, и он спокоен. 

— Спокоен был даже тогда, когда я за него отдувался? — ворчит Кагами. Акаши молчит секунду-другую и отвечает уже тише:

— Нет. Если тебе станет легче — он очень волновался. Кагами, я хочу, чтобы его поискал ты, потому что он пропал где-то на твоем континенте. Далеко уйти он не мог. 

Вклинивается в чат Аомине, но слышится только его тяжелое дыхание, затем сразу без приветствия и объяснений:

— Что я пропустил? 

— Рета, Шинтаро, введите Дайки в курс дела, я пока переключусь на приватный чат с Кагами. 

И так каждый раз — всех остальных по именам, но никогда не Кагами. Некое напоминание о том, кто есть они и кто есть он. 

Кагами привели в проект Поколения Чудес уже более-менее взрослым — ему на тот момент было четырнадцать, в то время как все остальные пилоты были знакомы с детства. 

В черном пространстве чата остаются аватары его и Акаши, хотя он на приват не переключался — все сделано за него. 

— Я вышлю координаты города. Если Тецуя попытается воспользоваться транспортом –мне тут же сообщат о его местонахождении. Это нужно военным, чтобы всегда знать, где он. 

— А просто жучок они ему под кожу вживить не могли?

— Жучки у нас всех, Кагами. Слишком ценный ресурс, знаешь ли. Но тот, что у Тецуи, отказал примерно в то же время, когда он пропал. 

— Есть предположение, кому он мог понадобиться? Настолько, что его не отпустили, даже когда над континентом угроза нависла? 

— Тут самое интересное, Кагами. Есть два варианта. Один из них — его могли забрать враги. Те самые, с которыми мы, и он в том числе, уже столько времени воюем. 

— Да ладно, — не верит Кагами, но его цифровое изображение не меняется в лице. В это поверить было сложно, потому что все действия противника были известны заранее, и война их с появлением пилотов больше напоминала игру в морской бой: враг посылает некую опасность, будь то снаряд или один из своих кораблей, а они успевают прибыть на военную базу, выспаться, выпить кофе, принять ванную и уже потом устраняют приблизившуюся опасность. Война в космосе была именно такой, невозможно было прятать снаряд за планетами, пока он подбирался к Земле. 

Увы, но пилоты появились не сразу; к тому времени от населения планеты уже осталось меньше половины, и города большей частью скрылись под землю или закрылись куполами, оставив вокруг себя боями выжженную пустыню. Все знали, что нельзя подкрасться к планете незаметно, чтобы забрать с нее Куроко или даже просто поймать кого-то из них. 

— А второй вариант? 

— Тецуя где-нибудь замурован. В таком случае в конце поисков мы можем найти уже только его труп. Но мне нужен и этот труп, Кагами. Мы своих не бросаем, понимаешь? 

Конечно, Кагами понимал, но не был уверен, что все Поколение Чудес так же волновалось бы за его шкуру. Но континентов шесть, и пилотов нужно шесть, иначе один из континентов нужно будет эвакуировать, потому что не всегда есть шанс успеть. 

— Еще одно, — добавляет Акаши задумчиво, как бы нехотя; у его электронного двойника по-прежнему нет эмоций. — Ты не единственный, кто ищет Куроко. Американцы не верят нам. Они отправили еще людей на поиски. 

— Мне связаться с ними?

— Лучше не надо. Американцы думают, что Куроко нас предал. Просто постарайся найти его раньше них. 

*** 

Кагами пришел в проект уже подростком. Штаб располагался у берегов бывшей Японии, глубоко под водой.

 

Кагами рос в одном из городов в Америке, из тех, что прятались под куполом. У него был только отец. Мать, японка, погибла в то время, когда ушли под воду острова после одной из вылазок врага. В остальном жизнь была размеренной: учеба, школа, приятели и, в общем, обычная юность. Кагами не помнил мир спокойным и давно привык к сообщениям по телевизору о тех атаках, которые не удалось предотвратить. 

Об «избранных», способных спасти планету, он ничего не знал и не заподозрил, что вызов в больницу сразу после медицинского осмотра ведет к чему-то серьезному. Домой его после повторного осмотра уже не отпустили — вкололи там же что-то, от чего Кагами отключился. 

