— Акаши, Куроко свихнулся, — жалуется в темноте Кагами. — Мне нужна помощь. Они залезли ему в мозг. Не знаю, как, но Куроко не виноват. Он бы не предал… 

Он помнит Куроко по новостному выпуску. Китайцы брали у него интервью сразу после боя, когда Куроко только-только вывалился из дымящейся кабины. Его пытались вместе с дроидом сжечь заживо, но техника спасла, и температура в кабине поднялась только до пятидесяти градусов. Обо всем этом рассказывал сам Куроко, цепляясь левой рукой за поддерживавшего его плечистого солдата. Кагами в это время в Австралии заканчивал завтрак, задержался у телевизора посмотреть на товарища. 

Прохладная ладонь ложится на лоб Кагами, и ему мерещится, что это Куроко протягивает руку через расстояние, через тонкий экран. Кагами рукой пытается отогнать призрак, но это не помогает. 

— Куроко, — зовет он телевизор, пугаясь своего же безумия и радуясь, что в квартире он один. — Они тебя сжечь живьем пытались. Запечь, как индейку, в твоей же машине. Куроко, ты не можешь думать, что с ними реально договориться. Ты должен их ненавидеть, как мы все. 

Кагами загипнотизировано смотрит, как Куроко переводит взгляд на него, отпускает подставленное плечо, отталкивается, чтобы приблизиться к разделяющему их стеклу. Кагами видит, как пальцы его касаются экрана с той стороны, проходят сквозь, и сам Кагами уже чувствует запах гари. 

Он открывает глаза, но в этот раз просыпается не в стерильной комнате операционной, а в темной захламленной гостиной, накрытый шерстяным колючим одеялом. И с ужасом ощущает реальность прикосновения холодной ладони ко лбу. 

— Я отрубился? — спрашивает Кагами. — Надолго? Когда следующая атака? 

— Через три дня, — отвечает Куроко без спешки, нехотя убрав руку. 

— Можно еще поваляться, — тянет Кагами, облизнув губы. — Можно воды? Что ты забыл в Австралии? Ты же в Китае был. Вторая атака тоже сюда? 

Пользуясь тем, что до этого он просил воды, Куроко уходит за стаканом и бутылкой минералки, проигнорировав вопрос. Это не тот просторный номер, это маленькая захламленная комнатка, похожая на каморку с ненужными вещами, в которую втиснули диван. У изголовья светит тускло торшер. 

Возвращается Куроко, и Кагами садится, благодарит и принимает запотевший стакан. И, уже начав пить, вспоминает, едва не поперхнувшись. Куроко поддерживает его руку, пока Кагами, сверля его злым взглядом, допивает. 

— Ты можешь пилотировать мой дроид. На нем нет отслеживающего устройства, — предлагает Куроко, забирая стакан. 

— Ты же вроде бы с ними договариваться собрался. 

— Это не отменяет того, что нужно остановить их атаки. Расстояние большое, и они заранее… 

Куроко замолкает, когда Кагами поднимается с дивана и, размяв плечи, чтобы скрыть головокружение и слабость, пытается следующим движением поймать Куроко за ворот, но тот ускользает. 

— Я возвращаюсь на базу, ты — со мной. Если у тебя есть план, то не нужно действовать самостоятельно. Объясни им. Хочешь переговоров, смог с ними связаться — расскажи им. Они умнее, чем я, что-нибудь подскажут. Вечно эта война тоже длиться не может. Все хотят уже наконец мира. 

Куроко молчит, но от нового хватающего движения уклоняется снова, при этом не двинувшись с места. Кагами, разозлившись, пытается броситься на него, но падает мимо, в кипу книг.

— Если вернешься к военным, тебя снова будут пытать, чтобы выманить меня. Ты сам знаешь, что мы дороже любых машин. Если я их предам, то меня проще будет убить. 

— Они тебе в голову залезли. Так и скажем. 

— И тогда уже наши будут промывать мне мозг. Кагами-кун, я очень старался закончить наши тренировки, оставшись при своем мнении. 

— Сколько раз они пытались тебя убить, а ты…

— Не меня, Кагами-кун. Человечество. 

— Есть разница?! — снова срывается Кагами. Он с пола пересаживается на диван.

