— Глаза у него удивительные, — с искренним восхищением прошептал Кисе, будто парень за стеклом мог их слышать. Аомине вдруг пожалел, что мальчик этот свидетель, а не подозреваемый, и нельзя приложить его при допросе носом о стол пару раз.

Он взглянул на свидетеля уже после этого замечания, заранее не испытывая никакой симпатии. Бросил недовольно:

— Как у наркомана глаза. И взгляд такой же. Он под дурью что ли?

Спрашивал, хотя и знал, что это не так, больше чтобы отгородить и себя и Кисе от этого парня чем-то надежнее пуленепробиваемого стекла.

Кисе не ответил, даже замечания не сделал, только посмотрел так, будто сказал: «Я в тебе разочарован. Не стоит кидаться с кулаками на всех, кого я хвалю», вслух же только позвал сухо:

— Пойдем.

Пусть не под кайфом, но свидетель все равно выглядел как не от мира сего, и Аомине, садясь напротив, ожидал услышать что-то вроде: «Я пришел из враждебной к вам цивилизации, они хотят захватить вас, а я был против и сбежал». Даже у пострадавших никогда не было настолько странных глаз. Странных, но все же ни разу ни красивых, или что там Кисе про них ляпнул.

Он окинул их взглядом за секунду, словно просканировал, и тут же выбрал для общения улыбавшегося Кисе. Жертвы всегда выбирали его, хищники – предпочитали говорить с Аомине. Захотелось щелкнуть перед носом свидетеля пальцами, обратить его внимание на себя, потому что глаза его бесили так, словно мог видеть сквозь одежду, причем именно одежду Кисе, а не его.

— Добрый вечер, Куроко-кун.

Вечер не был добрым, и достаточно было присмотреться к ссадинам на виске и щеке свидетеля. Словно плотина, за которой – стена воды, и не дай Бог ты будешь рядом, когда она даст течь.

«Будь умницей, давай вести деловую беседу, и я так и быть забуду, что Кисе ты понравился», — про себя подумал Аомине, оставшись стоять у двери. С жертвами Кисе ладил лучше, у Аомине никогда не хватало на них терпения.

— Добрый вечер, офицер, — поздоровался Куроко, слегка кивнув. Контакт был налажен.

— А теперь расскажи нам, как все это произошло, насколько можно подробнее.

Аомине знал все из материалов дела. Свидетель, которому на вид было лет семнадцать, и который на деле был на полгода старше Кисе, просидел чуть больше суток в запертой кладовке. Полицейские, приехавшие на вызов, нашли его случайно. В том же заброшенном, полуразвалившемся складе они обнаружили труп, с признаками насильственной смерти.

— Ты знаешь убитого? – ласково спросил Кисе. Аомине показалось, что тот не заглянул в дело и воспринимает свидетеля как подростка. Куроко кивнул. – Как его звали?

Куроко поморщился, глядя перед собой.

«Давай, давай, держи свою плотину. Не дай ей прорваться. Если этому идиоту придется тебя успокаивать, то мне снова не видать вечером секса. «Как ты можешь, Аомине- чи, после того, что мы сегодня услышали, думать о сексе?!». Работу надо оставлять на работе, только Кисе так не умеет, так что не провоцируй его. И не разводи тут соплей».

— Да. Он был моим другом. Киеши Теппей.

Это тоже сюрпризом не стало. Киеши работал полицейским, только в другом отделении. С Аомине они пересекались иногда, и тот был неплохим малым. Прочитав отчет, Аомине еще не чувствовал жалости. То ли привык, то ли должно было накрыть позже, то ли Теппей для него так и остался хорошим полицейским, а не хорошим человеком, и теперь просто меньше на одного стена между мразью и законопослушными людьми, а уж была ли у того девушка, может быть ребенок или друзья – откуда Аомине знать?

— Хорошо, — кивнул Кисе. Он больше не улыбался, записывал с серьезным видом. – А того, кто его убил? Ты видел его? Запомнил? Или вы тоже знакомы?

Куроко снова сглотнул что-то, готовое вот-вот вырваться наружу, шлепнуться на стол кровавым кулем и зацепить своей болью сидящего напротив полицейского. Стерпел, удержал свою трагедию на привязи, кивнув:

— Я знаю его. Его называли Ханамия.

