— Я не могу поверить, что вы двое оказались настолько безответственными!

Алина незаметно поморщилась и сделала крохотный шаг назад.

— Сбежали с соревнований, — продолжал Арутюнян, — устроили скандал с коллегами, ещё и шатались по всему «Мегаспорту»!

— Рафаэль Владимирович, мы нечаянно! — воскликнула Алина.

— С Ханю ты тоже нечаянно поругалась? — едко спросил Арутюнян. — Под камерами, когда там даже у стен есть Благов, когда ничего не снимает и не записывает только ленивый? А ведь с твоими амбициями это может обеспечить тебе серьёзные проблемы!

— Но мы…

Арутюнян нахмурился ещё сильнее.

— Никаких «но»! — отрезал он. — Вы подвели себя, вы подвели меня и доверие людей, которые помогли мне впустить вас внутрь! Вам очень крупно повезло, что пока никто не догадался слить в сеть то, как вы спокойно сбегаете с соревнований, а ты, — он снова обратился к Алине, — ещё и устраиваешь скандалы с теми, с кем даже разговаривать надо осторожно.

Алина уныло опустила голову.

— Значит, так, — вздохнул Арутюнян. — Курсовую по олимпийской драме ты не пишешь. И, — добавил он, заметив, как Алина уже собиралась возразить, — мне всё равно, сколько информации ты собрала и сколько страниц написала. Заниматься скандальным материалом, будучи скандальной личностью — это всё равно что готовиться попрощаться со своей карьерой раз и навсегда. Да и за свои ошибки нужно отвечать, а не надеяться в очередной раз на то, что пронесёт. Теперь ты, — он обратился к Нейтану. — Я понимаю, что тебе не интересны эти соревнования, но должно же быть хоть какое-то понятие о работе и необходимости? Ты оба дня уходил после первого же вида, через главный вход, и даже ни разу не догадался снять аккредитацию! Ну сбегать-то тоже нужно уметь!

— Это вы ещё не знаете, с кем он сбегал и что они там делали… — пробормотала Алина, чтобы Арутюнян не услышал.

Но он оказался обладателем удивительно острого слуха.

— И чем же они были заняты? — поинтересовался он.

Нейтан сделал самые страшные глаза, на которые был способен, и отчаянно замотал головой, пытаясь намекнуть Алине, что дальше продолжать не стоит. Однако она, видимо, либо не заметила, либо решила воспользоваться вековой мудростью, ставшей одним из столпов, на которых держится целая культура: «сгорел сарай — гори и хата».

— Чем они там занимались — я и сама бы хотела узнать, — начала она, но осеклась, наткнувшись на угрожающий взгляд Нейтана. — А с кем… с кем — тоже не знаю. Вот. Но знаю, что он там был не один.

— Нейтан? — обратился к нему Арутюнян.

Нейтан промолчал. Рассказывать о том, что именно случилось на парковке «Авиапарка» и кто принял в этом самое прямое участие, он не хотел. Тем более что такой поворот событий Арутюнян бы точно не смог оценить. Положительно, по крайней мере.

— Не хочешь рассказывать?

Нейтан снова ничего не ответил. Арутюнян в очередной раз за их недолгий разговор тяжело вздохнул.

— Ладно, это не моё дело, — сказал он наконец. — Главное, чтобы потом ни у кого из-за этого не было проблем. А если ты умудришься скомпрометировать себя или кого угодно другого, я смогу с чистой совестью заявить, что ничего не знал. В любом случае, отвечать за твои поступки буду уже не я.

Алина, решив, видимо, что на этом грозная отповедь закончилась, направилась к выходу, потянув за собой Нейтана, но Арутюнян остановил их.

— Куда? — возмутился он. — Я ещё не закончил.

— Но вы же нас уже наказали, — попыталась было возразить Алина.

— Я наказал только тебя, — поправил её Арутюнян. — Кроме того, уверен, от одного запрета на написание курсовой ты не очень расстроишься. В конце концов, никто не мешает тебе опубликовать собранный тобой материал просто как расследование, правильно?

Алина уныло кивнула. Нейтану, будто, передался её настрой: видимо, в этот раз легко они не отделаются.

— На главные старты вы не едете, — отрезал Арутюнян. — Ни на один. Я не хочу, чтобы вы оказались в центре скандала на очень серьёзных мероприятиях, где на вас будут смотреть не местечковые блогеры, а важные люди, которые таких ошибок не прощают. Чемпионат России, так уж и быть, я вам оставлю, тем более, что у тебя, — он обратился к Нейтану, — есть определённая необходимость в том, чтобы съездить ещё хотя бы на одно соревнование. Да и на него постоянно всякий сброд таскается, вы со своим отношением к работе вообще ничем выделяться не будете.

Спорить с ним было бесполезно: за три года Нейтан уже успел это выучить. Но Алина, ведомая то ли своими невнимательностью и импульсивностью, то ли какими-то одной ей известными высокими идеалами, отступать даже не собиралась.

— Рафаэль Владимирович, но мы не можем не поехать в Китай! — начала она, наблюдая, как лицо Арутюняна медленно шокировано вытягивается от такой наглости. — Вы же говорили, что нас уже аккредитовали, нельзя просто так слиться.

— Льзя, — ледяным тоном отчеканил Арутюнян. — Уж поверь мне, один несчастный отказ от работы не испортит вашу репутацию сильнее, чем вы это сделали за последние два дня.

— Но это очень важно, — продолжила напирать Алина. — Вы же читали мою работу и знаете, что может произойти. Хотите взять на себя ответственность за здоровье известной личности?

— Я? Я тут при чём?

— При том, что я сделала всё, что от меня зависело, и всё, что я могла: собрала информацию, донесла её до более опытного в этих вещах человека и была готова в нужный момент помешать этим псинам!

— Алина, тут преподаватель! — прошептал Нейтан.

— Завались, я потом всё объясню! — так же тихо парировала она и вновь обратилась к Арутюняну. — Я сделала тот максимум, который в принципе был возможен. Вы же, как более сведущий в подобных вопросах человек, не только не помогли предать это огласке, но ещё и пытаетесь мне помешать!