— Возможно. Смотря что считать человечеством… Ты же знаешь, изначально эксперимент состоял в том, чтобы подчинить чужую технику и направить против создателей, которых вы называете пришельцами. Им нужны были пилоты с инопланетными генами. Ни у кого из Поколения Чудес, кроме тебя, родителей не было. Мы суррогаты, которым прививали, как растениям, чужие гены. Мы и сами частично пришельцы. А больше всего этих генов досталось мне, поэтому только я и смогу связаться с врагом. И, узнав об этом, меня просто убьют, тем более, что есть замена…

— Что ты сказал? — перебивает ошарашенный Кагами. 

— Мне готова замена.

— Нет, другое.

— Меня убьют? — предполагает Куроко. Кагами машет рукой, будто это он не может угадать или подобрать слово. 

— Что-то еще хуже. 

— Гены пришельцев, — догадывается Куроко, уже не спрашивая, и Кагами подтверждает: 

— Да, оно самое. Че, бля? Я с вами в одном лагере три года жил, и ни одна падла мне не сказала? 

— Мы не любим разговаривать на эту тему, — всерьез отвечает Куроко и отступает, когда Кагами вскакивает к нему, но оступается и почти падает, пойманный на полдороги к полу. Что дальше делать, Кагами не знает. Так и остается с Куроко в руках среди этого хлама. 

— У нас нет пупков, — добавляет Куроко, пытаясь выровнять дыхание, но он не спокоен: сердце его трепыхается быстро, неровно. — И матерей нет. И отцов. Мы родились в том центре. Тебе хотелось вернуться во внешний мир, а мы никогда там не были и боялись его. Ближе нас друг у друга никого не было, а потом появился ты, как надежда на то, что снаружи не все такие, как те, кто ставил на нас опыты. А ты был как мы, человечнее этих ученых. Я тогда подумал, что вот человечество, состоящее из таких людей, как Кагами-кун, я бы хотел спасти. И я многое видел с тех пор, многое понял, но я все еще думаю, что… люди достойны того, чтобы жить. 

— Ты че, еще решать будешь? — снова срывается Кагами, отпускает Куроко на диван и, переступая кучи книг, фикус в горшке, пыльного медведя и таз с водой и какими-то тряпками, покидает комнату. И оказывается в такой же захламленной кухне с горой грязной посуды в раковине, двумя мешками мусора у стены и окном, заставленным цветами. Кагами, привыкшего к минимализму и самому необходимому под рукой, эта обстановка только раздражает. В целом состояние у него лучше, чем было после операции, и даже тошноты и головокружения больше нет. И все же, тут можно упереться руками в стол и подумать. 

Когда слышатся приближающиеся шаги из комнаты, Кагами оборачивается с ужасом, будто оттуда выползет не Куроко, а зеленый монстр, скинувший обличие его друга, но в светлой кухне появляется все тот же давно знакомый Куроко. Почему Кагами раньше не замечал, насколько нереален у него цвет глаз, волос? Что все разноцветное Поколение Чудес выглядят как фрики в сравнении с остальными людьми. Он принял это как должное, думал даже, что это — часть эксперимента. 

— Кагами-кун, я не хочу, чтобы ты ненавидел нас теперь. Мы такие же люди. Хотя бы ты относись к нам как к людям. 

— О, проснулся! — в дверях кухни снова тот здоровяк-доктор с бумажным пакетом с продуктами в руках. Как-то появление его, такого позитивного, развевает атмосферу ужаса, точно порыв ветра. — Снова пытаешься бежать? 

— Кагами-кун, это Киеши Теппей. Это его квартира, и он нам с тобой очень помог. 

— Да ладно, подумаешь, — Киеши как ни в чем ни бывало ставит покупку на стол, открывает холодильник и начинает запихивать туда то, что купил, при этом на пол падают помидоры, какая-то зелень в горшочке, потому что в холодильнике такой же беспорядок, как во всей квартире. 

— Но тебе должно быть стыдно, — продолжает Киеши из недр холодильника. — Куроко очень за тебя переживал. А ты как проснешься, так драться. Он же тебя свободы не лишает, просто не хочет, чтобы они снова что-то тебе вшили. 

— На мне жучок, —отзывается Кагами. — Они выследят нас по жучку. 

Он думает сначала о том, что Куроко убьют за то, что он пришелец. А потом — что они там все в курсе, что такое Куроко, и именно они его таким создали. 

