Джинн Гуннхильдр, это вообще ты?
Взгляд направлен в зеркальное отражение, утром всё кажется особенно критичным. Локти упираются в поверхность рабочего стола, ладони смыкаются на голове, а пальцы болезненно упираются в виски. Глаза просто застывают в одной точке, пока мысли ведут свой понятный только им самим хоровод. Первое, что чувствует девушка после пробуждения, это стыд и неловкость от воспоминаний вчерашней ночи. Она мысленно делит ход событий, чтобы раз за разом прокручивать его и искать в каком месте всё пошло наперекосяк. Всё кажется таким логичным, но оно всё такое неправильное. Кажется, что голова капитана сейчас даст трещину, из которой полезут все эти обрывки фраз и действий ушедшего дня.
— Как я могла? Что она обо мне теперь думает? Чем, в конце концов, думала Я? — от осознания того, что происходило такое в трезвом уме, становится стыдно только сильнее.
— Молодец, Джинн, ты просто гений! Целовать женщину спустя две встречи. О боже, и позволять целовать себя этой женщине! — разговор с самой собой заходит в тупик, Гуннхильдр хочется сквозь землю провалиться от всего произошедшего. Совесть за халатное отношение к работе бьёт по подсознанию, заставляя закапывать себя в бесконечной вине. Ни одной промашки за год работы, быстрый взлёт по карьерной лестнице, полицейский колледж с отличием, позволивший сразу заступить на более высокое звание, в отличие от своих однокурсников. А сейчас... Образ идеальной и правильной рушится как башня из кубиков, которую случайно задел ребенок в разгар игры и теперь ему только и остаётся ошеломленно смотреть на то, как нелепо валяются обломки его стараний. Самокопание кажется новым хобби капитана, пока смахнув с лица, появившиеся слезинки, она не делает дыхательную гимнастику, концентрируясь не на том, что она допустила, а на том, что она больше не допустит. Чёткая задача, чёткая цель.
— Надо будет подготовить недельный отчёт по заданию. Как мне его написать, если половину из того что случилось, хочется унести вместе с собой в могилу? — полицейская впервые так убивается от того, что надо работать. Ни один отчёт не вызывал у неё ничего кроме чувства долга перед его выполнением. О чем бы она ни думала, её размышления настойчиво возвращается к Минчи.
Джинн понимает, что если будет отрицать симпатию к Лизе, то просто будет врать самой себе и выставлять себя же глупой.
— Спокойно, нужно просто больше не перегибать палку и позволять развиваться всему в приличном и порядочном темпе, если конечно там есть чему развиваться... — капитан зарывается руками в распущенные волосы, спутывая пряди между собой. В горле неприятно побаливает, когда она начинает думать о том, что для актрисы она просто очередная покорённая вершина. Мозг предательски визуализирует сцены того, как хорошо ладят Минчи и Лоуренс друг с другом.
— Что у них за отношения? — девушка кладёт голову на протянутые вдоль стола руки и выводит пальцем на столе незамысловатые узоры, помогая мыслительным процессам протекать эффективнее. Джинн размышляет о том, что то, что она чувствует, напоминает ревность,- какой вздор! - Телефон вибрирует, пуская по деревянной поверхности дрожь и уведомляя о новом сообщении. Экран подсвечивается, демонстрируя знакомый контакт " Лучшая актриса ".
— Как будто чувствует, что о ней думают. Может она на самом деле ведьма? —
« Доброе утро, капитан. Как твоё самочувствие? Какие планы на сегодня? »
Девушка думает о том, насколько непривычно общаться сейчас в таком неформальном виде, с кумиром тысяч немцев.
« Доброе утро. Со мной всё в порядке. Если ты хочешь меня куда-то утянуть, то забудь, я сегодня занята » - минута в колебаниях и Джинн набирает ещё одно сообщение.
« А как ты после вчерашнего? » - верхнее вспомогательное окно показывает, что по ту сторону экрана печатают.
« Чувствую себя отлично! Вчера тебе пришлось нянчиться со мной как с девочкой, прости. Думаю, они так обнаглели увидев, что я без своего менеджера, но к их несчастью со мной оказалась девушка куда опаснее. Пусть этот дурак теперь ринопластику себе делает). И чем это таким важным сегодня занята капитан Гуннхильдр? »
— Ну что за любопытство и неконтролируемое желание залезть в чужую жизнь, — возмущается Джинн.
