— Кагами переселяется в твою комнату. Я — в комнату Кагами, — объявил Аомине, заглянув в спальню Куроко. Тот уже переоделся в джинсы и футболку и, кажется, успокоился. А может, нервничал, оставшись один, а теперь почувствовал себя лучше. — Расклад, я думаю, понятен. Нужно, чтобы кто-то и ночью был рядом. На соседей мне уже плевать, пусть думают, что хотят. Все равно прикрытие давно не работает. Кстати, Кагами, я думаю, нам с тобой стоит пройтись по соседям с «визитом вежливости». Некоторых шавок Ханамии я в лицо знаю, если они по соседству живут — а они должны нас откуда-то караулить — то я их узнаю.

— С каких это пор ты тут распоряжаешься? — возмутился Кагами.

— Ты сказал бы все то же самое. Просто я тебя опередил.

— Почему я в одной комнате с Куроко?

— Я тебе уже объяснял, почему.

— А ты руки не распускай, ты на задании, — посоветовал Кагами, и тут уже возразить было нечего, да и глупо было спорить о том, кто будет спать рядом с главной целью Имаеши. Про себя Аомине решил, что, оставшись наедине, скажет Кагами что-то вроде: «Эх ты, а я тебе удружить хотел».

— Раз задачи понятны, то предлагаю отправиться к соседям. По одному. Что там в этих случаях полагается? Пироги? Фрукты? Цветы?

— Понятия не имею. Но я не буду готовить пироги на всех соседей.

— А я? — переспросил Куроко, понимая, что он, конечно, к соседям не пойдет.

— Запрись дома, — перехватил инициативу Кагами. — Ханамия вряд ли ограничится одним подарком. Скорее всего сегодня он уже не заявится, но на всякий случай телефон у тебя есть, а мы здесь, рядом. 

Аомине кивнул:

— Я тоже думаю, что Ханамия так сразу игру не свернет. Может и к худшему, но сегодня можешь успокоиться. А мы тем более воспользуемся передышкой. Потом оставить тебя одного будет невозможно.

Обход немногочисленных соседей для знакомства занял у них около трех часов, Кагами закончил первым и, вернувшись домой, поднялся сразу в спальню Куроко, потому что кухня и гостиная пустовали, в ванной тоже было темно. Поднимаясь по лестнице, Кагами убеждал себя в том, что идет туда не потому, что волнуется, а потому что так будет профессиональнее — проверить, рассказать о том, что поиски их не принесли результатов, а окружают их сплошь добропорядочные домохозяйки и их мужья, максимум гомофобы, но никак не отморозки, которые работают на Ханамию. Поднимался без спешки, спокойно.

И через пятнадцать минут Аомине застал Кагами, бегающим вокруг дома и обеспокоенно выкрикивающим придуманное для этого задания имя — «Широ».

— Просрали? — Аомине, опершись на перила, пытался казаться спокойным, но на его щеках играли желваки.

— Ничего не понимаю…

— Чего ты не понимаешь? — шипящим глухим тоном заговорил Аомине. — Вполне логично, что после выходки Ханамии мы решим: «Ну, значит он больше сегодня не сунется», и пойдем искать его по окрестностям. А пока нас не будет дома, он придет и…

— Дверь была заперта. Никаких следов взлома или борьбы, вообще ничего… — Кагами вертелся волчком, словно Куроко мог оставить ему след из хлебных крошек.

— Ты везде смотрел? Может, он еще в доме и смеется над нами. В подвале, например.

— Везде, — кивнул Кагами. — Я посматривал за домом. Тут не останавливалось никаких машин. Он что, унес Куроко на плече?! И никто не заметил?

— Успокойся. Надо звонить Акаши. Куроко не дурак, чтобы сам…

— Простите.

Кагами остановился со смешанным чувством облегчения и гнева, обернулся и, увидев лохматую макушку Куроко у подъездной дорожки, бросился к нему. Если не ударить, то втащить в дом, или еще раз объяснить подробно ситуацию, в которой они оказались, но заметил, что тот держит в руках, и отшатнулся, едва не сбив с ног Аомине.

На руках Куроко вилял хвостом довольный щенок хаски.

— Я тут… щенка нашел.

Кагами прятался за дверным косяком, выглядывая с кухни, и Аомине за него было откровенно стыдно. Конечно, он знал о фобии Кагами, но думал, что в ФБР его от этой ерунды вылечили.