— У тебя есть какие-то проблемы с тем, чтобы выложить весь материал сейчас, чтобы тот, у кого будет возможность поехать, сделал всё за тебя?

— А кто мне поверит? — мрачно спросила Алина. — У меня ни веса в профессиональной среде, ни аудитории. Каждый, кто читал мои публикации, знает, как я к кому отношусь, поэтому мои слова возымеют даже меньше резонанса, чем какой-нибудь очередной инсайд от Лапидарности!

— А это мои проблемы? — ехидным тоном поинтересовался Арутюнян.

Алина нахмурилась.

— Вы пытаетесь мне помешать, — повторила она. — Я смогу подстраховаться и попросить кого-нибудь заменить меня что в Милане, что в Оберстдорфе. Шут с ним, с чемпионатом России, раз уж я там сама буду, мне вообще вряд ли понадобится подстраховка, но в Китае у меня связей нет. И дело даже не в том, что если случится что-то плохое, то я собираюсь сделать всё, чтобы вас считали причастным. Я, может, даже и не напишу ничего об этом, потому что ни мне, ни вам лишние проблемы не нужны. Главное наказание-то всё равно будет не от читателей.

— А от кого же?

— От совести, — спокойно ответила Алина. — Что там эта аудитория — она что узнает, что не узнает, глобально от этого ничего не изменится. А вот вы сможете привыкнуть к мысли, что кого-то покалечили или сделали что похуже, а вы косвенно к этому причастны?

Под её пристальным взглядом даже Арутюнян не мог находиться дольше нескольких минут. В конце концов, он всегда ей уступал. Не выдержал и на этот раз.

— Ладно, — сдался он. — Я подумаю над тем, чтобы не лишать вас аккредитаций. Но, — добавил, заметив, как просияла Алина, — только если твоя известная личность туда отберётся. И в Нижнем вы оба сидите тише воды ниже травы и не влезаете ни в один скандал. Увижу ваши имена в прессе не в качестве авторов — никакого Китая. И да, совесть меня мучать не будет.

Но его последних слов Алина уже не слышала: она сияла, буквально как от души начищенный чайник.

— Спасибо, Рафаэль Владимирович! — воскликнула она, порываясь обнять Арутюняна. Тот торопливо шарахнулся назад. — Вы лучший!

С этими словами она потащила Нейтана к выходу из кабинета.

— Так, вроде, сбежали до того, как он успел передумать, — выдохнула она, едва они добрались до учебной части.

— Ничего не хочешь объяснить? — спросил Нейтан.

Алина отвела взгляд.

— Что, например? — неуверенно поинтересовалась она.

— Например, почему ты употребляла в присутствии преподавателя жаргонное слово, — нахмурился Нейтан. — К чему была вот эта сцена с требованием аккредов в Пекин? Что за драма, про которую тебе больше нельзя писать, наконец?

— Я расскажу, — пообещала Алина.

— Прямо сейчас, — велел Нейтан.

— Ладно-ладно. Убедил. Ну смотри, — Алина воровато огляделась по сторонам и потащила Нейтана в сторону ближайшей свободной и не запертой аудитории. — Всё равно сюда никто ещё минут десять не зайдёт, а я тебе заодно успею всё объяснить.

Она быстро протёрла доску, на которой кто-то более шустрый и менее оригинальный успел нарисовать анатомическое пособие из раздела «размножение», и написала в самом её верху большую букву Т.

— Это Тутберидзе, — пояснила она. — По большому счёту, вся драма так или иначе крутится вокруг неё. И с неё мы и начнём.

Нейтан кивнул.

— Теперь давай относительно с начала. У нас предолимпийский сезон 16-17. Мы имеем Тутберидзе, — она снова ткнула маркером в букву, — от которой некоторое время назад ушли аж две ученицы. Это сильно ударило по репутации и самолюбию, были небольшие скандалы, но она не особо унывает, потому что у неё есть Медведева, которая буквально насухую взяла весь прошлый сезон и продолжает брать этот.

Чуть ниже появилась надпись «2017 год» и буква М рядом. А Алина продолжала:

— Медведева — это у нас кто?

— Кто? — переспросил Нейтан.

— Это ебатор со стальными нервами, — пояснила Алина. — Она выходит, делает всё чисто и забирает медаль. Несмотря на некоторые недостатки в технике и довольно спорное скольжение, особенно в первые два сезона, она считается одной из самых техничных спортсменок в мире, в основном за счёт того, что крайне редко делает грубые ошибки. Плюс у неё очень хорошие флип, сальхов и риттбергер, она прекрасно выкатывает лирику и много что прыгает с риппоном. Правда, с последним пунктом сложности. В теории риппон — это усложнение, но с нынешней тутботехникой он помогает держать ось. У младшего поколения, по крайней мере, всё именно так и обстоит. Были ли у Жени проблемы с осью, я не помню, но сейчас их уже нет.

— А риппон — это…

— Две руки наверху, — пояснила Алина. — Не отвлекай. Тем не менее, если подумать, то весь феномен Жени времён Этери — в её железной стабильности и артистизме. Спорный и экспериментальный образ за три года карьеры у неё был только один — в программе, для которой использовался язык жестов. Всё остальное — тяжёлая лирика, которая вытягивалась только за счёт Жениной харизмы и умения вытащить из полного хореографического завала даже программу от Глейхенгауза. А это сложно, сейчас, например, никто с этим не справляется.

Нейтан прерывисто выдохнул. Казалось, только что вот прямо перед ним стояла Женя. Но не та, которую он видел вживую и которая с каменным лицом выходила катать, а другая — наверное, как раз времён Тутберидзе. Та, которая была ещё до многочисленных блогов от дядечек из Приморского края и трёх (трёх ведь, да?) лет эмоциональной мясорубки.

— Эй, ты меня слушаешь?

Нейтан поспешно закивал, показывая, что он весь внимание.