«У меня сегодня встреча с другом, а ещё я готовлю отчёт по своему заданию, которое к слову не движется с мёртвой точки по твоей вине»
« Как грубо, я ведь согласилась предоставлять тебе всё что нужно, а ты такая нетерпеливая, прям как и во время поцелуя » - Гуннхильдр отбрасывает телефон, блокируя, и закрывает горящее лицо ладонями. Ей требуется пауза, чтобы вернуться к переписке.
« Готова поспорить на несколько сотен евро, что ты сейчас стыдливо закрывала своё личико руками) »
«Кстати, разреши мне присоединиться к тебе с другом» - Гуннхильдр вспыхивает эмоциями ещё раз, но теперь от возмущения, такой наглости позавидуют многие.
« Ты надо мной смеёшься, дразнишь меня, а потом просишь присоединиться к личной встрече между друзьям??? »
« да » - ничего другого Джинн увидеть и не ожидала.
« Тогда мой ответ – нет » - девушка отправляет сообщение, намереваясь уже закрыть переписку и поставить этим точку перед лицом наглой женщины.
« Сразу в этот вечер поедем в архивы вместе разбирать мои документы, к слову я хотела тебе озвучить одну догадку, которая позволит, как мне кажется, выйти на нужный след » - пальцы слегка сжимают гаджет в раздражении.
« Мисс Минчи, манипулировать людьми аморально, но у вас получается. Однако если обманите - мои методы извлечения информации станут менее приятны и более болезненны »
« Отлично, тогда пиши адрес, я заодно и Эолу захвачу, пусть проветрится » - Джинн уже не удивляется тому, как львиную долю её слов пропускают мимо ушей. Зная, что спорить и отпираться бессмысленно она просто скидывает Лизе координаты места встречи.
На окраине Лейпцига находилось место, что могло лицезреть редкую, но интересную картину раз в несколько месяцев. Картину, которую себе не смогут представить большинство сотрудников местного полицейского отделения. Посиделки в баре с Кэйей это то, к чему Гуннхильдр испытывает одновременно и положительные и отрицательные чувства. С одной стороны, она безумно ценит время, которое можно провести в расслабленной обстановке со своим лучшим и единственным другом, ставшим уже частью семьи. С другой стороны, это потраченное впустую время за убиванием здоровья, которым можно было бы распорядиться куда более практично. Однако, как бы сильно в Джинн не сидел трудоголизм, она не перестаёт отказывать в подобных встречах и получать от них неподдельное удовольствие. Если бы не лейтенант, это место ничуть не привлекло бы внимание девушки. Можно сказать, что особенные люди создают особенные места и это звучит крайней романтично в подобном виде.
Гуннхильдр слегка подрагивает от холода, похлопывая руками по рукавам толстовки и переступая с ноги на ногу. Она пытается немного согреться. В прогнозе объявили расстраивающее всех похолодание, а надетые полицейской в спешке кеды, являются крайне опрометчивым выбором в такую дождливую сырую погоду. Она поворачивает взгляд на скучающего лейтенанта и удивляется его термостойкости, парню не холодно в хлопковой футболке, более того, прихваченную с собой ветровку он просто держит в руках, будто бы насмехаясь над окружающими. От одного его вида Джинн становится холоднее. Альберих, закончив разглядывать людей заходящих в бар, оглядывается на подругу.
— Мы уже пятнадцать минут ждём твою новую знакомую. Я же вижу, что ты вся дрожишь, давай зайдём в бар и займём столик или хотя бы тебя отогреем — Кэйа выглядит обеспокоенным.
— Нет, не надо, они с минуты на минуту подъедут, будет не вежливо зайти без них — Джинн как и обычно упрямо стоит на своём, продолжая пританцовывать на месте, стараясь создать как можно больше движений способствующих согреванию.
— Они? — Кэйа делает шаг ближе и аккуратно накидывает свою ветровку на Джинн, задерживая на её плечах руки, дабы не позволить упрямице скинуть предмет одежды.
— Хотя не так важно, мне больше интересно как там твоё дело движется, есть какие-то зацепки? — его вопросу суждено остаться без ответа, потому что они оба оборачиваются к дороге, на шум двигателя подъезжающей к ним машины.
— Ты где за неделю откапала таких знакомых?— последнее, что успевает сказать лейтенант, прежде чем из люксового автомобиля выйдет Лиза, сразу взявшая направление на друзей. Альберих свято верит в то, что он сейчас спит, иначе ему не объяснять, почему Джинн собралась выпивать с мать её народным достоянием немецкого актёрского мастерства.
