Он толкнул дверь, запихивая Дадли вперёд себя. В прихожей горел свет, значит, Дурсли ждали любимого сыночка. Ну что ж, дождались. Гарри засунул волшебную палочку за пояс джинсов, поправляя тело кузена, которое хотелось просто сбросить уже на пол, как мешок картошки.

— Дидди! Пора, пора уже было тебе домой, я начала вол… что… Дидди, что с тобой?

Гарри скосил глаза на Дадли и вынырнул из-под его руки. Как раз вовремя. Дадли качнулся на месте, лицо было бледно-зелёным. Потом открыл рот, и его обильно вырвало на коврик у двери всем, что он запихнул в себя за день.

— Дидди! Дидди, что с тобой? Вернон! Вернон! — завопила Петунья.

Из гостиной внушительным шагом вышел дядя. Как всегда, когда он был взволнован, его моржовые усы раздувались, а лицо темнело от тяжёлого дыхания. Он поспешил на помощь жене, и вместе они перетащили норовившего свалиться Дадли мимо рвотной лужи в прихожую.

— Он болен, Вернон! — всхлипывая, запричитала женщина, зацепляя длинной рукой плед со спинки дивана и набрасывая на дрожащие плечи сына.

— В чем дело, сынок? Что случилось? Миссис Полкисс чего-то не то дала тебе к чаю? — поинтересовался Вернон.

— Почему ты весь в грязи, родной мой? Ты что, лежал на земле? — продолжала бормотать женщина.

— Погоди! — перебил дядя. — Сынок, тебя избили? Избили, да? — Дадли слегка покачнулся, и тётя Петунья вскрикнула, принимая это за положительный ответ.

— Вернон, звони в полицию! Звони в полицию! Дидди, милый, скажи маме хоть что-нибудь! Что они тебе сделали?

«Фу», — вдруг снова раздался голос в голове, и Гарри с трудом подавил облегчённый и даже радостный вздох. Почему-то ему было страшно в эту минуту оставаться одному. Как и раньше, одним коротким словом, буквально междометием, Том выразил столько эмоций от презрения и отвращения до гнева, что Гарри поразился его умению. Или это было от того, что вместе со словами по связи он ощущал и эмоции тоже?

В суматохе никто не обращал внимания на Гарри, и это было ему на руку. Он проскользнул в дом за секунду до того, как дядя Вернон захлопнул дверь, и, пока Дурсли шумно перемещались на кухню, Гарри тихонько и аккуратно пошёл к лестнице. На выражение Тома он невольно слишком громко фыркнул, но, казалось, невероятным чудом Дурсли этого не услышали.

— Кто это сделал, сынок? Назови имена. Мы до них доберемся, будь спокоен, — прогромыхал дядя.

— Тсс! Вернон, он хочет что-то сказать! Что, Дидди? Скажи маме!

Ощущая смесь эмоций Тома и находя её довольно забавной, будучи привычным к поведению Дурслей, подросток снова не смог сдержать громкого звука смеха сквозь сжатые губы, не прислушиваясь к восклицаниям старших Дурслей. Гарри уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, когда Дадли обрёл дар речи.

— Он, — выдохнул голос ненавистного кузена за спиной. Гарри замер. Нога на ступеньке, лицо нахмуренное, губы сжаты. Больше не было смешно. Сейчас начнётся…

— А ну-ка иди сюда! — заорали сзади. Со смешанным чувством страха и злости Гарри медленно спустил ногу обратно и двинулся к Дурслям. Кухня была слишком идеально чистая и светлая, особенно после ночной темноты. Тетя Петунья посадила Дадли на стул. Он по-прежнему был весь зеленый и липкий от пота. Дядя Вернон, стоя перед подставкой для сушки посуды, смотрел на Гарри маленькими, сузившимися глазками. — Что ты сделал моему сыну? — грозно зарычал он.

— Ничего, — ответил Гарри честно, но прекрасно понимая, что дядя ему не поверит.

— Что он тебе сделал, Дидди? — спросила тетя Петунья трепещущим голосом, вытирая рвоту с кожаного пиджака Дадли. — Это было… ну, сам знаешь что, родной мой, да? Он использовал… эту штуку? — Медленно подрагивающей головой Дадли кивнул. Тетя испустила вопль, дядя сжал кулаки.

