У Хидана как у напарника было несколько существенных недостатков. Во-первых, он слишком много болтал. Во-вторых, во время болтовни он чересчур часто выдавал крайне глупые идеи. И наконец третье и самое худшее: своими крайне глупыми идеями он умудрялся рушить абсолютно все тщательно просчитанные планы. На задания с ним Какузу ходил исключительно потому, что за работу с ним лидер платил тройную ставку.

Так что он ничуть не удивился, когда до запятой продуманная кража документов высокопоставленного лица прямо из сейфа в хорошо охраняемом здании в очередной раз превратилась в посредственную постановку о голодных мальчишках, которые стянули пару яблок с рыночного лотка и улепетывают теперь от праведного гнева торговца. Нет, серьёзно, в таком возрасте Какузу не пристало бегать от прытких охранников с пушками наперевес, несолидно, честное слово!

А охранники, между тем, не отставали, сколько бы неудачливые похитители ни петляли по узким переулкам между домами. Надо было что-то придумывать.

— Эй, как насчёт выйти на людную улицу? — предложил на бегу Хидан, которого происходящее, кажется, только забавляло.

Он бросал на Какузу, у которого начало сбиваться дыхание, презрительно-насмешливые взгляды. Ну-ну, Какузу посмотрит на него, когда ему будет глубоко за сорок, если не придушит наглого гаденыша раньше. Например, сегодня, когда им удастся уйти от погони.

— Скалься-скалься, щенок, — проворчал он еле слышно: подводила дыхалка. — Посмотрим, как весело тебе будет, когда я тебе эту ухмылку к ушам пришью.

— Сходи нахуй, старик, — сильнее прежнего оскалился парень, довольный своим преимуществом, и показал подкрепляющий слова жест.

Какузу только мысленно выругался. Разбираться с Хиданом на ходу было крайне неудобно, а идею он, на удивление, предложил толковую. В толпе людей гораздо легче было затеряться, да и преследователи не станут бездумно палить. Но в душе всё равно зрели сомнения: в чём подвох?

И не зря. Как только они оказались на широкой улице, почти в центре потока людей, спешащих по своим делам, Хидан резко остановился, схватил Какузу за руку и силой заставил повернуться к себе. Не успел мужчина ни удивиться, ни возмутиться, как парень впился поцелуем в приоткрывшийся рот Какузу, прижимаясь к нему всем телом, чтобы папка с заветными документами полностью скрылась между их животами. Хидан целовал его жадно, пользуясь совершенным оцепенением напарника, проводя языком по нёбу и по зубам, упиваясь своей недолговременной властью, но вскоре воздух закончился, и ему пришлось оторваться от губ Какузу, сухих и потрескавшихся, но от этого не менее привлекательных.

— Ты с ума сошёл? — моментально зашипел Какузу. — Мы же тут как на ладони.

— В менее людном месте тебе было бы плевать? — нахально ухмыльнулся Хидан, снова потянувшись к губам напарника, проводя по ним языком, чтобы увлажнить, и затем целуя, в этот раз более лениво, проверяя реакцию партнёра.

Какузу был зол. Очень зол. Ему надлежало злиться из-за того, что план сорвался, что они сейчас так глупо попадутся из-за сумасбродства мальчишки, но он… в ярости отвечал на поцелуй, стараясь перехватить инициативу у Хидана, ещё чего, какой-то молокосос будет указывать ему, как целоваться. Вскоре они уже практически вгрызались друг в друга, не обращая внимания на людей, которые останавливались, чтобы поглазеть на них, и доставали смартфоны, чтобы сделать фото, кто-то не преминул отпустить ехидный комментарий о «голубых», кто-то брезгливо заметил, что Какузу Хидану в отцы годится. Хидану этот цирк, кажется, даже нравился: целуя, он кусал и без того болезненные губы напарника, заставляя кусать себя в ответ и громко причмокивал, издавая довольно пошлые звуки на публику. Какузу лишь краем глаза наблюдал за преследователями, готовый в любой момент толкнуть на них мальчишку и свалить, если их заметят.

Но преследователи просто быстро прошли мимо. В отличие от толпы зевак, парочка остервенело целующихся геев их интересовала мало.

— Я убью тебя, — с рыком выдохнул Какузу в поцелуй.

— Иди на хуй, старик, — довольно ухмыльнулся Хидан, облизывая покрасневшие губы. Оставалось только надеяться, что он не намекал ни на какой конкретный, ммм, половой орган.