- Извините! Простите! – на ходу извиняясь едва ли не перед каждым прохожим, который был по неосторожности им задет, Костя спешил к нужному вагону, не забывая постоянно оглядываться назад, где в толпе так же мчался Юра.
- Да какого дьявола! – громогласно за спиной ругался тот, вызывая нескрываемое осуждение в направленных в его сторону взглядах. Уралов нашел глазами номер вагона и, к счастью, вовремя остановился перед миловидной проводницей, тут же протягивая ей свой билет. Наконец, появилось хотя бы несколько секунд, чтобы отдышаться. Бежали они долго.
- Молодые люди, скорее проходим в вагон, — проверив билеты, произнесла девушка и указала рукой на открытый вход. Юра подоспел следом, такой же запыхавшийся и замученный жаждой. Они едва не опоздали на свой вечерний поезд. Но сейчас, торопливо зайдя в вагон, ребята довольно быстро нашли свои места и уселись на нижнюю полку, по совместительству, — Костино спальное место на ближайшую ночь. Хотя бы на обратном пути он решил все-таки дать возможность Юре потесниться на верхней полке.
- Я чуть не сдох, — после недолгой паузы, прерываемой лишь шумом соседей по вагону, измученно выдал Татищев. Парень тяжело дышал, чувствуя, как горят, буквально полыхают, его легкие, которые несколько минут назад он чуть не выплюнул.
- Попей воды, — решив не возобновлять и так давно зачитанные до дыр лекции про вред курения, коротко ответил Костя и протянул бутылку другу. Тот обрадовано выхватил ее из чужих рук и решил не медлить со спасением. Уралов бросил короткий взгляд на юношу, замечая, как часто движется его кадык – очевидно, напиться хотелось жутко. - Юр, только мне оставь, — выждав еще немного, попросил Костя. Татищев тут же протянул ему бутылку.
- Спасибо, Костян. Что б я без тебя делал, — облегченно выдохнул тот и откинулся спиной к стенке.
Юре не спалось. Он не уставал снова и снова прокручивать в голове события минувшего дня. Как они ехали, а потом шли по проспекту Ленина к его институту, боясь опоздать, как Юра чуть с ума не сошел в очереди к приемной комиссии и как они с Костей сломя голову мчались на вокзал, лишь бы успеть на свой поезд до дома.
Татищев неслышно усмехнулся, посмотрев на мирно сопящего на нижней полке друга: Костины и без того причудливые волосы в полумраке вагона казались особенно интересными, приковывали взгляд, а умиротворенное, совершенно безмятежное, словно у ребенка, выражения лица напоминало, что складка между бровей все-таки поселилась там не навсегда. Юре хотелось, чтобы Уралов обязательно прошел и поступил в свой мединститут, потому что было бы несправедливо, если бы, потратив столько времени и сил на подготовку еще со школы, он не смог. Татищев ничего не понимал в этих его анатомиях, зоологиях и прочих сложностях, но даже ему было очевидно, что Костя очень хочет посвятить свою жизнь медицине. А сам Юра… Поступал, потому что, кажется, студентом быть – весело и интересно, да и профессию можно получить неплохую, если где надо — постараться. Отец, конечно, надеялся, что сын пойдет по его стопам, и в будущем будет иметь звание да погоны на плечах, но Татищев младший выбрал пробовать себя на машиностроительном факультете Уральского политеха. И, дай бог, у него получится.
- Костик! Юра! – Аня бодро подпрыгнула, увидев выходящих из вагона парней. Ребята синхронно удивились, переглянувшись, ведь совсем не ожидали, что девушка решит их встретить.
- Привет, Анюта, — привычным тоном поздоровался Костя, осторожно приобняв подругу. Юра сделал то же самое, и они неспешным шагом пошли к выходу с территории вокзала.
- Ты с отцом? – решил-таки уточнить Татищев. Камская утвердительно угукнула.
- Мы давно не виделись, вот и решила вас приятно удивить, — хихикнула девушка. Они и правда не виделись толком с момента, как Аня стала работать в детском саду. Да и парни умаялись с подготовкой к вступительным, теперь их бы еще сдать. Словом, встреча и правда была приятной.