— Да не проблема. У тебя был такой же, как у Куроко. Я его удалил, — Киеши выпрямляется, жует тот помидор, что только что выпал, так и не найдя ему места. Кагами, у которого уже голова раскалывается от мыслей, сдается.

— Слушайте, — спокойнее начинает он, все еще опираясь о стол. — У меня желудок в узел уже завязался. Я приготовлю что-нибудь на троих, а вы дадите мне побыть одному. Договорились?

***

Кагами как-то умудряется сделать приличный ужин из того, что нашел в холодильнике, попутно расчистив полки и выбросив оттуда большую часть испорченной уже еды. Готовка успокаивает его. По крайней мере, ему уже не хочется бить Куроко. Есть еще немного времени до вылета, и Кагами вроде как даже выполнил задание — он нашел Куроко. 

Если Акаши смог как-то в этой чертовой дыре до них дозвониться, то и Кагами сможет с ним связаться. Но как оставить координаты, когда он и сам не знает, где он?

Куроко не беспокоит его во время готовки, в кухню то и дело заглядывает только Киеши, таскает из-под рук ингредиенты и уходит в комнату. Кагами даже не ругается. Готовые блюда он оставляет на кухне, на столе. Когда ужин готов, выходит в комнату позвать остальных и обнаруживает, что Куроко там уже нет — один Киеши, сидя на диване, изучает какие-то пожелтевшие листы. 

— Тааак, — тянет Кагами, швыряя на пол кухонное полотенце. — Где Куроко?

— Вышел. Я забыл купить молока, он вызвался сходить, — с улыбкой отвечает Киеши, еще не понимающий масштаб трагедии.

— Как же, молока!.. Где мои ботинки? Как давно он ушел?

Киеши смотрит на часы, пожимает плечами:

— Где-то с полчаса назад. 

— За полчаса он мог!.. — уже просунув ногу в высокий военный ботинок, Кагами понимает, что тот ему велик.

— Кагами-кун, ты куда-то собираешься? — Куроко стоит в коридоре, у фанерной входной двери, стряхивая с зонта воду. — Тебе нужен дождевик. Там ливень. 

И Кагами останавливается, в одном, к тому же не своем, ботинке, прислонившись спиной к стене. Куроко искренне протягивает ему зонтик, ждет, когда Кагами заберет, и тогда тот понимает: нельзя никуда выходить из этой квартиры, пока Куроко здесь. Исключение только отражение атаки, потому что это важнее, чем уговорить Куроко вернуться. Но у них еще будет несколько дней на разговор. Акаши поймет, оставит их в покое, потому что раз они вместе — значит, Кагами близок к успешному завершению миссии. 

— Я думал, что ты сбежал, — честно признается Кагами, когда Куроко начинает волноваться и поглядывать то на него, то на свою протянутую руку с зонтом. — Раз ты тут, мне никуда не нужно. 

— Останешься со мной? — спрашивает Куроко, убирая зонт. 

— Да. Я не могу тебя оставить. 

Куроко только кивает и, отвернувшись, снимает дождевик, стряхивает воду, при этом больше не глядя на застывшего Кагами. Он не похож на пришельца. Даже при всем своем необычном поведении и ярком цвете волос Куроко – самый обычный человек. Немного странный, но человек. 

***

Кагами и Куроко ложатся спать по-солдатски рано, и, чтобы им не мешать, Киеши сидит на кухне со своими пожелтевшими страницами. Дверь в кухню закрыта, чтобы в комнату не проникал свет. Самому Киеши оставили свободным диван. Куроко же постелил им с Кагами на полу, растащив беспорядок по углам. Учитывая образ жизни, к которому они привыкли, матрас на полу — не так плохо. 

— Непривычно, — произносит Кагами. — Мне всегда казалось, что случится конец света, если двое из нас встретятся. Знаешь… как про двойников: если встретил своего двойника, то скоро умрешь. 

— Ты про наши замены, Кагами-кун? — спрашивает лежащий на боку спиной к нему Куроко. 

— Да блин. Нет, конечно… Просто выражение такое есть… 

Но задумывается, в то время как Куроко произносит его мысль вслух:

— Думаешь, тебе тоже есть замена?

— Не знаю. 

— Я думаю, вряд ли. Нас они создали, а тебя нашли. Если только они найдут другого такого же… Но ведь это будешь уже не ты. 