Ему ничего не объясняли, ни о чем не спрашивали больше. Кагами казалось, что он, наверное, подцепил какой-то из инопланетных вирусов: уж очень много военных было у больницы, когда его обследовали. Сон после укола он принял почти как смерть, поэтому поначалу даже обрадовался, проснувшись в полутёмной небольшой комнате их тренировочного лагеря. С тех пор эта комната была его. 

Отца Кагами увидел уже после того, как стал пилотом. Тот давно уже навсегда простился с сыном, а теперь мог им гордиться. Они виделись с тех пор редко, но все же виделись. Кагами счел случившееся почти везением, к тому же работать героем оказалось не так уж плохо. 

Поколение Чудес тогда было его ровесниками, но они жили в лагере, сколько себя помнили, и, казалось, что их также забрали от родителей еще в детстве. Однако как-то болтливый Кисе проговорился, что они — сделанные искусственно. Удачные эксперименты. Кагами даже знать не хотел, что случилось с неудачными, но у будущих пилотов были цифры и цвета в качестве кодовых имен, и цифры эти шли не по порядку. Тот же Акаши носил номер четыре. Кагами же достался десятый, хотя у Куроко к тому времени был номер пятнадцать, а до этой цифры шел только Кисе, восьмерка. А что стало с теми, у кого были номера от девятого до четырнадцатого, не знал даже вечно болтливый Кисе. 

Куроко был первым, кого Кагами увидел тогда. Не ученых, не военных, не других будущих пилотов. Только Куроко пришел в его комнату через полтора часа после того, как Кагами проснулся. 

Тогда, постояв немного в дверях, глядя на полупустую комнату, в которой было только самое необходимое плюс Кагами, Куроко решил, что драться новенький не будет, и представился:

— Меня зовут Куроко Тецуя. Наверное, у тебя много вопросов, Кагами-кун. Меня попросили все тебе рассказать. 

Кажется, Куроко тогда привык за пару дней к ответственности за него, и с тех пор возникал перед Кагами неожиданно, объяснял что-то и старался тут же скрыться. У Кагами создавалось впечатление, что за ним следят. 

***

Из личных вещей у Кагами сначала была целая сумка со сменным бельем, зубной щеткой, любимой игровой приставкой и прочим хламом. Когда вещи эти сгорели в одной из атак, в которой и сам Кагами оказался ранен, он собрал еще одну такую же сумку. Ее пришлось оставить на одной из баз, когда его еще с поля боя забрали на другую, а вернуться за ней возможности не было. С тех пор с собой Кагами таскал только удостоверение и личный жетон с группой крови и отметкой особого отдела, этим и ограничивался. Все остальное выдавалось в отелях и на военных базах. 

Некоторые такие вот отели были грязнее военных баз, где хоть и сохранились спартанские условия, но белье было чистое, без насекомых, и никто не совался с предложением вызвать Кагами девочек за полцены, как герою и спасителю. 

Задание — сплошная головная боль. Куроко и в небольшом по масштабу лагере для пилотов найти было нереально, что уж говорить о целом континенте. Кагами подозревал и то, что Куроко просто решил прогулять, и мысленно, скрипя зубами, обещал себе как следует приложить его в челюсть, когда найдет. 

Но сначала нужно было найти. 

Когда ты очень важный для всей планеты пилот, у тебя нет времени ожидать в аэропортах обычных рейсовых полетов, и для Кагами, независимо от ситуации, обычно на ближайшей военной базе был пилот и стоял наготове самолет. Можно сказать, что условия шикарные, но самолет был военный, тут тебе ни комфортных сидений, ни фильма в дорогу. Скорее по необходимости Кагами умудрялся в таких даже спать, правда, поначалу сваливался со скамейки, со временем привык. Сегодня, после теплой кровати отеля, Кагами не нужно спать. Он изучает на ноутбуке, который получил только позавчера у военных, карту нападений.

Ближайшей для него проблемой был корабль через шесть дней. По вместительности предполагалась снова небольшая механическая армия для высадки, а значит, придется туго. А на следующий день почти рядом с тем же местом ждал еще один корабль поменьше: скорее всего, биологическая угроза, и ее нужно было уничтожить еще на подлете, потому что однажды именно так погиб целый город. Тогда еще не знали про биологическое оружие, атаку отражал Кисе, и когда корабль был разбит в воздухе, без сопротивления, вирус распространился в атмосфере. Он тогда даже залюбовался фиолетовым облаком, похожим на застывший фейерверк. Рассказывая об этом, Кисе плакал. 