- Замучили тебя, небось, спиногрызы, — рассмеялся Юра, слегка опираясь локтем на плечо подруги. Та, проигнорировав этот жест, лишь отмахнулась, ответив, что ей нравится возиться с детьми. Тем более там, в переполненном детсаде, помощь сейчас очень не помешает.
- Тамара Андреевна там пирог испекла, Кость, так что жди на чай, — повернувшись в другую сторону, к Косте, идущему справа, сообщила Аня. Уралов мягко улыбнулся, кивнув. Он был даже не удивлен, ведь за последние пару лет — приходить к ним домой на чай с пирогом – стало своего рода приятной традицией.
- Оо, а вот это звучит очень даже неплохо! – незамедлительно отреагировал Юра, вызвав смех у остальных, прекрасно знающих, какой Татищев любитель поесть стряпни Костиной бабушки.
Костя невидящим взглядом прожигал страницу учебника уже минут десять и никак не мог сконцентрироваться. В голове беспокойно скакали мысли, кружились одни и те же переживания, и все они медленно сводили его с ума. Аня, когда они сегодня днем сидели на кухне и пили чай, сказала, что предложила одноклассникам встретиться вечером и провести вместе время. Кто знает, когда они еще полным составом встретятся? Поэтому и надо почаще видеться! Костя никак не ответил тогда, просто кивнул, а вот Юра, очевидно, собирался пойти. Юра… Причина не идти и обязательно быть там – одновременно, и Уралова это убивало. Правда. Он все еще метался и не мог унять собственных чувств, каждый день чувствуя безжалостные когти будто бы десятка кошек, поселившихся в его душе. Было паршиво.
- Костенька, ты не пойдешь увидеться с друзьями? – в комнату вдруг вошла бабушка. Юноша удивился, что та еще не спит.
- Не знаю, бабуль, – честно ответил он.
- Сходи, сходи. Анечка права, вы ведь столько лет вместе, надо бы сохранить дружбу, – поглаживая внука по спине, сказала Тамара Андреевна. - Сходи. Обо мне не беспокойся, – улыбнулась она.
- Хорошо. Спасибо, – Уралов улыбнулся в ответ, закрыл учебник и вышел из-за стола. Он сходит.
- Оо, какие люди! – громогласно выдал Илья, из-за чего на Костю мгновенно все обратили внимание. Уралов сразу заметил алкоголь, но, к счастью, закуска тоже была. От реки неподалеку веяло прохладой, на берегу было тихо, если не считать громких голосов шумной компании, разбившей здесь небольшой костер. Это природа сохраняла ночную тишину, и слышно было только легкий шелест листвы.
- Ты вроде не собирался идти, а, Костян, – продолжал Томин. Костя лишь отмахнулся, присел рядом с Аней и улыбнулся в знак приветствия.
- Спасибо, что пришел, Костик, – с улыбкой сказала девушка, в глазах ее мерцали огоньки. - Выпьешь?
На предложение подруги Уралов не отказал, взяв в руки пластмассовый стаканчик, который быстро наполнился насыщенно пахнущей жидкостью. Парень долго не думал и залпом опустошил стакан, чем здорово удивил сидящих рядом девчонок. Никто в компании не мог похвастаться, что часто видит, как Костя Уралов выпивает.
- Эй, ты закусывай! – кто-то протянул кусок хлеба. Костя зажмурился, с трудом проглотил и протяжно выдохнул, пытаясь осознать свое состояние. Он, вообще-то, пил нечасто, да и не напивался никогда до беспамятства, но сейчас было именно такое настроение – забыться. Видеть, как сидящий ровно напротив Татищев милуется с девушками, демонстрируя свои знания в механике, рассказывая байки, в которые кто угодно поверит, – вот что прямо сейчас причиняло Косте боль. Хотелось трусливо убежать и остаться назло – одновременно. Его успокаивало и выводило из себя присутствие Юры, всего такого радостного, непринужденного, расслабленного. Если бы он знал, что сейчас творится в душе у Кости, что бы он сделал? Как себя повел? Это вообще имеет значение для него? Может быть, да только всего лишь по-дружески. И это, пожалуй, самое худшее, что приходилось Уралову осознавать из раза в раз за эти месяцы. И вообще, все было хуево. Правда. Со всех сторон и во всех смыслах. В их с Юрой отношениях – точно, только чувствовал это один Костя, потому что это он рисковал все испортить, разрушить, сломать. Но он не выбирал все это. Не выбирал влюбляться в своего друга, не выбирал сгорать от собственных чувств каждый раз при виде Татищева, не выбирал останавливать и одергивать себя каждый раз, когда хочется хоть немного продлить прикосновение… Потому что это неправильно. Для всех вокруг – это неправильно и недопустимо. И Костю никто и слушать не захочет.
