Кирия всегда видел то, что не видели другие.

Так, например, на собрании Столпов было восемнадцать с лишним человек — они об этом не знали; так, например, у самого Кирии было покалывание в спине и чуть-чуть видны были темно-фиолетовые крылья. Не было у них ни формы, ни каких-то особенных перьев.

Зато поражали крылья отца. Больше, чем у всех столпов, и распахнутые, казалось, способные охватить весь мир, и если бы они существовали — у Кирии сквозь них проходили руки — отец бы их не вынес, ибо были они вдвое, если не втрое раз больше него. И переливались они от черного и блестели пурпуром, и как бы плох он не был, сколько бы детей за месяц не положило своих голов на поле боя, всегда-всегда были они так ужасно велики.

— Отец, — говорил Кирия как-то ночью, когда только убили пятую низшую луну, — отец, что самое странное в жизни?

— Подумай для начала сам, — Кагая склоняет голову, и крылом — Кирия видит, не ощущает, — накрывает сына.

Подумать самому?

— М-м-м… — глаза закрывает, пока ночь оставляет на лице свой серый свет. А потом вспоминает про крылья. — То, что люди всегда пытаются всех спасти?

— Ха-ха-ха… И это тоже. Но ты не попал, — смех отца мягкий и тягучий, словно мед, и остаётся в мозгу усладой; рукой он приобнимает Кирию, и так становится тепло.

А потом зачем-то вспоминает Столпов. Кирия о них думает часто и размышляет, почему крылья у всех едва ли трепещут, практически недвижимые. Вот, например, тот же Ренгоку-сан… Половина тела скрыта за крыльями, словно он сам себя обнимает, но все равно немного приподняты. Наверное, также сейчас делает Кагая… И крылья у Ренгоку-сана красивые. Красные, пламенем концы горят, но ничего не освещают, и сами полупрозрачные. Наверное, если бы он их расправил, то были бы тоже большими, и наверняка крепкие, как у ястреба! Да, скорее всего. Жаль, что ни одни крылья потрогать нельзя.

А ещё рядом с Ренгоку-саном всегда ходит женщина с твердым взглядом. Но на Кирию смотрит, улыбается, палец к губам прикладывает: это их маленький секрет, а секреты, как известно, раскрывать нельзя. Крыльев у нее нет. А вот у некоторых охотников, что ниже рангом, были либо призраки крылатые, либо они сами были такими. И как и у кого эти крылья проявлялись — неизвестно, и спросить нельзя.

— М-м-м… Тогда то, что сильные люди считают себя слабыми?

Кагая качает головой.

— Ты мне напоминаешь одного человека в моей жизни, — спокойно говорит мужчина, как бы невзначай. — В детстве он ужасно любил слушать птиц. Они поют про интересные вещи…

— А Узуй-сан тоже любит петь, — Кирия расслабляется в объятиях отца. — И поет красиво… Завораживающе.

— У него талант.

А ещё у Узуя крылья маленькие, меньше него самого. Словно они не выросли… А ещё белые, блестящие! На солнце так переливаются красиво, может, как ракушки… И перья наверняка острые, режущие. И, что забавно, крылья-то расправленные. Всегда расправленные, но от любого прикосновения дёргаются. И рядом с ним никого нет. Зато однажды Кирия виделся с его женами. Вот к ним крылья Тенгена тянулись, когда подходили девушки ближе, обнимали их. И у всех троих крылья шелковые, большие, мягкие-мягкие, наверное, лебединые. Да-а-а, наверное, если бы Кирия увидел, как они поссорились по-настоящему, а не в шутку, как Макио с Сумой, то в любовь бы больше никогда не поверил.

— Будешь ещё что-то предлагать?