Солнце. Как же невыносимо он жаждал увидеть солнце.
Гуанъяо сидел, прислонившись спиной к стене и глядя в мрак за решёткой. Единственная свеча давно догорела, оставив его в темноте и жуткой тишине, в которой были слышны лишь его дыхание, стук сердца и звук падающих в соседней темнице капель воды.
Ничто не мешало мыслям захватывать разум.
Гуанъяо заигрался: не исполнил вовремя желание Не Минцзюэ — убить того. И поплатился. Сам виноват, нужно было вовремя остановиться и убить. Не Минцзюэ он не жалел. Гуанъяо ни разу не пожалел, что подверг того страданиям. Но вот то, что он сам себя подставил, не остановившись вовремя…
Послышался звук открывающейся далеко двери темницы. Похоже, кто-то явился навестить Гуанъяо.
Точно — подошли прямиком к его камере. Принесли свет. Не солнце, но и фонарь с дрожащим огоньком свечи внутри приятен уставшему от мрака глазу. Дверь распахнулась.
— На выход.
— Что?..
— Что слышал. Вставай и на выход. Ты отсидел ровно столько времени, сколько держал в плену главу Не. Настало время тебя выпустить. — В голосе воина не звучало ни единой эмоции.
Несколько долгих мгновений Гуанъяо не верил. Его что? Его отпускают? Он вскочил на дрожащие ноги и, запинаясь, поспешил за воинами.
В груди медленно, но верно расцветала надежда.
Когда Гуанъяо выбрался на улицу, увидел крыши зданий, луну, звёзды… когда вдохнул полной грудью свежий замечательный воздух… слёзы потекли из глаз и радость разрывала грудь. Он свободен! Наконец-то он свободен!
Оглядываясь, глубоко дыша, радуясь прекрасному миру, Гуанъяо совсем не следил за дорогой. Запинался иногда, но чудом не падал. Понял, что его выводят за пределы резиденции. Видимо, собираются выгнать подальше.
Двое воинов перед ним расступились, а ещё двое подтолкнули вперёд. Гуаъняо заозирался и увидел… яму. Не потребовалось много времени, чтобы понять.
— Нет! Нет!
Охваченный ужасом, Гуанъяо попытался сбежать, но ему не дали. Скрутили и потащили к яме.
— Нет! Пожалуйста! Я уйду! Вы никогда больше меня не увидите! Нет!
Слёзы радости превратились в слёзы страха.
Как бы он ни вырывался, его столкнули. Больно ударившись, Мэн Яо тут же вскочил и покарабкался наверх, но холодная, немного влажная земля, бесконечным безразличным к страху потоком сыплющаяся сверху, сводила усилия на нет.
И в тот миг, когда его придавливало землёй, в голове всплывали слова Не Минцзюэ.
«Ты — грязная лужа после дождя, недостойная ни фамилии моего рода, ни даже имени… Жалкой жизни — жалкая смерть… Грязную лужу нужно иссушить… И засыпать…».
Так бесславно и закончилась жизнь Мэн Яо.