Вечеринка у Светланы, как всегда, проходит с фантастическим успехом. Это почти единственный раз, когда Микки может смириться с европейской танцевальной музыкой, которая будет играть у нее, или водкой, которую она будет пить. Микки и Мэнди остаются до тех пор, пока Светлана не выгонит всех, Микки выблевывает около полутора бутылок импортного алкоголя под столом Светланы и засыпает на ее диване около трех. Он просыпается через несколько часов, чтобы пойти в ванную, сталкивая Мэнди, которая отключилась, положив голову ему на живот, как она делала, когда они были маленькими.

Светлана уже проснулась и одета в розовый цветочный халат, когда Микки, спотыкаясь, ковыляет из ванной на кухню за стаканом воды. У него во рту вкус старого башмака. Светлана молча протягивает ему стакан и кивает.

— Ты хочешь «Кровавую Мэри»? — спрашивает она, и Микки тут же закуривает. — Здесь нет томатного сока, мы собираемся прогуляться вниз по улице. Мэнди!

Мэнди бормочет что-то неразборчивое с дивана.

— Мы оставим ее. Надень футболку, пошли, — Светлана бредет в свою спальню переодеваться.

Сейчас одиннадцатый час, поэтому в Пустой Бутылке открыто, но в основном безлюдно. Микки покупает им обоим две самых огромных и красных «Кровавых Мэри», которые он когда-либо видел, и они уже наполовину прикончили их, и оба чувствуют себя людьми чуть больше.

— Ты сегодня работаешь? — спрашивает Светлана, и Микки качает головой. — Мне в три часа, — вздыхает она. — Может быть, я совершаю ошибку.

— Без шуток, — Микки впивается зубами в соленый огурчик.

— А почему оранжевый мальчик не пришел? Ты его приглашал?

— Ему нездоровилось, — говорит Микки с набитым ртом.

— Не настолько болен, чтобы таскать большие коробки, — говорит Светлана.

— Что? — Она жестом указывает ему за спину, и Микки оборачивается. К его удивлению, Йен и несколько других барменов входят через заднюю дверь, все они несут кучу картонных коробок и ящиков. Он ловит взгляд Микки, с ворчанием ставит ящик на землю и подходит.

— Тяжелая ночь? — спрашивает он, ухмыляясь при виде их напитков. Он в майке и потертых джинсах, и выглядит измученным, но на тысячу процентов лучше, чем накануне. — Мэнди сделала это, или вы оставили ее умирать?

— Bozhe moy, — говорит Светлана, качая головой. — Его вырвало под моим кухонным столом. Мэнди спит.

— Классный номер, — смеется Йен, и Микки пинает его в пятку кроссовка. Йен уворачивается. — Жаль, что я это пропустил, Светлана. Я действительно был в плохом состоянии.

— Это не проблема, — Светлана одаривает его одной из своих самых теплых улыбок.

— Ты сегодня работаешь? — спрашивает Микки.

Йен отрицательно качает головой.

— Не-а, просто помогаю им с доставкой. У меня сегодня семейные дела, Лип подъедет около часа. Почему спрашиваешь, что случилось?

— Ты хочешь… — Микки виновато смотрит на Светлану, которая закатывает глаза, — позавтракать? Сейчас я могу съесть столько блинов, что хватит на троих.

— Звучит неплохо! Дай мне только закончить здесь, — говорит Йен и поворачивается обратно к задней двери бара. Светлана вздыхает.

— Ладно, иди, оставь меня здесь в моем несчастье, — говорит она, прихлебывая свой напиток.

Они идут по улице к закусочной, и поскольку сегодня хороший день и Микки хочет покурить, они устраиваются снаружи на террасе. Микки заказывает большущую стопку блинов и кофе. Йен — огромный омлет, колбасу и тосты. Они с удовольствием едят в течение нескольких минут, Микки высыпает сахар в свой кофе и топит свои блины в сиропе, а затем Йен резко отодвигает свою полупустую тарелку и прочищает горло.

— Эм, спасибо, — говорит он, — за вчерашнее. — Микки перестает есть и слизывает сироп с большого пальца.