А город потом сожгли. Расстреляли выживших, но уже зараженных, и всю местность спалили до котлована. Кисе спасла полная герметичность кабины пилота. От вируса, но не от осознания своего провала. Да, пускай Кагами не винил его, но отчет слушал молча. Он не был пилотам настолько близок, чтобы поддержать или соваться со словами «Ты не виноват». 

На этом новых атак на его континенты не планировалось, и то хорошо. Больше всего, судя по карте, не везет Аомине: три атаки за два дня в его секторе. Одна завтра ждет Акаши, но этот казался почти идеальным пилотом и никогда не ошибался, не промахивался, не терялся. Кагами не мог вспомнить ни одной истории, связанной с ним, хотя и сам часто попадал в страшные бои, после которых его приходилось прикрывать. 

За годы полевой образ жизни превратился почти в рутину, и Кагами уже и не думал о том, как мог бы жить по-другому. Окончить институт – и чем заниматься? А тут такая профессия, в которой только алого плаща и трусов поверх трико не хватало. Единственное, что пугало — окончание войны, потому что тогда мир замрет на мгновение в праздновании победы и начнет делить по континентам своих героев, на случай если государства снова попробуют воевать друг с другом. 

Куроко пропал из подземного города, окруженного пустыней. Иногда попадались мегаполисы, окруженные еще и полудикими деревушками или городами поменьше, образовавшимися вокруг заводов, но вокруг было совсем пусто. Пустыня здесь была природная, появившаяся еще до нападения, скорее уж люди тут обосновались, сбежав из атакованных мегаполисов и сделав местность более обитаемой. 

Кагами даже отель выбирает тот, в котором останавливался Куроко. Ему кажется, что он играет в детектива: показав на стойке регистрации вежливому китайцу удостоверение, начинает расспрашивать:

— Тут останавливался наш пилот.

— Не останавливался, — с готовностью отвечает китаец на своем родном языке, который Кагами понимает на самом деле плохо, потому просит, болезненно поморщившись:

— На английском или испанском, пожалуйста. У меня плохо с восточными языками. 

У Кагами в принципе с языками было плохо. Остальные пилоты разговаривали на любом языке без акцента, будто с молоком это впитали, а ему в четырнадцать пришлось учить все. Международным считался английский, на нем могли изъясняться в любой точке мира, вот и китаец, улыбнувшись, как хорошей шутке, продолжает на английском:

— Пилот не останавливался. Снял номер, заказал три ночи, ушел, но не вернулся. Министерство обороны потребует свои деньги назад?

— Да черт их знает, им вроде до фонаря. В смысле нет, не потребует. Куда собирался пилот? Оставил тут что-нибудь? 

Кагами знает, что если они что-то и оставляют после себя — то ничего не значащий хлам. Но, возможно, из этого мусора получится найти ниточку. Будто Куроко, как в фильме, оставит ему спички с названием бара, в подполье которого его заперли. 

— Нет. Он даже не зашел в номер. 

Кагами кивает и поднимается в свою комнату, решив пораскинуть мозгами. Тупик. По чести, надо звонить Акаши и исподтишка спрашивать, что вот если чисто гипотетически у него пропал бы пилот, как бы он сам его искал, потому что логическая работа детектива для Кагами слишком сложна. 

В дверь стучат еще до того, как он успевает скинуть с себя сумку. Так часто бывает. Обычно предлагают девочек на ночь: наркотики им боялись продавать, больше опасаясь за свою шкуру, потому что гражданские не знали, как скоро очередной налет и успеет ли пилот к тому времени опомниться. Бандиты знают в лицо почти всех пилотов и сторонятся их. Поэтому Кагами, привыкший к своей неприкосновенности, открывает дверь спокойно, нараспашку. И совсем неожиданно для себя получает удар по голове. 

***

Куроко был самым старшим среди пилотов, потому не самым совершенным. Он был вроде как не от мира сего: причина, как втайне полагал Кагами, крылась в том, что с ним переборщили экспериментаторы. К тому же Куроко слишком серьезно воспринял свою роль покровителя Кагами и, хотя старался не лезть в его жизненное пространство, обнаруживался в столовой за столом Кагами, ожидал с бинтами и мазью окончания тренировочных боев, иногда приносил бумаги. Кагами не пытался отделаться от него. Остальные пилоты были настроены к нему довольно прохладно, дружеских чувств не проявляли, и он не то чтобы привязался к Куроко, просто с ним было не так невыносимо.

