Йен Галлагер стал чем-то вроде сюрприза для Микки. Он не ожидал, что в первый раз они займутся сексом, молчаливые и потные в спальне Микки, с его отцом в гостиной, всего в нескольких футах от них. Галлагер был на удивление лидирующим в постели, парнем такого типа, который берет ответственность на себя, хотя Микки едва позволил себе спустить это ему с рук в первый раз.


Микки был инициатором второго раунда, и он был лучше, чем первый. В задней комнате «Кэш и Граб», без Терри, добавляющего постоянный страх ко всему происходящему. Микки мог просто сосредоточиться на том факте, что его трахал кто-то, кто явно знал, что делает.


После это стало довольно обычным делом. Ни один из них никогда ничего не говорил во время секса, поэтому Микки не считает его идеальным или типа того, но случались моменты, когда это было чертовски близко.


Галлагер трахал его, пока Микки лежал на спине на столе в задней комнате. Он подтянул ногу Микки к плечу и двигался медленно и глубоко, его большой палец коснулся икры Микки там, где его рука поддерживала ее.


Галлагер иногда так смотрит, когда трахает Микки, как будто не может, блядь, поверить, что это происходит. Как будто Микки — это лучшее, что с ним когда-либо случалось.


Иногда, стоя сзади, Галлагер сильно прижимается потным лбом к шее Микки, целует его загривок и стонет, пробуя пот, собравшийся там.


Галлагер ничего не говорит вслух, но Микки не чертов идиот. Он знает, что это значит. Это почти так же хорошо, как что-то реально произнесенное вслух.


Или, по крайней мере, так Микки думал, пока ему не довелось испытать реальную вещь из первых уст.


Чаще всего они трахаются в «Кэш и Граб», но не всегда. Галлагер любил жаловаться на то, что он должен работать, и что кто-то в конце концов заметит, если магазин будет продолжать «закрываться», чтобы они вдвоем могли понепристойничать в задней комнате. Кроме того, когда они делают это в «Кэш и Граб», это происходит быстро и грязно, и Микки не всегда это нравится.


Но есть и несколько других вариантов. Семьи не маленькие ни у одного из них, и всегда кто-то есть в доме, что у Милковичей, что у Галлагеров. Для Микки достаточно того, что он был почти пойман Терри один раз, а Йену, кажется, на самом деле насрать на мнение его семьи о нем, что довольно удивительно.


Но есть места поблизости, где они иногда встречаются. В основном, грязные места. Заброшенные переулки, кусты в парках. Это действительно ебаное клише.


Однажды это происходит на матрасе, брошенном под линией метро, который, вероятно, кишит всевозможными паразитами. Галлагер выбирается из дома тайком, чтобы встретиться с ним посреди ночи. Выходя за дверь, Микки отвечает «пошел ты», когда Игги, допоздна курящий травку и смотрящий мультики, спрашивает, куда он, блядь, идет.


Трахаться на открытом воздухе всегда кажется Микки рискованным, независимо от того, насколько заброшено место. Под линией метро точно не заброшено. Там случайная алкашня и метамфетаминовые тела, которые ошиваются здесь глубокой ночью. Блядь, да наткнуться там на ссущего отца Галлагера будет не так уж нереально. Но никому из присутствующих здесь нет дела до того, что происходит под метро. У всех тут взгляд зашоренный. (1)


Галлагер положил одеяло поверх грязного матраса, как будто Микки был каким-то придирчивым козлом, и забрался на Микки после того, как они оба разделись в темноте. Кожа Йена бледная, прерываемая огромными полосами оранжевых пятен, слишком связанных, чтобы действительно все еще называться веснушками. Микки еще бледнее.


— Боже, — прошептал Йен, и на его верхней губе выступили капельки пота. Микки хочет слизать их. — Твоя кожа выглядит так, будто она, блядь, отражает лунный свет.


Это едва ли комплимент, думает Микки. Это даже может быть оскорблением, в некотором смысле. Но это не имеет значения. Он реагирует как чертова сучка в течку. Но в то же время Галлагер заводится. Они подростки, которые смотрят на обнаженные тела. Им не нужны оправдания, чтобы получить стояк. (2)


— Тебе это нравится, Галлагер? — спросил Микки с легким задыхающимся смешком. Микки не любит разговаривать во время секса. Ему не нравится, как это отвлекает его от человека над ним. Но Боже, если это заставит Галлагера говорить, говорить те вещи, которые Микки пиздец как хочет услышать, он даст ему подсказку, черт возьми.