— Я чувствую себя мамашей, чей ребенок притащил домой животное, — посетовал Аомине. Щенок ему нравился, но приходилось строить из себя строгого офицера полиции, который к тому же еще злится на свидетеля. — Прежде всего… Ты не должен был выходить.

— Он скулил, — Куроко и сам выглядел как виноватый пес, опустив голову.

— И это тоже могла быть уловка, чтобы тебя вытащить. С Ханамии сталось бы ему лапы отрезать, чтобы ты выбежал его спасать. Но тогда вся наша работа — коту под хвост. Понимаешь?

— Да. Простите. Просто вы сказали…

— Мы-то сказали. А потом подумали, уже когда тебя не обнаружили, — Аомине все сложнее было сохранять хладнокровие, тем более, что щенок вертелся у его ног и умильно заглядывал в глаза.

— Он не может тут остаться! — послышалось с кухни. Дверь туда захлопывалась всякий раз, когда щенок бежал к Кагами знакомиться. Аомине вздохнул:

— Как ни странно, но Кагами прав. Щенка следует отдать тому, за кем не охотится киллер-маньяк. Его некому выгуливать, потому что дома только в крайнем случае будет оставаться только один, я или Кагами. Например, как во время похода за продуктами.

Куроко кивнул:

— Я понимаю. Простите.

— Но пока может остаться у нас. Подыщем ему хозяина. Он похож на породистого. Думаю, его с радостью заберут.

— Он тут не останется! — возмутился Кагами из кухни, хаски громко скребся в закрытую дверь.

— Конечно, не останется. Ведь он деморализует тебя и снижает твою работоспособность, превращая тебя в ноющего трусливого хлюпика. Конечно, на это очень весело смотреть, но…

Кагами отпер двери и застыл в явном напряжении, позволяя щенку себя обнюхать. Он дернулся, когда собака, обнюхивая его, громко чихнула. Как ни старался Куроко выглядеть виноватым, но в нем просматривался интерес к такому необычному поведению человека, к которому он успел привыкнуть. Ему казалось нормальным, когда люди боялись больших или агрессивных собак, но маленького щенка-то за что? Куроко знал людей, которые боялись пауков, но вполне спокойно относились к маленьким паучкам, стряхивая их с себя скорее с чувством брезгливости, чем страха.

— Если Ханамия захочет тебя нейтрализовать, ему будет достаточно запустить в дом армию щенков из ближайшего зоомагазина.

— Я могу с этим справиться! Понял?! — вспылил Кагами и поднял щенка с пола, держа на вытянутых руках. И уронил, стоило тому лизнуть его руку. И замер, уверенный, что теперь щенок точно его укусит, но тот жалобно заскулил и удрал к Аомине с Куроко.

К вечеру все более-менее успокоилось, готовить Кагами приходилось в одиночестве. Аомине и Куроко в ванной отмывали щенка, и оттуда несся то заливистый лай, то какие-то выкрики Аомине. И сейчас можно было разобраться в происходящем, наконец-то оставшись одному.

Как бы трудно Кагами ни давалась умственная работа, но все же анализировать расследования было проще, чем собственные поступки и мысли. Раньше он любил Тацую. Сейчас надеялся, что больше не любит, потому что больше у него не было желания увидеться, что-то тому доказывать или просто выдать: «А теперь смотри, каким крутым я стал. Все еще меня не хочешь?». Надеялся, потому что встретиться с Тацуей все же боялся — а вдруг его снова переклинит. Эта любовь зрела в нем долгие годы, выросла из детской привязанности и признательности. Она была не всегда, но однажды стала осознанной, и первой мыслью оказалось: «Я хочу его», уже потом дозрела до вывода: «Потому что я люблю его». Кагами всегда знал, что любить и хотеть можно разных людей , но с Тацуей был именно тот особенный вариант.

Куроко его заинтересовал изначально, и дело было не в имени. Это было желанием как-то задеть его, заставить проявить эмоции. Значит, это был просто интерес. И под футболку он к Куроко полез только чтобы рассмотреть его порез. Кагами нужно было знать, зачем Ханамии было так резать — криво и неглубоко. Кагами замер, для верности провел большим пальцем по своей груди, пытаясь воспроизвести этот порез. С другой стороны Ханамия просто продолжал играть, пытаясь припугнуть. Если бы Куроко продолжал казаться равнодушным, порезы становились бы глубже, и их было бы больше. 

