Пути вдохновения

Лю Минъянь чувствовала, как пальцы всё дольше зависают над клавиатурой, а в голове сгущается туман. Главу нужно было сдать через два дня — и это ещё повезло, что не сегодня, в Рождество, как планировалось изначально! Главная редакторка смилостивилась над звездой издательства (это она так сказала!) и дала дополнительное время, лишь пригрозив, что, если после этой главы рейтинги упадут, то сдерёт с «Люсу Мяньхуа» три шкуры.

Зная госпожу Ю, можно было смело сказать, что Лю Минъянь у неё если не в любимчиках, то хотя бы на хорошем счету: иначе бы спустила тридцать три, а то и триста тридцать три шкуры.

В любом случае, хотелось верить, что дело (в случае чего) ограничится и впрямь всего лишь тремя. Лю Минъянь закусила губу, прикидывая, сколько времени у неё уже ни капельки идей и вдохновения на написание хоть чего-то, и который день её мучит лишь один-единственный вопрос: как создать праздничную атмосферу хотя бы в собственной работе? Соответствующего настроения у неё самой не предвиделось, и даже украшенная комната совсем не помогала.

Подняв глаза к украшенной стене, она тяжело вздохнула и продолжила думать. Точнее, ломать голову.

Совесть не позволяла Лю Минъянь посадить только-только начавших сближаться и узнавать друг друга персонажей её bl-новеллы под новогоднюю ёлку на западный манер, обмотать их цветной мишурой и сделать вид, что так и задумывалось, и надо праздновать Новый год или Рождество надо именно так.

Она, допивая уже остывший и омерзительно холодный чай, оглядывала украшения вокруг себя, а потом взгляд, скользнув мимо прошлогодних открыток от близких над её столом, упал на огромное количество открытых вкладок. Там было собрано всё, от современных украшений до исторических статей, заставляющих глаз дёргаться: казалось, что даже сами историки всё никак не могли сойтись во мнениях по теме празднования Нового года. Но, стоило ей резко отвернуться от рабочего места, чтобы перевести дыхание и не закрыть нервно ни одной вкладки с полезными материалами и картинками для вдохновения, как перед глазами Лю Минъянь начала как назло презрительно мигать гирлянда, сияя приятным золотисто-жёлтым цветом.

Она, чувствуя себя главной позорницей и неудачницей, схватилась за голову, готовая вот-вот начать рвать на себе волосы, но вдруг послышался характерный щелчок оконной рамы, заставивший её оторваться от терзаний себя и своей шевелюры. Лю Минъянь, тут же изменившись в лице и внутренне готовясь отбиваться от дерзкого нападения злоумышленника, оглянулась, чтобы увидеть… ставшую почти привычной в последнее время картину.

Ша Хуалин, которая всегда игнорировала любые правила приличия, в силу некоторых обстоятельств начала делать то же самое и с общечеловеческим умением заходить в гости к своей девушке через дверь или хотя бы заранее предупреждать о своём визите, не изменяла себе. Неожиданная гостья ругалась себе под нос, щедро осыпая ругательствами чрезмерно узкое окно, свою одежду и игнорируя осуждающий взгляд успевшей было напугаться писательницы. Впрочем, страдания застрявшей бедняги можно было понять: её огромный пуховик застрял в окне, и она, заползшая в помещение, по подсчётам Лю Минъянь, примерно наполовину, тщетно пыталась протолкнуть в окно ставшие слишком широкими из-за плотно набитого пуховика бёдра. Но все старания привели лишь к тому, что Ша Хуалин едва не зацепила вазу с еловыми ветками, которую в честь наступающего Рождества подарил Лю Цингэ его этот, цитата, «тайный поклонник».

В общем, Лю Минъянь была вынуждена прервать это увлекательнейшее представление, встать и поскорее спасти хотя бы подарок брата от посягательств своей неуклюжей девушки.

— Вот это да, я удосужилась спасения собственной задницы от обморожения силами самой Лю Минъянь! — съязвила Ша Хуалин, когда ей наконец протянули руку помощи. Однако, стоило её ногам (к её счастью, тщательно очищенным от снега и грязи) встретиться с полом, она тут же сверкнула глазами и, несмотря на то что ещё секунду назад выглядела как нахохлившийся недовольный воробушек, тут же сжала свою девушку в объятиях. — Ты такая жестокая, ах! Но даже такой я тебя люблю…

— Ты что-то натворила? — тихо усмехнулась Лю Минъянь, чувствуя, как её рёбра готовы вот-вот лопнуть от крепких объятий.