— Ну, можешь считать, что я тебе поверила. Так вот, олимпийский сезон. Сначала всё вело к тому, что предыдущие два сезона повторятся — она взяла несколько бэшек и готовилась к этапам, но потом случился стрессовый перелом ноги. Что в таких ситуациях надо делать?

— Переждать и подлечиться? — предположил Нейтан. — Всё равно ведь до главных стартов время есть, зачем себя тогда натаскивать на менее значимые соревнования?

Звук, который издала Алина, Нейтан идентифицировать не смог — слишком много эмоций было там намешано.

— Твои бы слова — да Тудзе в уши! — воскликнула она. — Может, всё сложилось бы по-другому!

— Я так понимаю, Женю лечиться не отправили?

Алина огорчённо взмахнула рукой.

— Какое там! Потащили по этапам, потом отправили на финал, а оттуда на нацчемпионат! А что делать, она у нас главная олимпийская надежда, заменить её в случае чего некем, у Туктамышевой тогда как раз проблемы начались, а Сотскова с Радионовой объективно на пару голов пониже в известности будут, да и судьи их не так сильно любят. Можно, конечно, начинать протаскивать срочно-обморочно, но до Игр меньше трёх месяцев осталось, поддержку масс за такое время не организуешь, а без поддержки идти тащить на золото — так себе идея, на Сотниковой это уже проверили четырьмя годами раньше.

— И остаётся только травмированная и больная Медведева…

— Именно! Причём она даже с травмой осталась ебатором и вытаскивала программы, наверное, чисто на силе воли. По-другому я это объяснить не могу. Самое плохое началось потом. Чемпионат Европы она ещё катала, даже золотую медаль умудрилась забрать, но уже было заметно, что всё очень плохо. Прямо стоять на пьедестале она уже не смогла, от болей в спине её сильно согнуло, страшно было смотреть.

— У неё же нога сломана!

— Ну, — ответила Алина, — насколько мне известно, нога у неё к тому моменту уже была довольно здоровой. Насколько вообще можно быть здоровой, когда тебя нещадно гоняют. Главное — это то, что тогда главной проблемой для неё стала травма спины. Серьёзная.

Нейтан поёжился.

— Насколько серьёзная?

— Настолько, что результатом продолжения подготовки к Играм стало осложнение, угроза инвалидности и строжайший запрет врачей на тренировки. Она, естественно, никуда не поехала, просто потому что едва могла ходить и прекрасно понимала, что в таком состоянии хорошо если она вообще на лёд выйдет, о каком там катании вообще могла идти речь… И это после того, как она говорила о том, что хочет ехать на Игры вообще в любом состоянии, хоть из гроба встать и поехать.

— Но реальность не так располагала к героизму?

Алина кивнула.

— Она же даже ходить почти не могла, помнишь? Одно дело, когда проблема в ноге, можно хотя бы скакать на костылях, а катать на обезболивающих: это, конечно, лютый деструктив и безответственность, но так раньше делали. Но когда беда со спиной — нужна, как минимум, серьёзная операция, а потом ещё восстановление, а времени нет. Заменой не озаботились вовремя, за несколько недель до олимпийского золота даже Туктамышевой компоненты нарастить не получится, а из этой троицы с Сотсковой и Радионовой она объективно эту медаль больше всех заслуживает. А судьи ни одну из них не любят, их грибовать придётся баллов на десять, чтобы гарантированно всех обойти. Плюс за их стабильность ручаться не получается. У федры выбора вообще нет: либо, несмотря на запреты врачей, тащить Женю и устраивать ей там публичный позор, либо смириться с тем, что золота почти сто процентов не будет. Так сказать, Корея отомстит за засуженную в Сочах Ким.

— И они выбирают второе?

— Ну типа, — Алина снова отвернулась к доске и в углу дописала букву Б. — Ну и заодно проезжаются по Жене за то, что она такая-сякая, слушалась Тудзе и ездила по соревнованиям вместо того, чтобы лечиться. Только немного забывают, что она как раз очень хотела залечить все травмы ещё в самом начале сезона, до Финала и прочих главных стартов, но ей не позволили. И мама её на этом настаивала, и Авербух, который тогда ставил ей произвольную, а вот Тудзе была против, причём активно так против. Прогу от Авера, кстати, быстро заменили на глейховский показательный, выдав это за желание Жени, ведь именно во время исполнения этой программы она сломала ногу и, дескать, у неё теперь негативные воспоминания, а шедевра от Данечки такая хорошая, про такой идеал женщины, просто вах…

— Шедевр, — поправил Нейтан.

Но Алина была непреклонна.

— Шедевра! — возмущённо заявила она. — Можно даже через «ы». По-другому я потуги в хореографию от этого бездаря называть не собираюсь! Но речь не об этом. У всех Женя такая плохая, что не едет на Игры, и плевать, что она даже стоять по-человечески не может. Это, конечно, обидно.

— Тот факт, что её поливают говном все подряд, или…

— Не или, и! И это, и тот факт, что она ради этой поездки сделала больше, чем все остальные спортсмены, которые в результате выступили, вместе взятые! Тогда же как раз снова начались тёрки за допинг, вот её и погнали в Швейцарию как гарантированно чистую спортсменку, у которой никогда не было даже подозрения на проблемы с препаратами — просить за сборную таких же чистых, чтобы допустили хоть как-нибудь. А ей бы лечиться, а не по заседаниям МОК ездить… В общем, пролетели мы с таким же триумфальным взятием медалей, как в Сочи: золото только одно, и то у хоккеистов. У Лизы бронза, в командном турнире — серебро, в общем, картинка не особо красивая получается. Виновата, конечно, Женя — с ней же могли взять и золото, причём оба раза… на чемпионат Мира она, кстати, тоже не едет: к тому моменту её здоровье было только-только доведено до ума и форма была никакая, сам понимаешь. В общем, там с медалями у девочек тоже пролёт: те, которые ездили в Корею, были слишком измотаны, чтобы выступать полноценно, поэтому ни одна до пьедестала не добралась. Но это даже близко был не конец.