Парень в некотором шоке быстро метается взглядом от приближающейся женщины к своей подруге и обратно, он тянется к своей руке, чтобы ущипнуть себя и к своему ужасу понимает, что это реальность.
— Добрый вечер, Джинн, рада тебя видеть, спасибо, что согласилась на совместное времяпрепровождение, — она в ожидании смотрит на новую фигуру перед собой и Альбереху кажется, что его оценивают.
— Здравствуй, спасибо что приехали, до нас от Берлина действительно не так уж и близко. Я надеюсь, дорога была не слишком утомительной. Это Кэйа, мой лучший друг. Кэйа, это... Ты и так знаешь, — Джинн нервно сжимает пальцы, а при встрече глазами с Лизой понимает, что в сознании возникают воспоминания их близости, но отводить взгляд было бы грубо.
— Мисс Минчи, можно просто Лиза, — актриса с сияющей широкой улыбкой пожимает парню руку, однако её глаза продолжают оценивающе смерять лейтенанта — Вы как я погляжу очень близкий друг мисс Гуннхильдр. Простите, а вы всегда жертвуете своей одеждой в такой холод? — Альбериха передёргивает.
« Это точно сейчас было проявление сильной ревности. Насколько они уже успели сблизиться с Джинн? Она говорит с таким подтекстом, как будто капитан уже её. Подруга, ты попала в очень опасные сети» - пронеслось в голове лейтенанта.
Не потерявшись, он сохраняет лицо, стараясь не выглядеть обеспокоенным.
— Мне редко когда бывает холодно, а Джинн наоборот зябко от небольшой прохлады, однако, заставить её принять тёплую вещь это та ещё задачка — он издаёт негромкий смешок, стараясь сгладить замеченную ревность и прощупать почву для дальнейших действий. Он следит за тем как лицо женщины, расслабляется, и она тоже слегка усмехается, переводя ставший мягким взгляд на Гуннхильдр.
Сюрпризы для лейтенанта не кончаются, ведь к их компании неспешно подходит ещё один человек. Остановившись, женщина обращает благодарный взгляд на Джинн.
— Капитан Гуннхильдр, спасибо за вчерашнее, — короткий смущённый кивок от Эолы заставляет полицейскую сдерживать мышцы лица, дабы не изобразить удивление.
— Это мой долг, мисс Лоуренс, не стоит благодарности, — девушка сдерживает рвущийся наружу комментарий про отсутствие в речи менеджера обращения "блондинка".
Компания, обменявшись приветственными словами, заходит в маленький, но значимый бар.
Помещение ничем не отличается от любой подобной провинциальной пивной. Простой дизайн из дерева, скучающие после работы люди, закрытые перегородками столики, всё работает на то, чтобы создать камерность и компанейности.
— Это место навевает мне воспоминания о родине, — Джинн и Кэйа оборачиваются на непривычно разговорчивую менеджера. — Дизайн такой простой и никакого пафоса, я бы сказала даже, что тут все выглядит бедновато, это не в упрёк заведению, наоборот, — Эола не ожидающая такого внимания занимает место за столиком, скрываясь от полицейских за напускным разглядыванием карточки с ассортиментом.
Джинн слегка колеблется, перед тем как сесть, но, видя как её друг хлопает ладонью по поверхности диванчика рядом с собой, более уверенно усаживается, оказываясь напротив актрисы.
— Тут и правда...— Лиза делает паузу, чтобы получше оглядеть всё помещение и подобрать слова — мило, — она останавливается на этом описании и складывает руки на столике, обращая взор на полицейских.
— Кэйа сам его нашёл, когда требовал отметить моё повышение, теперь за этим местом закрепилось определённое значение. Вам наверно некомфортно, в Берлине всё такое престижное и блистающее, по сравнению с забегаловками Лейпцига, — выбирая себе напиток, рассказывает Гуннхильдр.
— Вовсе нет, когда мы с Эолой встретились, мы и не могли себе представить, что сменим обстановку подобных баров на что-то другое, — актрису перебивают на полуслове.
— Не знаю что насчёт тебя, а лично я была уверена в твоём успехе. Тут есть что-нибудь кроме пива? Я понимаю, что мы в Германии, но всё же, — вся компания кроме Эолы пускает смешки, от чего менеджер закатывает глаза, но на её лице можно заметить лёгкую улыбку.
Определившись с тем, кто что будет, Джинн берёт на себя инициативу заказа и уходит к барной стойке, предварительно сделав заметку о каждой позиции и получив от всех в компании комментарии об излишней педантичности.