— Тю-ю, всего-то угнала машину, чтобы к тебе поскорее к тебе приехать, — абсолютно серьёзно ответила она. Лю Минъянь даже не дёрнулась. — Шучу-шучу! Я на своих двоих прибежала, потому что никакое ведро с болтами, которое ездит на каком-то там бензине, не сравнится с топливом из моей любви к тебе!

Сказав это, Ша Хуалин показала сердечко пальцами и игриво подмигнула, а Лю Минъянь не удержалась и всё же отвела взгляд: иногда увлечение её девушки айдол-группами, щедро кормящими фанатов отборным фансервисом, заставляло её слабое сердце опасно замирать. Та, впрочем, как всегда была удовлетворена произведённым эффектом. И наконец сняла тёплую объёмную шапку, отчего её волосы, наэлектризованные, пригладить было практически невозможно.

— А это у тебя что такое за миллиард вкладок, м? — шурша огромным пуховиком, который не удосужилась даже расстегнуть, она поспешила к призывно горящему монитору компьютера, где, спрятанная за вкладками, грустила одна недописанная глава. — Ого, это у тебя что, поиск информации для главы? А «ёлочные игрушки из икеи» тебе зачем? О боже, стой, это для той новеллы, которую сейчас пишешь?

Лю Минъянь грустно кивнула и села за своё рабочее место, тут же раскрутившись на кресле:

— Да, она должна быть праздничная, рождественская или новогодняя, но… у меня ничего не выходит, — поделилась она сухо, даже не смотря на свою девушку. В любом случае, поделиться было не с кем. — Ощущение, что я пишу не то, не туда, и всё, что у меня получится выдавить из себя за два дня, приблизит падение рейтингов, нагоняй от госпожи Ю, становление меня второсортной — или даже третьесортной? — писательницей и последующее увольнение… Тогда я начну жить за счёт брата и, сидя у него на шее, спиваться, вспоминая о славных временах, когда я писала уже вторую новеллу жанра сянься о парочке геев…

Ша Хуалин вскочила и схватила Лю Минъянь за руки, успокаивающе поглаживая:

— Дорогуша, клянусь своим пуховиком…

— Тем самым, которым ты едва не свернула подарок от таинственного поклонника моего брата?

— А-Янь, это пуховик от Fila в коллаборации с BTS, ты… О нет, поверить не могу, даже у него есть тайный поклонник? — Лю Минъянь заговорщически подмигнула, шепнув одними губами: «Не такой уж и тайный». — Даже знать не хочу… В общем, знай, ты замечательная, самая лучшая писательница, и эта госпожа Ю, гуй бы её побрал, должна оплачивать тебе ежедневное посещение спа-салонов за все твои труды… ты ведь своими новеллами буквально содержишь их контору! Да я их всех там порешаю, если он посмеют…

Её пламенную речь прервал хрипловатый смех Лю Минъянь: она прекрасно знала, что угрозы девушки могут воплотиться в реальность, учитывая её подростковый опыт в уличной банде и хороших знакомых тех же времён. Но всё же искренность искренность этих слов поселила тепло в груди.

— Ну хорошо, хорошо, я тебе верю! — Лю Минъянь, сдаваясь, подняла руки вверх, а Ша Хуалин довольно закивала. — Но, к сожалению, от твоих слов адекватных идей у меня не появилось, а слова в моей голове не перестали напоминать страшно запутанный клубок…

— Опять ты со своими этими метаморфами…

— Это называется метафора, иными словами, скрытое сравнение, — поправила Лю Минъянь. — В любом случае, я всё ещё не написала даже половину огромной главы и понятия не имею, как заставить двух только-только узнавших друг друга поближе людей, которых невозможно назвать слишком уж симпатизирующими друг другу без натяжки, выглядеть празднично и по-новогоднему?

— Хм… посади их за праздничный стол? — после недолгой паузы предложила Ша Хуалин. — Совместно покушать — это всегда прекрасный вариант для того, чтобы сблизить двух дураков, которые только о себе и думают!

Лю Минъянь решила не поправлять её, потому что, если бы она начала рассказывать о мотивах и богатом внутреннем мире своих персонажей, это могло бы растянуться на все два дня, что были у неё в запасе. Но всё же покачала головой, отвергнув идею:

— Еда — это банально, скучно… а ещё я потрачу все свои малочисленные ресурсы на описание еды, — она тяжело вздохнула, вычитывая уже написанный текст, и что-то исправила в нём. — Меня за такое по головке не погладят, особенно учитывая, сколько читатели уже ждут главу…

— Подождут и не развалятся, ишь какие зажравшиеся! — всплеснула руками Ша Хуалин и наконец расстегнула пуховик. — Тогда… заколдуй их и заставь поцеловаться под омелой! Этим двоим нужен толчок, чтоб наконец перестать морозиться.

