Как оказалось, решение Микки не писать Йену было пустой тратой времени, потому что Йен пишет ему сам. На следующий день, перед тем как Микки и Мэнди выйдут на сцену, чтобы дать концерт в баре в центре города. Оба их телефона сигнализируют одновременно, и оба сообщения гласят: «УДАЧИ, ПОВЕСЕЛИТЕСЬ!»

— Оу, это очень мило, — улыбается Мэнди. Микки хмыкает и молча выключает телефон.

Он пишет Микки три дня спустя, когда Микки работает допоздна; он разгружает коробки и ведет обратный отсчет двадцати минут, оставшихся до восьми, когда его телефон жужжит в кармане: «сегодня в баре худшая группа из когда-либо выступавших, хочу украсть гитару и разбить ее об голову певца. внесешь за меня залог?»

Это заставляет Микки слегка фыркнуть, но он убирает свой телефон и продолжает работать. Конечно, когда полчаса спустя он возвращается домой, Йен находится в его квартире, помогая Мэнди готовить ужин.

— Ты явно не попал в тюрьму, — криво усмехается Микки, пока Йен накрывает на стол. Они никогда не накрывали на стол.

— Да, я воздержался, — усмехается Йен. — Едва. Четверым парням пришлось меня удерживать.

— Ладно, крутой парень.

— Завтра у меня пробежка на озеро, собираюсь посмотреть, как взойдет солнце, — говорит Йен. — Это будет потрясающе. Хочешь присоединиться?

— Тебе придется тащить мой труп за собой на веревке, — говорит Микки.

— Круто, это будет бег с нагрузкой, — ухмыляется Йен, и Микки сдается.

На следующее утро телефон Микки звонит в 5 утра. Сообщение от Йена — это фотография восхода солнца. Стоит признать, это хороший вид. Озеро окрашено розовым и оранжевым, а восходящее солнце — желтым, и город выглядит темным, тихим и мирным.

Тем не менее, сейчас 5 утра, и Микки планировал спать по крайней мере до десяти. Его первым побуждением является зашвырнуть телефон через всю комнату, но он знает, что это мысли сонного, не выспавшегося до 10 Микки, и что он пожалеет, когда не сможет найти его, проснувшись снова, поэтому вместо этого он печатает серьезное и решительное «пошел ты, Галлагер» и нажимает «отправить».

Его телефон снова звонит прямо тогда, когда он повернулся и устроился поудобнее. Это еще одна фотография: лицо Йена на фоне восходящего солнца на заднем плане. Его средний палец поднят вверх. Микки не может придумать, что на это ответить, поэтому он сует свой телефон под подушку.

— Ты тоже получаешь такое дерьмо? — спрашивает он Мэнди, когда снова просыпается, держа в руке телефон с фотографией восхода солнца. Она кивает с полным ртом хлопьев.

— По-моему, это очень мило, — говорит она. — Йен такой милый.

— Ага, — Микки бросает Lucky Charms* в миску, плеснув на них молоком. Он наливает себе чашку кофе и добавляет сахар. — Милый (1). Конечно. Вот как ты это называешь.

(*Lucky Charms — это популярная марка хлопьев, они смешаны с зефиром маршмеллоу).

— Микки, — Мэнди многозначительно смотрит на его хлопья, — мы оба знаем, что ты любишь сладкое (1).

— Я взрослый мужик и буду есть все, что захочу на завтрак, — парирует Микки и перемещается со своими хлопьями на диван, чтобы съесть их без осуждения.

________________________________________

Они готовятся к выступлению в баре в следующую пятницу, Микки на сцене настраивает свою гитару, а Мэнди помогает Светлане и раскладывает футболки, когда телефон Микки вибрирует в кармане. Он вздыхает, вытаскивая его, и это сообщение от Йена: «у тебя шнурок развязался». Микки смотрит вниз, чтобы увидеть, что шнурок на его левом ботинке волочится, а затем вверх — на Йена, который прислонился к бару со скучающим видом, повернувшись спиной к Микки. Микки завязывает шнурок. В середине их выступления, когда Йен приносит им обоим по пиву, Микки хватает его за воротник рубашки, когда тот собирается развернуться и уйти.

— Ты придурок, — говорит он, — ты мог бы просто пройти через зал и сказать мне, что мой гребаный шнурок развязался.

— Я знаю, — говорит Йен. — А ты знаешь, что делаешь это, когда злишься? Потираешь уголок рта большим пальцем. — Микки, уже готовый потереть большим пальцем уголок рта, опускает руку.