Это же насколько нужно ненавидеть своего же собственного спортсмена, чтобы сначала загонять почти до инвалидного кресла, а потом обижаться на то, что он с этого кресла не встал и не пошёл покорять непокорённые высоты? Нейтан этого никак не мог понять, зато старикам из ФФККР и Тутберидзе этого даже объяснять не нужно: знание выбито у них на подкорке.

— В общем, в мае восемнадцатого Женя уходит от Тудзе и переезжает в Канаду, — Алина провела стрелочку от Жени к букве Б. — Это Батя. Он же Борсер, он же старый гей, он же этот канадский человек, он же «спасибо, что приняли Женю и помогли ей». В общем, потом я это ещё не раз скажу, но Батя — это лучшее, что могло случиться с Жениной карьерой в тот период. Да и до сих пор это так. Наверное, даже выбора особого у неё не было: страсти из-за травмы поутихли, да и желающие обвинить Женю во всех смертных грехах явно подумали и поняли, что если бы у неё была возможность, она бы точно поехала, даже если бы это выступление стоило ей карьеры, но активизировалась Тудзе. По словам инсайдеров, в конце апреля она прогнала Женю из своего штаба и сказала, что тренировать её больше не будет.

— И ты веришь этим инсайдерам? — удивился Нейтан. — Просто это всё выглядит как-то слишком неправдоподобно.

— Инсайдеры надёжные, — ответила Алина. — По крайней мере, слова этого конкретного сбывались ну очень часто. Да и от Тудзе вполне можно ожидать чего-то подобного, она же вообще никогда особо не переживала из-за ушедших, разве что публично обижалась. Админресурса, чтобы испортить им последующую карьеру, у неё всегда было в достатке, да и, что называется, скамейка запасных никогда не заканчивалась. Конвейерная система: захотела — тренирует и продвигает, надоела — выбросила, дела плохо пошли — назад позвала. Не она первая это использует, не она последняя… вот и здесь, наверное, то же самое захотела провернуть. Ну, или решила, что Женя быстро сама попросится назад.

— Но Женя не попросилась?

— Не просто не попросилась, а уехала в Корею на шоу и там договорилась с Батей о переходе. Как ты понимаешь, ей ничего не мешало: к тому моменту её уже выкинули, поэтому она просто искала новый штаб. Но каким-то образом ещё до возвращения Жени в Россию об этом узнала Тутберидзе. Как именно — лично я до сих пор понять не могу.

— Уши? — предположил Нейтан.

— В каком смысле — уши?

— Ну, в Корее у Тутберидзе были свои уши, — пояснил он. — Информаторы, если угодно. Они и донесли.

— Да в том, что были информаторы, и я не сомневаюсь, — ответила Алина. — Ну либо Тудзе установила Жене приложение, которое всё записывало и пересылало в Москву, но я сомневаюсь, что она могла пойти на такое, слишком уж сложно и выёбисто, даже для неё.

— Алина Ильназовна!

— Ну хотя бы сейчас давай без нравоучений? — взмолилась Алина. — Там самое интересное начинается!

— Хорошо, — ответил Нейтан. — Валяй.

Алина кивнула и повернулась к доске, видимо, намереваясь что-то добавить к уже начатой схеме, но ничего писать не стала.

— В общем, Женя перешла. Когда она вернулась из Кореи, то только подтвердила слухи, которые уже довольно давно ходили. Тутберидзе ещё до приезда Жени устроила истерику на телевидении, заявила, что Женя ушла, не попрощавшись, просто перестав отвечать на звонки, а она, бедная и несчастная, так расстроилась по этому поводу, что просто ни спать, ни есть не может, так ей плохо… Стала какую-то переписку демонстрировать, что-то про юниоров затирать, в общем, вела себя не особенно адекватно.

— Ожидаемо, — признал Нейтан. — Судя по твоему рассказу, от неё можно ждать чего-нибудь такого.

— Ну так а я о чём? В общем, седьмого мая Женя официально объявляет о переходе. Примерно в то же время манёвр между Тутберидзе и Орсером совершает Элиза Турсынбаева, — рядом с буквой Б появилась буква Э, соединённая стрелочкой с Тутберидзе, — по только она переходит не от Этери, а к ней. Тутберидзе начинает активно продвигать Элизу в пику Жене: у них похожие костюмы, похожая музыка, иногда кажется, что Тудзе пытается влиять на поведение Элизы, чтобы сделать её максимально близкой по образу к Жене. Тем временем, Женю накрыл пубертат, полетела техника, а судьи начали зажимать баллы. На одном из соревнований ей за одну только короткую, чисто, к слову, исполненную, поставили едва ли не на десять баллов меньше, чем за аналогичный прокат у Тутберидзе. Помнишь, я говорила про админресурс? Вот он, во всей красе. В то же время, оценки Элизы начинают сильно расти. А ведь она из слабой казахской федры, которая сильно потеряла в авторитете после смерти Дениса Тена, даже несмотря на то, что Элиза заявлялась как продолжательница его идей и та, которой под силу повторить его достижения. Но ещё раз, без вмешательства федры этого не сделать, а федра, в свою очередь, ослаблена. Понимаешь, к чему я веду?

— Тутберидзе помогла своей ученице, представляющей другую страну, получать оценки выше, лишь бы Женя не продолжила получать высокие места? — предположил Нейтан.

— Именно! И это после слов, что принципиально не берёт учеников из других федераций, чтобы не поддерживать конкурентов российских спортсменов. Морис не в счёт, конечно, он хоть и имеет довольно высокий уровень навыков, реально соперничать может разве что случайно.

Нейтан нахмурился. Происходящее всё ещё не хотело укладываться в его голове.

— Это всё ещё неправдоподобно, — протянул он. — Продвигать спортсменку из другой федерации, только чтобы не подпустить к первому месту свою бывшую ученицу и её нового тренера… Ну не вяжется у меня, уж прости!

— Послушай, я потратила на это исследование три года, — вздохнула Алина. — Если информация есть — скорее всего, я её достала, а если нет — то просто не буду говорить об этом. Ну даже если просто предположить — зачем Тудзе вообще принимать человека из другой федерации, причём довольно слабой, да ещё и продвигать, постоянно делая на неё акцент в соцсетях, и всё это после слов, что работать с иностранцами — это никогда? К тому же, Элиза ушла от Бати, а несколькими годами раньше перешла к нему, опять же, от Тутберидзе. Чем это не повод показать, что все, кто уходят из «Хрустального», возвращаются туда же?