— Ты вообще читаешь «Снобизм императора»? — ужаснулась Лю Минъянь. — Какая омела, какой поцелуй под ней, они в сеттинге Древнего Китая! Я уже молчу о том, что они взрослые мужчины, видевшие некоторое дерьмо, а такой толчок подойдёт разве что для юнцов, как в моей прошлой новелле.

— Гуй попутал, вероятно, но, может, всё же их накормить? Еда поможет кому угодно! — абсолютно серьёзно сказала Ша Хуалин, и Лю Минъянь, на самом деле сказавшая последнюю фразу без какого-либо осуждения, притянула её к себе в объятия. — Ай, задушишь же!

— Как мне рёбра ломать, так ты первая, — лениво возмутилась она, но хватку ослабила. — Спасибо тебе…

— Не благодари, я ведь люблю тебя и волнуюсь… ты ведь как за работу свою сядешь, тебя выдернуть становится просто невыполнимой миссией. А потом ты ещё и засыпаешь прямо за рабочим местом — только и успевай тебя на кровать укладывать и пледом накрывать!

— Так этот ты меня укрывала! О, боже, если ты пришла доводить меня до громкого лесбийского визга, то у тебя почти получилось, — честно призналась Лю Минъянь, но усилием воли сумела успокоить своё сердце. — И да, я тоже тебя люблю.

— Ха! Угадала, в этом был мой коварный план, — улыбнулась Ша Хуалин, сверкнув своими удлинёнными, почти вампирскими клыками. — Вероятно, только частично… потому что я хотела провести с тобой время, устроить свидание, а потом найти своим губам и, может быть, даже рукам более полезное и приятное занятие, например…

Она не договорила, но многозначительно взглянула на Лю Минъянь.

— Ты безнадёжна, — подытожила она и тут же отвернулась, чтобы попытаться скрыть своё смущение от такого взгляда своей девушки. Впрочем, тщетно. — В любом случае, Лин-Лин, ты всё ещё не помогаешь.

Ша Хуалин едва не расплавилась от такого обращения, но нашла в себе силы ответить на полушутливый упрёк.

— Ты сама отвергаешь мои идеи! — она насупилась, став снова похожей на воробушка. — И даже игнорируешь меня с моими идеями для свиданий! Какая же ты… жестокая!

— Да-да, а ещё очень чёрствая, прямо как прошлогодняя булочка, — закивала Лю Минъянь, не отрывая взгляда от тут же воодушевившейся Ша Хуалин. Монитор компьютера уже успел погаснуть.

— Во-от, и я о том же! Только по этой причине мне и кажется, что всё же вы с твоим братцем родные, — для убедительности она сложила руки на груди и поджала ноги. — Во-первых, вы оба отвратительно принципиальные… Тебе правда повезло в том, что ты не настолько душная, как он! Во-вторых, вы ужасные заучки, и каждый раз, когда вы начинаете спорить что сложнее — быть технарём или гуманитарием, у меня начинает болеть голова. Это невыносимо!

— Хорошо, милая, я запомнила, — пожала плечами Лю Минъянь.

— Спасибо, конечно. Но даже не думай ко мне подлизываться, называя милой! — остановила её Ша Хуалин, нахмурившись. — В-третьих, у вас обоих проблемы с тем, чтобы говорить словами через рот и делиться своими чувствами… повезло, что ты и в этом лучше своего братца, потому что он ну просто невыносим! И какой там у него тайный поклонник, понятия не имею, но очень ему сочувствую! Кстати, давай скинемся несчастному на психологическую помощь?

Лю Минъянь слушала её и умилённо кивала: стоило Ша Хуалин заговорить о Лю Цингэ, как она становилась похожей на недовольную маленькую кошку, готовую вот-вот перестать недовольно мотать хвостом из стороны в сторону только для того, чтобы яростно броситься на раздражающего её человека и расцарапать ему лицо. Впрочем, и сам Лю Цингэ даже при косвенном упоминании девушки своей сестры становился необычайно ворчливым и отчасти растерянным, бухтел как дед и выглядел так, будто на самом деле просто завидует. Не кому-то отдельно, а их гармоничным отношениям с его сестрой. Потому что ему, в отличие от Лю Минъянь, совершенно не везло в отношениях. Поэтому у девушек была теория о том, что Лю Цингэ неизменно выгонял Ша Хуалин, стоило ей появиться на пороге их дома, из зависти.