— Дамы, простите, что лезу не в своё дело, но что произошло вчера? Моя подруга что-то учудила? — парень выглядит не обеспокоенным, а заинтересованным, с таким тоном обычно спрашивают о местных сплетнях.
— Позволю себе быть прямолинейной. Джинн разбила нос одному из членов местной группировки. Она просто хотела меня защитить... Я осознаю, что виновата перед ней, теперь она тоже под их прицелом, — Минчи закрывает лицо руками, стараясь скрыть эмоции и подступающие слёзы.
— Кэйа, я тебя прошу, вставай на нашу сторону, ради Джинн. Я знаю, что она тебе дорога, я вижу это, — разговор, кажущийся поначалу обыденным, приобретает внезапно серьёзный и острый настрой, образуя накал между сидящими за столиком. Однако, лейтенант не выражает опасений, он как будто приобрёл тот эмоциональный холод, которого женщины ещё не видели.
— Я не удивлён её поступку. Просто чтобы вы знали, капитан Гуннхильдр это один из немногих людей в нашем рабочем коллективе, кто способен без жалости нажать на курок и выстрелить в человека, если того требует от неё работа или приказ. Её невинность и добродушие покажутся вам сладким сном, когда вы увидите Гуннхильдр такой в действии. Я как-то увидел, и это как два разных человека, — к концу речи он понижает голос, наблюдая за тем, как Джинн возится с улыбкой у стойки, ожидая заказ.
— Надеюсь на обоюдное сотрудничество, а сейчас давайте расслабимся, — видя, как к столику подходит капитан, он быстро меняется в лице. — Мы сегодня планируем выпить или напиться? — его голос вновь приобретает шутливый, игривый оттенок.
— Как пойдёт, но очень надеюсь на второе, — актриса, кажется, очень воодушевляется, забирая свой стакан из рук девушки и подмигивая ей, вызывая смущённую улыбку.
Время тянется за общими разговорами о ситуации в стране, обсуждением новинок кинематографа и не очень важных, но интересных вещей. Количество опустошенных бокалов увеличивается, а языки беседующих развязываются всё больше, позволяя отпускать неловкие фразы и рассказывать лишние подробности. Джинн чувствует, что её взгляд начинает плыть, а очертания сидящей напротив Лизы выходят из своего контура. Кажется, пора сделать паузу. Она отодвигает от себя высокий пивной бокал и нечаянно сталкивается с рукой мисс Минчи, покоящейся на середине столика. Гуннхильдр поднимает на неё свой плывущий взгляд и видит, как та подпирает рукой свою голову, слегка в наклоне. Брови капитана ползут вверх, когда помимо сплетающихся пальцев, она чувствует прикосновение к её ноге под столом. Девушка чувствует, как сейчас под столом нога мисс Минчи в туфлях с неприлично высоким каблуком, медленно оглаживает ногу капитана, поднимаясь каждый раз выше и выше. Джинн сглатывает не в силах, что-либо сказать или прервать соблазнительные касания. Она чувствует, как внутри закипает что-то, что требует большего, действует ли так алкоголь или настойчивость актрисы? Девушка понимает, что хочет ощущать как эта тонкая длинная нога поднимается ещё выше, поднимается туда, где бы стало предельно стыдно. Щёки вспыхивают, Джинн закусывает нижнюю губу, кажется, актрисе это нравится, переплетённые пальцы сжимаются сильнее.
— Джиииинн! Джинн! Ты слышишь, что я тебе говорю? — громкий голос лейтенанта над ухом заставляет резким движением расцепить пальцы и слегка приподняться, чтобы сесть ровно, выпрямляя спину.
— Что такое? Я слушаю да, слушаю тебя, — девушка пытается собрать свой виляющий взгляд на парне, но замечает, как слегка недовольно смотрит Эола, держа кромку бокала у губ, и медленно втягивая жидкость. Кажется, она видела их распутности, чувствуя поднимающуюся внутри волну стыда, Гуннхильдр хочется свалить из-за этого столика куда подальше.
— Тогда повтори мне то, что я только что сказал, — парень, чьи движения приобрели пьяную развязность и неуклюжесть, не унимается и, кажется, готов уверенно ждать ответ.
— Я, эм... Прости, друг, я отвлеклась, — капитан нервно чешет затылок.