— Ебать, да, — выдохнул Галлагер. — У тебя такая потрясающая кожа.


Глаза Микки затрепетали и закрылись. Он раздвинул ноги, приглашая Галлагера устроиться между ними. Это ощущалось иначе, чем с тем безымянным другом Игги два года назад. Отличным от нежных прикосновений Энджи к его волосам. Он не может точно определить, насколько это отличается, только то, что это так.


Почти неуверенно, с одним коленом между раздвинутыми бедрами Микки, Галлагер протянул руку и провел ладонью вниз по груди Микки, его левая рука скользнула вниз по бокам, как будто он искал недостатки. Микки вздернул подбородок, глядя на рельсы метро над ними и чувствуя, как его грудь движется под рукой Галлагера.


— Ты такой гладкий, — сказал Галлагер.


Он произнес это неуверенно, как будто боялся, что Микки набросится на него за такие гейские слова. Может быть, в другое время, в другом месте, это бы и произошло. Но только не здесь. Не сейчас. Не тогда, когда Галлагер так явно доволен телом Микки.


Микки открыл глаза и увидел, что Галлагер пристально смотрит ему в лицо. Может быть, он чего-то ждал. Может быть, ждал, что Микки ответит ему комплиментом.


Микки Милкович мог бы написать о Йене Галлагере ебаные оды. Но это не те слова, которые он может произнести вслух. Только не сейчас. Наверное, никогда.


Вместо этого он просунул руку между ними и рывком довел Галлагера до полной твердости. Галлагер вздрагивает, как будто не ожидал этого, как будто они здесь не для этого.


— Продолжай, — ворчит Микки.


Галлагер трахается в кулак Микки и бросает на него странный взгляд.


— Что?


— Господи Иисусе, Галлагер, я знаю, что моя рука там, но должен ли я направлять тебя за этот гребаный член? Продолжай говорить.


Микки закрыл глаза от стыда. Это было не «хорошо». Это было не то, каким он хотел быть для Йена, здесь, сейчас.


На долгий-долгий момент Микки думает, что он все испортил, что все стало слишком странным для Галлагера, и это был тот случай, когда другой мальчик встает и уходит домой, и Микки больше никогда его не видит, разве что на улице, где они избегают встречаться взглядами. Вместо этого Галлагер наклонился, качая бедрами, толкаясь в руку Микки и прижался губами к его уху.


— Я мог бы смотреть на тебя вечно, Мик. Я люблю твои мускулы. Мне нравится, что ты сильный, и что ты можешь выбить из меня все дерьмо, но ты никогда этого не делаешь. И никогда не будешь. Мне нравится, как ты двигаешься, когда я трахаю тебя. Мне нравится, как ты кусаешь губы.


Голос Галлагера тихий, а его дыхание влажное на ухе Микки, и да. Вот чего хотел Микки. Он вздрогнул под Йеном, пытаясь удержать жалкий всхлип в горле, где ему и следовало быть. Он хотел бы, чтобы Галлагер был крупнее, а его голос более глубоким, более уверенным и менее дрожащим.


— Теперь я могу тебя трахнуть, Микки? Ты позволишь мне сделать это? Позволишь мне взять тебя, почувствовать тебя, чертовски горячего и тугого вокруг меня?


Да, Микки хотел этого.


Галлагеру больше почти не приходилось его растягивать, они так часто это делают. И Микки знал все трюки, чтобы сделать это более легким для себя, и, честно говоря, ему нравилось немного грубовато. В мгновение ока Галлагер оказывается в нем, и Микки чувствует, как грудь младшего мальчика прижимается к его собственной, а грудные мышцы начинают тереться о грудь Микки. Микки просто закрыл глаза и позволил себе расслабиться.


— Ну же, Мик, дай мне посмотреть в твои красивые глаза, — сказал Галлагер, все еще слишком близко к его уху. Микки не хотел этого делать, но все равно открыл глаза. — Господи, твое лицо, — пробормотал Галлагер.


Микки продолжал смотреть на Галлагера все оставшееся время, двигая бедрами лишь настолько, чтобы встретить его толчки, пока Галлагер не кончил, будучи все еще над ним, проливаясь в презерватив. Микки был близко, но не совсем там. Галлагер лизнул свою руку и потянулся между ними, додрачивая Микки, пока сам был мягким внутри него.


Микки не сводил глаз с Галлагера. Он продолжал смотреть на него, на то, каким счастливым и полным тот выглядел. Таким счастливым с Микки. Микки вздрогнул, когда оргазм окатил его медленной, ленивой волной, кончая толчками между их телами, покрывая спермой их обоих.