— Не смотри на меня так, поняла, не будешь ты помогать несчастному! Но, дорогуша, я всё ещё помню, как бегала за тобой по всему университету, а ты смотрела на меня косо, фыркала и говорила, что у тебя диплом…

— Я паниковала, я же говорила! — громче обычного сказала Лю Минъянь, а глаза её испуганно распахнулись. Для неё воспоминания о тех временах были величайшим стыдом всей её жизни: ей казалось, что такая популярная студентка третьего курса, как Ша Хуалин, не могла ей заинтересоваться не с целью посмеяться. Но позорный краш на неё ещё с первого дня обучения и обезоруживающая улыбка не способной сдаваться Лин-Лин своё дело, и спустя некоторое время они наконец заговорили впервые. И с тех пор не расставались.

— Ты отмазывалась от меня написанием диплома, учась на первом курсе!

— Я просто очень паниковала… — выдохнула она. — Но ведь всё изменилось, не так ли? — её ладонь с длинными музыкальными пальцами дрязняще прошлись по острой линии челюсти, едва касаясь нежной кожи лица Ша Хуалин. Но даже так с её губ сорвался слишком громкий в тишине совершенно пустой квартиры выдох. — Что ты там говорила о свидании?

— М-может быть, перейдём сразу к той части, где ищем лучшее применение своим губам?.. — на этом моменте большой палец Лю Минъянь мимолётно мазнул по названной части лица, заставив дыхание девушки замереть. — Опять отвечаешь не словами, а действиями, да? — выдохнула Ша Хуалин в губы, оказавшиеся у её лица. — Но, думаю, такое времяпровождение можно будет использовать для вдохновения на твою эту… главу, чтобы…

Но она не успела договорить, потому что Лю Минъянь коснулась её губ своими, словно призывая замолчать:

— Даже не думай напоминать мне о моих горящих дедлайнах, пока мы наслаждаемся нашим домашним свиданием, перетекающим в горизонтальную плоскость, — оторвавшись от поцелуя, тихо проговорила Лю Минъянь. — Лучше поторопимся, брат обещал вернуться с работы пораньше.

— Тю-ю, его «пораньше» — это к полуночи, потому что он снова будет сидеть сто часов, пялиться на профессора Шэнь и подбирать слюни… А значит, у нас целый вагон времени, и мы успеем потратить его с пользой, — её пальцы скользнули к молнии на пуховике, чтобы до конца его снять, и Лю Минъянь, кивнув в ответ на её размышления, охотно бросилась помогать своей девушке расправиться с одеждой и всеми чудом оставшимися приличиями.

Лю Цингэ и впрямь мог вернуться через несколько часов, позволив им насладиться обществом друг друга. Но он всё ещё был ужасным братом: не выносил одного упоминания Ша Хуалин, а стоило ей появиться на пороге их квартиры, выгонял. Разумеется, пытаясь выглядеть при этом взрослым уверенным в себе и своих словах человеком, лишь отстаивающим честь любимой сестры, — то есть, ни дать ни взять, спасителем несчастной принцессы из лап местной драконши-гопницы.

Но даже когда этот вопрос был решён за счёт умения Ша Хуалин залезать в окно, он, словно чувствуя её запах, то и дело стучался в комнату сестры, чтобы бесцеремонно ворваться с целью поставить вазу с цветами (или, как буквально на днях, с еловыми ветвями) именно в комнату Лю Минъянь. Иногда изощрялся и яростно колотил в несчастную дверь лишь для того, чтобы полить цветы…

А однажды он вот так прибежал «проверить проводку» ровно в тот момент, когда Ша Хуалин, находясь меж разведённых бёдер Лю Минъянь, рассказывала, что вот-вот сделает своим языком. В итоге ей пришлось прятаться под одеялом и с трудом сдерживать себя от желания исполнить обещанное, пока Лю Минъянь спокойно разговаривает с братом и обещает сегодня лечь пораньше, потому что очень устала от работы. Что вызвало тогда особое восхищение, так это то, что даже голос её не дрожал, когда холодные ладони Ша Хуалин словно сами по себе скользили по её бедрам от колен выше, почти касаясь кромки белья.

Впрочем, сегодняшний день почти не отличился, к сожалению обеих, от того: ровно в тот момент, когда Ша Хуалин, сидя на коленях Лю Минъянь, страстно её целовала, шаря руками по нежной коже спины, а наконец снятый пуховик валялся на другом краю комнаты вместе с её футболкой и чужой, снятой в отместку, рубашкой, послышался шум открывания входной двери.

— Я дома! — крикнул громко Лю Цингэ, захлопывая дверь, но ответа так и не дождался.

Лю Минъянь и Ша Хуалин так и замерли, не смея дёрнуться или как-то ответить.

— Я не пущу тебя под своё одеяло, только не снова, — пообещала одними губами Лю Минъянь. — У меня есть идея.