— Пожалуйста, — говорит он, — но я ничего такого не делал. Ел твою еду и смотрел кино на твоем диване, очень напрягся.

— И даже не запер дверь, когда уходил, позор, — Йен прихлебывает свой кофе. — Но серьезно. Было очень мило с твоей стороны проверить меня, и еще лучше, что ты остался. Многие люди довольно сильно пугаются этого дерьма.

— Сегодня ты выглядишь лучше, — говорит Микки, затягиваясь сигаретой, чтобы скрыть тот факт, что обычно это не то, что ты говоришь своим друзьям.

— Чувствую себя лучше. Во всяком случае, достаточно хорошо. — Йен замолкает, смотрит в свою чашку с кофе и жует губу. Микки снова затягивается сигаретой. Он чувствует, как слова Йена шевелятся у него в голове. Он находится на краю какого-то признания, возможно, объяснения, чего-то, для чего он должен быть уверен, что может доверять Микки. Они сидят за маленьким столиком на солнышке, и воздух теплый, но вдруг становится еще теплее, и сердце Микки безо всякой причины начинает биться быстрее. Он выдыхает, и дым поднимается в пространство между ними за столом.

— Эй… — начинает он, намереваясь сказать Йену, что нет никакой причины, что он не должен этого делать, если не хочет, что он не обязан объясняться с Микки.

— У меня биполярное расстройство, — говорит Йен. Эти слова покидают его в спешке. Он говорит это больше своей кофейной чашке, нежели Микки. — Вот чем было все это дерьмо, чем оно всегда и является. — Он жестом показывает на себя и без особого энтузиазма пожимает плечами. — Как правило, все под контролем. Во всяком случае, до тех пор, пока не перестает. Ты просто застал меня вчера в, эм, довольно дерьмовый момент.

— Это действительно дерьмово, — говорит Микки, потому что так оно и есть. — С тобой все будет в порядке?

— Так же хорошо, как и всегда, — говорит Йен. — Да, со мной все будет в порядке. Это время от времени застает меня врасплох. Раньше было намного хуже.

— Ну, ты не так уж много пропустил, — говорит Микки, возвращая свое внимание к блинам. — На вечеринке. Просто невероятно достойный вид на то, как меня выворачивает.

— Да уж, как бы волнующе это ни звучало… — фыркает Йен, и Микки швыряет в него бумажной салфеткой. Он тушит сигарету и уже тянется за следующей, когда Йен снова прочищает горло и барабанит пальцами по краю кофейной чашки. Он поднимает взгляд на Микки, и его глаза становятся очень зелеными. — Это важная вещь обо мне, которую ты должен знать, прежде чем окунуться в эту дружбу, я думаю.

— У каждого есть свое дерьмо, с которым он должен иметь дело, но это не значит, что я во что-то ввязываюсь, — быстро говорит Микки. — Черт, я имею в виду, посмотри на меня и Мэнди. Беглецы из жестокой (1) семьи, которые создали гребаную фолк-группу? Мы автоматически становимся вожделенным сном какого-то психотерапевта.

— Что? — Йен замолкает с наполовину поднесенной ко рту чашкой кофе.

— Ничего, — Микки на самом деле не собирался говорить это вслух. — Разговор для следующего раза. Дело в том, что мне ничего не нужно знать о тебе, прежде чем я буду с тобой общаться. Блядь. За какого гребаного парня ты меня принимаешь? Чертов осуждающий мудак или что-то в этом роде? Да пошел ты, Галлагер. — Он со всей яростью вонзает вилку в свой блин и сердито смотрит на Йена, который пристально глядит на него, все еще держа чашку кофе в воздухе.

— Перестань пялиться на меня и ешь свой ебаный омлет, — Микки запихивает блины в рот, и Йен разражается смехом.

________________________________________

Они вместе идут к квартире Йена, Микки — с намерением сесть на автобус и вернуться домой, когда Йен должен будет встретиться со своим братом. Они обнаруживают дверь квартиры Йена уже незапертой, а Липа прислонившегося к кухонному столу с сигаретой во рту, листающего книгу. В освещении, отличном от задымленных тусклых ламп бара, Лип Галлагер кажется Микки знакомым в том самом отдаленном смысле, в каком ему знакомы оба брата.

