Не могу сдержать улыбку, когда он смотрит на меня.

       Взгляд его глаз, как огонь, тёплый, мягкий, очаровывающий, пока не обожжёт настоящим пожаром, превращающим жизнь в горстку пепла. Иногда мне кажется, что я правда могу заметить в чёрных точках зрачков яркие вспышки красных языков или маленьких мерцающих искр.

       Однажды, после проваленной миссии я увидел едва тлеющий уголь за нежной синевой радужки. За недолгую жизнь я слышал крики о помощи, наблюдал медленную смерть товарищей, исполнял мольбы о прекращении жизни, чувствовал чужую боль, которой в Иерихоне наплывал целый океан, как свою, но ни разу сердце не замирало так надолго ни от одного из самых душещипательных зрелищ. Его несчастье тупым ударом вломилось в тело, заставляя дрожать от невозможности вырастить из уголька мелкую вспышку живого пламени.

       Я был рядом с Маркусом с его первой секунды на корабле. Старался не отходить далеко, преданно следовать за своим новым лидером и идеалом, поэтому знаю, как выглядит пожар ярости наяву, но видел его всего раз. Норт и Джош как обычно ссорились. Пацифист и революционер — настоящие ангел и дьявол из человеческих сказок, чьи споры невозможно остановить. Я пытался и едва не лишился звукового процессора от двустороннего крика. Когда я отошёл в сторону, прижимая ладони к ушам, стараясь прийти в себя, зашёл Маркус, привлечённый громкими ругательствами. Уставший от бесконечного шума от этих двоих, парень сжал кулаки и, едва сдержав заметное раздражение, повышенным тоном приказал:

       — Прекратите!

       Норт и Джош вздрогнули и повернулись к Маркусу.

       Настала напряжённая тишина, сдерживаемая неодобрительным взглядом и нахмуренными бровями лидера. Я медленно убрал руки от лица и сцепил их на груди, взволнованно ожидая, что будет дальше. Мял пальцы, чувствуя себя неуютно в накалённой среде, но не мог уйти, считая момент неподходящим. Наверху загудела слабая лампа.

       Норт вскинула палец в сторону Джоша и собиралась что-то зло возразить, но Маркус мгновенно пресёк эту попытку:

       — Достаточно, Норт!

       Девушка оторопела и притихла, заработав злобный взгляд разгневанного Маркуса.

       Именно тогда смешались гнев, усталость, тяжесть лидерской доли и бензином вспыхнули в зрачках, обдавая жаром через голос, неумолимо призывающий к тишине и порядку. И у меня остался ожог, когда его взгляд мельком прошёлся по мне, зудящая рана в памяти, как клеймо, напоминает о давнем пугающем случае. К счастью, эта картинка всплывает нечасто и очень легко забыть, что Маркус может быть не только мягким, но и колючим.

       Возможно, иерихонцы считают иначе, видя в парне бесстрашного лидера, героя, rA9, освободителя, но я вижу в нём человека, спокойного, доброго, что каждый день мне сообщают разноцветные глаза.

       Его взгляд обычно скользит, не останавливаясь на одной детали, либо сконфуженно отводится в сторону, украдкой поглядывая на происходящее, и никогда не смотрит в глаза. Уверенный революционер, но удивительно робкий любовник, с серьёзным лицом рассматривающий даль с каждым моим поворотом головы в его сторону. Это забавно: поведение влюблённого подростка, поэтому я улыбаюсь. Мягко, отчего так легко, приятно тепло от плавного прикосновения небольшого, как из зажигалки, огня. Достаточно, чтобы обжечься, и мало, чтобы сгореть. Боюсь того дня, когда наскучит обыденность этого взгляда, и я перестану улыбаться, сохраняя эту способность только в воспоминаниях.

       Я ясно помню день возвращения на шаткий корабль. Грязный, побитый, но безмерно счастливый. Было темно и сыро, не как всегда, а как-то острее ощущалась неуютная обстановка, словно я отвык от дома пусть и неидеального. Маркус стоял посреди коридора, перед небольшой лужей, не двигался — удивлён, что вновь видит меня. Живого. Нет смысла притворяться, что моё нахождение здесь — сюрприз, лидеру давно сообщили о прибывшем. И он незамедлительно направился сюда, возможно, бросая Норт и Джоша собачиться, возможно, остановив речь перед андроидами на полуслове, сорвался с места, услышав «Саймон» и «нижняя палуба».

       По мере его приближения я отчётливее видел глаза в тусклом свете — мокрые. Я сделал всего шаг навстречу и криво улыбнулся. Грустная улыбка познавшего горечь трудностей и облегчение её смывания с языка.

       Маркус остановился в паре дюймов от меня. В глазах сверкал едва пробивающийся сквозь водную пелену огонёк, как у свечки, затопленной воском.

       Парень неожиданно зажмурился и вслепую преодолел полшага, разъединявших нас. Положил голову на плечо, обвил руками. В ответ я обнял крепко, соскучившись по близости.

       — Я думал, ты… — Маркус снизил громкость до шёпота, в котором плохо различима срывающаяся интонация, — погиб.

       — Я тоже так думал, поэтому больше никогда меня не бросай, — голос звучал тонко и жалостливо, словно я готов заплакать. — Пожалуйста, — прозвучало на выдохе.

       Я не злился, что меня пришлось оставить, я лишь рад, что жив и любим, но не хотел больше разлуки, бродить по кругам ада в поисках рая.

       — Никогда. Я обещаю, — он поднял голову, и ладони легли на щёки, — Саймон, — произнеся моё имя, Маркус на мгновение поднял мокрые, загоревшиеся новой надеждой глаза и впился в губы, с каждой секундой расслабляясь и делая поцелуй мягче, приятнее.

       «Я обещаю».

       Маркус отвернулся, возвращаясь к беседе с Норт о последних приготовлениях к выступлению. Мне хватило миллисекунды его внимания, чтобы вспомнить как же чертовски сильно я его люблю.

       Я сидел на ящике, устремив взгляд в темноту, собравшуюся под потолком над многочисленными головами андроидов как когда-то в Иерихоне до прихода Маркуса, в той далёкой бессмысленной жизни. Занятый столь «важным» делом, я не заметил, как лидер девиантов снизошёл до меня, встав на колено перед громоздким ящиком.

       — Саймон, ты готов? — его глаза при взгляде на меня загораются пламенем, страстно лижущим спёртый воздух.

       Я посмотрел на него.

       На войну? На демонстрацию? С тобой — всегда.

       Спрыгнув с возвышения, я коротко и твёрдо ответил:

       — Да.