— Ничего подобного! — резко сказал Гарри. — Я ничего ему не сделал, это был не я, это…

Но договорить ему не дали. Дядя подлетел удивительно быстро для своей комплекции, толкая маленькое тощее костлявое тело Гарри к двери кухонного шкафа с такой силой, что внутри задребезжали кастрюли и сковородки. Гарри пребольно ударился плечом, но подавил вскрик. Он знал, что это только малая часть, начало. Вернон был весь бордовый от злости и ненависти, дышал часто и щурил свои мелкие чёрные свинячьи глазки, словно у него перед глазами была такая же багровая пелена. Дядя зарычал Гарри в лицо, подцепляя его острое плечо, как раз наиболее ударившееся, своими толстыми пальцами, а потом снова толкнул, с размаху припечатывая к деревянной поверхности. Голова на тонкой шее от резкого движения бессильно качнулась, ударяясь громко о шкаф сзади. Дурсль ещё раз приложил его головой немного боком, и Гарри не смог подавить сорвавшийся с губ крик. Кажется, он рассёк висок о резьбу на дверце, потому что тёплая и влажная субстанция вдруг стала ощущаться стекающей по щеке. Гарри невольно болезненно всхлипнул.

Внезапно снова раздалось угрожающее рычание. После всех этих ударов он не сразу сообразил, что этот звук раздаётся у него в голове. Том был не просто зол. Он был в такой ослепляющей ярости, что это было дополнительно болезненно для Гарри, но одновременно проникало в него, разливалось по венам. Прежде, чем дядя успел ещё что-то ему сделать, Гарри, ощущая, что повинуется чужой воле, первый оттолкнулся от стены, выпуская немного магии. Как будто издалека просто пришло осознание, что стихийные всплески Министерством не отслеживались. Это были мысли Тома или его собственные выводы? Впрочем, какая разница. Он легко толкнул огромного Вернона одной рукой, опаляя того адским жаром и заставляя отлететь на несколько метров, прежде чем врезаться в диван. Мрачная улыбка на мальчишеском лице, кажется, была его собственной.

Все вокруг замерли в тишине. Дадли всё ещё трясло, Петунья с безмолвным ужасом вытаращилась на Гарри, а Вернон принял ровное положение на диване и уставился так, словно только что Поттер признал себя антихристом и объявил о конце света.

«Он не заслуживает жить!», — вот только Том ничуть не остыл. Он всё ещё чувствовал прямо через обострившуюся связь, как стягивается кровь у Гарри на виске и щеке. Он просто мечтал стереть этого магла в порошок, сжечь заживо после месяца безостановочного Круциатуса… Да как он вообще посмел поднять руку на Гар… на его крестраж! Но ладно даже крестраж, на волшебника, на ребёнка-волшебника! Том обязательно убьёт это мерзкое создание собственноручно. Грёбаная грязь мироздания.

Гарри не знал, нужно ли ему что-то ответить, и если да, то что именно? Признаться в том, что это пустяки, его избивали и похуже? Или сказать, что Тома это не касается? Последний вариант он интуитивно отторгал, к тому же тот и так видел достаточно. Он бы погряз в размышлениях, но тут в кухонное окно влетела ушастая сова. Едва не задев макушку дяди Вернона, она планирующим движением пересекла кухню и уронила к ногам Гарри большой пергаментный конверт, который несла в клюве. Потом, коснувшись кончиком крыла верхушки холодильника, заложила элегантный вираж, вылетела в то же окно и унеслась прочь.

— Совы! — взревел дядя Вернон, очухавшись, вскочил с дивана, не глядя на Гарри, и с силой захлопнул окно. Изрядно поработавшая жила на его виске зло запульсировала. Гарри внезапно захотелось, чтобы она лопнула, забрызгав всё вокруг кровью. Осознав эту мысль, он вздрогнул. Как бы он ни ненавидел своего дядю, разве он хоть раз желал нечто подобного? Или так сказалось восприятие всех чувств Тома? Наверное, это должно его пугать. Но сейчас он ощущал только любопытство. Дурсль тем временем продолжал орать. — Опять эти совы! Никаких сов в моем доме я больше не потерплю!