— Ну спасибо, успокоил, — ворчит Кагами, глядя в потолок. — Как ты к этому доктору вообще попал? Что за союз у вас?

— Ничего особенного. Он любопытный, а я позволяю себя изучать. Не выдавай его, пожалуйста. 

— Между прочим, ты секретный правительственный проект! — напоминает Кагами. 

— Ну да. А еще я Куроко Тецуя… Нет, не так. Номер пятнадцатый. Наверное, ты прав. Люди относятся ко мне только как к секретному проекту. 

— Да ладно. Я всегда нормально к тебе относился, — ворчит Кагами. Его начинает раздражать, что Куроко к нему спиной и не поворачивается. 

— Ты один из нас. 

— А этот доктор? 

— И Киеши отнесся ко мне как к человеку… И не только он, ты прав. Если кончится война, сможешь ли ты сбежать от них? Взять с собой Киеши, чтобы он вырезал жучки у остальных? У Кисе и Аомине, им нужно. После прекращения войны они смогут жить спокойно, вместе. Вряд ли им снова захочется за кого-то воевать… Беспокоиться друг за друга. 

— У них это еще продолжается? — недовольно ворчит Кагами. 

— Это навсегда, Кагами-кун. 

— Почему я должен брать доктора и куда-то везти? Как же ты?

Куроко молчит, дышит тихо, почти незаметно. 

— Блин, не притворяйся, что заснул. Это потому, что тебя убьют? Мы же не отдадим тебя.

Он все еще молчит, не поворачиваясь, и Кагами уже хочет сказать что-то еще, но дверь в кухню распахивается. Киеши, зевая и даже в темноте обходя свой хлам так, что ни на что не натыкается, проходит к дивану, падает на него и, повернувшись на бок, наворачивает на себя одеяло. Приходится отложить разговор. 

***

Куроко просыпается последним, когда завтрак уже готов и разложен по тарелкам. Он приползает на запах кофе, садится за стол. Киеши, наспех закончив с завтраком, оставляет им одни ключи на двоих и, теряя свои бумаги в процессе запихивания их в рюкзак, убегает «на работу». Куроко, кажется, не замечает этого, продолжая жевать яичницу так, будто она резиновая. 

— Мир не останавливается, — произносит Кагами, глядя на закрытую дверь в конце коридора. — Люди ходят на работу. Рождаются новые люди. Влюбляются и женятся, а завтра я или ты можем пропустить атаку, и тогда их миру наступит конец. И даже перед концом мир не останавливается. 

Куроко кивает, будто слышал, делает несколько глотков кофе и, немного подумав, прибавляет в свою чашку молоко и сахар. После второго глотка просыпается, обнаружив себя сидящим вместе с Кагами на захламленной кухне.

 В этой квартире нет окон, не слышно звуков снаружи, и складывается ощущение, будто они глубоко в бункере. И воздух тут такой же — затхлый. 

— Может, нам стоит сходить прогуляться после завтрака? — предлагает Кагами. Ему начинает казаться, что они в подводной лодке, которая застряла на дне моря. 

— Не самая хорошая идея. Там ливень такой, что по улицам можно передвигаться только на лодках. 

— А наш доктор? 

— Он и не пойдет на улицу. Его операционная дальше по коридору. 

— Мы тоже можем прогуляться по коридору… Это ведь какой-то бункер? 

Он наблюдает за тем, чтобы Куроко не сбежал, но в то же время и сам не знает, где находится. Конечно, если Кагами завязать глаза и выбросить куда-нибудь в этом мегаполисе, он найдет, как выбраться, но при этом потеряет Куроко. Кагами подозревает, что Куроко потеряется сам по себе, стоит только приблизиться к выходу и к тому, чтобы связаться с командованием или Акаши. А это значит, что времени на разговоры у него немного: только два дня до атаки. Потом ему придется уйти, а Куроко — его отпустить.

— У меня клаустрофобия начнется, пока мы тут сидим, — жалуется Кагами, потирая виски. Куроко продолжает спокойно пить кофе. Он читает обычную газету вместо планшета, никакой техники тут нет. Для них это не страшно, потому что все атаки известны заранее. 

— Почему бы нам не поговорить, раз мы одни? — предлагает Куроко, будто концентрации кофе в его организме наконец достаточно для того, чтобы начать мыслить распространенными предложениями. 

— Мне казалось, ты не хочешь. 