— Ладно Джинни, я тебя прекрасно понимаю, не отвлечься на роковую красотку было бы преступлением, — внимание Гуннхильдр странно концентрируется не на словах парня, а на его левом глазу, который ещё слегка отдаёт фиолетовым.
— Альберих, мы же с тобой собирались ради той истории, — девушка накидывает на плечо парня свою руку, используя как опору.
— Ась? Какой ещё истории? — парень искренне выражает чувство удивления на своём лице, слишком ярко и комично, что свойственно пьяным людям.
— Твой глаааз...— Джинн тянется к лейтенанту и трогает его почти исчезнувший синяк, — и Дилюк! —
Женщины, кажется менее подверженные опьянению, молча, с улыбкой наблюдают за перериканиями двух полицейских.
— Ах, это... Красавчик мне не слабо всёк. Даже не знаю, с чего он так сорвался, как пёс с цепи, — Альберих в раздумьях обводит подушечкой пальца краешки посуды. — Помню, сижу за стойкой, во мне бултыхается шестая рюмка рома, я практически засыпаю и чувствую, рука ложится на плечо. Я уже хотел обернуться и сказать, что не настроен ни с кем сегодня спать, а тут вижу его, — глаза лейтенанта игриво загораются, поднимаясь к потолку. — Такой грубый, красивый, молчаливый чурбан, — Кэйа поднимает руки вверх и опускает на стол с хлопком. Джинн видит как актриса и менеджер прикрывают рот ладонями, чтобы не засмеяться в голос.
— Чурбан, который я люблю... — парень всхлипывает как ребёнок, опуская голову.
— Вот так ночка откровений, — Эола ловко подбирает кусочек мясной закуски, явно внимательно следящая за этим бразильским сериалом.
— Подожди, а сказал то ты ему что? — девушка слегка тормошит поникшего друга.
— Да ничего такого, не помню половины. Он как обычно, вместо того чтобы обнять меня беззащитного или хотя бы чмокнуть, начал тащить за грудки из клуба. Я возмутился такому вопиюще несправедливому отношению! Ну и сказал ему, что пусть не думает, что раз он папенькин сынок с подаренной должностью, то может таскать меня как свою куклу! — за столиком внезапно становится слишком тихо. Лиза просто прикрывает раскрытый в шоке рот ладонью, Лоуренс неодобряюще хмурится, а Джинн застывает в ступоре, смотря прямо Кэйе в глаза.
— Альберих, ты идиот или конченный идиот? — в Гуннхильдр начинает разрастаться негодование, готовое вылиться в агрессию.
— Джинн, ты чего...? — Кэйю внезапно прерывает актриса.
— Джинн, не трогай его. Кэйа, как выглядит ваш Дилюк? — девушка оборачивается на актрису, не понимая к чему она клонит.
— Высокий, пышные красные волосы, собранные в хвост, волевой подбородок, острые скулы...—
— Достаточно, я поняла. Сейчас самое важное, какая у него фамилия? — Минчи выглядит встревоженной.
— Рангвиндер, — кружка с громким стуком опускается на деревянную поверхность, менеджер рывком встаёт с места, тяжело вздыхая.
— Я думаю, нам с мистером Альберихом необходимо покурить и проветриться — она, хватая пьяного парня под руку, выводит его на свежий воздух, в дороге уже начиная разъяснительную беседу, не особо волнуясь о том, дойдёт что-то до пьяного мозга или нет.
Лиза и Джинн остаются одни. Гуннхильдр под градусом, старательно пытается произвести хоть часть анализа от полученной информации и единственное, что может отметить про себя, что мисс Минчи тоже слегка пьяна. Женщина то обеспокоенное смотрит на капитана, то крутит кольцо на пальце.
— Джинн, это плохо, мне не нравится то, о чем я догадываюсь. Нам надо срочно ехать ко мне в архивы. Чем раньше я получу твоё полное доверие, тем будет лучше, — Лиза поднимается и идёт к бармену для оплаты счёта. Слегка шатаясь, за ней следует Гуннхильдр, видя это, актриса ловко берёт ту за талию, предотвращая падение.
— Мы не можем поехать сейчас, Лиза — пьяное дыхание Джинн обжигает кожу на шее, заставляя возбуждению разрастаться, а для актрисы это сейчас лишнее.
— Почему не можем, милая? — открывая перед ними двери, женщина чувствует освежающий ночной воздух с улицы, так необходимый после затхлого бара.
— Моя сестра. Она одна дома, я не предупредила её, — Лиза осторожно усаживает Джинн на заднее сиденье автомобиля, занимая место рядом.