Не слушая его, Гарри разрывал конверт и вынимал письмо. Сердце билось где-то поблизости от кадыка. Ничего хорошего внутри быть не могло.

«Уважаемый мистер Поттер!

Согласно имеющимся у нас сведениям, сегодня в девять часов двадцать три минуты вечера в населенном маглами районе и в присутствии магла Вы использовали заклинание Патронуса.

За это грубое нарушение Указа о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних Вы исключены из Школы чародейства и волшебства «Хогвартс». В ближайшее время представители Министерства явятся к Вам по месту проживания, с тем чтобы уничтожить Вашу волшебную палочку.

Поскольку за предыдущее нарушение Вы, согласно разделу 13 Статута о секретности, принятого Международной конфедерацией магов, уже получили официальное предупреждение, мы с сожалением извещаем Вас о том, что Ваше личное присутствие ожидается на дисциплинарном слушании в Министерстве магии 12 августа в 9 часов утра.

С пожеланием доброго здоровья, искренне Ваша

Муфалда Хмелкирк.

Сектор борьбы с неправомерным использованием магии. Министерство магии.»

Гарри прочел письмо дважды. В ушах шумело, голоса дяди Вернона и тёти Петуньи доносились до него точно издали. В голове всё онемело и заледенело. Новость засела в его сознании, как парализующая стрела. Он исключен из Хогвартса. Всё кончено. Он никогда туда не вернётся. Как в замедленной съёмке он поднял глаза на Дурслей. Дядя Вернон был весь багровый, кричал и до сих пор не опустил сжатые кулаки. Тетя Петунья обнимала Дадли, которого снова рвало.

После краткого оцепенения мозг Гарри опять заработал. «В ближайшее время представители Министерства явятся к Вам по месту проживания, с тем чтобы уничтожить Вашу волшебную палочку». Ответ на это может быть только один. Бежать, и немедленно. Куда бежать, Гарри не знал, но было ясно, что где бы он ни находился, в Хогвартсе или вне его, палочка ему совершенно необходима. Почти что грезя наяву, он вынул палочку и повернулся, чтобы выйти из кухни.

«А теперь замри», — рявкнул голос в голове.

«Я не могу! — мысленно завопил Гарри в ответ. Он был в состоянии шока, который не мешал ему испытывать всепоглощающий ужас. — Ты что, слепой? Ты видел, что там написано?! Мне надо бежать! Бежать быстрее и…»

«Заткнись немедленно», — в отличие от истерических криков Гарри, голос Тома звучал просто громко и холодно.

Сейчас он не спрашивал, а приказывал ледяным тоном. Гарри замер от этого голоса, как кролик, зачарованный гипнотическими движениями змеи. Он чувствовал себя таким же скованным и неспособным пошевелиться без дальнейшего приказа. Где-то на периферии сознания он протестовал, но сейчас эти возмущения были погребены под тяжестью остальных разрушительных эмоций.

«Тебе нельзя так опрометчиво действовать, — Том говорил так уверенно и спокойно, голос отдавался по всему телу холодными низкими вибрациями, внушающими безграничное желание довериться. Полностью довериться. Позволить кому-то настолько уверенному, сильному, взрослому помочь. — Каким бы манипулятивным хитрым ублюдком ни был старик Дамблдор, он тебя так просто не упустит. По крайней мере до тех пор, пока ты ему нужен, — Гарри даже ни разу не захотелось запротестовать против таких резких определений, он так и стоял лицом к двери, продолжая заворожённо слушать. — А теперь вернись обратно и жди, — не терпящим возражений тоном снова прозвучал приказ.

Ждать Гарри не хотелось от слова совсем. Но почему-то спорить с Томом хотелось ещё меньше. Он боялся, до дрожи в коленях и ещё в сто раз сильнее, боялся, что вот-вот отворится дверь и ему придётся навсегда распрощаться с палочкой. Но, может быть, что-то действительно ещё может спасти его. Том звучал очень уверенным в своих словах. Гарри уже зашёл обратно из прихожей в дом, оказываясь возле лестницы и на виду у Дурслей.