— Просто если ты снова попытаешься меня убить, я не смогу отбиться, — говорит Куроко листу, и Кагами, разозленный этим, отбирает газету. 

— Ты должен вернуться. Я плохо уговариваю, но ты сам понимаешь, что должен. И тогда все закончится. Мне не будет грозить опасность новых пыток, придуманных американцами, чтобы выманить тебя. Мир не так велик, как ты думаешь, Куроко. Ты никуда не денешься. 

— Кагами-кун, чего бы ты действительно хотел? Чем занимался бы в жизни?

— Не начинай! — повышает голос Кагами, но, опомнившись, продолжает уже спокойнее: 

— Я, может, хотел за тиграми в зоопарке ухаживать. Только где эти зоопарки? В одних книжках остались. Ты в таком и не был никогда, потому что тебя из нашего сраного загона только в шестнадцать выпустили. И тут же пунктирами на карту нанесли, что и где ты должен делать. А знаешь, почему зоопарков нет? Потому что они тебя в этот загон запустили? Нет! Потому что на нас напали. Не до зоопарков стало, знаешь ли. Так вот, я мечтаю дотянуться до всей этой мрази и шеи им там свернуть, чтобы неповадно было. Чтобы больше ни одной их сраной тарелки или робота на моей планете. И вот тогда — да, снова будут зоопарки. 

— Тебе не позволят быть работником зоопарка, — невозмутимо опровергает Куроко, глядя ему в глаза. 

— Да по барабану. Я это так сказал, мне один фиг, на дроидах летать или дерьмо за тиграми выгребать. Живу не зря и чувствую это. 

— Разве? Ведь атаки не прекращаются. Они будут и после нашей смерти, и все, что мы можем — защищаться. 

— Ну а фигли тогда? Лечь и умереть? Куроко, с нацистами в переговоры не вступали. Их убивали, а потом судили их лидеров. 

— Кагами-кун. Нацисты, как и националисты, были людьми с присущими людям эмоциями. Алчностью и ненавистью. Сейчас враг — не человек. Выглядит по-другому и эмоции у него другие. И люди… К людям они испытывают что-то среднее между страхом и брезгливостью. Я не могу это описать, у вас этого чувства нет.

— Типа, они сами нас боятся? — удивленно переспрашивает Кагами.

— Можно и так сказать.

— Пусть хоть обосрутся! Однажды мы их достанем и…

— Не достанем, Кагами-кун. У человечества нет и не будет таких технологий, чтобы их достать. Мы всю свою жизнь проведем на разных континентах, сражаясь за человечество. И будем пропускать атаки. И люди будут умирать. А потом нас сменят новые пилоты, так же выращенные в пробирке и лишенные родителей и зоопарков. Если для нас не изобретут бессмертие… а я не хочу вечно жить так… 

— Какая вожжа тебе под хвост попала?

— Это… довольно долго объяснять.

— У нас есть два дня, — кивает Кагами, для комичности глянув на часы. 

— И сложно.

— А, ну да. Знаешь, если мне плохо давались языки, которым вас обучали с рождения, то это еще не значит, что я тупой. Ты со мной не пойдешь, а я должен ответить Акаши что-то, кроме: «Он не захотел». 

— Кагами-кун, у тебя ведь есть друзья?

Первым на ум приходит Тацуя, с которым Кагами знаком еще с детства и пересекался уже после лагеря. Иногда Тацуя еще писал ему, но редко, и это были какие-то важные для него новости, а не прежняя болтовня ни о чем. 

— Есть, — кивает Кагами. — Только времени на них не так много. 

— У меня был друг. Из Китая. Он сопровождал меня на задание и отнесся как-то… более душевно, что ли. Я чувствовал себя героем в его обществе. Дружба похожа на любовь, Кагами-кун. 

— Он погиб?

— Да. Во время той атаки, когда впервые использовали бактериологическое оружие. Когда Кисе-кун его отражал, и мы не знали, что сбивать их надо еще до земной атмосферы. 

Кагами молчит, пытаясь представить себе Тацую, погибающего в одной из атак. Что-то все равно не так. 

— Я не понимаю, — срывается Кагами. — Они друга твоего убили, но ты хочешь переговоров?!

— Я готов отрешиться от ненависти ради того, чтобы этого не произошло вновь. 