— Я делаю еще одну вещь, когда злюсь, — огрызается Микки. — И она называется бить тебя по лицу, пока ты не заткнешься.

— Позволяешь своим костяшкам делать то, что они обещают, а? — Йен выворачивается так, что воротник его рубашки выскальзывает из хватки Микки, и указывает на чернила на пальцах Микки.

— Никто не скажет, что я их не предупреждал, — говорит Микки. — Это удобно написано прямо на моих кулаках.

— Да, они получают хороший четкий обзор в течение примерно пяти секунд, прежде чем твой кулак ударяет их в челюсть. Ты обычно бьешь людей с «you up» рукой или с «fuck»?

— Держу их с «you up», бью их с «fuck». — Возвращайся к работе, придурок.

Йен вскидывает средний палец, когда рысцой бежит обратно через помещение.

Раздраженный, Микки вздыхает, проверяя настройку своей гитары. Йен раздражает.

________________________________________

У Йена три выходных дня в середине недели, поэтому он проводит послеобеденное время, присматривая за Лиамом, помогая таким образом Фионе, которой нужно работать полный рабочий день, потому что Дебби занята целым рядом внеклассных мероприятий, Карл — это Карл, а Лип переехал много лет назад. Сидеть с Лиамом в основном означает поводить его по разным паркам, так как погода хорошая, и это лучше, чем сидеть дома. Он правильнее ощущает происходящее, когда он активен, и с окончанием школы его дни значительно менее заняты. А остаться дома всегда оставляет возможность столкнуться с Фрэнком, который все еще иногда неожиданно появляется, не сказав никому, почему он нагрянул или как долго он пробудет, и никто такого не хочет.

Это заставляет Йена чувствовать себя странно, слегка ностальгически и вообще намного старше, чем он есть на самом деле, когда он берет Лиама на бейсбольное поле и игровые площадки, на которых они с Липом имели обыкновение зависать в детстве. Время — странная и пластичная штука в понимании Йена, и подавать бейсбольный мяч Лиаму в жаркий полдень среды на поле, на котором Фиона бросала бейсбольные мячи самому Йену — это конкретное напоминание о том, что он вырос, ему 21 год и он больше не живет здесь. На самом деле, не живет уже много лет.

Лиам бросает ему бейсбольный мяч обратно, и тот со всей силы врезается в перчатку Йена. — Отличный бросок! — кричит он, и Лиам, которому сейчас семь, с копной кудрей и грязными коленками, подбегает к нему, чтобы дать пять. Они решают вернуться домой пешком, чтобы встретиться с Фионой, которая возвращается домой через час. Йен каким-то образом оказался любимым братом Лиама, несмотря на его несколько непостоянное присутствие в их доме в течение последних четырех лет из-за армии и неожиданного осознания того, что он имеет право на льготы для демобилизованных (2). Может быть, в этом и есть причина, думает Йен, когда Лиам бежит вверх по лестнице к дому и сбрасывает ботинки. Ты всегда больше привязан к отсутствующему родителю, чем к тому, кто прямо тебе в лицо говорит почистить зубы и сложить носки.

С верхнего этажа доносится достаточно треска и грохота, чтобы понять, что Карл дома, а наличие рюкзака на кухонном столе предполагает, что Дебби, по крайней мере, приходила и уже ушла.

— Я пойду играть наверх! — объявляет Лиам, и Йен садится за кухонный стол, сдвигая в сторону какие-то древние игрушечные фигурки, два хлебных ножа и бутылку пива. Он открывает пиво себе, достает из кармана куртки маленькую записную книжку, грызет кончик ручки и пытается вспомнить, как он себя чувствовал сегодня.

Из армии Йен прямиком направился в офис врача в Чикаго, и ушел от доктора с тремя рецептами и назначением посещать терапию, на которую он не ходил. В конце концов он перешел к следующему доктору, и за последний год ему было поручено записывать свое настроение в маленькую черную записную книжку, которую он носит в кармане. Поначалу это было примитивно, пока он не начал понимать, что перемены его настроения систематичны и отслеживание их действительно полезно. Теперь это часть его повседневной жизни.

— Чертовски жарко, — начинает писать он в блокноте. — Влюблен в кого-то, кто раньше мутузил детей за наркотики на школьной парковке во времена моей учебы. — Его прерывает входная дверь, которая с грохотом распахивается. Фиона и Лип входят в дом, Фиона одета по-деловому, а Лип одет так, как Лип одет всегда. Лип одевается так, как будто он не понимает, что он больше не в колледже, а на самом деле работает инженером-робототехником и зарабатывает больше денег, чем кто-либо из них когда-либо зарабатывал в своей жизни.