«А может, Ханамия просто срезал с него футболку», — подсказал кто-то внутри Кагами, но казалось, что и не он. Он застыл на месте, по рукам тек томатный сок. В ванной все еще шумели щенок и Аомине, Куроко не было слышно, хотя все: «Лучше держи!» и «Дай мыло! Так, теперь воду» Аомине явно говорил ему.

Странно, раньше эти мысли вызывали приятное волнение, будто смотрел собой же придуманное порно, сейчас — только отрицательные эмоции. Влюбившись в Тацую, Кагами думал, что по-другому и полюбить не может, а раз у него не было нескольких лет, чтобы привыкнуть к Куроко, привязаться, а потом влюбиться, значит и рано говорить о чувствах, и стоило лучше узнать друг друга, встретиться в мирной жизни, присмотреться.

Аомине сказал бы, что Кагами слишком много думал. На самом деле, ему не хотелось что-то менять, или снова признаваться кому-то, получив отказ. Кагами никогда особо не тяготило то, что у него нет личной жизни. Как агенту ФБР ему было не до этого, еще и тяготило то, что кто-то будет волноваться за него, провожать на задания. Будучи безответно влюбленным в Тацую с молодой горячностью он такого тогда натворил, что и вспоминать стыдно. Ему больше не хотелось снова стать «в задницу ужаленным безмозглым идиотом», как он сам тогда свое поведение характеризовал. Сейчас он мог подождать и подумать. А год-два назад ухватился бы за эту симпатию, лишь бы досадить Тацуе.

По приближающемуся заливистому лаю стало ясно, что щенок вырвался из ванной и теперь бежит по лестнице вниз. Кагами вздохнул, надеясь только, что это животное не будет искать спасения на кухне. Кажется, быстрее оказался Аомине, потому что его топот раздался на лестнице, потом удалился в сторону то ли сада, то ли гаража, и вскоре на кухню влетел мокрый запыхавшийся Куроко.

— Аомине его поймает, — заверил Кагами, не дожидаясь вопросов. — Но куда они побежали, я не видел.

— Если он выбежал на улицу, то его придется мыть снова, — констатировал Куроко, и подошел сполоснуть руки от мыльной пены. Кагами глянул мельком, хотя и был уверен, что заметил бы раньше, но нет, на запястьях никаких следов. Вполне возможно, что и на лице ссадины только от того шкафчика, в котором его заперли, и парочка таких же найдется и на локтях или коленях. Кагами толком не понял, как это получилось. Кажется, там была шахта и внизу — закрытый на ржавый замок железный шкаф. Киеши позаботился о том, чтобы Куроко не выбрался, чтобы помочь ему. Но, получается, сам в этот шкаф спрятаться не мог? Или хотел увести погоню? И ведь если спросить, Куроко снова решит, что к нему в душу лезут.

— Простите, что принес собаку. Я не знал, что вы их боитесь.

— Это нормально. Все должны чего-то бояться, — проворчал Кагами, которому и так было стыдно. — Это инстинкт самосохранения.

— Это просто щенок, — прибавил Куроко, явно чтобы как-то сбить с него спесь.

— Слушай! Ты не представляешь, что может сделать с человеком стая диких собак! — вспылил Кагами. Куроко закрутил кран, и направился к выходу с кухни, бросив примирительно:

— Если вас это успокоит, стаи диких собак я бы тоже боялся.

«Ну да, — мрачно подумал Кагами. — Ханамия и его уроды. Чем не стая диких собак. Только давно ли ты их бояться стал?». И вдруг осознал, выскочил в гостиную, окликнул уже открывавшего дверь Куроко:

— Куда?

— В сад… Аомине ведь там его ловит, за забор он не выскочит.

Кагами вместо слов отрицательно покачал головой, и Куроко понял, спорить не стал, направился к лестнице на второй этаж.

Аомине вернулся через полчаса с щенком грязнее, чем тот был, и вскоре в ванной снова зашумела вода.

Куроко замер, обернулся, передумав стягивать с себя футболку, несколько секунд выжидательно смотрел на стоящего в дверях Кагами, прежде чем тактично напомнить:

— Вы с Аомине договорились, что в этой комнате будет спать он.

— Я просто на ночь решил проверить, все ли в порядке, — неуверенно соврал Кагами. Аомине в саду выгуливал щенка на ночь, чтобы тот не напрудил лужу до утра где-нибудь в доме.

— Все в порядке, — равнодушно кивнул Куроко, все еще не спеша переодеваться. «Подозревает? Или не хочет, чтобы я видел еще что-то? Ханамия на нем что-то вырезал что ли?.. Не отвлекайся. Сосредоточься».