— Йоу, — говорит он, когда Йен открывает дверь. — Извини, что я так рано, я думал, что ты уже будешь дома… о…

— Заткнись, — говорит Йен, отрезая то, что Лип собирается сказать. Лип шевелит бровями в сторону Йена, который выхватывает книгу из его рук. — Она будет пахнуть сигаретами, придурок. Я собираюсь перепродать ее в следующем семестре, и никто не захочет ее купить, если она будет вонять как пепельница.

— Единственное хорошее применение для «Старик и море» — это в качестве пепельницы, — говорит Лип. — Я практически уверен, что тоже должен был это прочесть, и я практически уверен, что не читал. — Он поворачивается, протягивает Микки руку и пожимает ее. — От тебя, Йен, пахнет потом и вафлями. Новый одеколон?

— Должен был помочь перенести несколько коробок на работе, — пожимает плечами Йен. — Тебе придется подождать, пока я приму душ. То, что ты получаешь за то, что приходишь пораньше. Черт! Я придурок. Микки!

— Так меня зовут. — Микки поднимает бровь.

— Я собирался спросить тебя на вечеринке у Светланы, а потом, ну ты понимаешь, не важно. Ты сегодня занят? Хочешь пойти на наше барбекю? Бесплатная еда, бесплатное пиво. Я спрашивал Мэнди тоже, но она занята.

— О, что ж, — хмурится Микки. — Я не хочу мешать, если это семейная встреча.

— Если под «семейная встреча» ты подразумеваешь целую кучу людей, половина из которых носит фамилию Галлагер, которые собираются вместе и едят гамбургеры, то да, это так, — говорит Лип.

Какого черта, думает Микки. Бесплатные бургеры.

— Конечно, — говорит он. — Почему бы и нет.

Лип тушит сигарету о тарелку, стоящую на стойке. — Может, ты все-таки пойдешь в душ? Мы опоздаем.

— У тебя есть время заскочить ко мне, чтобы я мог сменить футболку? — спрашивает Микки. — Это та, что выжила после вчерашней вечеринки, и она, вероятно, тоже не очень хорошо пахнет.

— Просто выбери что-то из моего, — говорит Йен слегка приглушенным голосом, уходя в свою спальню. — На сушилке корзина с чистой одеждой.

— Я не ебаная девчонка, Галлагер, — огрызается Микки, чувствуя раздражение оттого, что мысль о том, чтобы покопаться в чистом белье Йена и надеть его майку, заставляет его чувствовать себя так, будто его снова тошнит.

— Не позволяй Мэнди услышать, как ты это говоришь, — Йен просовывает голову в дверь своей спальни. Он уже наполовину стянул через голову свою собственную футболку, и он снимает ее полностью, швыряя через плечо в другую кучу белья. Без футболки плечи Йена оказываются невероятно веснушчатыми. Живот у него бледный и плоский, а едва заметная полоска рыжих волос исчезает за поясом джинсов. Рот Микки автоматически хочет спросить, соответствует ли ковер шторам. Он пускает слюни, когда нервничает или злится. Он знает, что это так. Это никогда не было хорошей особенностью.

— В этой корзине есть голубая в клетку, — Йен прислоняется к косяку двери своей спальни. С этого ракурса Микки видит, что у него татуировка на ребрах… — Она мне мала, так что, наверное, подойдет.

— Большое иди ты. (2) — Микки заставляет себя пройти через комнату и покопаться в белье, пока не видит синюю клетчатую рубашку.

— Это что, сокол? — спрашивает он, указывая на татуировку. Губы Йена кривятся.

— Орел, — говорит он.

— С дробовиком?

— Слушай, у тебя нет монополии на дурацкие шестнадцатилетние татуировки, — говорит Йен. — Я тогда думал, что это действительно круто.

— Это… — Микки хочет сказать что-нибудь приятное. Он не может, — смешно. Это просто смешно.

— Говорит человек, чьи правые костяшки пальцев заставляют матерей морщиться и навсегда закрывать глаза своим детям, — возражает Йен.