— Какая? Выбросить меня в окно? — шёпотом поинтересовалась Ша Хуалин, внутренне предчувствуя, как сейчас накроются медным тазом все её планы о свидании из-за одного поганого братца её девушки.

— Нет, мы выбросимся вдвоём, так что одевайся, — ответила ей, выдохнув прямо в ухо, Лю Минъянь. — И лучше поторопись. — Поверить не могу, что ты согласилась выброситься в окно со мной, — мечтательно выдохнула Ша Хуалин, ловя нежную улыбку девушки, застёгивающей пуговицы рубашки. — Это же твоя Дазай-кинни черта.

— Я не Дазай-кинни, и одевайся давай, а то никакого свидания! — поторопила её Лю Минъянь и ради ускорения процесса кинула ей футболку, а затем полезла в свой шкаф, всем своим сердцем надеясь, что дверь не скрипнет, как последняя предательница. — Тише!

— Да не волнуйся ты, он в душ свалил, — успокоила её Ша Хуалин, призывая вслушаться в шум воды.

— Может, тогда через дверь выйдем? Там невысоко, конечно, но всё же… — Он моется не столько же, сколько ты, поэтому скоро окажется в коридоре, ошарашивая нас набедренной повязкой, — покачала головой Лю Минъянь. — Хвала богам, моя куртка здесь!

Ша Хуалин, которую передёрнуло от одной лишь мысли о Лю Цингэ в набедренной повязке, заметно ускорилась. И вскоре она, застегнув пуховик и натянув шапку по самые брови, повернулась к девушке и едва не закричала от ужаса: наряд Лю Минъянь, по её меркам, был если не совсем летним, то осенним: прямо на домашнюю одежду она надела не самую тёплую куртку. И, конечно же, она не была бы собой, если бы не проигнорировала шапку.

— Не смотри так, я не мерзлячка, как ты, — нахмурилась Лю Минъянь. — Мне тепло!

— Ага, с носу потекло! — наигранно всхлипнула Ша Хуалин. Однако наигранность не отменяла того факта, что ей даже смотреть на свою девушку было холодно. — Я уже не прошу тебя надеть шапку… но хотя бы шарф повяжи, не лето всё же! И наушники эти свои возьми, а то заболеешь, и всё!

Тяжело вздохнув, Лю Минъянь всё же прислушалась и повязала огромный тёплый шарф, для верности натянув его себе до самого носа, а также накинула на шею свои фирменные наушники. Кинув быстрый взгляд на Ша Хуалин, она поймала её одобрительную улыбку и поднятый вверх палец.

Но казалось, что чего-то не хватало.

Лю Минъянь осенило, и она бросилась к своему рабочему месту, чтобы оставить записку для своего брата, склонного в случае её пропажи паниковать, бегать по квартире и звонить ей, а в случае, если она не берёт телефон, начинать причитать, что «это всё малявка Ша Хуалин»… Что именно «всё», он так и не рассказывал, но каждый раз многозначительно сверкал глазами.

Поэтому Лю Минъянь написала записку ему, сухо обозначив, что ушла на новогоднюю ярмарку, вдохновляться для написания главы.

— Ух ты, ты уже назначила место нашего свидания? — из-за плеча шепнула Ша Хуалин.

— Да ну тебя — это просто для того, чтобы он не отправился меня искать. Он ненавидит людные места, — дописывая, пояснила Лю Минъянь.

— Ага, и именно поэтому он препод в универе, — хихикнула Ша Хуалин. — Ой, милая, поторопись, он выключил воду!

Лю Минъянь, замерев, и впрямь не услышала шума воды и тут же налепила стикер с запиской на погасший монитор рабочего компьютера и рванула к окну.

— Ты первая, — сказали они друг другу одновременно и раздражённо выдохнули.

— Лучше ты, Лин-Лин, серьёзно, — сложила руки на груди Лю Минъянь, как только распахнула окно и в профилактических целях переставила вазу с еловыми ветвями. — Я посмотрю на то, как ты это делаешь, и тогда даже не сломаю шею, когда свалюсь, как мешок картошки.

— Ты самый красивый мешок картошки, который я когда-либо видела, — заявила в самое ухо Ша Хуалин. — Смотри, учись и помни, что, если что, я тебя поймаю.

— Ага, как же, — под нос себе пробубнила Лю Минъянь, смотря за тем, как с трудом пролезают бёдра её девушки в оконную раму. И аккуратно подтолкнула на всякий случай. На закономерное «Эй!» лишь ответила тихо. — Если ты помнишь, у нас отвратительно мало времени.