И Аомине не смог сдержать широкой довольной улыбки, разом простив этому парню и его какие-то там глаза, и затаившуюся внутри тьму.

— Он опознал его. Ханамия Макото. Дайте ордер, и я закрою этого психопата, а ключи от камеры выброшу в реку!

— И тебе доброго вечера, Дайки, — не отрываясь от бумаг, поздоровался Акаши. – Я оштрафую тебя, если ты продолжишь врываться в кабинет начальства без стука. И уволю секретаршу, если она продолжит тебя пускать.

— Видишь, у меня из-за тебя проблемы, — проворчала стоящая за дверью Момои. Она, впрочем, тоже была удивлена, ожидая на лице начальника довольную улыбку.

— Никого ты не будешь арестовывать, — сообщил Акаши, отпихнув бумаги и сложив руки под подбородком.

— Что? – Аомине отступил на шаг, чуть не сбил только догнавшего его Кисе. Тот хотел было возмутиться, но притих, сообразив, что происходит. – Свидетель опознал его. И другие видели, как он угрожал убитому. Он у нас на крючке.

— Момои, закрой дверь, будь добра, — не меняя позы, произнес Акаши, сверкнув глазами в ее сторону. Секретарша послушно вышла, прикрыв дверь. – Никого ты сажать не будешь. Сейчас. Ты ведь знаешь, на кого он работает? Так вот – Ханамия, просто ниточка. Потянем за нее — легко распустим весь свитер. Свидетель – повод нервничать для него. Рета, — Акаши перевел взгляд, не шелохнувшись. — Если хоть что-то из сказанного здесь пойдет дальше этого кабинета, я запру тебя на сутки с Хайзаки в одиночной камере.

Аомине поиграл желваками, но смолчал, уставившись в пол. Он мог бы прикрикнуть, мог бы выразить свое недовольство, но тогда Акаши бы все понял, а спать со своим напарником чуть ли не противозаконно. Их пару расформируют и скажут обоим: «Вот, теперь все хорошо, можете встречаться», но какое уж тут «хорошо», если в напарники к Кисе мог попасть кто-то хуже Хайзаки. Хотя куда уж хуже. А то и вовсе по разным департаментам раскидают.

— Вас понял, сэр, — отозвался сникший Кисе. Он и не ждал от Аомине защиты.

— Мне нужно время, чтобы придумать, как этот свитер распустить. Свидетеля, конечно, нельзя отпускать домой, да и тут не оставишь.

— Мне казалось, тут безопасно, — удивился Кисе.

— Нет. Небезопасно. У нас завелась крыса, и пока я ее не найду, единственный свидетель здесь ночевать не будет.

Кагами постучал в скучную деревянную дверь, отличавшуюся от остальных только номером. Та приоткрылась, запертая на цепочку, и в проем осторожно выглянул незнакомый полицейский. Кагами достал удостоверение, молча показал. Офицер прикрыл дверь, снял цепочку и так же молча впустил его.

— Парень, — войдя в номер тут же нахмурился Кагами, — в следующий раз надо еще и созвониться, узнать соответствует ли номер…

— Да-да, — отмахнулся тот, забирая с вешалки свою куртку. – Но охранять его ваша работа. А я тут только как таксист – подвезти, номер снять, дождаться и передать на руки. Доброй ночи.

Кагами наблюдал, хотя должен был получить свидетеля как посылку, под роспись. Хотя бы проверить, жив ли тот вообще. Но, видимо, не одному ему сегодня было плевать на формальности. А еще очень не хотелось знакомиться при посторонних.

Дверь во вторую, смежную комнату, открылась до того, как вышел полицейский.

— Ну вот, он живой, здоровый, — буркнул тот, взявшись за ручку, и вышел, отсалютировав на прощание. Кагами ничего не сказал – в полиции никогда не любили ФБР, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Конечно, все было совсем не так, как в фильмах, и обычно сами агенты и были виноваты, вот сейчас что ему стоило представиться по форме, просто поблагодарить бедолагу, который в конце рабочего дня вез сюда свидетеля, вместо того, чтобы идти домой к жене.

Кагами обернулся медленно, попытался улыбнуться, дернув уголком рта, смог заговорить, наконец:

— Я — агент ФБР Кагами Тайга. Ты очень важный свидетель, поэтому меня приставили к тебе для охраны.