Голова шла кругом… Сколько он уже выпил? Три стакана? Четыре? Да и наплевать. Будь что будет.
- Я пойду, подышу, – негромко сообщил Костя, встал с места и медленным неровным шагом пошел к берегу. Стало невыносимо жарко и тесно в этой странной неудобной рубашке, поэтому Костя, не раздумывая, снял ее и отбросил в сторону. Хотелось охладиться, а ровная водная гладь перед глазами так и завлекала. Костя попытался снять обувь и едва не свалился на землю. Он находился где-то не здесь, все вокруг него кружилось и отзывалось в ушах странным эхом. И ведь ему хватило совсем немного, чтобы так опьянеть. После второго стакана стоило остановиться.
- Эй, ты это куда, Кость? – за спиной вдруг раздался звонкий мужской голос, Уралов тут же обернулся. Перед ним стоял Юра, заметно продрогший, с курткой на плечах. Он с непонятной Косте эмоцией на лице глядел на него, а на губах виднелась странная улыбка. Костя не понимал. - Холодно же. Куда собрался-то? Еще и разделся, – усмехнувшись, снова заговорил Татищев. Костя на секунду обомлел, увидев на лице парня привычную теплую улыбку. Ту самую, которую так любил.
- Мне жарко… – туманно ответил Уралов, сглотнув вязкую слюну. Юра укоризненно покачал головой и, подобрав с земли выброшенную рубашку, направился к другу.
- Все-таки не умеешь ты пить, Уралов, – как-то по-доброму вздохнул Юра, оказавшись в двух шагах от Кости. А тот все смотрел. Смотрел на него и не отводил взгляда. Татищев не придал этому особого значения, ссылаясь на опьянение. На плечи Кости снова свалилась вселенская тяжесть, и нет, не из-за рубашки, вернувшейся на плечи. От Юры обыкновенно пахло сигаретами, немного алкоголем, а еще его домом, у которого, как и у всех – свой особенный запах. Тяжелые камни на плечах Уралова крошились, разбиваясь об напряженные мышцы, и осыпались на землю, распускаясь пахучими цветами под ногами. И он не мог дать название этому неопределенному чувству, растекающемуся по его телу.
- Давай, пошли, – пытался потянуть за собой друга Юра, но тот стоял на месте.
- Юра… – на грани шепота проронил Уралов, пока рука его безвольно повисла, перехваченная чужой. - Юрочка… – повторил Костя, шагнув навстречу. Татищев не чувствовал подвоха, потому стоял на месте, лишь в недоумении изгибая бровь. Костя никогда так его не называет, и сейчас это звучало немного странно. - Юра, – все звал Уралов, на что парень нахмурился.
- Что, Кость? Плохо?
Может быть, Юра сказал бы что-то еще, предложил воды или проводить домой, но прикосновение чужих губ не позволило ему это сделать. Татищев весь сжался, казалось, будто каждая мышца в его теле была напряжена в эту секунду, а сердце бешено билось в груди, грозясь пробить огромную дыру… Костя не двигался тоже, казалось, даже не дышал, совершенно потерявшийся в собственных мыслях, ощущениях, мотивах и действиях.
Прошла еще секунда, и Татищев отскочил назад, неосознанно зажав рот ладонью. Уралов мгновенно отрезвел, когда почувствовал сильный толчок в грудь, тут же отозвавшийся болью. И только увидев ошарашенный взгляд Юры, его дрожащие руки, услышав полное непонимания и ярости: «Какого хуя?!», он осознал, что только что сделал. Он правда поцеловал Юру, который, очевидно, не в восторге от произошедшего. Он посмел выпустить ситуацию из-под контроля и испортил все одним своим эгоистичным поступком.