— Слушай… Я сказать хотел… — и, набрав больше воздуха в легкие, словно решившись, выпалил:

— Спокойной ночи.

Куроко кивнул:

— Спокойной ночи.

И уже спустившись в полутемную гостиную, усевшись на диван, и зажав голову руками, Кагами, покачиваясь, будто безумный, думал: «Это же так просто. Всегда казалось таким простым».

Негромко стукнула входная дверь, послышалось шуршанье собачьих когтей по паркету у двери. Перед вернувшимся Аомине почему-то не было стыдно, то ли ему не привыкать, то ли Кагами ничего особенного сейчас и не делал.

— Не получилось? — без сочувствия протянул Аомине, спуская щенка с нового, купленного сегодня поводка. Кагами не ответил. 

— Я ведь пытался тебе помочь, предлагал вам в одной комнате спать.

— Глупо было бы потерять над собой контроль и испортить задание.

— Было бы чем… Сам виноват, короче.

— Он не пробиваем.

— Так себя ведут только совсем тупые, а про Куроко такого не скажешь, либо если все поняли и думают, что игнорируя могут избежать прямого признания. Тебе же лучше. Прямо тебе пока никто не отказывал.

Кагами чувствовал раздражение. Он будет спать с Куроко в одной комнате, хотя и не в одной кровати. Он только надеялся, что любовь к другому человеку удержит Аомине от глупостей.

И в то же время спрашивал себя: понравился бы ему настолько Куроко, если бы тогда все получилось с Тацуей? Но мысль эта показалась глупой. Именно потому его сейчас тянуло к другому человеку, что он, за два года выскоблил из себя образ Тацуи, чувства к нему.

Кагами сам написал объявление о том, что найден щенок, и он ищет хозяев, сам же отнес в местную газету, потому что справедливо решил, что Аомине и Куроко так скоро со своей находкой расстаться не захотят и будут тянуть до последнего. На породистого щенка, пусть и без документов и родословной, откликнулись вскоре, утром позвонили и к вечеру же за ним приехала приятная доброжелательная пара. Сдружившиеся из-за щенка Куроко и Аомине, провожавшие оба его с новой семьей печальными глазами, снова разбрелись по своим углам: Аомине читать твитер Кисе, а Куроко помогать Кагами с готовкой и заниматься чем-то в своей комнате. Кагами подозревал, что тот читал, но больше не решался часто заглядывать к нему.

На следующее утро им позвонили новые хозяева собаки и спросили, не вернулся ли щенок к ним, потому что с вечерней прогулки тот удрал и больше не появлялся. Аомине заметно оживился, но уже к утру следующего дня у порога их дома снова ждал омерзительный сюрприз: уже окоченевший трупик щенка. Куроко опомнился первый, ушел в гараж, вернувшись оттуда с двумя лопатами, пока Аомине молча закрыл крышку коробки, в которой им подкинули собаку. Даже Кагами, которого пес раздражал, чувствовал себя прескверно.

Закопали щенка так же молча, в саду, на этот раз никто не обмолвился о том, что это могло быть уликой.

Вечером, обнадежив себя тем, что на этот раз есть повод зайти, Кагами снова постучался в спальню Куроко. Покрывало с кровати было уже снято, а сам Куроко переоделся в пижаму. На подушке лежал темный томик книги. Кагами осмотрелся, но единственное кресло в комнате было завалено одеждой Аомине, поэтому он без особого сожаления устроился на другом краю кровати, начав:

— Не уверен, что тебе нужен я, а не Аомине. У вас тут больше общего.

Куроко кивнул, сцепил руки на коленях в замок, заговорил спокойно, но глухо:

— Я понимаю, что он хочет сказать. Что пока я живу, я тащу за собой в могилу и тех, кто рядом. Могу я позвонить друзьям и узнать, все ли с ними в порядке?

— Нет, — не без сожаления ответил Кагами.

— Почему? Он ведь знает, где мы. Зачем теперь прятаться?

— Я могу узнать через Акаши, все ли в порядке с твоими друзьями. Но сомневаюсь, что он может им что-то сделать.

— А почему я не могу позвонить сам?

Потому что Акаши опасается, что если с ними что-то случилось, то ты сорвешься снова в город, где у Имаеши связи и убить тебя можно еще на въезде. Но вслух Кагами этого говорить не хотел, упрямо ответил:

— Так надо. Пока что надо слушаться.