Замешкался, достал удостоверение, протянул его парню, и тогда дверь наконец, медленно и осторожно, открылась полностью.

О, как же смеялась Алекс, когда отдавала ему материалы дела. Фотографии свидетеля не было, и Кагами догадывался, куда она делась. Причина веселья была идиотская: его звали «Тецуя».

«Почти как Тацуя, только Тецуя», — давясь от сдерживаемого смеха, сообщила Алекс, хлопнув Кагами по плечу.

Тацуя, потому что это было имя единственного человека, которого любил Кагами. Любил будучи сопливым подростком, любил, поступая за ним в полицейскую академию, и любил, когда уходил от него дальше, в Куантико, учиться на агента. Химуро Тацуя до сих пор работал в полиции и ни одного дня в своей жизни не любил Кагами, оставаясь при этом все-таки геем. И это не могло не бесить. Алекс знала его с детских соплей, потому была в курсе всей истории, хотя скорее все-таки потому, что иногда пьяный Кагами жаловался ей. И вот тебе оплеуха: он ей доверился, а она подсунула ему дело, с человеком почти с тем же именем, выдернув из папки фотографию свидетеля.

О чем думал Кагами, когда ехал сюда? О том, что суть шутки не только в схожих именах, иначе откуда столько веселья у Алекс? О том, что имя может быть новое, а Химуро уже попал в базу защиты свидетелей, и теперь его зовут так? Что там, в номере отеля, ждет друг, которого он не видел уже два года, и что все погашенное когда-то вспыхнет и сожжет до костей, до пепла. Но это был просто свидетель, которого предстояло охранять ближайшие дни. Не только не Химуро, но и ничем не похожий, полная противоположность Тацуе.

И Кагами понял, что успокоился. Настолько, чтобы впервые произнести его имя вслух.

— Куроко Тацуя?

И тут же понял, что облажался, назвав его тем, другим именем. Но тот кивнул, протянул ладонь для рукопожатия. Настолько созвучными были имена, что тот решил, наверное, что ослышался. Пока все шло гладко, и вряд ли в дверь сегодня могли вломиться гангстеры с допотопными автоматами, такое бывает только в кино. А значит, будет целая ночь на то, чтобы утихомирить свою паранойю.

Вместо гангстеров во втором часу ночи явился Аомине, знакомый все по той же полицейской академии, хотя и его Кагами не видел уже год-полтора. И сейчас не горел желанием впускать, перекрывая собой дверной проем.

— Я тут на работе. Не знаю, зачем ты приперся, но лучше найди другое время для этого.

— Все в порядке, это и моя работа тоже, — сообщил Аомине настолько наигранно уверенным тоном, что Кагами усомнился в его трезвости, но запаха спиртного не учуял. – Ну то есть будет с завтрашнего дня. Но сегодня меня выгнала девушка, и я решил приступить к ней заранее, может быть тогда она быстрее сделается.

— М? Тебя? Выгнала девушка? – переспросил Кагами. Того, что он знал и помнил об Аомине было достаточно, чтобы впустить его в номер.– У тебя с ней настолько серьезно?

— Ладно-ладно, я сам выгнался, — признался Аомине, по-прежнему держась независимо. – Выпивки сам понимаешь, не принес. Ты тут по работе, а один я пить не собираюсь.

— Сам выгнался? Даже серьезнее? – продолжил расспрашивать Кагами, пользуясь тем, что можно сорвать на ком-то напряжение.

Аомине состроил рожу: «Что с тебя дурака взять», и прошел к закрытой двери в комнату свидетеля. Кагами обеспокоенно вскинулся, но тот и не думал входить.

— Спит?

— Скорее всего, — Кагами пожал плечами, хотя был уверен, что вряд ли свидетель заснул, скорее, лежал в темноте и прислушивался. Но вопрос заставил насторожиться.

— Поверить не могу: мы и напарники, и то ли тебя понизили, то ли меня повысили. А когда все закончится, все равно каждый пойдет своей дорогой, — глядя в сторону, начал Аомине.

— Если ты мне тут пришел душу изливать, то лучше к девушке своей вернись, — посоветовал Кагами. – Тут только две кровати. На одной спит свидетель, на другой — я. И одна из них уже занята, а вторую я не собираюсь уступать тебе.