В первый месяц жизни в лагере Кагами умудрился подраться с Аомине. Все по правилам: белые боевые кимоно, мягкие маты, но Аомине со злости или по безразличию приложил его об пол так, что у Кагами звенело в ушах и не получалось подняться. Он как-то и не удивился, когда рядом оказался Куроко с холодным мокрым полотенцем в руках. Закрыл ему лоб и молча, как послушная жена с перепившим мужем, сел рядом в ожидании чего-то. 

Переодевшийся Аомине заглянул в раздевалку, оценил эту картину и, покачав головой, спросил:

— Охота тебе с ним возиться? 

Куроко не ответил, да Кагами и не удивился. Он уже успел привыкнуть к странному даже для их команды пареньку. Это оказалось внезапно, просто труднее было притерпеться с самой базой, куда его привезли, даже не объяснив толком, что происходит. 

— Они привыкнут к тебе, Кагами-кун. И тогда ты поймешь, что все они неплохие. 

— Мне все равно, — соврал Кагами, не отнимая полотенца от глаз. Ему было стыдно, но не хотелось оставаться с этим стыдом одному, и Куроко все сидел и сидел в ожидании чего-то. Возможно, полотенца, которое отчего-то могло быть для него очень важным. Мир в голове Кагами кружился, и в некотором роде он был благодарен Куроко за то, что тот рядом. Куроко и его прохладное полотенце не кружились, удерживая Кагами в этом мире, будто якорь. 

***

В себя он приходит в настолько знакомом месте, что поначалу думает, что и засыпал тоже здесь, но при попытке подняться обнаруживает, что руки у него скованы наручниками. 

Это место — военная база, и Кагами даже почти верит, что так не вовремя, заранее начался передел пилотов. Но через полчаса после пробуждения в комнату заглядывает американец в военной форме и, оставив за спиной у двери рядового, садится верхом на стул напротив Кагами. 

— На мне жучок, — предупреждает Кагами спокойно. — Датчики показателей жизни и прочее… 

— Мы в курсе, — кивает американец. Он блондин; по шее, переходя на лицо, вьется татуировка. 

— Слушайте. Через… несколько дней на ваш континент будет нападение. Скорее всего, с заражением. Вы вымрете. Это не стоит того, ради чего вы меня забрали. 

Кагами бы решил, что они могут хотеть просто денег, но военная база убеждает его в том, что проблема не так проста, как кажется. 

— Да, у нас тоже есть эти данные. Можешь стартовать с нашей базы, да и к тому моменту мы тебя выпустим. 

— Тогда чего вы хотите? — не понимает Кагами. — У меня сейчас задание. Тоже очень важное. Я не могу…

— Какое совпадение. И у нас такое же задание, — издевательски тянет американец и, ухмыльнувшись, подпирает щеку. — Так что мы избавим тебя от части нагрузки. Знаешь, у нас был очень сложный выбор. Как сделать тебе ужасно больно и при этом не травмировать? 

— Зачем делать мне больно? — сжав зубы, зло спрашивает Кагами, дергает руки в наручниках. Не сказать, что он не был собран до этого, но теперь он точно знает, что не зря готовился к худшему. 

— Ты не дослушал. Потом меня осенило. Электричество. Если я несколько дней напролет буду тебя пытать, а перед налетом дам передохнуть — ты будешь в полном порядке. Это лучше, чем ломать тебе что-то или бить. Вот, теперь спрашивай. 

Но Кагами молчит. Это военная база, и у него наручники на руках. Он может вырубить этого самодовольного выродка, может разобраться с охраной, и то чисто теоретически. Но отсюда он не уйдет, а раз руководство в курсе того, что его собрались пытать, то оно просто вернет его в эту камеру. А ублюдок с татуировкой будет более злым. Единственной надеждой Кагами оставалось прямое руководство и Акаши. 

— Мне нужен звонок. Иначе я объявлю вас предателями человечества, — выдыхает Кагами и откидывается назад. Если вывихнуть палец, то они услышат, а расстояние слишком большое, чтобы успеть атаковать. Нужно сделать вид, что смирился. 

— Зачем? Ваше руководство уже в курсе и одобрило. 