— Может ты уже примешь чертов душ? — огрызается Лип у них за спиной, и Йен смеется, протискиваясь мимо Микки в ванную. Микки вздыхает и возвращается на кухню, стягивая через голову вчерашнюю майку и натягивая рубашку Йена. Она действительно подходит ему, почти идеально.

— Мы должны забрать уголь для Кева по дороге, — говорит Лип. Он закуривает еще одну сигарету и жестом зажигалки показывает на Микки, приподнимая бровь. Микки достает еще одну сигарету и позволяет Липу дать ему прикурить. — Он займется грилем. Я так же вчера установил наш дерьмовый бассейн. Это всегда весело, до тех пор, пока Фрэнк не появится и не сломает его снова, как это было прошлым летом.

— Думаешь, он собирается? — звучит голос Йена из ванной. Вода в душе включается.

— Кто знает, — пожимает плечами Лип, пряча зажигалку обратно в карман. — Дебс говорит, что они не видели его уже несколько дней, а когда увидели его, он думал, что он был под экстази.

— Господи, — произносит голос Йена.

— Подожди… — Микки вынужден прервать разговор, чтобы он не перешел в другую плоскость, как это обычно бывает у Йена и Липа. — Под Фрэнком вы подразумеваете Фрэнка Галлагера? Типа того, который вырубается в общественных парках, этого Фрэнка Галлагера? — Лип смотрит на него, кивает. — Вы родственники или что-то в этом роде?

— Э-э, — Лип вынимает сигарету изо рта. — Да. Или что-то в этом роде. К сожалению, мы его дети.

Микки хмуро смотрит на него, его смущение по поводу того, почему он находит Липа таким знакомым, ослабевает. Он определенно видел его раньше. Просто прошли годы.

— Ты этого не знал? — Голова Йена появляется из-за двери ванной, его волосы мокрые. — Мы учились в одной школе! У нас с Мэнди даже был совместный урок. Мы живем, типа, в конце квартала.

— Галлагер — это распространенная фамилия, ясно? — огрызается Микки. — В школе со мной училось человек пятнадцать таких как вы, а я уже давненько там не живу, и как, черт возьми, я должен помнить, кто из вас дети Фрэнка Галлагера?

— В душ! — Кричит Лип. — Йен! Господи! — Голова Йена снова исчезает за дверью. — Я полагаю, ты забыл, что однажды я писал для тебя доклад.

— Неужели?

— Да, по английскому в десятом классе или что-то в этом роде.

— Получил пятерку за это?

— Четыре с плюсом, я думаю, — пожимает плечами Лип, и память Микки еще немного напрягается. Лип Галлагер, мудила, острый на язык, который может подогнать курсовую за деньги.

— Ты мутил что-то с тестом SAT (3), — говорит Микки, и Лип хихикает.

— Конечно, пока меня не поймали. Тогда я решил, что действительно пойду в колледж и должен был отнестись к этому серьезно. Получил высший бал, если тебе интересно.

Микки пофиг.

— Я почти уверен, что мой отец пытался убить вашего отца несколько лет назад, — признается Микки. Терри так и сделал, потому что Фрэнк Галлагер ускользнул из бизнеса, а Терри Милкович разбирается со всеми своими проблемами одним и тем же способом: пистолет в лицо. — Все еще хочешь видеть меня на своем пикнике?

— Это делает тебя еще более желанным гостем, — говорит Лип. — На данный момент более удивительно, если кто-то не пожелал Фрэнку хотя бы смерти. Однажды я попытался сбить его машиной.

По какой-то причине это заставляет Микки чувствовать себя лучше, хотя он и не может сказать почему. Все портится минутой позже, когда Йен выходит из ванной в одном полотенце, и ему приходится притвориться, что он кашляет от сигаретного дыма, чтобы скрыть тот факт, что он смотрит на линию плеч Йена, когда тот входит в свою спальню. Когда он заканчивает притворно кашлять, Лип бросает на него удивленный взгляд, означающий, что он это заметил, и Микки ловит себя на мысли о том, что было общей присказкой в его районе в детстве: «гребаные Галлагеры».