— Ага, я сразу подумал, что мы не сработаемся, — ответил Аомине, устраиваясь удобнее в кресле напротив выключенного телевизора. Ему думалось, что ближайшие дни он проведет в таком же кубе – с минимумом мебели, отсутствием выпивки, любой связи с внешним миром, кроме командования. А главное, в компании странного парня со взглядом наркомана и… Кагами. Да, конечно, Кагами был не самой худшей компанией, если бы Акаши злился всерьез, то напарником Аомине мог стать Вакамацу, а так, подумаешь человек, с которым они первое время в кофе друг другу плевали и презервативы в бумажник подкладывали с запиской «Чтоб таких как ты больше не рождалось», в конце концов, все это было так давно.

— По существу дела есть что? Или ты только о себе потрепаться пришел?

Аомине замолк, но тема работы как-то разом настроила его на серьезный, деловой тон. В таком настроении он даже готов был терпеть присутствие Кагами: все же работа под прикрытием – работа двадцать четыре часа в сутки.

— Он ведь полицейского убил, этот паразит, Ханамия. Ты читал?

— Пролистал, — признался Кагами, кивнув на папку, лежащую на кровати.

— Ты его помнишь наверняка. Он раньше тебя в полицию пришел, ты его еще успел застать. Киеши. Такой благодушный здоровяк… Пересекались?

— Он мне как-то помог… — отозвался Кагами и прикусил губу. Еще тогда он думал, что такие, как Теппей, долго в полиции не выживают – не привыкли закрывать глаза на некоторые вещи. Вот они с Аомине сейчас сидят и разговаривают, потому что приказ у них звучит как: «Охранять свидетеля, пока на вас не выйдет хозяин Ханамии». Вместо того, чтобы арестовать киллера, они еще и парня используют как наживку. Теппей бы на такое не пошел.

— Вот и мы… «Пересекались». Хороший был парень. Говорил, что хотел к пожарным идти – вот уж где людей спасать. Но не мог эту работу бросить, вроде кто, если не он.

— Ты стал сентиментальным? Не волнуйся, ты тот полицейский, который умирает после слов «две недели до пенсии осталось».

— Юмористом стал? А ты из тех, кто героически говорит: «оставьте мне пистолет и бегите, я их задержу!». Так вот, если ты так сделаешь, я без колебаний исполню твою волю. Последнюю волю вообще надо уважать.

Кагами не успел ответить в этой игре «Кто сорвется первым», потому что у Аомине запищал телефон.

— У нас еще будет время продолжить нашу дуэль. Много времени, — заверил Аомине, неспешно достал телефон, глянул на экран, и поднялся.

— Прощальный секс? Ну давай, мало ли когда в следующий раз удастся.

И то ли потому, что Аомине держал телефон нарочито небрежно, то ли просто Кагами знал толк в ловкости рук, но он выхватил сотовый, стоило Аомине пройти к дверям.

Тот остановился, развернулся, протянул руку, теперь уже хмурясь:

— Верни, не смешно.

— Как интересно. Из него пропали почти все женские имена. Их раньше, кажется, было очень много, а за это время должно было стать и еще больше… Кто такая Лео? – не отрываясь от экрана, спросил Кагами, тут же отступил на полшага, не дав забрать телефон.

— Связной Акаши. И это тоже он, — проворчал Аомине, пнул Кагами в щиколотку, отобрал свой телефон, снова направился к двери.

— Так у вас с Кисе все серьезно? – не успев выпрямиться после удара, спросил Кагами, ухмыляясь, будто мстил за что-то. Аомине обернулся, показал средний палец, и не смог сдержать гордой улыбки, объявив:

— Так и думал, что ты не настолько идиот, чтобы список контактов просматривать, вместо того, чтобы последнее смс прочитать. Давай, не спи тут. Мне это дело очень хотелось бы до конца довести.

Как только он вышел, Кагами выдохнул, потирая ушибленную лодыжку. Он тоже к такому назначению отнесся философски – могло быть и лучше, конечно, но, главное, чтоб не хуже. Конечно, в идеале охранять он должен был Тацую в паре с его нынешним напарником, этой флегматичной махиной под два метра, и в конце истории умереть за него, раз не может ради него жить.