— Оно не могло этого одобрить, — без тени сомнения отвечает Кагами. И тогда солдат напротив разворачивает перед ним в воздухе экран с неким документом на английском языке. Приказ принимать любые необходимые меры для поиска и поимки пилота Куроко Тецуи, даже если придется задействовать в этом других пилотов. Что-то еще записано там, но также быстро документ сворачивается.

— При чем тут Куроко? Он пропал. Не вы его, кстати, похитили? 

— Я склонен думать, что Куроко Тецую никто не похищал. Более того, что Куроко Тецуя нашел способ связаться с врагом. 

Кагами даже не сразу понимает. Он еще помнит Землю, разделенную странами, воевавшими между собой. Он еще слышал рассуждения о том, как возобновятся войны, стоит закончиться нынешней, за выживание. И он перебирает в голове страны, которым противостояла или может противостоять Америка. И, сам себе не веря, понимает:

— С инопланетянами? 

Даже для пилотов инопланетные захватчики были просто техникой. Никогда не удавалось увидеть ни одного живого пришельца, просто кто-то отправлял эти корабли, кто-то планомерно пытался уничтожить землю. Кагами, конечно, понимал, что кто-то разумный стоит за этим, но не представлял себе такого контакта. 

— В точку, — картинно аплодирует американец. — Кстати, если будет желание потом подать жалобу, я старший у Бармаглота. Особый отряд, все такое. Нэш Голд, можешь запомнить, Кагами. Говорят, ток при пытках может вызвать сердечный приступ, но ты ведь у нас крепкий парень. 

— Я не знаю, где Куроко. Я и сам его ищу. 

— Ты тупой? Я ж говорю, не надо никого искать. Как только твой друг узнает, что тебе больно, а он узнает, он сам прибежит сдаваться. 

— Наша команда думает, что Куроко был похищен или контужен! — Кагами и сам не знает, почему раздражается. Он самому себе верил меньше, чем Куроко. 

— Такой вариант тоже есть. Заодно и проверим. 

Когда в комнатку ввозят прибор, похожий на те, что стоят в кабинете кардиологов, Кагами думает, что ведь этому гаду придется подойти, чтобы подключить к нему все эти проводки. Он уже морально готов к боли, но при этом не желает сдаваться так просто. Знает, что бежать некуда, и в то же время не может протянуть руки, сказав: «Да, конечно, давайте сразу начнем со ста, чтобы побыстрее закончить». Он и не скрывает своей враждебности, не сводя глаз с солдата, что берется за металлические прищепки, похожие на кандалы, и идет к нему. 

И прежде, чем тот доходит, стена и потолок рядом с Кагами обрушиваются. Он, рефлекторно отшатнувшийся, поворачивается и видит массивную руку дроида — машины, которую могут пилотировать только шестеро на всей планете. Это настолько невероятно, что Кагами готов поверить в то, что спасать его прилетел с другого континента кто угодно из Поколения Чудес, даже этот эгоистичный говнюк Аомине. Но дроид механическим, спокойно-вежливым голосом Куроко произносит:

— Простите, но Кагами-кун мой старый друг. Я не позволю сделать ему больно. 

Нэш, который сидит на стуле в нескольких десятках сантиметров от провалившегося под этой громадиной пола, не спешит вскакивать и паниковать. 

— Конечно. Нам незачем делать больно Кагами Тайге, раз ты вернулся. А теперь выходи из машины, а я отпущу его обратно в отель и даже пришлю ему пару шалав в качестве извинений. 

«Куроко не похищали, — осознает Кагами, и сам же в это не верит. Ему кажется, что Куроко вырвался от террористов, что он выйдет из машины и скажет, что вернулся и снова пилотов шестеро. Но вместо этого левая массивная рука дроида загребает Кагами в кулак, по возможности стараясь ему не навредить, и все же больно прижав бедро стальными пальцами. Нэш пожимает плечами, достает из одного из многочисленных карманов брюк что-то, похожее на брелок, и нажимает кнопку. 

Кагами и рад был бы узнать, что случилось дальше, но в следующую секунду он слышит звон, и вместе с тем голову его прошибает такой болью, будто его подстрелили. Боль эта нестерпима настолько, что окружающий мир выключается, как сгоревший телевизор. 

*** 

Кагами казалось, что остальные из Поколения Чудес недолюбливали его еще и потому, что Куроко проводил с ним больше времени, чем с кем-то из них, и к тому же показывал: если они не начнут признавать Кагами, то и про Куроко могут забыть. Не то чтобы он нуждался в расположении остальных пилотов, но кроме них на базе были только ученые, они смотрели свысока и относились к ним скорее как к подопытным крысам, к тому же были виновны в том, что Кагами фактически похитили для участия в этом эксперименте. 