________________________________________

Дом детства Липа и Йена действительно находится недалеко от дома детства Микки и Мэнди, и этот факт заставляет Микки чувствовать себя неловко, когда Лип останавливает свою машину у обочины. Микки, наверное, сотни раз проходил мимо этого дома. За домом толпятся люди, еще несколько человек курят на крыльце, а посреди двора стоит то, что кажется древним и ржавым красным автобусом. Йен и Лип направляются по дорожке к автобусу и задней части дома, Лип несет мешок с углем, а Микки медленно открывает дверцу машины, задаваясь вопросом, может быть, он совершает ошибку.

Он уже много лет не появлялся в этом районе. С того самого года, как они с Мэнди сбежали. Он знает, что Мэнди раз или два навещала их братьев или виделась со своими друзьями, но после того, как они уехали, Микки уже не к чему было возвращаться. Он действительно помнит эту улицу и обшарпанные дома на ней, и они не выглядят иначе. Это тревожит. Стоя на дороге, он как будто снова семнадцатилетний, и Терри может выйти из-за соседнего угла.

Терри в тюрьме. Микки знает это, но он не чувствует себя менее тревожно. Он знает, что это глупо. Это не помогает тоже.

— Захлопни дверцу машины, ладно? — зовет Лип. — Я не могу оставить ее незапертой в этом районе. Эй, Фиона!

Микки делает это и следует за Йеном, который бросает на него быстрый взгляд.

— Ты в порядке? Ты выглядишь так, будто кто-то ударил тебя ножом в живот.

— О, спасибо тебе, большое спасибо, — ворчит Микки.

— Расплата за твои добрые слова вчера.

— Я в порядке, я просто… — Микки делает паузу. — Я уже давно здесь не был.

— О. — Говорит Йен. Его брови сходятся. — Прости, что притащил тебя.

— Принеси мне пива, и все будет прощено, — говорит Микки, и Йен смеется. Они обходят автобус и бассейн, или то, что считается бассейном в Саутсайде, появляется в поле зрения. Он сделан из фанеры, и с полдюжины детей плещутся в нем и визжат. Йен машет рукой нескольким людям, показывает на макушку Липа у задней лестницы и открывает рот, чтобы что-то сказать. Прежде чем он успевает, нечто быстро движущееся и ярко-красное тяжело врезается ему в живот. Микки это слышит. Его рефлекс заключается в том, чтобы отпрыгнуть назад, сжав кулаки, но тут Йен радостно кричит, и красное пятно оказывается ребенком в красной футболке. Йен поднимает его в воздух, и маленький мальчик с вьющимися каштановыми волосами обнимает Йена за шею и выкрикивает его имя.

— Эй, приятель! — говорит Йен. — Я тоже скучал по тебе! Лиам, это Микки, поздоровайся с Микки! — Лиам машет рукой, повиснув на плече Йена.

— А почему у Микки на руке написано плохое слово? — спрашивает Лиам.

— Его спорное мнение, — Йен тяжело опускает его на землю. — Ты слишком большой для этого, дружок. Где Фиона? — Лиам указывает через двор на женщину с каштановыми волосами, которую Микки узнал по фотографиям в квартире Йена, и смутным воспоминаниям того времени, когда он бегал по этому району еще мальчишкой.

— Слава Богу, это ты! — На Фионе Галлагер обрезанные шорты и майка, а в руке она держит пиво. — Я думала, что он побежал и вцепился в какого-то совершенно незнакомого человека! Ты должно быть Микки, да? Я Фиона, как дела? Йен перестань хуйней страдать и принеси ему пива или еще чего-нибудь, ты же не в сарае рос!

— Только в задней части фургона, иногда, — говорит Йен.

— Обсуди это с Фрэнком! — Фиона ласково взъерошивает волосы Йена и бросается вслед за Лиамом.

— Итак, это…

— Старшая сестра, младший брат, — говорит Йен. — Дебби там, у бассейна, Карл сидит на крыше фургона… — Карлу, вероятно не стоило сидеть на крыше фургона. — КАРЛ СЛЕЗАЙ С ФУРГОНА! — Карл слезает с фургона, показывая Йену на ходу средний палец.