Ша Хуалин хмыкнула, но выскользнула из окна с помощью своей девушки, а затем, с лёгкостью зацепившись за карниз сильными пальцами, аккуратно спустилась вниз. Зимой подобное проделывать, несмотря на мешающие полы длинного тёплого пуховика, было очень удобно, ведь снег под окном позволял спрыгивать, не рискуя переломать себе ноги в случае неаккуратного приземления. А с ростом Лю Минъянь можно было и вовсе не беспокоиться — ей даже на носочки вставать не придётся, чтобы дотянуться до окна.

Как только ноги Ша Хуалин коснулись земли, она отпрыгнула в сторону и поторопила свою девушку:

— А-Янь, давай, скорее, — она указала вниз и сказала. — Ты точно не сломаешь себе шею, клянусь!

Лю Минъянь выдохнула и стремительно полезла в окно, прикинув, что, чем быстрее разберётся, тем лучше. И, в конце концов, в снег падать относительно безопасно. Затем она зажмурилась, повторила все действия своей девушки, вытянула ноги вниз наугад и… коснулась земли.

Ша Хуалин, когда она оказалась на земле, обняла её, сжав в объятиях:

— Ах, ну как же я завидую твоему росту! Я тоже хочу вот так ноги вытянуть — и всё!

— Зато ты можешь с детской горки скатиться, а я нет, — пожала плечами Лю Минъянь и протянула руку, чтобы прикрыть окно. — Вот, теперь можно идти. Выглядит так, будто бы мы не сбежали через окно, как пристыжённые любовницы.

Ша Хуалин хихикнула от сравнения, но развернулась и ногой раскидала ещё пушистый слой снега на притоптанную их шалостью полянку под окном. — Лисички всегда заметают хвостом свои следы, — сверкнула она шальной улыбкой, а затем уцепилась за руку Лю Минъянь, уже даже надевшей свои любимые зимние наушники на уши. Так и хотелось сказать ей что-то наподобие «а я же говорила, что холодно!» или даже предложить надеть свою шапку, но Ша Хуалин сдержалась. Знала, что это рискует окончиться ссорой, плавно перетекающей в битву снежками, в которой она обязательно проиграет из-за своей неустойчивости к холоду.

— Не совсем верно, но… — увидев боковым зрением взгляд Ша Хуалин, на грани между испепеляющим и глазозакатывательным, замолкла и исправилась, — ладно, не душню, не смотри так! Ты первая и единственная лиса, которая заметает следы хвостом. Но, естественно, мы опустим ту деталь, что ты вместо хвоста воспользовалась ногой.

— Фи какая дотошная, — вздохнула Ша Хуалин, склонив голову поближе к плечу Лю Минъянь. — Но тебе положено, ты писательница, причём очень крутая. И, в конце концов, у тебя для того, чтобы не задохнуться в своей душнильности, есть я!

Фонари на узенькой улочке, по которой они шли, были очень тусклыми, но их прекрасно заменяла яркость улыбки Ша Хуалин и тёплый свет глаз Лю Минъянь, смотрящей на неё. По главным улицам сейчас наверняка ходили огромные толпы людей, кто возвращаясь с работы, а кто — вспомнив о Рождестве в самый последний момент, отчего бежал в ближайший магазин, на ходу забивая в поисковике запросы о быстро приготавливаемых праздничных блюдах или пытаясь заказать доставку. Идти туда было себе же дороже — обе девушки это прекрасно понимали и собирались бродить по заснеженным дворам их небольшого района, наслаждаясь блеском снега в свете фонарей.

И целоваться, конечно, — это обязательная часть каждого их маленького свидания. Мимолётно, нежно, чтобы Ша Хуалин, вынужденная из-за их разницы в росте привставать на носочки, не успела устать. Лю Минъянь тщательно за этим следила, поэтому каждый раз, когда целовательный потенциал Ша Хуалин возрастал до небес, целовала её в нос, будто успокаивая, и тихо посмеивалась, видя, как та дуется.

Но в один из таких моментов на расцелованный нос упала первая крупная снежинка. Затем их стало больше, и они, кружась, падали, застывая в волосах девушек, словно россыпь драгоценных камней, переливающимися то золотым блеском, то сияя, как драгоценные камни. Ша Хуалин тоже засияла от восторга и уставилась наверх, чтобы увидеть, как хлопья пушистого снега, вальсируя, медленно падают вниз, и ещё совсем недавно тёмное небо посветлело.

— Вот это я понимаю рождественское свидание! — прошептала она, разводя руки в стороны. — Нет, ну если даже после этого ты не придумаешь ничего с праздничной главой, я даже не знаю… тебе нужно в отпуск!

Лю Минъянь ответила не сразу, потому что сама начала заглядываться сначала на небо, с которого сыплются снежные хлопья, а потом — на Ша Хуалин, такую искренне радующуюся.