Здесь, в этом темном бункере-квартире без окон и с тусклой лампой над столом, на лице Куроко отчетливо выделяются кости черепа. Он уже мертвец, как если бы Кагами сейчас разрядил в него пистолет. Потому что Куроко может с ними связаться, а людям это не нужно. Все равно, что шпион в их лагере.

— Тебя убьют, — констатирует Кагами, прежде чем успевает подумать. Куроко возвращается к чашке остывшего кофе и газете. 

В дверь стучат, когда Куроко моет посуду. Кагами в это время рассматривает содержимое холодильника, думая о том, что можно приготовить на обед и как вразумить пилота. Кагами, после прошлого такого стука получивший по голове, настораживается, Куроко вытирает руки, стараясь вести себя тише. Из цветочного горшка он извлекает пистолет, подкрадывается к двери и, прижавшись к стене спиной, зовет:

— Киеши-сан, это вы? 

— Да, я вернулся, — раздается из-за двери, и тогда даже Кагами хватается за кухонный нож. Голос хоть и пытается звучать похоже, но это не Киеши. Куроко тратит несколько лишних секунд, пока за дверью понимают, что обман раскрыт. Вся она — фанерная, обитая искусственной кожей, местами облупившейся. Здесь нет ни других выходов, ни окон, и когда от сильного удара фанера трескается, как яичная скорлупа, Кагами перехватывает кухонный нож по-военному, лезвием к себе, и решительно направляется по коридору, чтобы встретить гостей. Но Куроко ловит его руку, тянет в другую сторону, в зал, который от входной двери и коридора отделяется кухней. 

— Сюда, — успевает шепнуть он, ногой отпихивая с пола кучу журналов и раскрыв люк в полу. Конечно, тут должна быть система эвакуации, понимает Кагами, но времени сбежать у них нет — слышится грохот из коридора, затем топот нескольких людей. Пока Кагами прислушивается, Куроко сталкивает его в проем, практически спускает с лестницы, прыгает следом, зацепив крышку, и, приземлившись на верхнюю ступеньку, запирает этот выход со своей стороны. 

Когда в люке появляется несколько пулевых отверстий, Куроко скатывается вниз, снова подталкивает Кагами бежать. 

— Добился?! — орет Кагами, оборачиваясь. В узком пыльном коридоре тесно и одному, бежать рядом вовсе невозможно. — Они открыли огонь на поражение! У них наверняка приказ на твою ликвидацию. 

На железный люк уходит чуть больше времени, но все же там, за их спинами, уже слышатся военные отрывочные команды. 

Кагами знает, что его не убьют. Остановиться и договориться с военными — единственный способ, наконец, связаться с Акаши. Но Кагами не может позволить этим людям убить Куроко сейчас. Это их, пилотов, дело. Не всего этого гребаного мира, который и он, и Куроко спасают каждую неделю, и не военных, которые так же боятся пришельцев, как те их. Куда Кагами должен привести Куроко, так это к Акаши и остальным пилотам, и пусть Куроко объяснит им, что хочет мира. Если пилоты его простят — Кагами это примет. А если решат, что Куроко надо убить, пока не поздно… Кагами не сможет с этим смириться. 

Из узкого коридора они вырываются вдруг в место, которое Кагами принимает сначала за канализацию или берег реки, но невыносимо высоко над ними видно затянутое тучами небо, а по краям улицы — закрытые наглухо киоски, светлые витрины магазинов и слепые монолитные многоэтажки без окон, упирающиеся в небо. Воды, бурым потоком уходящей вниз по улице, почти по колено. 

— Ныряем, — командует Куроко, и сам бросается в эту реку с головой, исчезает в её водах. Кагами посылает к черту здравый смысл, решив, что удивляться себе будет позже. Так же уходит под воду, цепляется руками за асфальт и, оттолкнувшись, следует вперед. Глаза не открыть, да и вряд ли бы в этой мути он увидел что-то на расстоянии дальше собственных рук. 

Течение не слишком сильное, наводнение еще не стало бедствием, и план выигрывает им лишь немного времени, необходимого преследователям, чтобы осмотреться. Кагами плывет, не показываясь на поверхности, насколько хватает кислорода. За Куроко он не волнуется, и только подняв голову над водой, понимает, что у того при всей первоначальной боевой подготовке объем легких меньше и всплыть он должен был раньше. Волчком завертевшись на месте, Кагами все равно нигде не видит Куроко. Тот потерялся.