Осень встретила Мастера сильной простудой. Он никогда не отличался хорошим здоровьем, часто болел в детстве, отчего всегда был объектом всеобщей обеспокоенности и заботы на винокурне. Этот раз не отличался от остальных: конец октября, начинается первая прохлада, и Кэйа, как и в прошлые года, уходит на больничный.

И хоть все происходит по обычному, можно уже сказать, приевшемуся расписанию, этот год вышел тяжелее. Хотелось сказать, что во всем виновата работа, или в тысячный раз упрекнуть в неподходящей одежде винодела, однако поднять ослабшего Альбериха уже не получалось.

Горячий чай медленно остывал на прикроватной тумбе, пара легких бутербродов составляли ему компанию, пока винодел дремал полусном на кровати под самым теплым одеялом в доме. Ему самому не нравилось такое времяпрепровождение, однако он знал, как плохо кончается работа во время болезни, из-за чего смиренно отлеживался, иногда занимаясь мелкими бумажными делами.

Однако сейчас ему не хватало сил даже на это: болезнь перешла в пиковое состояние, из-за чего единственное, что Кэйа мог, — это спать, перебиваясь горячим чаем и супами. В такой момент винодел не хотел вообще просыпаться, но сейчас ему все больше и больше хотелось оставаться в сознании, особенно когда в комнату тихо входил Дайнслейф.

— Ты как? — тихо спрашивал он, присаживаясь на край кровати, убирая волосы со лба винодела.

— Так же, — отвечал Альберих, приоткрывая глаза. — Наверное, это не то, как ты хотел провести время, — неловко усмехался он, смотря на совсем домашнего и спокойного Дайна.

Тот таскал его рубашки, используя их больше как накидки, надевал широкие домашние штаны и совсем не был похож на Хранителя Ветви, что путешествовал на этой земле больше пятисот лет, а лишь на родного и домашнего Дайна, что уже который день таскает чай и вытирает сопли виноделу.

— Что ты, мне в радость заботиться о тебе, — с улыбкой проговорил тот, чуточку наклоняясь над Мастером, одаривая его поцелуем в лоб.

— Я так люблю тебя, — лишь мог ответить Кэйа, смотря единственным видящим глазом максимально нежно, на сколько вообще мог.

Дайн над ним лишь усмехнулся, борясь с желанием ответить на такое заявление поцелуем. Быть слишком близко к виноделу в такие моменты было небезопасно: он помнил, как слег после пары таких близких контактов на два дня, отчего ограничивался лишь переплетёнными пальцами и ночными разговорами.

В окно тихо постучали: недолго думая, Хранитель без колебаний прошел к нему и открыл нараспашку, впуская пугающую фигуру в капюшоне, что быстро превращалась в сестру Розарию, как только та снимала свой страшный плащ с плеч.

— Привет, — с улыбкой приветствовал Дайнслеф гостью, принимая ее в широкие объятья, не забывая одарить приветственным поцелуем в лобик. Сестра не сопротивлялась, лишь отвечая шепотом на подобные знаки внимания и ограничиваясь интригующими мазками губ по скуле мужчины, оставляя, легко выходя из объятий.

— О, сестра Розария решила проведать меня? — хихикнул Кэйа в попытке оставаться в настроении и не нагнетать своим состоянием мирную атмосферу.

— Осенняя простуда? — спросила дама, усаживаясь почти на то же место, где только что сидел Дайнслейф.

— Как и всегда, — пробурчал винодел, чувствуя на лице холодные пальцы монахини.

— В этом году особенно сильно, — вставил Дайнслейф, что присел с другой стороны кровати.

— Ну и осень гадкая выдалась, если честно, — сестра не медлила: она стянула с себя сумку, доставая микстуры и лекарства, а Кэйа лишь благодарно принимал их, мурча от ласки сестры, что держалась от проявлений нежности. Она сама не раз заражалась от Мастера, отчего, как только закончила, упала в объятия Хранителя, что как раз заждался своей порции внимания.

В спальне наступила тишина: Кэйа валился в дрему, монахиня и Хранитель безмолвно разглядывали глаза друг друга, обмениваясь известными только им сообщениями. Кэйа был доволен: он дождался свою даму сердца, и остается только дождаться выздоровления, чтобы снова ввести всех троих в их любимый круговорот бессонных ночей, странных историй и любовных переглядов.