Короче, Элизе ставят срочно-обморочно программу под музыку, очень похожую на Женину, шьют похожий костюм и начинают форсировать ей квад. Женю же в то же время ненавязчиво подтапливают. Несильно, но ощутимо. Кроме того, её кроет пубертатом, прыжки начинают разваливаться, а стабильность летит по пизде…

— Алина Ильназовна! Журналисты не матерятся!

Алина посмотрела на Нейтана как на умалишённого, поморщилась и продолжила:

— По пизде летит её железная стабильность, — повторила она. — Поддержки она не получает. Если раньше она могла рассчитывать на высокие места даже с ошибками, то теперь не обязательно попадает на пьедестал с чистыми прокатами. На одном из соревнований ей за полностью безошибочный прокат сняли под десять баллов. В технике, заметь! Как будто она не скатала чисто, а навернулась раза два, не меньше. Но ладно ещё, что это случилось на этапе, который может стать, разве что, проблемой на допуске к Финалу, который, по сути, является обычным коммерческим турниром, хоть и, конечно, очень престижным. А если бы на главном старте? Представь, что эти десять баллов ей сняли где-нибудь на Чемпионате Мира, например. А ведь вместе с первой оценкой обычно режут и вторую, всё-таки при всей своей компонентности до Костнер, например, которой постоянно ставили высокую вторую оценку просто потому что она в ней божественна, Жене очень далеко, и она это прекрасно понимает. Одно радует — к Миру это хоть чуть-чуть, да исправилось, и она снова начала получать часть той поддержки, которую имела раньше. И всё равно Элизабет тащили сильнее.

— Вытащили хоть? — поинтересовался Нейтан.

— Вытащили, — мрачно согласилась Алина. — Эпично вытащили, на второе место. Спасибо, что хоть японская федра проявила чудеса осмотрительности и впряглась за Кихиру. Она хоть настоящие ультра-си прыгает, а не чуть-чуть перекрученные тройные, которые выдают за квады. Но локальную войну с Женей выиграла Тутберидзе, поскольку бронза после сложного сезона — это, конечно, хорошо, но серебро и первый условно чистый квад на взрослом уровне гораздо лучше. К тому же Тутберидзе и здесь масла в огонь подлила, прямо в тот же день запостив в соцсети слезливое письмо о том, какая она несчастная, по пути, естественно, набросив на Женю, якобы она такая-сякая, для неё всё делали, а она, неблагодарная сволочь, взяла да и сбежала за океан.

— То, что это не она сбежала, а её выгнали, Этери, разумеется, не упомянула, — закончил Нейтан.

— Бинго! — хлопнула в ладоши Алина. — Да и не собиралась, судя по всему. И до сих пор не собирается. Зачем? Признавать свою ложь невыгодно, тем более если завралась до такого уровня, что сама путаешься в своей лжи. В общем-то, это не так уж и повлияло на Женю: медаль у неё никто не забрал, Брайан контракт не разорвал, в шоу позвали, даже контракты новые появились. И пару интервью она ещё той весной дала. Была там из-за одного из них нехорошая история со спизженной музыкой, но это вообще обсуждать не хочется. Знаешь, это вот одна из тех историй, по которым я, вроде, все доказательства нарыла, желание подгадить там налицо, но всё равно никто не поверит. Слишком сильна тогда была защита Тудзе, да и Женя немного сглупила, дав понять, что такая наглость от человека-с-топором её задела. Сразу же её выставили истеричной и придумывающей себе травлю, хотя ежу понятно, что почти всё, что делала Тутберидзе со своими работничками с самого начала того сезона, было нужно, чтобы задеть Женю или выставить её неправой.

— Человек-с-топором — это Глейхенгауз ведь, правильно? — уточнил Нейтан, улучив момент, когда Алина сделала паузу в своей речи.

— Он самый, не перебивай, — отмахнулась она. — Единственное, что я хочу уточнить — в этой ситуации виноваты исключительно Тудзе и её гореограф.

— Хореограф, — поправил Нейтан. Алина насупилась.

— Я сказала, гореограф, — безапелляционно заявила она. — Можно я хотя бы Глейха буду называть так, как считаю нужным? Да, когда-то у него были нормальные программы, но это в прошлом, и теперь ему нужно либо в отпуск, вдохновляться пальмами, либо на пенсию. Хотя лучше, всё-таки, второе, кто знает, какой артхаус он выдаст под впечатлением от пальм. Короче, сезон закончился, шоу прошли, впереди следующий. У Тутберидзе всё схвачено, Элиза ей больше не нужна. Теперь у неё есть самое мощное, на то время, оружие.

Резким движением Алина зачеркнула букву Э и подписала «выбыла», а в схеме появился новый ряд, состоящий из даты: «2019 год» и трёх новых букв: Т, Щ и К.

— Это, — Алина указала на буквы, — Трусова, Щербакова и Косторная. Иными словами, связка, способная вынести с треском любое соревнование. В следующем сезоне они блистают: никого не подпускают к первому месту, а на тех стартах, на которые заявлены втроём — и к пьедесталу. Они взяли Гран-При, взяли Россию, Европу и Мир, считались непобедимым трио. Но…

— Но? — переспросил Нейтан.

— Ты же у нас уже прошаренный, — прищурилась Алина. — Вот и скажи: что могло в этой ситуации пойти не так и в чём Тутберидзе лоханулась?

— Фигурное катание — это не командный спорт? — задумчиво протянул Нейтан. — Здесь не может быть непобедимых трио, каждый соревнуется сам за себя, а не за штаб. Наверное, девочкам не очень нравилось, что их продвигают исключительно втроём. Насколько я понял, по отдельности ведь они почти не воспринимались?

