***
Дни давно слились для Защитника в единый непрерывный поток, уносящий его далеко в пучину какой-то ёбаной катастрофы, которую он создавал своими же руками с каждым новым выпитым бокалом чего-то отвратительно горячительного и каждой новой сигаретой, выкуренной в уединенной минутке где-то на балконе чьего-то огромного пентхауса, где Джи отчаянно не хотел находиться ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, никогда.
Стыдно было признать, что когда-то этот мужчина, чей взгляд сейчас безразлично потемнел, а улыбка превратилась в вымученную гримасу, которая всеми уже воспринималась как должное, когда-то был юношей, полным надежд, амбиций, глядящий на мир уже порядком потрескавшимися розовыми очками, которые он скрупулезно заклеивал, стоило им хоть ещё немного треснуть, каждую трещинку, каждую царапинку, пока не ослеп окончательно.
Наивный наивный юноша, что верил в чудо.
Ужасный ужасный мужчина, что убил его голыми руками.
Какой стакан сейчас он вливает в себя? Джейс не считал. А важно ли это? Важно. Всегда, блять, важно, потому что последствия, идущие следом за поступком, кусают его за пятки, особенно когда Джи стоит напротив знакомого сарая – который и сараем-то у нормального человека язык не повернется назвать, минимум сверх-технологичной базой местного разлива, просто Джейс признать этого никак не может, нарциссичная свинья – в переулке Оседающей Золы посреди какой-то помойки Зауна.
Хотя, если так подумать, весь Заун – это одна сплошная помойка.
Подрагивающая рука застывает всего в сантиметре над металлической обшивкой тяжелой двери. Где-то позади громко хлопает от отчаянных порывов ветра железная калитка, ещё откуда-то доносятся ритмичные, мокрые и чавкающие звуки ударов какой-то палкой обо что-то – уже что-то –, что больше не кричало, но стука, умоляющего открыть эту поганую дверь, так и не звучит. Ни через секунду, ни через две. Даже не спустя минуту.
Вместо этого Защитник сползает по этой самой двери вниз, прямо на грязное крыльцо, прямо своими идеально-чистыми пижонскими брюками, и проводит той самой рукой, что так и не смогла постучать, по своему лицу.
Как всё пришло к этому? Почему он вообще отирается на пороге дома того, кто ему однозначно не будет рад? Почему он здесь, рискуя потерять свою голову одним лишь решением чужой воли и взмахом идеально протезированной руки? Почему это произошло снова?
На улице Сочельник. Ему бы праздновать вместе со своим народом, а не сидеть там, где о праздниках вообще ни словом ни духом, но нет. Он пришёл в пропахший и пропитанный химикатами Заун, подальше от огней, подальше от фейерверков, подальше от чьих-то медовых бредней, подальше от алкоголя, который уже, кажется, тёк по венам Защитника вместо крови и лимфы, и это всего-то спустя пару с лишним часов пребывания на том самом светском рауте, откуда он имел наглость так беспардонно сбежать.
В который раз.
О, Мэл бы была недовольна им. Наверняка бы потом на следующем плановом заседании Совета сверлила взглядом в тщетной попытке прожечь насквозь, и слова её сквозили бы таким ядом, что замертво мог упасть любой, кто имел смелость находиться с ней в одном помещении. А ему, Джейсу, потом пришлось бы слезно извиняться, придумывать глупые отговорки, в которые не поверил бы даже самый наивный человек, потому что Джейс совершенно не умеет врать и чертовски не хочет говорить правду.
Но сейчас Мэл нет.
И никто не поднимет Джиопаре бокал с другого конца зала, сверкая мягкой улыбкой. Никто не будет прожигать в нём дыру взглядом, когда он снова накосячит. Никто не возьмёт его за руку на балконе амфитеатра.
Джейс не знает, где она сейчас.
Тогда, в обломках Зала Совета, обнаружили лишь её потускневшие доспехи без единого следа крови.
Щелчок зажигалки и воздух пополняется еще одним токсичным дерьмом, только более качественным, дорогим, таким же пижонским, как уже наверняка испорченные брюки Джиопары, но нисколько не более полезным. .
"Отвратительная привычка, надо бросать", думает Защитник и делает ещё одну затяжку.
Раньше Джейс бы никогда и не подумал, что будет курить. Это же так вредно для здоровья! Это же так плохо! И Виктор не переносит сигаретный дым, он от него кашляет! Зато Виктор переносит его руки, хватающие беднягу за плечи, щёки, поперёк груди, за шею. Зато Виктор переносит его занудство, стоит Зауниту только ошибиться в каком-нибудь элементарном уравнении. Зато Виктор переносит его взгляды, постоянно разные, постоянно участливые, постоянно занятые им, а не Хекстеком, от которого сейчас Джиопару уже порядком подташнивает.
