Сакура, облокотившись о перила руками, напряженным взглядом вглядывается в свинцовое небо на горизонте. Какаши считает каждое редкое моргание длинных ресниц, на доли секунды скрывающих от него ярко-зелёные, как трава в мае, радужки. Они стоят на крыше резиденции Хокаге: он пришёл сюда получить миссию, она — отчитаться о выполненном поручении Цунаде, решили подняться на крышу, поговорить, но разговор что-то не клеится.

Возможно, это от того, думает Какаши, подмечая, как девушка моргнула в сто седьмой раз, что хочется сказать слишком многое. О том, что он слышал от госпожи Цунаде о её успехах и гордится ими — но это лишь дежурная фраза, которая не выразит и одной десятой всех чувств, переполняющих его каждый раз при виде Сакуры. О том, что она похорошела за то время, что они не виделись — но она хотела бы услышать это не от него. О том, что он готов взять на себя все её тягости и заботы, лишь бы эта тонкая складка над переносицей разгладилась, а взгляд стал расслабленным и спокойным — но разве ему, и без того сто раз переломанному жизнью, взваливать на себя чужую ношу?

Какаши так и не решается ничего сказать, а Сакура слегка склоняет голову, чтобы посмотреть на сенсея, и тихо спрашивает:

— Как думаете, Саске вернётся?

Кто бы сомневался. Они с Наруто — две заевших пластинки, постоянно проигрывающих одну и ту же мелодию. Какаши только удивляется, как только вместо «если не остался, то незачем и возвращать» он ещё не устал повторять какие-то ободряющие слова.

— Наруто в лепёшку расшибётся, но вернёт его. А уж я прослежу, чтобы они не натворили глупостей, — он улыбается девушке одними глазами, как и положено надежному взрослому.

Складка над переносицей разглаживается. Сакура, просияв, прямо смотрит ему в глаза, а ему трудно сфокусироваться на её глазах в ответ, потому что взгляд постоянно сползает на розоватые губы девушки, растягивающиеся тонкой полоской в улыбке.

— Обещаете? — выговаривают они, на пару секунд приоткрываясь, показывая мужчине ровный ряд белых зубов.

Какаши еле заметно дергаёт головой, пытаясь скинуть с себя наваждение, но всё же не выдерживает и целует, но только не манящие его губы, а лоб Сакуры, не менее привлекательный, как и всё в девушке для него. Он нежно касается губами белоснежной кожи, чувствуя, как его нос щекочут короткие розовые пряди, выбившиеся из причёски.

— Обещаю.

Спустя, кажется, целую вечность он отстраняется, чтобы увидеть, как Сакура открыто улыбается ему, и её прекрасные зелёные глаза блестят от подаренной им надежды.

Знала бы она, что чувством, которое он вложил в этот поцелуй, была безнадёжная любовь и отчаяние от того, что он не может поцеловать её губы.