— Почти, — был ответ. — По отдельности они, конечно, существовали, но, если честно, особо одарённые зрители умудрились и это изуродовать до ужаса, потому что даже среди девочек Тутберидзе некоторые умудрились выделить хорошую и скромную и двух лицемерных выскочек. Главной ошибкой Тутберидзе стало именно то, что она попыталась вывести в сезон трёх одинаково конкурентных спортсменок. Они все могли рассчитывать на золото, но, как ты понимаешь, первое место только одно, а ничья — явление редкое, тем более, на троих. Особенно, когда все прекрасно понимают, что никому больше не поставят оценки выше, чем им.

— И получается жёсткая конкуренция, но исключительно внутри связки, которая продвигается как неразрывная, на самом деле таковой не являясь, — продолжил Нейтан. — Представляю, насколько это тяжело.

— Это чудовищно тяжело, — Алина согласно кивнула. — А если ещё знать, что Тутберидзе не особенно заинтересована в сохранении здоровой атмосферы в своей группе, натаскивая своих учениц на установку «если не золото — то провал», то картина вообще страшная получается. Ещё и так получилось, что одна из них ни на одном главном старте выше третьего места не смогла подняться из-за нестабильности и какого-то откровенно странного отношения, вторая словила звёздный час только на чемпионате России, а третья, которую изначально считали чуть слабее других, взяла почти всё золото сезона. А теперь вопрос на засыпку: чем это закончилось?

— Наверное, новыми переходами? — предположил Нейтан. — Ну или кто-то заочно вылетел из борьбы в условиях такой эмоциональной мясорубки и гонки за техникой.

— Гонка скорее была за стабильностью, — поправила Алина. — Как показал сезон, перед ней никакая техника не устоит, даже идеальная. Но в целом, ты прав. Буквально в мае, как только закончился сезон, от Тутберидзе сбежала Трусова, — она соединила вторую Т стрелочкой с неведомо когда успевшей появиться в схеме буквой П. — Ушла эпично. Мало того, что не к Баркеллу, к которому её отправляли буквально с начала сезона, а к Плющенко с какого-то рожна, так ещё и утащила за собой пятерых детей и одного тренера по прыжкам. Или он хореограф? Короче, Глейхенгауз, но поменьше: тоже делает вид, что весь такой многофункциональный, но вроде ещё не настолько исписался, чтобы выдавать настолько лютый артхаус. И эго не такое необъятное.

— По ней тоже проехались?

Алина картинно закатила глаза.

— Пожалуйста, скажи, что вопрос был риторическим, потому что иначе у меня будут серьёзные вопросы к твоему избирательному умению делать выводы.

— Алин… — начал было Нейтан, но был нагло перебит:

— Поняла я, что ты просто ты хотел поддержать разговор. Плохо получилось. Но да, по ней действительно от души проехались. Однако, не так сильно, как по Жене: при всём ужасе смерти ей открыто не желали, пытками не угрожали, писем с оскорблениями не присылали и сжечь заживо не собирались. И тем не менее, масштаб был просто запредельный. Моментально все поклонники Тудзе увидели, что у Саши и флип плохой, и скользит она плохо и вообще ленивая и немотивированная. И опустим тот факт, что в Хрустальный она пришла с менее проблемным флипом, скользила не так уж и плохо, как всем казалось и тратила ну очень много времени на ОФП. Назвать её ленивой мог разве что слепой на оба глаза и глухой на оба уха человек. И то не факт. Другое дело, что да, с вращениями был полный швах, ну так в «Хрустальном» в принципе компонентами не занимаются. Есть данные — хорошо, нет — насрать. Хочешь как-то улучшаться в этом — работай сама, не хочешь — насрать. И так во всём, кроме, разве что, прыжков. Да и там халтурят, ставят читерскую технику. Я никого здесь не пытаюсь обвинить, просто зрение у этих людей такое же, как и твоя логика — очень избирательное. Пока девочка у Тутберидзе и, что называется, в фаворе, в её глазах все хором топятся, недостатков не замечают и поддерживают изо всех сил. Если не в фаворе — тоже поддерживают, но могут и набросить, если день неудачный будет. А уж если ушла — то всё, шнуруй вьетнамки, прощайся с народной любовью. И так, увы, абсолютно со всеми. Спастись от этого можно будет, разве что, лишив Тутберидзе админресурса, который позволяет ей воздействовать на своих поклонников.

— А это невозможно, раз уж никакой админресурс у неё не пропал даже после тех Игр, — закончил Нейтан. — Правильно?

Алина кивнула.

— Одно меня радует — в это время всё больше людей начало понимать, что где-то их на… надурили, — поспешно исправилась она, заметив тяжёлый взгляд Нейтана. — Тем более что приближался новый предолимпийский сезон, раскладку в котором мы имеем просто до ужаса странную. У нас есть Тудзе с Щербаковой и Косторной, плюс у неё уже на подходе ещё три терминатора на следующий сезон. В то же время никуда не делись Медведева и Трусова, которые, хоть и лишились некоторой части поддержки от федры, всё равно остаются конкурентными. А ещё есть Туктамышева, которую даже после личной бронзы Олимпиады судьи особо любить не начали. Но вот чем она мне нравится — от неё так просто не избавиться. Конвейер «Хрустального» будет выплёвывать всё новых и новых звёздочек, они через пару лет пропадут, а она останется. Любят её, не любят — это не так уж и важно, главное, что она себя любит и будет это демонстрировать, пока получается.

— Ты отвлеклась на комплименты, — одёрнул её Нейтан.

— Да, точно, извини. У нас есть пятеро спортсменок, которые реально могут претендовать на пьедесталы главных стартов, плюс немеренное количество девочек, которые не так известны, но тоже могут выстрелить и навязать серьёзную борьбу. Сам понимаешь, какое получается рубилово в пределах всего одной сборной. А путёвок на главные старты всего три.

— Страшно, — согласился Нейтан.