— Твоя сестра сказала, чтобы ты перестал валять дурака и принес мне пива, — Микки толкает локоть Йена своим собственным. — Так что перестань валять дурака и принеси мне пива. Ты дерьмовый хозяин.

— Дерьмовый хозяин? — возмущается Йен с насмешливым беспокойством в тоне. — Я? Хорошо, Микки. Я перестану валять дурака и пойду принесу тебе пива. Ты смотришь? Потому что я так и сделаю. Я ухожу. — Он вскидывает руки и, не сводя глаз с Микки, направляется к холодильникам.

— Не поверю, пока не увижу, — говорит Микки.

— Тебе лучше поверить в это, — настаивает Йен, все еще пятясь назад. — Успешное оказание гостеприимства. Я раздобуду пиво. Только ты подожди. — Он так увлечен тем, чтобы идти задом наперед и насмехаться над Микки, что натыкается прямо на мужчину у гриля, широкоплечего и даже выше Йена с копной длинных темных волос.

— Чертовы Галлагеры! — кричит тот, размахивая лопаточкой.

— Прости! — Йен резко оборачивается. — Прости, Кев!

— Дерьмовый хозяин! — кричит Микки.

Йен обходит вокруг гриля, чтобы взять три пива из холодильника, передавая одно Кеву, когда он проходит мимо, затем одно Микки. Он протягивает свою неоткрытую банку, чтобы чокнуться с Микки, шевеля бровями.

— Я мог бы заставить тебя самого взять его, — говорит он.

— Ну ладно, ты не так уж и ужасен, — соглашается Микки. — Пока ты не споткнулся о свою задницу, доставая для меня гамбургер.

— В твоих мечтах, — говорит Йен. Он ухмыляется. Несмотря ни на что, Микки улыбается в ответ.

— Йен! — Лип на другом конце двора машет руками над головой. — Нам нужны еще двое для корнхола (4), иди сюда!

— Пусть он сначала допьет свое пиво, — говорит Кев у гриля. — Ты же знаешь, что иначе он всегда тебя обыграет.

— Ебаная военная подготовка! — выкрикивает Лип. — Дробовик, Йен! Дробовик! (5)

— У меня чистая футболка! — кричит Йен в ответ. — Я не хочу, чтобы вся она была залита пивом.

— Снимай! Ну же, я хочу поиграть в эту игру.

Йен закатывает глаза и стягивает футболку через голову, бросая ее Микки, который ловит ее без раздумий, а затем хочет снова бросить ее. Она теплая и пахнет как Йен, и он перекидывает ее через плечо, чтобы не держать в руках. Йен берет у Кева открывалку для бутылок, пробивает дырку в пивной банке и опрокидывает ее, подняв руку над головой, когда заканчивает. Он, вероятно, мог бы сделать это и без того, чтобы снова снимать футболку.

— Я все равно надеру тебе задницу, — говорит он, потянув свою футболку с плеча Микки. — Надерем Липу и Фионе задницу вместе в корнхоле?

Микки хочет сказать «нет». Микки хочет сказать, что все это было ошибкой. Что сесть в машину с двумя Галлагерами и позволить им отвезти себя в район, из которого он никогда не был уверен, что сможет выбраться на обеих ногах, было чертовски плохой идеей, а сделать это с этим смешным мальчишкой, который забрался ему под кожу, и того хуже. Микки хочет сказать, что он этого не делает. Конечно, никто никогда не обвинял его в том, что он начитанный умник, но он все же не идиот. Он выживал так долго, как мог, не принимая ничьего дерьма и будучи осторожным, и прямо сейчас он стоит во дворе полном людей, с Йеном без футболки, повернувшимся к нему с тысячеваттной улыбкой и большими зелеными щенячьими глазами, и это совсем не умно или осторожно. Он хочет сказать «отвали».

Когда он открывает рот, то произносит: «тебе лучше не подводить меня, Галлагер.»

И Йен не подводит. У Йена, как оказалось, отличный прицел.