— Куда это ты намылился? — заорал дядя Вернон, заметив наконец его перемещения. Гарри не ответил, и тогда дядя протопал через всю кухню и преградил ему путь. — Я ещё не кончил с тобой разбираться!

— Дайте пройти, — тихо сказал Гарри. Нарываться опять было бессмысленно, даже если бы он смог снова дать отпор, на это потребовалось бы время, в течение которого его снова будут бить. С другой стороны, к этому он давно привык, а дядя и так выглядел взбешённым.

— Ты останешься здесь и объяснишь, почему мой сын…

— Если не дадите пройти, я вас заколдую! — пригрозил Гарри, поднимая палочку, которую всё ещё нервозно сжимал в руках так сильно, что мышцы ладони и пальцев дрожали от перенапряжения, как будто он был сильно пьян.

— Ты эти шутки брось у меня! — рявкнул дядя Вернон. — Я знаю, что тебе запрещено пользоваться этой штуковиной вне сумасшедшего дома, который ты называешь школой!

— Из сумасшедшего дома меня выгнали, — отчаянно выдохнул Гарри, всё ещё внутренне не принимая эту мысль. — Так что я могу делать что захочу. У вас три секунды. Раз… два…

Раздался громкий щелчок. Тётя Петунья взвизгнула, дядя завопил и присел. Но это не было колдовство Гарри. Он увидел снаружи на подоконнике оглушенную и взъерошенную сову-сипуху, только что налетевшую на стекло закрытого окна. Не обращая внимания на истошный крик дяди Вернона: «Совы!», Гарри опрометью бросился к окну и распахнул его. Сова протянула ему лапу, к которой был привязан небольшой пергаментный свиток, оправила перья и улетела через миг после того, как Гарри взял письмо.

Трясущимися руками Поттер развернул второе послание, которое было второпях, с кляксами нацарапано черными чернилами.

«Гарри!

Дамблдор только что прибыл в Министерство и пытается все уладить. НЕ ПОКИДАЙ ДОМА ДЯДИ И ТЁТИ, НЕ СОВЕРШАЙ БОЛЬШЕ НИКАКОГО ВОЛШЕБСТВА, НЕ ОТДАВАЙ ВОЛШЕБНУЮ ПАЛОЧКУ.

Артур Уизли.»

Дамблдор пытается все уладить… Что это значит? Неужели ему удастся пересилить Министерство магии? Неужели есть шанс, что Гарри позволят вернуться в Хогвартс? В сердце у Гарри появился было крохотный росток надежды, но его тут же задушила паника: как, не совершая волшебства, сохранить у себя палочку? Придется драться с представителями Министерства, а за это уж точно исключат, хорошо если в Азкабан не посадят. Мозг лихорадочно работал. Убежать, рискуя, что сцапают люди из Министерства? Или сидеть на месте и ждать их появления? Первый вариант казался куда более привлекательным, но Гарри уже знал, что послушает Тома и никуда не уйдёт. И если уж на то пошло, Дамблдор утрясал дела и похитрее.

«Хоть какая-то от него польза», — негромко донеслось от Тома, и подросток почувствовал волну облегчения. Том проявлял сильнейшую антипатию к директору Хогвартса, и если уж он говорит, что от Дамблдора есть польза, значит он правда считает, что у Поттера есть шанс. Кем бы ни был Том и на чьей бы он ни был стороне, он, видимо, точно не желал Гарри зла.

— Ладно, — сказал Гарри вслух, думая, выглядел ли он сейчас зависшим на странном выражении лица, или этого по-прежнему никто не замечает. — Я передумал. Остаюсь здесь.