— Спасибо, что присмотрел за Лиамом, — говорит Фиона, вздыхая и снимая туфли на каблуках. — Лип любезно предложил приехать за мной, чтобы мне не пришлось трястись на метро. Не хочешь остаться на ужин? У нас будет лазанья.

— Звучит неплохо, — Йен дает Липу пять, проходя мимо него к холодильнику.

— Такое чувство, что я не видела тебя уже несколько недель, — Фиона берет пиво, которое передает ей Лип и распускает свои волосы из конского хвоста.

— Я был занят, не знаю, — Йен засовывает записную книжку обратно в карман. — Да ты и сама была занята. В последнее время ты надрываешь свою задницу. — Это правда, но Фиона всегда вкалывает как проклятая. Она улыбается ему.

— Да уж, занят болтовней с Мэнди Милкович, — говорит Лип, падая в кресло напротив Йена и пытаясь положить ноги ему на колени.

— Мэнди гораздо лучшая компания, чем ты, — Йен сталкивает ноги Липа на пол. — Не такая вонючая, смешная и определенно более симпатичная. И я действительно много работаю, а не просто хуйней страдаю с Мэнди. Занимаюсь и другими вещами тоже, я не знаю.

— Другие вещи? — Фиона поднимает брови и делает паузу, ставя лазанью в духовку.

— Да, ну ты знаешь, общение в социуме. Я должен как-то наверстать за вас всех.

Йен очень старается, чтобы его голос звучал непринужденно, но ему это не удается. Ему никогда не удавалось быть невозмутимым или непринужденным. Это фишка Липа. Йен, кажется, краснеет, когда он начинает всего лишь думать о Микки Милковиче, и проклинает факт того, что он рыжий.

— Йен! — Фиона выглядит очень довольной. — Кто это?

— Это никто! Вы бы чувствовали себя глупо, если бы под «другими вещами» я подразумевал, что решил научиться играть на гобое (3), или увлекся роллер дерби (4)?

— Да, но это не так, — говорит Лип. — И в любом случае, ты не в состоянии удержаться на коньках прямо, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь.

— Ты с кем-то встречаешься? — Фиона закрывает дверцу духовки, обходит кухонный островок и прислоняется к спинке стула Липа. Йен вздыхает. Обычно они с Липом заодно, будучи ближе всего по возрасту друг к другу. Но в последнее время, а на самом деле с прошлого лета, все в конечном итоге сводится к тому, что Лип и Фиона тщательно изучают его объединившись, дай только повод. Они — непобедимая сила, когда действуют сообща, и Йен по большей части просто рад, что они не были такими, когда он учился в средней школе. Он вполне уверен, что они сидят и промывают ему кости, когда его нет дома.

— Нет, — говорит он, но поскольку он знает, что не умеет лгать в открытую, то продолжает, — мне кое-кто нравится. Погодите прыгать от восторга, это, вероятно, ни во что не выльется.

— Кто? — спрашивает Фиона, но потом, словно ангел милосердия слышит, как внутренний голос Йена умоляет. Какие-то очень громкие и тяжело грохочущие звуки раздаются сверху. — КАРЛ! — вскрикивает Фиона и бросается на разведку, оставив Липа ухмыляющегося Йену, как демон.

— Отвали, — говорит Йен, но сдается. — Это брат Мэнди.

Лип моргает.

— Ты что, запал на Микки Милковича? — спрашивает он, сдвинув брови. — Который типа… сын Терри Милковича, этот Микки? Тот, что раньше воровал из «Кэш и Граб», и, вероятно, мог пересчитать на пальцах одной руки то количество раз, когда он принимал душ?

— Как я и сказал, — говорит Йен. — И лучше промолчи, поскольку не тебе судить, исходя из того, с какими людьми ты и сам трахался. — Лип фыркает, потому что это правда. — Так или иначе, я действительно толком не был знаком с Микки в средней школе. Он классный. Мэнди тоже классная. Я не знаю, почему люди всегда были придурками по отношению к ним.

— Не потому ли, что их отец — белый расист? — фыркает Лип и закуривает сигарету.

— Да, а наш — это прекрасный пример доброго, заботливого, гармоничного отца.

— Верно подмечено. Я встретил его в пятницу? Я его совсем не узнал, но мои коренные зубы уже плавали в выпивке, так что все могло быть именно так.