— Думаю, у меня уже есть некоторые идеи, — призналась Лю Минъянь. Она не заметила того момента, когда ей стало казаться, что все её мучения над сюжетом были просто глупы.

Она рыскала в сотнях вкладок и успела прочитать огромную кучу исторических и не очень статей, но всё это больше напоминало попытки натянуть сову на глобус — Лю Минъянь буквально делала всё ради того, чтобы щедро накормить читателей фансервисом, тем самым извинившись за долгое отсутствие главы абсолютно нелогичным сближением персонажей.

Но вдруг стало ясно, что, стоит посмотреть на искреннюю радость человека, способного заставить твоё сердце замереть, а потом забиться так, что оно сможет пробить рёбра, в груди разольётся приятное тепло от одних лишь эмоций.

И в своих трудах хотелось воплотить это ощущение, ещё только зарождающееся: в персонажах, которые, находясь даже в ужасной жизненной ситуации, смогли бы зацепиться друг за друга, согревшись теплом чужой радости.

Так, например, Лю Минъянь чувствует, как приятные ощущения ей дарит улыбка Ша Хуалин, её звонкий смех и тёплые ладони, притягивающие Лю Минъянь поближе, чтобы шептать какие-то глупости на ухо. Лю Минъянь слушала каждое слово, чувствуя, как начинают гореть уши. А Ша Хуалин всё не переставала говорить, только встала на носочки, чтобы, очевидно, добить её: это же надо додуматься предложить вместе смотреть в небо и загадывать желания?

У Лю Минъянь нет запасного сердца!

Естественно, она загадала самое банальное желание из всех самых банальных желаний, ведь в нужный момент в голову не приходит ничего умнее, чем «пусть у нас всё будет хорошо». И даже не нужно было никаких праздничных атрибутов, ведь праздник дарила близость любимого человека, поэтому ни гирлянд, ни ёлок, ни омелы — лишь бы с неба падали огромные снежинки, а Ша Хуалин была рядом и так же улыбалась.

— Я замёрзла, — в один момент сказала она, для подтверждения своих слов хлюпнув носом.

Лю Минъянь тут же развернула её к себе лицом, взяла руки, сжатые в кулачки прямо в варежках: — Видимо, пора двигаться домой, — тихо сказала она, прижимая её к себе и грея руки.

— И вот как ты не мёрзнешь-то, а? — схватив её под руку, воскликнула Ша Хуалин. — Требую поделиться теплом!

— Ты так и не оставила надежд о продолжении свидания? — уголком губ улыбнулась Лю Минъянь.

— Фу, какая ты неприличная, — засмеялась Ша Хуалин. — У меня пока что отваливаются руки, так что обсудим это после пары кружек горячего чая! — условие было поставлено, и Лю Минъянь, еле сдерживая смех, закивала. — Ах, кстати, к слову о чае… твой брат ведь дома, куда мы собираемся?

— Тц, я его знаю как облупленного, — запротестовала Лю Минъянь. — Если он принял душ, значит, куда-то собирается, так что всё в порядке, мы его не увидим. Могу поклясться, что пошёл на свидание со своим профессором Шэнем.

— Бедный, — Ша Хуалин была немногословна, но, зная её и видя скорбное выражение на видимой из-под шапки части лица, становилось ясно, что она жалела именно профессора Шэня.

Впрочем, их надеждам не суждено было сбыться: когда девушки зашли в дом и включили свет, перед ними предстала шокирующая картина: профессор с кафедры физики Лю Цингэ страстно целовал, вжимая в стену, Шэнь Цинцю, по совместительству являющегося профессором кафедры литературы. Но тот не спешил сдаваться, словно от победы в в битве за то, кто будет вести в поцелуе, зависела зарплата на кафедре зарубежной литературы: не менее старательно тот вжимал физика в противоположную стену. Волосы Лю Цингэ до сих пор были мокрыми настолько, что с них капала вода. Лю Минъянь и Ша Хуалин словно окаменели и боялись даже встать более устойчиво или облокотиться о стену — не то чтобы высказать своё «фи».

А Лю Цингэ и Шэнь Цинцю абсолютно ничего не смущало, даже включившийся неожиданно свет в коридоре, стены которого они так старательно обтирали друг другом. Первой наглости схлестнувшихся в страстном танце физика и литератора не выдержала, как и стоило ожидать, Ша Хуалин. Она повернулась к Лю Минъянь, лицо которой, абсолютно не выражающее ничего, кроме лёгкого удивления, несколько побледнело: впрочем, того стоило ожидать, ведь бедняжка вряд ли рассчитывала увидеть своего брата в таком амплуа. Фраза сама по себе пришла в голову, и Ша Хуалин, откашлявшись, как можно громче сказала:

— Стыд и позор!