Или это из-за алкоголя?
Да какая разница, почти одно и то же.
Он снова начинает много думать, воспоминания выгравированы в нём, как клеймо, саднят душу и разум. И он не может просто… Забыть. Он пытался, честно! Пытался выкинуть из головы звон бесконечных колец и влажный кровавый кашель, пытался забыть о контрасте рук, горячих до ожогов и холодных до обморожения, пытался не вспоминать о том, как остры были взгляды двух пар глаз, да так, что порезаться было возможно из другого конца комнаты.
– Что ты здесь делаешь? – Джиопара вздрагивает всем телом и рывком поднимает взгляд от грязной голой земли на исполинскую фигуру перед ним.
Проходит минута, наполненная ничем, кроме молчания.
– Не знаю.
– Я прошу тебя покинуть мою территорию.
– А если я не хочу?
– Мне нет дела до твоих желаний, Защитник.
Джейс смотрит на Виктора снизу вверх нечитаемым взглядом, выпуская в воздух между ними вместе с покинувшим его тяжёлым вздохом еще одно облако дыма.
– Я знаю, что ты меня не выгонишь.
– Нет, не выгоню. Но и не пущу. – Этот разговор, абсолютно бесполезный в своём роде, начинал напоминать какую-то пантомиму.
Ещё вздох и потушенная о крыльцо сигарета. Его всё равно не спасти, доски уже давно сгнили.
– Почему всё не может быть как раньше?
– А почему ты думаешь, что раньше было лучше?
– А разве не было?
– Задай этот вопрос своему психотерапевту. – Туше.
Джейс слишком пьян, чтобы думать рационально. Единственное, что он из себя представляет – это тоска. По чему или по кому, он так и не может понять осмысленно, однако на данный момент – это вся составляющая его личности.
А Виктор всё стоит над ним. Нагнетает, черт металлический. Джейсу нечего ему сказать. Он даже не знает, почему оказался на пороге его дома, пьяный и безоружный.
Хотя, может, он надеется на то, что Виктор его уже наконец убьёт для собственной радости, в качестве подарка себе на Рождество, как и хотел, как и грозился сделать, заливаясь слезами, полными гнева, стоило руке Джейса, следом за другими, подняться на том самом совете, где Виктора изгоняли из Пилтовера.
Джи мечтал никогда не поднимать эту бляцкую руку на том бляцком совете, даже несмотря на то, что он поступил правильно, изгнав из города серийного убийцу, он должен был это сделать, согласно закону. Даже несмотря на то, что это был его напарник, друг, брат, л̶ю̶б̶о̶в̶н̶и̶к̶.
– Знаешь, в чём твоя проблема? – наконец говорит Виктор, своим голосом прерывая застой в их невероятно увлекательном диалоге, никогда таковым не являвшимся.
– Просвяти.
– Ты фетишизируешь свою боль. Каждый день прокручиваешь в голове свои травмы, отказываясь отпустить и пережить их вместо этого, только чтобы был повод тебя, такого страдающего, пожалеть.
– Могу ли я нанять тебя своим психотерапевтом?
– Роль хирурга мне нравится больше.
Джейс фыркает, хотя ему нихрена не смешно. Ему так сильно хочется плакать. Ему так сильно хочется извиниться, ему так сильно хочется… Чего ему хочется? Он больше не понимает, он не может понять, он запутался. Как он может забыть эту травму? Виктору легко говорить, он уже решил эту проблему, избавив себя от части своего ёбаного мозга.
Джейс на такое пока не готов.
– Я полностью серьезен. – снова начинает Виктор. Джейс почти пропускает его слова, но вовремя приходит в себя. – На твоём месте я бы задумался, нет ли у тебя в дополнении к твоему ПТСР нарциссического расстройства личности. – из-под маски доносится негромкий роботизированный смешок, голова Виктора чуть отклоняется к плечу, но это все движения, которые он производит – Стоит уже принять, что дерьмо случается, проблемы происходят, время идёт, люди приходят и уходят, но это всё не тот повод, который позволил бы тебе портить свою жизнь безнаказанно. Ты сам загоняешь себя в Бездну, каждый раз добровольно посещаешь каждый из её кругов, когда мог бы уже выбраться сотни раз. Но хочешь ли ты этого?
Голос Виктора абсолютно безразличен под маской. Его глаза-стекляшки мерцают в полумраке, почти ослепляя. Даже глаза вон слезятся.
– Зачем ты вообще говоришь мне всё это, если тебе нет дела?
– Мне действительно нет дела. Поэтому и говорю.
А. Ну, это многое объясняет.
– Иди домой, Защитник. Там тебе непременно утрут слёзы.
Джи опускает взгляд к своим сцепленным на коленях рукам, пока Виктор проходит мимо него.
Дверь закрывается.
Джейс остаётся снаружи до самого утра.
***