Галлагер выскользнул из него, кажется колеблясь, что делать с презервативом, прежде чем решить, что еще один действительно не сделает хуже, и просто бросил его в произвольном направлении от их матраса, перед тем как перевернуться на спину рядом с Микки, чтобы они могли молча смотреть на рельсы над ними.


— Это что-то, о чем мы должны поговорить? — спросил Йен.


Микки потянулся за своими джинсами, вытаскивая из кармана потрепанную пачку сигарет, которые не пригодились бы будучи раздавленными в его кармане. Он нуждался в них, если Йен собирался попытаться поговорить с ним об этом дерьме.


Микки перекатился на спину, скрестил голые ноги и закурил, позволяя прохладному воздуху высушить его пот.


— Не о чем говорить, — пробормотал он, затянувшись сигаретой, прежде чем выпустить дым и почесать бровь ногтем большого пальца.


— Я думаю, что возможно, есть о чем, — сказал Галлагер, перекатываясь на бок лицом к Микки и приподнявшись на локте, глядя на него сверху вниз. — Если тебе нравится подобная херня, почему ты ничего не сказал? Черт возьми, Микки, я могу говорить о тебе весь день. Это не проблема. Я просто подумал, что ты можешь отвесить мне пиздюлей, если я попробую такое.


Микки резко пожал плечами.

— Иногда мне нравится слышать дерьмо в постели, Галлагер. Это не должно ничего значить.


Галлагер протянул руку и обхватил Микки за плечи. Его пальцы длинные и костлявые, как у взрослого. Пацан крайне близок к скачку роста. Его большой палец чертит мягкие круги на руке Микки, и Микки наблюдает за этим с полуприкрытыми глазами. Вероятно, ему следовало бы оторвать Галлагеру руку и поколотить его ею, но он все еще плавал в приятном свободном пространстве, и ему было все равно.


— Я не шучу, когда говорю это, Микки, — настаивает Галлагер, его глаза так чертовски серьезны, что Микки захотелось ударить себя ножом в лицо. Вот что он получил за то, что трахнул глупого подростка.


— Да ладно тебе, — усмехнулся Микки, резко вынимая сигарету изо рта. — В доме Милковичей тоже есть зеркала, Галлагер.


Брови Галлагера сошлись на переносице, и между ними образовалась складка.

— И что это должно значить?


Микки щелкнул пальцами в направлении собственного лица.

— Я знаю, как выгляжу, черт возьми, Галлагер. Я знаю, что я охуенно грязный. Я знаю, что пиздец как воняю парашей. Я же не слепой. — Микки схватил Галлагера за костлявое запястье там, где оно все еще было прикреплено к его руке, притянул его к своему рту, взял два пальца Галлагера и засосал их, завивая свой язык вокруг толстых костяшек, увлажняя их. Он отпустил их, скребя зубами о кожу и слегка прикусив кончики. — Все в порядке. Я компенсирую это другими талантами, — ухмыльнулся он.


Зрачки Галлагера расширились, но он не выглядел достаточно рассеянным на взгляд Микки.


— Не то, что у меня не было бы особого интереса к этим талантам, Микки, — грубо сказал Галлагер. — Но ты довольно горяч.


Он использовал свои мокрые пальцы чтобы провести ими по грязной руке Микки, оставляя тонкий след чуть менее грязной кожи.

— Это просто грязь, Мик. Она даже смывается, если ты захочешь.


— Ладно, Рыжий лобок, — согласился Микки. Затем он скользнул вниз по телу Галлагера, к его промежности и взял член Галлагера в рот.


— Ох… — слабо простонал Галлагер, его вялый петух начал шевелиться во рту Микки. Это было довольно интересно. Галлагер запустил руки в жирные волосы Микки, не дергая, а просто оставив там, и Микки закрыл глаза, совершенно довольный.


Поэтому, конечно же, Галлагер, блядь, должен был все испортить.

Примечание

(1) зашо́ренный — неразвитый, ограниченный, не способный к объективной оценке (шоры — боковые наглазники для пугливых лошадей, не дающие возможности смотреть по сторонам).


(2) Я действительно не знаю, нужно ли мне продолжать делать так много пояснений, но все же. Микки видит, что Йен возбуждается, когда говорит о его коже, но все же сомневается, что возможно, это просто потому, что они молоды и раздеты (а не именно из-за каких-то индивидуальных черт внешности Микки, например, бледной кожи).