— Да, это был он, — говорит Йен.

— Ну, теперь он точно принимает душ, — говорит Лип. — И делает себе прическу.

— Не будь придурком.

— А Микки гей?

Йен пожимает плечами, чтобы скрыть тот факт, что ему хочется поморщиться. У Липа много хороших качеств. Тонкость — не в их числе.

— Я так думаю? Не то чтобы я его спрашивал или вроде того.

— Да, вообще-то это хорошая идея — не задавать ребятам из этого района такой вопрос, — соглашается Лип.

— Но Мэнди упоминала кое-что, что заставляет меня думать, что он может им быть. Конечно, я мог бы снова надеть свои «Пожалуйста, будь геем» очки.

— Да, может ты хочешь их отрегулировать, — говорит Лип, и Йен пинает его ногой. Они устраивают потасовку, когда Фиона возвращается в комнату.

— Карл сломал часть двери в своей спальне, — жалуется она. — Разгромил начисто. Шаром для боулинга! Какого хрена у него в спальне шар для боулинга, а?

Йен отпускает Липа, тот весь раскраснелся и оттеснен рукой Йена.

— Мы посмотрим на это после ужина, Фи, — говорит он. — Тебе следует бросить курить.

— Ты мог бы начать снова, — хрипит Лип, — если хочешь, чтобы головорезы Саутсайда сосали… Господи! — Йен бросается к нему, чтобы заткнуть рот, и гонится за ним вверх по лестнице.

________________________________________

Микки только что сел за барную стойку после окончания их концерта в пятницу, не имея никаких других планов, кроме как выпить пиво и лечь спать, когда кто-то похлопывает его по плечу. Это было хорошее шоу, возможно, одно из лучших, с очень хорошей посещаемостью.

Он оборачивается, ожидая увидеть кого-то знакомого, и вместо этого оказывается лицом к лицу с Дэном Александером, одним из менеджеров радиостанции Q101. Это подтверждается секундой позже, когда Александер вручает Микки визитку. У него ухоженный вид парня с квадратным подбородком, который часто бывает у телерепортеров, несколько замаскированный его кожаной курткой и ботинками, и он улыбается Микки.

— Микки Милкович, верно? Дэн Александер. Эй, отличное выступление, мы играли ваши песни на нашей станции, ты знаешь, они получили отличную обратную связь.

— Спасибо, приятно познакомиться, — Микки берет визитку, чувствуя себя немного пораженным. — Я могу… хотите пива?

— Нет, спасибо, я уже выпил несколько бокалов. Эй, я надеялся перекинуться парой слов с тобой и твоей сестрой кое о чем, если у тебя есть минутка?

— Конечно… Мэнди… — Микки крутится на своем месте и ловит взгляд Мэнди. Она на другом конце бара разговаривает со Светланой, но встает и подходит к нему, когда он делает ей знак. Александер качает головой, сверкая и ей своей огромной и слегка ошеломляющей улыбкой. В баре нет свободных мест, и Микки поворачивается, чтобы похлопать парня, сидящего слева от него, по плечу.

— Эй, не могли бы вы встать на пару минут и уступить девушке стул? — Мэнди корчит гримасу Микки за спиной Александера.

— Отвали, приятель, — хмурится мужчина, высокий, с сальными темными волосами и крючковатым носом. Микки скрещивает руки на груди, и мужчина встает и делает несколько шагов, нарочно натыкаясь на бок Микки.

— Придурок, — говорит Мэнди и садится. — Дэн. Приятно познакомиться, что мы можем для вас сделать?

— Что ж, — снова ухмыляется Александер. — Как я уже говорил Микки, мы получили отличный отклик от наших слушателей на ваши песни, и были люди, рассказывающие нам об этих шоу, которые вы проводите здесь, поэтому я просто обязан был прийти проверить сам, и, честно говоря, я был поражен!

Парень банальный, но искренний, и Микки смотрит на Мэнди и улыбается. — Спасибо, — говорит Мэнди. — Очень мило с вашей стороны так говорить.

— Итак, я хотел бы спросить вас… — продолжает Александер, и Микки засовывает руки в карманы куртки, чтобы послушать, а затем замирает, заметив, что его левый карман подозрительно пуст.

— Блять, — говорит он, — погоди, извини, этот ублюдок украл мой бумажник! Он был в моем гребаном кармане, а теперь его, блять, нет!

— Черт! — восклицает Мэнди. — Что в нем было?