Для пущего эффекта она придала этим словам интонации самых сварливых бабушек из когда-либо встреченных ей — настолько явным было намерение отомстить человеку, столько раз мешавшему её свиданиям.

Это воспроизвело определённый эффект: два профессора отскочили друг от друга на такое расстояние, которое позволял коридор, и на грани между ужасом и желанием подраться (у Лю Цингэ) и сбежать (у Шэнь Цинцю) уставились на застывших буквально в паре метров от них девушек. Ша Хуалин приветливо помахала, и Лю Минъянь сделала то же самое, а затем решила проявить гостеприимство.

— Добрый вечер, профессор Шэнь, давно не виделись! — на брата она предпочитала не смотреть, потому что кожей чувствовала весь широкий диапазон его эмоций. Но всё же поздоровалась и с ним, спокойно кивнув. — Гэ.

— Ах, какая встреча! — нервно хохотнул Шэнь Цинцю, но явно победил своё желание сбежать: расправил плечи, вытянув длинную шею и оглядывая своих бывших студенток с видом настоящего профессора, который пришёл сюда ни за чем иным, кроме как за вытряхиванием долгов. — Ах, Лю Минъянь, как книга ваша пишется? Я же ничего не путаю? Это вы связали свою жизнь с литературой после окончания нашего славного учебного заведения?

Ша Хуалин хотела выкрикнуть, что она тоже здесь, и что Лю Минъянь связала свою жизнь не только с литературой, но продолжила стоять смирно.

— Верно, я даже издаю собственную новеллу, так что, можно сказать, это в какой-то мере можно считать вашей заслугой, — вежливо ответила она, держа Ша Хуалин за руку.

Они о чём-то ещё говорили всё в том же нейтрально-вежливом тоне, а Ша Хуалин ощущала на себе испепеляющий взгляд Лю Цингэ. И ей казалось даже, что одно полушарие шептало ей поскорее сбежать, а второе — в старой манере спросить, что он зырит и глаза пузырит. Останавливало её лишь то, что Лю Минъянь расстроится, если та выскажет её противному душному брату всё, что о нём думает. Поэтому Ша Хуалин лишь подошла поближе к ней, пару раз дёрнула за рукав, чтобы при первой возможности её выслушали.

— Я, наверное, домой пойду, спасибо за этот вечер? — она не смотрела ни на кого, кроме своей девушки, потому что чувствовала, что от её слов на лице Лю Цингэ расцветает спокойствие одновременно с облегчением.

— Как это пойдёшь? — возмутился Шэнь Цинцю. — Вообще-то я хотел предложить устроить двойное рождественское свидание, а то я представляю, как этот, — он небрежно кивает в сторону Лю Цингэ, всем своим видом уже напоминающего готовый извергнуться вулкан, — действует вам на нервы.

Ша Хуалин расцвела, на радостях расстегнула пуховик и откинула шапку куда-то в Лю Минъянь:

— Вот это да, не зря я всегда любила ваши пары, профессор Шэнь!

— Вот уж не надо подлизываться, я помню, как долго отрабатывались кое-чьи прогулы аж восьмидесяти пяти процентов лекционных занятий, — покачал головой Шэнь Цинцю, а Лю Минъянь почувствовала, как не может сдержать смешок. Ша Хуалин оглянулась на неё неодобрительно. — Такое сложно забыть, знаете ли.

Подобный расклад разорвал начавшее поначалу сгущаться напряжение, и вскоре даже Лю Цингэ перестал слишком сильно пыхтеть, выглядя так, словно он при смерти от одного лишь присутствия Ша Хуалин, чья рука то и дело оказывалась на бедре его сестры.

— Вот видишь, — послышался горячий шёпот на ухо Лю Минъянь посреди трапезы, — а я говорила, что еда сближает даже тех, кто безнадёжно собачился долгие месяцы! А ты говоришь «банально», «меня уволят»!

Сказав это, она забрала последний кусок мяса с тарелки Лю Цингэ, у которого тут же задёргался глаз, но быстро исправилась, положив вместо него горячую пельмешку.

Лю Минъянь схватила её за руку, готовясь шикнуть и напомнить о приличиях, но, к своему удивлению, увидела, как её брат с удовольствием берёт предложенное и желает Ша Хуалин приятного аппетита. Такая неожиданная реакция заставила её усомниться в том, что она достаточно хорошо знает Лю Цингэ.

— Вероятно, я буду вынуждена всё же написать в новой главе о праздничном ужине, — кивнула самой себе Лю Минъянь, а Ша Хуалин засияла ещё ярче и подложила пельменей и ей.