Куроко чистил зубы в одно время с Кагами, обедал за его столиком, даже если его настойчиво отзывал Аомине. Сидел с ним на занятиях за соседними партами. Но в боевых учениях от Куроко было мало толку: у него была своя тактика. Он умудрялся обманывать радары, прятаться, атаковать из слепой зоны. С Аомине и Кисе можно было сражаться, с Куроко — нереально. При этом в тренировочном зале с ним было просто: он проигрывал раз за разом, упорно вставал, просил объяснить прием и снова от него же падал. Чаще он брал упрямством и терпением, чем талантом и силой. 

Кагами не мог не проникнуться к нему уважением. И как-то незаметно получилось, что за столом Кагами во время обеда оказался сначала раздражающе-болтливый Кисе, затем мрачный Аомине, невыносимый Мидорима, а потом столик Кагами был объявлен столиком Поколения Чудес – с легкой руки Акаши, присоединившегося к ним с Мурасакибарой в одно время, и Куроко не позволил Кагами уйти после такого явного вторжения. Не то чтобы к Кагами перестали относиться как к чужаку, просто начали наконец общаться с ним. 

Связь Аомине и Кисе стала для Кагами неприятным сюрпризом, хотя те и пытались скрываться. Но когда вместе собрано семь человек, каждый день сталкивающихся в столовой, туалете, в коридорах к спальням и ночующих в соседних комнатах, сложно что-то утаить. 

— Это потому, что мы тут изолированы, — пожаловался Кагами, сидя в общей ванной. Куроко в это время намыливал голову и вполне мог сделать вид, что не услышал, но он обернулся, посмотрел вопросительно. — Ну. Я и сам забыл, когда в последнее время женщин видел. Знаешь, я думал, спешить некуда. Нужно предупреждать о таких вещах, как: «Завтра едем на изолированный курорт. Общая баня, тренировочные залы, общий сортир и никаких женщин». 

— И что бы ты сделал тогда? — Куроко вернулся к намыливанию головы. Шампунь мягкими облаками стекал по шее и спине. Кагами почему-то знал, что волосы у Куроко непривычно мягкие, хотя не помнил, когда мог их касаться. 

— Ничего бы не сделал, — честно сознался Кагами, вздохнув. От этого спокойного голоса он понимает, что ведет себя так, будто пытается доказать, что если Аомине и Кисе геи, то он-то настоящий мужик. Он не хотел перед Куроко казаться циничным. 

— Вот и хорошо, наверное, — согласился Куроко, подставляя лицо струям воды. 

— Но если Аомине и Кисе было так уж сильно нужно, то могли бы попросить руководство! К нам тут относятся, как к спасителям, так что уж девочек бы им нашли или… 

— Я не думаю, что Аомине и Кисе было «так уж сильно нужно». Тут дело в другом, — Куроко провел руками по волосам, снимая излишек воды, и направился к ванной, в которой сидел Кагами. — К тому же… Думаешь, они правда относятся к нам как к спасителям? 

— А как же? Воды достаточно. Температура самая приятная. Душевые и правильный рацион. Ну да, тренировки и прочее и…

— Ты не скучаешь по отцу? 

Кагами почему-то старался не смотреть, как погружается в воду Куроко. Тот прислонился спиной к противоположному бортику. 

— Скучаю, — признал Кагами. — Но ведь мы тут не навсегда. К тому же… Это же отец. Взрослые дети часто живут вдали от своих родителей. Жаль только, что я не могу ему позвонить, хотя бы сказать, что жив. 

Кагами снова чувствовал себя неловко. Тогда он еще считал, что пилотов из Поколения Чудес у родителей забрали еще в детстве. Думал, что, глядя на свое отражение в воде, Куроко размышляет о том, как там его родители, какие они. Живы ли вообще. По сути, лагерь все равно оставался для них комфортной тюрьмой с физическими нагрузками. Попытайся Кагами сбежать — условия его проживания тут сразу сменились бы на карцер. По сути, он, как и все в Поколении Чудес, больше не принадлежал себе: он был собственностью военных. И все же, Кагами гнал эти мысли, потому что вечно их держать на базе не могли, а роль героя воодушевляла его. 