По слухам, вспомнилось Кагами, у Тацуи могло быть что-то с нынешним напарником. Он вроде как был не против, а тому парню, кажется, было плевать на все, кроме сладостей. Чтобы затащить такого в постель, достаточно облиться сливками.

— Вы не арестовали его?

Раздалось совсем рядом, над ухом, и Кагами едва не вскрикнул от удивления, вскочив. Свидетель, Куроко, стоял за его спиной. Когда он успел выйти из комнаты Кагами не заметил.

— У нас не хватает доказательств. Сейчас его арестуют, а он заплатит залог и смоется куда-нибудь в Мексику, — соврал Кагами. Он не собирался извиняться за то, что возможно разбудил Куроко перепалкой с Аомине.

— Киеши был моим другом… Не просто полицейским, — сокрушенно покачал головой Куроко.

— Мести хочешь? – серьезно спросил Кагами. – Я тоже, знаешь ли, хочу. Мне он другом не был, но я знал, что он хороший полицейский. Этого хватило бы, чтобы пойти и голыми руками его придушить. Но если каждый, у кого есть сила, пойдет убивать того, кто ему не нравится – о каком законе может быть речь? Легким испугом Ханамия не отделается, это я могу обещать. И я хочу видеть его за решеткой не меньше, чем ты.

Кагами осознал, что во время этой тирады наступал угрожающе, словно хотел напугать Куроко, подавить своим ростом. Но смотрел все так же внимательно, без настороженности, несмотря на то, что прижимался уже спиной к телевизору. Из-за его взгляда и шутить, вроде: «Телевизор не урони», расхотелось. Кагами отошел, сел на свою не разобранную кровать, предложил:

— Можно включить, если ты не можешь уснуть.

— А вы?

— А я и не должен спать. Иначе кто разберется со всеми теми нехорошими людьми, которые хотят твоей смерти?

Кагами так и не прочел материалы дела, и ему казалось, что Куроко не больше восемнадцати лет.

Снова глухой удар, будто внутренности сжались, оставив живот гулко пустым. Ханамия закашлялся, сплюнул на пол, сел, опершись на стену, и глядя перед собой. Он знал, что больше бить его не будут, но Имаеши не был бы Имаеши, если бы тут же не съездил ему ботинком в челюсть и только после этого отошел к своему столу, протирая очки.

— Я не люблю, когда у меня проблемы, ты же знаешь. А из-за тебя у нас проблемы.

— Какие могут быть проблемы? Можно сказать, что это было личной местью.

— Ну да, в которую ты впутал и его друга. А его друг скажет, что ты грозил их приятелям. У тебя простая работа, Ханамия. С ней бы справилась любая шпана, но шпана бы наследила. Я думал, ты работаешь чище. Почему вы так долго с ним возились? Это же так просто: зажать в угол, одна царапина на лице, пара нужных слов, и готово.

— Он не боялся, — хрипло произнес Ханамия. Убедившись, что экзекуция закончена, он поднялся на ноги, схватился за ребра, ощупал. – Это вывело меня из себя.

— И ты перегнул палку? – констатировал Имаеши, наблюдая, как Ханамия спокойно подходит к его столу, достает его же сигарету из пачки, закуривает в кабинете.

— А как по-другому? Они там все ненормальные. Нужно было не с него начинать. Но парень не испугался, и я решил, что тут нужны другие меры. Что-нибудь, что его действительно сломает.

— Тогда я должен радоваться, что ты не наследил еще больше, — Имаеши забрал из его рук прикуренную сигарету, покрутил тлеющим кончиком у открытой кожи Ханамии, тот сглотнул, отступил на полшага. – Но теперь у них на тебя убийство и свидетель.

— Да ладно, там исправить-то. И не будет у них ни свидетеля, ни доказательств.

— Ну да, а будь ты на моем месте? Разве убрать тебя не лучший вариант? Пока ты всех за собой не потянул.

Ханамия улыбнулся, словно речь была и не о нем. Достав на этот раз сигарету из своей пачки, снова закурил, сел на диван у стены так, будто давно уже справился с этой проблемой, и едва ли она достойна внимания.

— Ну да, один уже сломанный свидетель нас потянет.

На этом же диване — кто на спинке, кто на подлокотнике — сидела его команда.

— Три недели тебе наиграться и не наследить, — вздохнул Имаеши, отмахнувшись.