— Всего шестьдесят баксов наличными, водительские права и пять страниц с текстом песни, — стонет Микки.

— Хочешь, я вызову копов? — Александер начинает вытаскивать свой телефон из кармана прямо в тот момент, когда Йен, который работает как обычно, подходит, чтобы забрать стакан Микки.

— Нет, не звони долбаным копам… черт… Галлагер! Ты знаешь парня, который сидел здесь? Он просто смылся с моим чертовым бумажником!

Йен хмурится.

— Эм — говорит он, — высокий парень? С большим носом? — Микки многозначительно кивает. — Да, его зовут Рик, он всегда здесь, присматривается к кассе. Неужели он действительно схватил его? Он живет совсем рядом, я могу показать тебе, где. Держу пари, мы его поймаем, я только что видел, как он уходил.

— Да, он это действительно сделал, Господи Боже, — Микки встает. — Мэнди, оставайся здесь и продолжай этот важный разговор. Галлагер, я правильно полагаю, что у тебя нет бейсбольной биты за стойкой бара?

— Это не такой бар, — говорит Йен. — Я уверен, что мы можем импровизировать. — И Микки следует за ним к двери.

Йен несется вниз по тротуару, резко поворачивает направо и исчезает между двумя зданиями; Микки приходится прибавить скорости, чтобы догнать его, и когда он это делает, то хватает его за локоть.

— Не у всех из нас ноги как у газели, знаешь ли, — огрызается он, и Йен ухмыляется, замедляет шаг, они вместе сворачивают за следующий угол и оказываются на задворках многоквартирного дома.

К удивлению и удаче Микки, крючконосый похититель бумажников Рик прислонился к стене здания с сигаретой во рту. Он вздрагивает, когда видит, что Микки и Йен сворачивают за угол, и делает несколько шагов назад с поднятыми кулаками.

— Я знаю, что он у тебя, козел, так что отдай его, и мы развернемся и пойдем обратно в бар, как будто ничего не случилось, — говорит Микки, протягивая левую руку.

— Не понимаю, о чем ты, блять, говоришь, — отвечает Рик. Для человека с таким большим шнобелем у него ужасно гнусавый голос.

— Мой бумажник, болван. Выкладывай, и я оставлю твой нос в том же состоянии, что и сейчас.

— Не знаю, зачем тебе это нужно, но эй, — говорит Йен, и Микки кашляет, фыркая.

— Я ничего такого не делал, придурки!

— У нас есть запись с камер наблюдения в баре, Рик. Верни бумажник и никаких проблем не будет. — Йен, вероятно, лжет, но он говорит это с такой серьезностью, что Микки ему верит. Рик вздыхает, опускает руки и лезет в карман куртки за бумажником Микки. Он протягивает его в сторону Микки, но тот делает шаг вперед и выхватывает его у него из рук. Он щелчком открывает бумажник и роется в нем, пересчитывая наличные деньги внутри. Кажется, ничего не пропало.

— Спасибо за сотрудничество, — весело говорит он. Острое лицо Рика заметно расслабляется.

— И еще, — добавляет Микки, — пошел ты нахуй! — он хватает Рика за плечо рукой, в которой нет бумажника, и бьет того коленом в живот, так что он падает на бок.

— Ах ты маленький засранец! — ахает Рик, задыхаясь. — Ах ты маленький…

Микки возвращается тем же путем, каким они пришли, с Йеном, следующим за ним по пятам. Они пробегают мимо бара и сворачивают за угол, пока не оказываются подальше от людских глаз, а затем Микки останавливается так резко, что Йен почти врезается в него. Микки пихает его легко и игриво, и Йен подталкивает его бедром, так что Микки отскакивает к стене, и они оба разражаются смехом.

— Я должен был работать, — говорит Йен. — Если меня уволят, то это будет только по твоей вине, ясно?

— Я должен был говорить с управляющим ебаной радиостанции! — умудряется сказать Микки, и Йен пристально смотрит на него, на мгновение подавив смех.

— Тогда перестань валять дурака и иди поговори с ним! Йен толкает Микки обратно к бару, и Микки толкает его снова для равного счета, но идет.

Мэнди и Дэн Александер все еще сидят в баре, когда Микки возвращается.

— Вернул его? — спрашивает Александер, и Микки кивает.

— Да, это было чертовски грубо с моей стороны — сбежать в середине нашего разговора, — говорит Микки. — Извини за это.

— Я подумываю переименовать группу в «Мэнди и Бесцеремонные Придурки», — говорит Мэнди, и Александер смеется.