— Куроко, ты куда бы отправился, как только оказался бы снаружи? — спросил Кагами, пытаясь отвлечь его от мыслей о родителях. Куроко оторвался от своего отражения, но, глянув на Кагами, перевел взгляд на потолок. 

— Куда?.. Не знаю. Я видел так много красивых фотографий… Но этих мест больше нет. Наверное, я хотел бы в космос. Посмотреть на нашу планету сверху. Настолько сверху, чтобы увидеть ее, как большой шар в небе. 

— Неплохо, — согласился Кагами. — А я бы съездил к океану. Мне кажется, он никогда не изменится. Даже если человечество все-таки вымрет. 

***

Когда Кагами возвращается в сознание, ему кажется, что он — в морге. Он лежит на клеенчатой поверхности, и из одежды на нем только простынка, которой он и покрыт. 

— … это не честно, — слышит он голос Куроко откуда-то издали, как из другого помещения. Голова по-прежнему раскалывается, в ней гуляет эхо какого-то приснившегося ему сражения. — Ты подвергнул опасности Кагами-куна. 

— Но ведь сработало, — холодно подтверждает голос Акаши. Кагами трет лицо, пытается встать, но падает на пол, опрокинув на себя капельницу. Больше решив не геройствовать, он остается на прохладном полу с капельницей в обнимку. 

— О, Кагами проснулся. Можешь передать ему, что я приношу свои глубочайшие извинения, — снова слышится голос Акаши, на этот раз громче. 

— Не могу. До тех пор, пока они не будут искренними. 

— Как насчет того, что искренне… Искренне рад, что ты вернулся. Кагами лучше дать отдохнуть какое-то время, займись сам атакой в вашу сторону. А я передам Бармаглоту, что ты раскаялся, лишен премии на пару месяцев, и мы будем считать, что все улажено. 

Тишина, даже Кагами на полу притихает, уговаривая себя не отключаться снова. Голая кожа, соприкасаясь с кафелем пола, мерзнет, он закутывается в простынку, но и она не спасает. 

— Я не сказал, что вернусь, — спокойно-холодно отвечает Куроко. — И Кагами-кун теперь у меня. Тебе нечем больше меня шантажировать. 

— Ошибаешься, Тецуя. Кагами — по-прежнему наш верный пес. И когда на Америку нападут, он будет отбивать эту атаку. И он не позволит тебе отойти от дел. Придется либо продолжать упрямиться и выставить себя монстром в глазах Кагами, либо вернуться в наши дружные ряды и продолжать воевать. Тецуя, я пока еще по-хорошему с тобой разговариваю. Ты думаешь, что ты такой незаменимый, да? Что, если я скажу, что нам растет смена? Запас на случай, если кто-то умрет или у кого-то сдадут нервы. На твой случай, Тецуя. 

— Прости, но я нужен Кагами-куну. Давай в другой раз… — поспешно и непривычно грубо продолжает Куроко. 

— Нет, Тецуя. Ты не нужен Кагами. И никому не нужен. Только планете, и никому конкретно на ней. Запомни.

Возможно, Акаши хотел бы добавить еще что-то, но становится тихо, пропадают и помехи радиопередачи. Странно, что они говорили не по телефону. Кагами продолжает лежать на полу, слышит шаги, а потом в дверях появляются ноги Куроко в пыльных армейских ботинках. 

— Ты попытался встать? — не без грусти спрашивает Куроко. — Еще рано. К счастью, ты все еще нужен им как пилот. Они вживили тебе в голову что-то, но это могло вызывать только приступы мигрени. Можем сказать, что я похитил тебя, и тогда у тебя не будет неприятностей. 

Кагами делает попытку поднять капельницу и запустить ею в Куроко, но руку прошибает болью от выдернутой из вены иглы, и он снова растягивается на холодном полу. Куроко наконец подходит, помогает ему забраться обратно на кровать, снова отлучается и возвращается уже с более весомым одеялом, чем стерильная простыня. 

— Где мы? — спрашивает Кагами, прикрыв глаза рукой и ожидая, когда стены перестанут кружиться. 

— В подпольной больнице. У меня тут знакомый доктор, — отзывается Куроко, укутывая его. Кагами перехватывает левой рукой его за рукав армейской куртки, делает усилие и, приподнявшись, бьет куда-то в лицо. Удар получается слабым, Куроко только пошатнулся, и то скорее от неожиданности. 