- Юра, я… – голос надломился, как и что-то очень хрупкое, но важное внутри Кости. Он виновато смотрел на Юру, пытаясь подойти ближе, пока тот отступал все дальше. Зрачки неконтролируемо бегали из стороны в сторону, Костя чувствовал, что вот-вот развалится от дикого напряжения и страха, который разрастался с каждой секундой. - Выслушай меня, Юра, – Костя всеми силами пытался включить, видимо, на время вырубившийся мозг, но выходило плохо. Татищев до красноты вытирал губы ладонью, пытаясь стереть то короткое прикосновение, которое оставил Уралов, но и у него выходило так себе.
- Стой! Не подходи! – яростно выдал парень, вытянув вперед свободную руку. Он тоже ничего не понимал и потерялся так, что пролетающих мимо секунд катастрофически не хватало, чтобы найтись.
Костя тут же замер. Именно этого он боялся больше всего на свете: однажды Юра собственноручно проведет между ними линию, которую не позволит пересечь уже никогда. Хотя, скорее, это Костя только что это и сделал. Сам виноват.
- Юра, пожалуйста, послушай. Я сам не понял, что на меня нашло, я… – Уралов заикался, не в силах подобрать правильных слов, но и бездействовать не мог. Алкоголь, конечно, из организма мгновенно не выветрился, но Костя просто не имел права оставить все так, как было. И он пытался, изо всех сил пытался. А у Юры ломался мозг, в этот момент у него едва не валил дым из ушей – такой мощный мыслительный процесс происходил в его голове. Татищев сам себя не понимал, и ничего он вообще не понимал. Почему Костя так поступил? Это шутка такая? Идиотская, ублюдская шутка. Или он настолько не соображает, что увидел в Юре девчонку? Но ведь по имени называл… Да Господи, Татищев тоже, блять, соображал с большим трудом.
- Юра! – увидев, как парень быстро скрывается за кустами, крикнул Костя, но, очевидно, его уже не слышали. Он остался один, на пустом берегу, в расстегнутой помятой рубашке, с хаосом в голове и нестерпимой болью в сердце. Он все сломал, все испортил и разрушил. Даже то небольшое, то хрупкое и оттого еще более ценное, что у него было. Какой же идиот.
«Прости меня».
***
Проснувшись ото сна, где Юра недвусмысленно касался его кожи, прижимался, говорил «странные» вещи, которые в жизни никогда бы не произнес, Костя почувствовал себя еще более мерзким, чем вчерашней ночью. Как он вообще смеет после всего даже в подсознании помышлять о подобных вещах?! Этого никогда не произойдет, Юра не ответит взаимностью на его чувства, у них не получится остаться в прежних дружеских отношениях. Да и вообще, из стабильного в этой ситуации – только хуевое состояние Кости.
Костя не помнил, как оказался дома, но сейчас он лежал в своей кровати, одетый, рядом стояло ведро, которым, видимо, воспользоваться не пришлось. Голова раскалывалась на части, а подняться сил не было никаких. Да Уралов, наверное, в наказание самому себе приковал бы себя к одному месту, чтобы ни малейшего соблазна что-либо снова испортить не возникло. На душе не то что дожди шли, там вообще апокалипсис. Хотелось плакать, рыдать, отмотать время вспять и остановить себя еще до первого выпитого стакана… Костю разрывало от боли и ненависти к себе, к тому, что натворил. Он боялся не увидеть Юру, боялся, что тот пошлет его и оборвет все связи. И Уралов бы понял, правда понял и, возможно, со временем даже смирился. Хотелось ли ему по-человечески, честно и спокойно признаться Татищеву в своих чувствах? Может быть. Надеялся ли он хоть на что-то после этого? Точно нет.
Парень перевернулся на бок, прижимая колени к груди. Может, если он попытается уменьшиться до предельно маленьких размеров, до каких сможет, — что-то вдруг изменится? Он исчезнет и все про всё забудут? Пожалуйста. Костя не чувствовал тела, не ощущал физиологических потребностей, ничего его не волновало. Кроме Юры.
- Костенька, ты проснулся? – в комнату вошла бабушка с большой кружкой прохладной воды. И только в этот момент парень понял, что умирает от жажды. - Ну ты как? – обеспокоенно спросила Тамара Андреевна. Косте было стыдно перед бабушкой, он прятал взгляд и лишь молча взял из ее рук кружку, приняв сидячее положение.
- Мне очень стыдно, — после недолгой паузы признался Уралов. Бабушка покачала головой, привычно взъерошив двухцветные волосы.