Он с размаху опустился на стул у кухонного стола напротив Дадли и тёти Петуньи. Он наконец сосредоточился на реальности и почувствовал, как неприятно стягивает кожу справа на лице корка засохшей крови. Гарри осторожно нащупал место удара, скривившись от резкой боли, когда всё-таки неловко задел глубокое рассечение. Вздохнув, он принялся бездумно тереть засохшую кровь, которая скатывалась под пальцами и ощущалась мелким песком. Том в голове покрыл «грязного магла» сотней нелицеприятных ругательств, значение некоторых из которых Гарри даже не понял. Но всевозможные пожелания смерти этому мерзкому отродью проскальзывали через каждые два слова. Дурсли тем временем явно были поражены внезапным новым решением Гарри и этим несколько нахальным поведением. Тётя Петунья в отчаянии смотрела на дядю Вернона, который как-то испуганно уставился на руку Поттера, трущую бордовую от крови кожу. Жила на виске его пульсировала сильней, чем когда-либо. Вот теперь она взорвётся, вот-вот…

— Откуда взялись эти треклятые совы? — прорычал наконец Дурсль, угрожающе приближаясь.

— Первая из Министерства магии с сообщением, что меня исключили, — спокойно ответил Гарри, милостиво посвящая родственников в подробности. Он не чувствовал и сотой доли этого спокойствия, но это точно злило дядю, а ему сейчас нужно было отвлечься хотя бы на этот спор. Он напрягал слух, желая по доносящимся снаружи звукам узнать о приближении представителей Министерства, и ради тишины лучше было отвечать на дядины вопросы, чем доводить его до бешенства и крика. — Вторая от отца моего друга Рона. Он работает в Министерстве.

— Министерство магии? — взвыл дядя Вернон. — Такие, как ты, работают в правительственных органах? Ну, это, конечно, все, все объясняет! Нечего удивляться, что страна катится к чертям! — Не дождавшись от Гарри ответа, дядя Вернон уставился на него, потом выпалил: — А ну говори, за что тебя исключили!

— За то, что я совершил волшебство, — лаконично отозвался парень.

— Ага! — вскричал дядя Вернон и с такой силой ударил кулаком по холодильнику, что дверца открылась и некоторые продукты рассыпались по полу. Вероятно, он представлял голову племянничка на том самом месте. Но, всё ещё чувствуя ожог на груди от его маленькой руки, он пока не торопился нападать. — Сознался-таки! Что ты сделал нашему Дадли?

— Ничего, — сказал Гарри уже чуть менее спокойно. — Это не я…

— Он, — неожиданно подал голос Дадли, о котором все почти забыли, и дядя с тётей одновременно замахали на Гарри руками, чтобы он молчал, а сами низко склонились над сыном.

— Говори, говори, сынок, — сказал дядя Вернон. — Что он сделал?

— Скажи нам, милый, — прошептала тётя Петунья.

— Нацелил на меня свою палочку, — пробормотал Дадли.

— Нацелил, но не использовал… — сердито начал Гарри.

— Замолчи! — в один голос крикнули дядя и тётя, и даже Том в голове посоветовал ждать развития событий молча. Но к этому моменту страх снова начал завладевать разумом, поэтому смиренно молча сидеть, сложив руки на коленях, Поттер больше не мог.

— Говори, говори, сынок, — повторил дядя Вернон, яростно раздувая усы.

— Вдруг стало темно, — хрипло сказал Дадли и содрогнулся. — Совсем темно. А потом я у-услышал… всякое. Внутри м-моей головы.

Его родители обменялись взглядами, полными ужаса. Из всего, что есть на свете, они больше всего ненавидели волшебство, дальше с небольшим отрывом шли соседи, которые откровенней, чем они, нарушали запрет на поливку из шлангов; но люди, которые слышат голоса, уж точно входили в десятку самого нелюбимого. Дядя и тётя явно решили, что Дадли сходит с ума. На секунду Гарри мстительно ухмыльнулся.

— Что, что ты услышал, масенький мой? — прошептала бледная, как полотно, Петунья. Ее глаза были полны слёз. Но Дадли, казалось, не в состоянии был ничего объяснить. Он опять содрогнулся и покачал крупной светловолосой головой, и, несмотря на глухой страх, владевший Гарри, он почувствовал некоторое любопытство. Дементоры заставляют человека заново пережить худшее в его жизни. Интересно, что пришлось услышать этому избалованному любителю поиздеваться над слабыми? Тому, чьей боксёрской грушей Гарри был все предыдущие годы.

— Почему ты упал, сынок? — спросил дядя Вернон неестественно тихим голосом — так он мог бы разговаривать у постели тяжелобольного.

