Не Минцзюэ никогда не думал, что будет плакать от боли.
Всегда терпел, всегда закрывал глаза и ждал, пока отпустит.
Вот только эта боль... Не прекращалась.
Он задыхался, и беззвучный крик ломал изнутри, а вслух кричать не было смысла. Да и… слишком явно показало бы, что он сломлен.
Не Минцзюэ никогда не думал, что будет с нетерпением ждать искажения Ци.
Вот только оно не наступало, сдерживаемое чужим коварством.
Не Минцзюэ жаждал разрушить всё вокруг и себя заодно, но его сковали. Физически. Духовно. Один неверный шаг — и свяжут так, что не выйдет даже пошевелиться. Тогда он точно сойдёт с ума без возможности хотя бы пройтись по клетке, в которой его заперли.
Впрочем, вероятно, было бы лучше, сойди он с ума. Тогда Не Минцзюэ не осознавал бы происходящего, не ненавидел бы самого себя за неосмотрительность, за то, что позволил (всего лишь раз!) чувствам взять вверх.
За дверью послышался знакомый звук лёгких шагов, и Не Минцзюэ принял суровый вид, стирая следы боли с лица, а руки сжались в кулаки. Он готовился к очередному бою с самим собой и заклятым врагом.
С тихим шуршанием дверь распахнулась, и внутрь вошёл его пленитель, его мучитель, его… первая и последняя любовь, человек, которого он ненавидел всей душой.
Дверь так же тихо закрылась, а пленитель нажал на рычаг на стене, отчего цепи, сковывающие Не Минцзюэ, начали втягиваться в пол, заставляя его, как бы он ни сопротивлялся, вернуться в центр клетки, где они начинались.
— Да чтоб тебя… — зло прорычал он, подчиняясь. В очередной раз подчиняясь.
— Не Минцзюэ, не стоит ругаться. Тебе стоило бы уже привыкнуть.
— Мэн Яо… — озлобился. — К этому невозможно привыкнуть.
— Ко всему со временем привыкаешь, мой дорогой. — Голос Мэн Яо звучал нежно и ласково, но это пока. Не Минцзюэ помнил, сколько издевки и жестокости в нём бывает, как и в обманчиво хрупком на вид, красивом, теле. — Ну же, не будь букой, я ведь пришёл тебя любить.
Мэн Яо рассмеялся. Звонким чистым смехом, когда-то ласкавшим слух Не Минцзюэ…
Смех резко оборвался, и Мэн Яо шагнул ближе, слишком близко, чтобы на голой груди Не Минцзюэ обновить знак, отбирающий духовные силы.
И шанс на спасение от искажения Ци заодно.
Не Минцзюэ оставалось в бессильной ярости смотреть и чувствовать, как потешаются над ним и его былой силой.
— И я ведь говорил. — Мэн Яо обхватил его подбородок тонкими, но на удивление сильными пальцами, заставляя посмотреть в лисьи глаза, в которых никогда нельзя было прочесть истинных эмоций и намерений. — Я больше не Мэн Яо. Я — Не Гуанъяо. Не забывай, дорогой муж.
Не Минцзюэ дёрнулся, звон цепей слился с его гневным рыком.
— Ты, тварь, не имеешь никакого права носить фамилию моего рода!
— Оо, ещё как имею. Мы совершили три поклона в храме, дорогой.
Смех Мэн Яо сводил с ума. Не Минцзюэ пытался заткнуть его, чтобы не слышать смех, не слышать слов. Мучительно. До ужаса мучительно. Он желал иного в далёком, но прекрасном прошлом, и сердце разбивалось на кусочки каждый раз, когда Мэн Яо начинал безумства и издевательства.
— Ты — Мэн Яо. Был им и останешься. Ты омерзителен, — процедил Не Минцзюэ и плюнул мерзавцу в лицо. Мэн Яо, уже наученный, уклонился и сжал тонкими, но сильными пальцами его шею, придушивая.
— Что же ты, Не Минцзюэ? Ты сам сделал свой выбор, — почти пропел Мэн Яо, глядя ему в глаза, и коснулся губами щеки.
Противно. Противно от этого выродка и от самого себя. Не Минцзюэ и правда сам сделал выбор. Не доглядел, поверил, доверился.
Сам виноват.
Он попытался отстраниться — бесполезно. Мотнул головой, едва не ударив Мэн Яо подбородком по носу — жаль, не вышло.
Он порывался повторить, но хитрый лис увёртлив.
— И я жалею о том, что выбрал тебя. Всё, что может выбрать тебя по собственной воле — черви, когда ты будешь гнить в земле.
Самому же от своих слов больно. Его ослепила любовь и до сих пор не оставила. Как бы сильно ни был Не Минцзюэ разбит, он продолжал надеяться, что совесть у выродка проснётся… и ему дадут уйти.
— Ц-ц-ц, какие злые слова исходят от тебя. Нельзя так общаться со своим мужем. — Мэн Яо влепил ему звонкую пощечину.
— А так, как ты, — можно? — прошипел Не Минцзюэ и получил в ответ смех.
— Можно. Я наказываю тебя за плохое поведение. Ты — плохой мальчик. — Лёгкое нежное поглаживание по щеке и вновь — удар. Что есть физическая боль? Ничто. Особенно такая. Не Минцзюэ за жизнь немало испытал, но лишь недавно (или давно? он уже потерял счёт времени, проведённому в клетке) понял: от чувств и эмоций, своих и чужих, гораздо больнее.
Обхватив его лицо руками, Мэн Яо восторженно промурлыкал:
— Знаешь, сегодня я принёс тебе твоих любимых блюд. И вина!
— Зачем? — Не Минцзюэ замер недвижимо.
— Захотел тебя порадовать, дорогой.
— Захотел бы порадовать меня, сделал бы другое.
— Милый мой… — Мэн Яо приблизился к его уху и опасным шепотом проговорил: — И не мечтай. Отныне я решаю, чего ты хочешь. Ты моя собственность, Не Минцзюэ.
Боль от укуса за ухо даже не чувствовалась.