— Очень страшно, — снова кивнула Алина. — А в других сборных тоже хватало девочек, способных претендовать на высокие места. И всё начинается относительно спокойно, как и планировалось: на соревнованиях всё непредсказуемо, результаты всегда неожиданные, как будто мы снова вернулись в то время, когда спорт ещё хоть немного претендовал на то, чтобы быть честным. Наблюдать за соревнованиями снова интересно, на срачи нет сил, потому что весь ресурс уходит на поддержку любимок. Не жизнь, а сказка. Но длилось это недолго. Перед Чемпионатом России Щербакова схватила воспаление лёгких и заразила Косторную. И если для Алёны всё прошло относительно без потерь и сейчас она снова в строю, готовая бороться за медали, то что случилось с Аней — я не знаю. На России она выступила, но довольно плохо, после прокатов едва дышать могла. Но казалось бы — ну с кем не бывает? У всех были не самые лучшие выступления, но это не конец света. Просто нужно перетерпеть, восстановиться и вернуться с новыми силами. Или не возвращаться, если не хочется, мало ли. Но здесь произошло что-то очень странное. Она ничего не сказала в миксте после выступления, не вышла на показательные, а потом пропала.

— В каком смысле — пропала? — не понял Нейтан.

— В прямом, — Алина огляделась, прикрыла дверь в аудиторию поплотнее и перешла на шёпот. — Пропала. Инстаграм не обновляет, в сториз с тренировок у остальных не мелькает, в рекламе не снимается, интервью не даёт. Даже ни в одном шоу не поучаствовала с того времени. Тутберидзе спрашивать бесполезно, она с любых вопросов об Ане сливается моментально. По сути, с ней случилось то же самое, что и с Элизабет, только серьёзнее. Элиза-то хоть в соцсетях появлялась, на скрипке играла и говорила, что все её травмы стоили того, чтобы прыгнуть четверной. А здесь — всё, пусто. Будто и не было такой спортсменки никогда.

— Жалко её, — вздохнул Нейтан.

— Ещё бы! И мне жалко, — Алина обречённо взмахнула рукой и поджала губы. — Она ведь смогла восстановиться после травмы, из-за которой ей заново пришлось учиться кататься. А против неудачного выступления из-за болезни оказалась бессильна. И кто в этом виноват — неизвестно. Подозревать-то кого угодно можно, но правду скажет только сама Аня.

— А о ней давно ни слуху, ни духу…

— В точку! — Алина поёжилась. — Уж не знаю наверняка, какие тёмные дела там творятся, но очень хочу выяснить. Ну потому что так нельзя уже. У вас спортсменка пропала, никто не знает, что с ней, здорова ли она, жива ли, а такое чувство, что кроме фанатов это никого не волнует. Даже блогеры, которые раньше на неё молились, и не почесались, чтобы хотя бы поинтересоваться, что там такое произошло. Получается, что у Тутберидзе одна ученица болеет, другая неизвестно где и неизвестно в каком состоянии, поэтому на главные старты у неё едет только неубиваемый Морис. И вот примерно в этот момент появляются те, кого я назвала псинами. Точнее, существовали-то они уже давно, а вот активничать начинают только перед главными стартами.

— А псины — это…

— «Собака Баскервилей», — пояснила Алина. — Позиционируют себя как фан-клуб спортсменок «Хрустального», а на деле занимаются только набросами на тех, кого в «Хрустальном» нет. Сильнее всего, конечно, достаётся Жене и Саше. Помнишь блоги, которые я тебе показывала? Считай, что это, так называемые, дочерние проекты «Собак», их ведут примерно те же люди, либо настолько же стукнутые на всю башку. Связь с Тутберидзе лично там налицо — она общается с основателями этой организации, постоянно с ними фотографируется и везде говорит, что очень рада, что у её спортсменок такая преданная группа поддержки.

Нейтан от возмущения едва не подавился воздухом. Те блоги он прекрасно помнил и помнил тот ужас, который испытывал во время прочтения. И это вновь категорически отказывалось укладываться в его голове.

— В интервью? — переспросил он. — Открытым текстом? Даже не шифруясь?

Алина покачала головой.

— Даже не шифруясь, — повторила она. — Могу показать интервью, но потом. У меня с собой нет сейчас.

Она помрачнела ещё сильнее. Если в начале своего рассказа она почти буквально светилась и стремилась рассказать как можно больше, то теперь будто пыталась урезать свою речь настолько, насколько это вообще было возможно.

— Они начали творить что-то, что я до сих пор адекватно объяснить не могу, — добавила она. — Похоже, что если раньше их что-то сдерживало и они занимались исключительно разведением грязи в интернете, то теперь всё — кто-то дал добро, предохранители у них сорвало, и начался кошмар. Тем девочкам, которые отобрались на старты, присылали лезвия в цветах, письма с пожеланиями смерти, какие-то трупы мышей, пытались перед выступлениями сбить им настрой, прямо как Ленка твоему герою-любовнику вчера. В общем, гадили по полной. Все видели, что происходит, многие намекали в интервью, что Тутберидзе покрывает и поддерживает такой вот перформанс, но она вообще не реагировала. Но на серьёзные действия они не решались.

— Да куда уж серьёзнее-то! — возмущённо воскликнул Нейтан.

— Есть куда, — вздохнула Алина. — У меня есть информация, что в этом сезоне они готовят пиздец. И он произойдёт на одном из главных стартов. На каком конкретно — мне неизвестно, поэтому я и стараюсь если не попасть на эти старты самостоятельно, то хотя бы найти там кого-то, кто сможет присмотреть за этими гадами вместо меня. Но, как ты понимаешь, эти меры — они ну очень поверхностные.

— Потому что ты мало что сможешь сделать против группы агрессивно настроенных людей, которые готовы пойти на любые крайности?

Алина только поморщилась.

— По крайней мере, я сделаю всё, что от меня зависит, — заявила она. — Знать о том, что можешь помешать, хотя бы только в теории или с помощью чуда, это уже лучше, чем быть в курсе нужных тебе внутряков и понимать, что всё уже решено заранее и ты можешь только наблюдать. Если я не попаду в Китай, то просто не прощу себя. У меня есть информация, если я не смогу ей воспользоваться, то для чего она была вообще нужна? На что я три года потратила?