— Вот что мне действительно нравится в вас, ребята, — говорит он. — Вы настоящие, честное слово. Вы именно такие, какие вы есть, и мне это в вас нравится. Я уже говорил Мэнди, что считаю вас замечательными, правда, и мне бы хотелось, чтобы вы, ребята, присоединились к живому выступлению в нашей студии через несколько недель.

— Что? Неужели? — Микки делает паузу, чтобы убедиться, что он все правильно расслышал. Мэнди хватает его за руку так крепко, что ему больно, и подпрыгивает на стуле, ее глаза блестят. — Так вот о чем вы хотели нас спросить?

— Конечно, — говорит Александер. — Это были бы вы и несколько других местных коллективов, часовое выступление с довольно большой толпой, и мы бы транслировали его в прямом эфире.

— Удивительно, правда? — Мэнди, очевидно, очень старается говорить потише. Микки кажется, что он видит сон. Возможно, это галлюцинации.

— Ты же не прикалываешься над нами? Ты это серьезно, — говорит он.

— Абсолютно. Один из наших ди-джеев видел ваше шоу здесь несколько недель назад и с тех пор он возвращается. Он рекомендовал вас мне, и после того, как я увидел вас сегодня вечером, я согласен. Мэнди предположила, что твой ответ будет «да». Она была права?

— Черт возьми, да, она права! — восклицает Микки, стараясь говорить спокойно. Повинуясь внезапному порыву, он наклоняется и чмокает Мэнди в щеку. — Ты должен позволить нам угостить тебя выпивкой за это.

________________________________________

В конечном итоге они едут домой на автобусе и покупают бутылку виски по дороге, конечно, с Йеном на буксире, как это уже становится привычным делом. Микки засыпает около полуночи, а Мэнди и Йен все еще хихикают в соседней комнате. Он просыпается чудесным образом без похмелья, когда его телефон гудит около семи. Микки даже не утруждает себя, чтобы посмотреть, от кого это сообщение. Он переворачивается и кричит: «Галлагер!»

Со стороны кухни раздается громкий стук, но Йен не отвечает. Телефон Микки снова вибрирует секундой позже, и он ругается и шарит вокруг своего прикроватного столика, чтобы схватить его. «Я готовлю блины», — говорится в сообщении. Предыдущее гласит: «Где твоя сковородка?»

Микки вытягивает руки над головой и удивляется тому факту, что он должен злиться, что его разбудили, но это не так. Он не закрыл жалюзи на своем окне, когда заснул, так что он видит клочок мягкого утреннего неба с несколькими тонкими облаками в его поле зрения. Щебечет птица, как будто хочет подтвердить, что это действительно прекрасное утро, и он должен встать и насладиться этим в кои-то веки. В квартире пахнет кофе. Микки чувствует себя как в рекламе. И тут его телефон снова жужжит.

— Господи Боже, Галлагер! — кричит Микки. — Неужели парень не может поваляться в постели в своем собственном гребаном доме?

— Это не я! — кричит Йен в ответ из кухни.

— Заткнитесь! — голос Мэнди доносится из ее спальни. Микки сдается, откидывает одеяло, натягивает футболку и шаркает на кухню за кофе.

— Не знал, что у нас появилась домохозяйка, — говорит Микки Йену, который переворачивает блины на плите. Он открыл окна в кухне и сварил кофе, и его яркие волосы образовывают золотисто-красный ореол вокруг головы в солнечном свете, проникающем через окна.

— Ты должен быть милым со мной за приготовленный завтрак, — Йен выглядит по-глупому веселым, как и всегда, даже с взъерошенными волосами и опухшими глазами, которые бывают у некоторых людей, когда они пьют.

— Да, мои извинения, ты мой хренов герой, — Микки наливает себе кофе и смотрит на телефон. — О, Светлана устраивает вечеринку в следующие выходные. В субботу. Почему она вообще проснулась прямо сейчас?

— Да, я знаю, она и меня пригласила, — говорит Йен.

— Ты разбудил меня в семь утра, мать твою, дай мне позавтракать, — огрызается Микки, и Йен выкладывает ему на тарелку три блинчика. Они действительно хороши. Через минуту Мэнди выходит из своей спальни и садится рядом с Микки, и они втроем завтракают.

Мысленно Микки корректирует в своей голове представление о Йене с прошлой недели. Йен Галлагер немного раздражающий, но Йен Галлагер также забавный, слегка чокнутый, определенно красивый и в целом не самая плохая компания.