— Эй-эй, а ну не драться у меня тут. Он же спас тебя, ты мог бы его поблагодарить! — раздается незнакомый голос. Кагами даже в голову не приходило, что тут может быть еще кто-то кроме них, хотя у Куроко явно было недостаточно образования, чтобы его прооперировать. Пришлось открыть глаза: за плечом Куроко, ближе к двери, стоит, вытирая руки полотенцем, здоровый широкоплечий парень, больше похожий на санитара, чем на хирурга. Хотя Кагами и лежит, навскидку доктор кажется выше и шире его. 

— Ты вообще не суйся! — огрызается Кагами, укладываясь обратно. — Он знает, что заслужил. 

— Кагами-кун прав. Это я виноват в том, что его заперли и пытали. 

— Где дроид? — тут же меняет тему Кагами. — Где ты его оставил? Он не твоя собственность и не для твоих целей создан. Он стоит кучу денег, нельзя использовать его против правительства. 

— Я могу вкатить ему снотворного. По крайней мере, ему нормально прокапается, и он не будет пытаться сбежать и избавиться от иглы, — весело предлагает здоровяк, открывая белый прозрачный шкаф с бутыльками. 

— Я сказал, отвали! — рычит Кагами. 

— Да, пожалуйста, — игнорируя его, просит Куроко. — Кагами-куну нужно отдохнуть и собраться с мыслями. 

Когда здоровяк подходит с радушной улыбкой и шприцом, уговаривая Кагами, как маленького, чтобы тот не боялся, он выхватывает шприц из его рук и швыряет дальше, в дальний угол. 

— Я буду сидеть смирно и ждать, пока оно в меня вливается, если Куроко нормально все объяснит. 

Доктор и Куроко переглядываются, второй кивает.

 

Их оставляют одних, как только Кагами в руку возвращают иглу капельницы, и жидкость снова начинает разливаться теплом по руке. 

С минуту они сидят молча, и Куроко больше заинтересован жидкостью в трубке, что поступает в кровь Кагами, чем предстоящим. 

— А теперь говори, что из этого правда. Я как бы уже вижу, что никто тебя в заложниках не держит. Ты вообще как, не боишься, что следующим они решат пытать Кисе? Аомине? Мидориму? Акаши-то они вряд ли решатся, если еще жить хотят. 

— Они никого больше не будут пытать. Ты же видишь, что все правда, — говорит Куроко, стоящий напротив него. Теперь он отрывает взгляд от трубки, фокусируется на лице Кагами. — Я предатель. Я собираюсь вступить в контакт с врагом, который хочет уничтожить Землю. 

Кагами после этих слов пытается снова его достать, но Куроко, отклонившись, напоминает:

— Ты обещал сидеть смирно. 

— Я не задел капельницы. Куроко, я тебя слишком давно знаю. Ты не можешь быть предателем. Так какая у тебя цель? Ты скажи, может, я помочь смогу. 

— Нет, Кагами-кун. Ты меня совсем не знаешь, — отрицательно качнув головой, отвечает тот и замолкает, задумавшись о чем-то своем. 

— Да хрен бы с этим, не знаю. Не хорошо. Но достаточно, чтобы понять, что ты никому уничтожения не желаешь. 

Куроко снова молчит и несколько мгновений спустя садится на кушетку рядом с Кагами, но со стороны капельницы.

— Понимаешь… Война длится уже довольно давно, и за все это время никто не пытался вступить с ними в переговоры. 

— Всего лишь? — скептически спрашивает Кагами. — Хорошая идея. Но нереальная. Я скажу Акаши, что ты ошибся, и попрошу простить. Он тебя знает уж лучше, чем я, чтобы понять, что ты не хотел зла. 

— Почему же нереальная? — холодно переспрашивает Куроко.

— Потому что от них — только машины и есть. Кто-то бомбардирует нас диверсиями, а на другом конце могут быть… кто угодно. Но сами они дальше своей системы не летали и… — Кагами сбивается и сам. Нереально — значит нереально и никак иначе. 

— Что, если я скажу, что уже связывался с ними? — спасает его от косноязычия Куроко. 

Здоровяк-доктор вбегает на грохот, как раз вовремя, чтобы оттащить Кагами, придавившего Куроко к полу, и на этот раз вкатить ему дозу снотворного в шею. Кагами сползает по нему на пол, еще пытаясь ругаться, но вместо слов только пена слюны пузырится на губах.