— Ты вывезешь, — уверенно сказал ей Нейтан. — И чудо не понадобится. Ты уже знаешь всё, что тебе нужно, осталось только правильно применить эти знания. А с этим справится даже Илья, что уж о тебе говорить.

— Ты слишком высокого мнения об этом идиоте, — усмехнулась Алина. Однако, её мрачный настрой несколько выветрился. Она больше не выглядела настолько убитой своими мыслями. — Нам стоит уходить, — добавила она. — Десять минут давно прошли.

— Иди, я догоню, — ответил Нейтан. — Мне нужно ещё немного времени. Подумать.

Алина пожала плечами.

— Только не задерживайся, — попросила она. — Скоро сюда с факультативом придут, будет немного неловко.

С этими словами она скрылась за дверью.

Нейтан устало опустился прямо на крышку парты и закрыл глаза. Информация, которую так старательно и в таком объёме доносила Алина, путалась в его голове с собственными мыслями, образуя, наверное, самое неприглядное месиво, которое можно себе представить.

Нет, этот день определённо был слишком долгим.

Сегодня он узнал то, чего предпочёл бы не знать никогда. Конечно, как и полагается хорошему журналисту, он понимал, куда можно применить ту историю, которая была рассказана ему несколько минут назад. Но Нейтан-человек скорее бы уничтожил всё, что так или иначе связано с этим скандалом. Нельзя сказать, что Нейтан-журналист был сильно против. Мысли о том, насколько сильно это могло его прославить, конечно, были, куда же без них, но здравый смысл оказался сильнее. Наверное, это был первый раз, когда он почувствовал неподдельное отвращение к своей будущей профессии и немного к себе, потому что слушал всю эту грязь с неподдельным интересом.

Воспринимать реальную жизнь как сериал, в котором много сюжетных поворотов — разве это разумно? Для обычного зрителя, который не рискует своей профессиональной репутацией — возможно, хотя и не факт, а для журналиста? Для человека, который должен видеть всю индустрию изнутри? Чем он тогда отличается от той же «Собаки», которая существует исключительно ради скандалов и хайпа на них? Может ли знание о том, что кто-то посторонний так хорошо осведомлён о происходящем в кулуарах, ранить спортсменов?

О том, кто мог информировать Алину, он предпочитал не думать. Осознание того, что она с уверенностью говорила о топком количестве внутряков, конечно, пугало, но догадки относительно личности её загадочного надёжного инсайдера пугали ещё больше. Какой же серьёзный человек, обладающий пусть и не жизненно-важной, но всё ещё довольно секретной информацией, будет так запросто делиться ей не то что с журналисткой — со студенткой журфака, которая полтора года назад даже перед камерой держаться не могла?

Алина точно что-то скрывала. Не зря же она так активно давила на совесть Арутюняну и была настолько убеждена в том, что именно в Пекине случится что-то ужасное. Вот именно там. Не в Нижнем Новгороде, что логичнее, не в Милане, что позволит вывести неугодного человека из игры раньше, а именно во время Игр. Откуда она вообще взяла эту информацию о готовящемся… чём-то? Чем бы это ни было. На догадки не похоже, с такой непрошибаемой уверенностью не предполагают, а утверждают. А если она утверждает, значит, как минимум имеет хотя бы слабые, но доказательства.

Но Нейтан не был уверен в том, что хочет знать, что именно недоговаривает Алина. Не сейчас так точно. Что-то подсказывало ему, что ответ его не обрадует. Разочаровываться в пока единственной настоящей подруге он ещё не был готов. Главное, чтобы эта тайна не навредила ей самой, а остальное уж точно Нейтана не касается. В том, что Алина способна постоять за себя, он не сомневался, а уж помочь ей по мере сил и возможностей можно было и не зная всех подробностей.

Телефон еле слышно пиликнул. Чат с уже убежавшей Алиной мерцал значком уведомления.

«Я кое-что забыла»

«Точнее, ты забыл»

«Рассказать о своей гулянке»

«Я жду»

«Пригоняй в общежитие»

«Ко мне, чтобы нас твой сосед не подслушал»

«Бесит он меня»

Ах, да. Точно. За всей этой историей с пропажей спортсменки и олимпийской драмой он даже не вспомнил, что вот уже несколько часов кряду, вроде как, состоял в отношениях. Точнее, он не мог даже однозначно назвать то, что произошло на парковке «Авиапарка».

Да, они целовались. Наверное, даже дольше, чем положено людям, знакомым всего день и начавшим своё общение с конфликта. Прямо на парковке. Где их мог заметить кто угодно, проходящий мимо. От одной только мысли о том, что их могли узнать, Нейтану стало немного не по себе.

Но, в своё оправдание он мог сказать, что это стоило каждой лишней секунды. Губы у Михаила — точнее, у Миши, он просил называть себя так — были действительно и тёплыми, и мягкими и это было в тысячу раз лучше, чем во сне. Конечно, глупый Нейтан, живой человек всегда будет лучше любой фантазии, даже самой подробной.

А потом этот живой человек заговорил. Голос у него был хриплым и то и дело норовил сорваться.

«Я, — сказал, — вчера долго думал о тебе. Ты, — добавил, — вообще не покидал моих мыслей».

Нейтан слушал.

«Я знаю, что это рискованно, — признался Миша. — Ты журналист, я не совсем привык вам доверять и не знаю, что сейчас у тебя на уме. А ещё я не знаю, что у нас может получиться, ведь мы даже живём в разных городах. И, наверное, стоило переходить к этому разговору хотя бы через пару недель, а не вот так сразу».

Нейтан слушал и думал, что если бы можно было выйти замуж за голос, он бы согласился прямо здесь, не раздумывая.

«Но я не могу, — сказал он наконец. — Это невозможно. Я правда пытался, но каждый раз снова начинал думать о том, что, возможно, у нас может что-то получиться. И я бы правда хотел хотя бы попробовать встречаться с тобой. Если ты, конечно, не против».

Нейтана можно было даже не спрашивать: он, конечно же, был за. Всеми руками и ногами. И некоторыми другими конечностями.