— Не переживай, Джинни, сейчас мы заедем к тебе и оставим там Кэйю. Эола его быстро заставит протрезветь. А тебе стоит поспать в дороге, чтобы к архивам ты была уже с трезвой головой, — Гуннхильдр пытается что-то возразить, ворочаясь, но как только Лиза настойчиво укладывает её голову к себе на плечо, затихает.
— Эола, веди аккуратно, пожалуйста, — актриса с любовью проводит рукой по волосам капитана и оставляет на её виске поцелуй, который потом Джинн стыдливо будет стирать влажными салфетками, стараясь убрать следы ярко красной помады.
Из здания доносятся крики, способные заставить, кого угодно дрожать в страхе или ёжиться с неприязнью, но только не человека одиноко стоящего сейчас на разваливающемся кирпичном крыльце.
Сигарета падает, так и не долетев до урны. Плевать на это. Взгляд будто бы молящий молчаливых богов поднимается к небу с надеждой и болью. Дилюк мысленно просит о том, чтобы всё это скорее закончилось, его облипляет вязкое горькое одиночество. Холодный ветер нагло забирается под чёрную водолазку, но желания заходить внутрь нет совсем. Первые капли падают с неба, разбиваясь об его красивое лицо, не выражающее ничего кроме отчаяния. Лишь чудом он не падает на колени. Он бы мог сейчас быть с друзьями в каком-нибудь захудалом баре, наслаждаясь шутками и разговорами ни о чём. Он бы мог заниматься своей мечтой.
Мог бы, если бы был чуть сильнее, если бы не его жалость к себе. Кэйа был полностью прав насчёт него. Нет решимости даже на то, чтобы убить себя. Поглощенный страхом ребёнок, оставленный в пустом магазин и страшащийся звать кого-либо на помощь, потому что на его зов может никто не ответить.
Больничные коридоры встречают своим белым отстранённым лабиринтом, заставляя петлять между одинаковых палат с безличными табличками. Дилюк знает нужную ему дорогу наизусть, знает её так хорошо, что мог бы пройти тут вслепую. Ему кажется что за эти пять лет именно он истоптал и без того убогий больничный линолеум с ужасным рисунком. Каждый раз он делает один глубокий вдох и долгий выдох, прежде чем повернуть дверную ручку палаты. Каждый раз он верит в то, что что-то изменится, и каждый раз он видит одну и ту же картину. Однако сегодня что-то во взгляде пациентки выглядит иначе. Стандартные, выученные действия - поздороваться, разложить на столе гостиницы, помыть и порезать свежие фрукты, сесть рядом, рассказывать о работе, и рассказывать об отце... Дилюк до боли стискивает зубы каждый раз, когда она просит это сделать, но отказать не может.
— Сынок, ты всё ещё боишься папку, — несмотря на бред, что она несёт обычно, слова матери впервые за столько лет зазвучали максимально серьёзно и осмысленно. Она не спрашивает, не сомневается. Она утверждает. Она точно знает, что у её сына до сих пор стынет кровь в венах от злого взгляда отца. Она будто бы видит, как Дилюк, словно маленький мальчик закрывается в своей ванне и, скатываясь на белый кафель, душит в себе потоки слёз, и издаёт вместо крика глухой хрип.
Крепус Рангвиндер. Для Дилюка нет слова противнее. Если бы парень не боялся, то давно сменил бы ненавистную фамилию.
Он свёл с ума мать, он сделала из сына безвольного запуганного щенка, который только и может, что бояться отцовской руки и молча, покорно выполнять его приказы.
— Мама, хочешь, я отвезу тебя погулять перед отделением? — недочищенное яблоко опускается на прикроватную тумбочку.
— Замёрзнешь, — даже сейчас она заботится о сыне больше чем о себе.
Рангвиндер всегда её спрашивает, спрашивает то, что не требует ответа матери, доктор наказал выводить гулять её каждый раз при посещении.
Инвалидная коляска с типичным скрежетом колёс нарушает тишину прибольничного дворика. Однако этот шум не может никому помешать, их слушателями являются только сухие вишнёвый деревья по периметру, и выгоревшие лавки, в которых то тут, то там отсутствуют планки. Всю оставшуюся прогулку мать и сын проводят в тишине. Дилюк не хочет рассказывать лишнего, дабы не травмировать женщину сильнее, она же просто не в состоянии что-то сказать. С крыши психиатрической больницы слышно громкое карканье стаи ворон. Грядёт что-то страшное.