— С-споткнулся, — сказал Дадли заплетающимся языком. — А потом… — он показал на свою упитанную грудь. Гарри понял, что Дадли вспомнил липкий холод, наполняющий легкие, когда из тебя высасывают всю радость и всю надежду. — Ужас какой-то, — прохрипел Дадли. — Холод. Зверский холод.

— Понятно, — сказал дядя Вернон нарочито спокойно. Тётя Петунья попробовала ладонью лоб Дадли — не горячий ли. — Ну, а потом что было, Даддерс?

— Потом… как будто… как будто…

— Как будто у тебя никогда больше не будет никакой радости, — безразличным тоном подсказал Гарри.

— Да, — прошептал Дадли, по-прежнему дрожа.

— Так! — сказал дядя Вернон, выпрямившись и повысив голос до обычного внушительного уровня. — Ты навел на моего сына какие-то чары, и у него помутилось в голове, ему послышались голоса, и он решил, что приговорен к несчастью или вроде того. Верно я говорю?

— Сколько раз вам объяснять? — спросил Гарри, выходя из себя и тоже повышая голос. — Это был не я! Это были два дементора!

— Как-как? Два… что еще за бред собачий?

— Де-мен-то-ра, — повторил Гарри медленно и раз­дельно. — Два дементора.

— Кто такие дементоры, чёрт бы их драл?

— Они стерегут Азкабан, тюрьму для волшебников, — сказала тётя Петунья. Две секунды звенящей тишины — и тётя прихлопну­ла рот ладонью, как будто из него случайно вылетело нехорошее слово. Дядя Вернон уставился на неё, выкатив глаза. У Гарри голова пошла кругом. Миссис Фигг — ещё куда ни шло, но тётя Петунья?

— Откуда вы знаете? — изумленно спросил он. Петунья, казалось, пришла в ужас от самой себя. Посмотрела на Вернона пугливым извиняющимся взглядом, потом чуть опустила руку, так что стали видны лошадиные зубы.

— Я слышала… много лет назад… как этот жуткий че­ловек… рассказывал о них ей, — прерывисто произнесла она.

— Если вы про моих родителей, почему не называете их по именам? — громко спросил Гарри, но тётя не ответила. Она испытывала крайнее смятение. Гарри был ошеломлён. За исключением одной давней вспышки, когда тётя Петунья крикнула, что мать Гарри была чудовищем, он ни разу не слышал, чтобы она поминала сестру. Невероятно было, что она так долго помнила факт, касающийся магического мира, ведь обычно она всеми силами старалась сделать вид, что этого мира не существует. Дядя Вернон разинул рот, потом закрыл, потом снова его открыл, потом опять закрыл, потом, точно вспомнил наконец, как произносить слова, открыл его в третий раз и прохрипел:

— Значит… э… они… что… взаправду… э… существуют… эти… как их… дементи… а?

Тётя Петунья кивнула. Дядя перевел взгляд с неё на Дадли, потом на Гарри, как будто надеялся, что кто-нибудь из них крикнет ему «С первым апреля!». Поскольку никто этого не крикнул, он вновь зашевелил губами, но от мучительной борьбы за слова его избавило появление третьей совы. Она ворвалась в открытое теперь окно, как пернатая пуля, и со стуком уселась на кухонный стол. От испуга все трое Дурслей подскочили. Гарри выдернул из совиного клюва очередной официальный на вид конверт, и, пока он его разрывал, сова уже летела обратно в ночь.

— Хватит… с нас… этих… поганых… сов, — бестолково бормотал дядя Вернон, тяжелым шагом идя к окну и второй раз его захлопывая.

Гарри с ужасом смотрел на бумагу в своих руках, боясь развернуть её. А если Дамблдор не смог договориться? Или Министерство всё-таки засекло беспалочковую стихийную магию? Как они вообще это отслеживают? Если в письме было уведомление, что через минуту за дверью будут работники в официальных мантиях, чтобы потребовать его палочку… Гарри подумал, что просто не переживёт этого.

«Читай», — по-прежнему спокойно и монументально уверенно приказал Том, и Гарри опустил взгляд на письмо. С Томом он мог наконец решиться.