- Я тебя не ругаю, Костя. Все понимаю, только ты осторожно в следующий раз, ладно? – Костя все еще смотрел куда-то в пол, но слышал по голосу, что бабушка по-доброму улыбается, и за это он был ей очень благодарен.
- Следующего раза не будет, — твердо выдал парень.
- Как знать, — все так же спокойно ответила Тамара Андреевна. - Ну ты поднимайся, там обед стынет, — забрав пустую кружку из чужих рук, добавила она. Костя молча кивнул.
- Юрочка, иди ужинать! И так весь день не ел, — обеспокоенно сказала Елена Михайловна, дожидаясь хоть какой-то реакции. И снова молчок. Юра не выходит из комнаты весь день, не ест и не разговаривает с родителями.
- Ты почему мать не слушаешь? – вклинился отец, зайдя в комнату к сыну. Юра лежал на кровати лицом к стене и никак не реагировал. Мысли были заняты точно не ужином и не тем, что его в очередной раз отчитывает отец. Все это было неважно.
Вчера ночью Татищев прибежал домой, не найдя лучшего выхода из ситуации. Хотя, был ли это действительно выход – большой вопрос. Губы все еще помнили тот внезапный поцелуй, оставленный… Костей. Костей, который всю жизнь был Юриным близким другом. Самым близким другом. И две эти детали никак не складывались в одну картинку: разве мог Костя на полном серьезе поцеловать Юру? Потому что у него есть чувства? Потому что он был в стельку пьяный? Но даже так – это слишком. Друзья не целуют друг друга в губы, и тем более парни, вообще нет, никогда и ни за что. Но Костя это сделал, и Костю Юра считал своим другом. И от этого всего в голове был полный балаган.
- Я с кем разговариваю?! – отец явно не собирался терпеть молчание сына.
- Я не голодный, — коротко ответил парень. Только бы его оставили в покое, чтобы он еще хотя бы раз попробовал найти объяснение всему, что вчера произошли между ним и Ураловым. Шестеренки в голове крутились особенно агрессивно, да только легче от этого Юре не становилось.
- Как же так, Юра, ты за день и крошки не съел, — голос матери немного дрожал.
- Мам, я правда не хочу, — все так же, не оборачиваясь, в стену произнес Юра.
- Это что, голодовка? – подозрительно выдал Татищев старший. Юра лишь закатил глаза, из последних сил сдерживая себя в руках. Он не хотел сейчас тратить силы еще и на ругань с родителями.
- Оставьте меня в покое, — стиснув зубы, попросил парень. - У меня нет настроения с вами ругаться.
И только усилиями матери, Иван Васильевич, наконец, вышел из комнаты сына и не стал продолжать назревающий конфликт. Юра был очень за это благодарен.
- Я принесу в комнату, Юрочка. Если захочешь, ты обязательно поешь, хорошо?
А Юра не прекращал думать. Однако, сколько бы ни думал, не мог понять, что ему делать. Он не мог согласиться с мыслью прекратить общение с Костей, но и вести себя, словно ничего не было, у него точно не получится. Уралов был важной частью жизни Татищева, каждого его дня, и расстаться с ним, даже после подобной ситуации, казалось неправильным. Но не более неправильным, чем то, что они поцеловались. Пусть по инициативе Кости, и Юра вообще не сделал буквально ничего. Ну… Оттолкнул? Накричал? Да, но ничего другого в голову и не пришло в тот момент. Совсем. В жизни Юры еще не случалось никакого романтического опыта, он не встречался с девушками, не ходил на свидания и, конечно, не целовался. А вчера Костя перечеркнул последний пункт, спутав все карты. Татищев метался между непринятием, виной и нежеланием потерять Уралова. Ненавидел ли он его? Очень маловероятно. Мог ли понять, почему тот так поступил? Не совсем. Был ли способен принять все так, как есть? Не сейчас точно. Был ли готов разрешить ситуацию прямым и честным разговором с Костей? Нет. Юре было страшно. Страшно услышать объяснения, извинения, правду, страшно увидеть виноватые глаза друга, произносить вслух то, что нельзя произносить – тоже страшно, и куда больше. Юра боялся всего, и от этого было так тошно, что хотелось лезть на стену, рвать волосы на голове…
«Что мне делать?»