Куроко недовольно поджал губы, отвернулся, и Кагами уставился на его затылок, снова фантазируя. Слово «слушаться» и это упрямство, тонко переплетенное с покорностью, вдруг заиграли другими красками, и Кагами вдруг понял, что едва не сглотнул, шумно и жадно, окончательно выдавая себя.

— Я могу прямо сейчас позвонить, — предложил Кагами, чтобы как-то переключиться на более деловые темы. С другой стороны, разве не за этим ощущением он пришел сюда. — Или еще… Можешь как Аомине, попробовать просмотреть их блоги.

— Они не стали бы писать такое в блогах.

«У него только родители и друзья, больше близких людей нет. Значит, можно пропустить вопрос „Есть ли у тебя кто-нибудь?“. Спрашивать, нравятся ли ему парни — слишком противно. Проще сразу предложить встретиться. Просто вместе поужинать, не обязательно сразу втягивать его в отношения». Кагами очень не хотелось на этот раз все испортить, к тому же предчувствие было хорошее: вот этот парень, за которым ведет охоту ненормальный маньяк. А Кагами — спаситель, охранник, железная стена, он не даст его в обиду, жестокий маньяк будет пойман, а Куроко, если достаточно с ним сблизился, уж поужинать-то с ним точно согласится. Хотя бы в благодарность, поэтому Кагами и не спешил, как бы ни манила беззащитность его шеи.

— Значит, завтра я спрошу у Акаши. «Кажется, я шел сюда поддержать его из-за щенка. Но он вроде снова не расстроен. Наверняка Ханамия огорчен».

— Слушай, он не сможет им ничего сделать, потому что тогда ему снова придется заметать следы. К тому же он, похоже, в этом городе, — заверил Кагами. — А вообще, я зашел спросить, как ты, но…

Кагами только теперь понял, что у письменного стола тоже есть стул, на который он мог бы сесть, но предпочел, конечно, на кровать. Понял, и не мог подобрать слов, потому что хотелось вскочить, попытаться оправдаться, но не в коем случае не бежать. Пауза все-таки затянулась, так что нельзя сказать, что появившийся в дверях Аомине, вытирающий сырые волосы полотенцем, спас его. Но тот заметил, что не вовремя, предложил:

— Хочешь сегодня спать в спальне? Диван, конечно, неудобный, но на полу не намного лучше, так что я не против.

— Нет, — отказался Кагами. Куроко смотрел на него исподлобья, будто спрашивая, чего тому еще надо и почему он не уходит. Аомине заметил это, как бы невзначай бросил: «Я еще телевизор посмотрю», — захватил с кресла футболку, и ушел вниз, в гостиную, оставив все на Кагами. «В конце концов, нечестно и непрофессионально было бы требовать от него что-то сейчас. Когда он должен быть под нашей охраной и никуда от меня деться не сможет. Спокойно, я здесь не для того, чтобы остаться с ним в одной кровати. Я тут поддержать его и наладить связь».

— Снотворное помогает?

— Да, — кивнул Куроко.

— А ты спишь не просыпаясь? Нечутко?

— Но ведь здесь Аомине.

— Аомине здесь тоже спит.

— Людям нужно спать. Глупо, если вы будете караулить меня по очереди. К тому же Аомине серьезен. Как и вы. На месте Ханамии я бы боялся.

Куроко соврал. Киеши тоже был полицейским, хоть тогда при нем и не было оружия, потому что выручать Куроко он явился в штатском, и все же Ханамия смог убить его. Куроко не мог без таблеток, он боялся, что ночью ему приснится, как Ханамия убивает Аомине и Кагами, медленно, связанных, обездвиженных. Они могли защитить Куроко, а он их — нет.

— Должен сказать, при всех обстоятельствах, ты самый спокойный свидетель, которого мне доводилось охранять, — Кагами похвалил искренне. И промолчал о том, что это его третье задание.

— А все прошлые выжили?

— Да, — Кагами улыбнулся, это снова было правдой.

— Значит, и мне повезет, — кивнул Куроко, скорее констатировав, чем спросив.

Кагами мог бы сказать, что это не везение, но слов подобрать не мог. И в то же время отмечал: Куроко, который до этого сидел к нему спиной на другом углу кровати, теперь повернулся лицом, приблизился так же незаметно, как недавно удирал с кухни. На секунду захотелось все испортить, сказав что-то вроде: «А Аомине ты такого не говорил, только мне» или «Еще бы! Держись меня, и все будет хорошо». Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы встать и, попрощавшись, уйти, вместо того, чтобы придвинуться ближе и коснуться на пробу.