— Я не убивала скот, не влюбляла в себя юношей, — она плачет, растирая по лицу слезы, и все же без истерики, сдержанно. — Это все ложь… наговоры, на самом деле я обычная девушка. Поверьте мне, пожалуйста.

У нее рыжие волосы, растрепанные, непричесанные. Светлая женская рубашка ей велика, спадает с плеч.

— На теле должны быть знаки, — задумчиво говорит священник, не отрывая глаз от ткани, облегающей пышную грудь. — Нужно раздеть ведьму, поискать хвост, третий сосок. Но даже если их не будет…

Послушники, что держат девушку, косятся с интересом, молятся только о том, чтобы их не выгоняли, когда будет «осмотр». И среди общей толкотни, в атмосфере страха и величия церкви, раздается спокойное:

— Ты что делаешь?

Священник отрывается от созерцания еще прикрытой груди, поднимает голову. В паре метров от них двое: коренастый кучерявый парень в латах и с ним светловолосый, в рясе из грубой ткани с белым воротничком, на шее татуировка — мудреный рисунок креста. Такие татуировки у Охотников на нечисть — та сила, чьими руками церковь, оставаясь в безопасности, несла слово Божье темным людям, избавляя их от упырей, вурдалаков, оборотней и прочих демонов. И все же это не повод так обращаться к святому отцу, и он сурово поджимает губы. С ведьмами церковь всегда сама справлялась.

— Кай, — дергает Охотника за рукав коренастый в латах. На плече у того походный мешок. — Кай, ты что несешь?.. Ты же видишь, Его Святейшество уничтожает ведьму. О чем ты спрашиваешь?

Кай, смешавшись, теряется, пытается улыбнуться:

— Правда, простите, Святой отец. Я говорил не вам… Я разговаривал с ведьмой.

Приняв это за шутку, ржут послушники, пихают друг друга в бок. Смех замолкает, когда к ним приближается Кай — его присутствие продирает морозом по коже, над вещмешком кружатся мухи.

— Я могу быть свидетелем. Дело в том, что Екатерина мой давний друг. Она не может являться ведьмой.

На последних словах Кай, обойдя послушников, удерживающих девушку, смотрящую на него с благодарностью спасенной, оказывается у священника. Тот смотрит сверху вниз, потому что Кай и для среднего роста низковат, а святому отцу и вовсе по плечо.

— Что, думаешь, я поверю? Охотники по работе часто… — начинает он, но Кай приподнимается, шепчет что-то ему на ухо. Святой отец меняется в лице, бледнеет. Не дослушав до конца, дает отмашку:

— Отпустите девушку, извинитесь перед ней. Она не ведьма. Охотник свидетельствует за нее.

После этого священник разворачивается, кивает Каю следовать за ним.

— Привет, я Дрод, — здоровается рыцарь, когда девушку передают ему. Без особой на то необходимости он снимает свой плащ, закутывает ее, словно голую. — Невероятная удача, что сэр Кай проходил тут, не так ли?

Девушка вытирает слезы, кивает благодарно:

— Да, невероятная…

===

— Зачистка упырей на севере, — перечисляет священник, — чернокнижник в прошлом месяце в столице. Остагутский зверь два месяца назад.

— И еще вурдалак на прошлой неделе, — кивает Кай, ожидая напротив стола священника. Тот возвращается к записям, отрицательно качает головой.

— Мне об этом не сообщали.

Кай пожимает плечами, скидывает мешок с плеч и ставит на стол отрубленную голову, похожую на свиную. Священник кивает, как счетовод, записывает в книгу.

— Город?

— Овна.

— Итого двести монет. Заберешь все?

— Только сотню, вторую оставлю, — доброжелательно отзывается Кай. Народ платит налог церкви в том числе и за то, что может остановить любого Охотника и попросить его разобраться с поселившейся у них нечистью. За это Охотника могут накормить и приютить, а деньги он в любом случае получит только с церкви, из тех же налогов. Поэтому подвиги их скрупулезно записываются, подсчитываются, только иногда с опозданием.

— Рыжую уведешь? — на секунду священник перестает быть счетоводом, смотрит исподлобья, и Кай улыбается ему, скидывая монеты в мешок.

— Да.

===

— Сэр Кай, у вас в храмах довольно мрачно… Ни свечей, ни песен, — замечает Дрод и все время заинтересованно косится на девушку, что идет позади них, стараясь не отставать. В путь они отправляются уже с наступлением темноты, по широкой дороге мимо полей, к чернеющему вдалеке лесу.

— Это инквизиторы, — отзывается Кай, словно это что-то должно объяснить. Мешок натирает плечо, потяжелел, но эту ношу Кай доверил бы другому только в крайнем случае. Не столько из страха ограбления, а из-за того, что самому в любой момент может понадобиться бежать, и тогда придется колоть дрова и носить воду за плату, чтобы как-то протянуть до новой встречи с тем, у кого остался его мешок.

— Как ты с ними лихо, а? — кивает Дрод. Городские стены остаются далеко у них за спиной, они трое углубляются в лес. — Как ты догадался, что девушка честная, что ее оклеветали? Ты правда был с ней знаком? Что ты сказал Его Преосвященству?

— Что перед ним настоящая ведьма, и что она уже троих, таких как он, кастрировала и языки вырвала перед смертью, и ему лучше отпустить ее, — безразлично рассказывает Кай. Дрод хмурится, но быстро понимает:

— А! Обманули, чтобы спасти честную девушку?

— О чем ты? — Кай начинает злиться. — Это все — правда.

Дрод оборачивается к благодарной крестьянке — и немеет. Кай останавливается его подождать.

Девушка завязывает спереди шнуровку кожаного корсета, под грудью делает бант. Словно не пару минут прошло, а ей дали несколько часов на то, чтобы переодеться. Да что там, это совсем другой человек: рубашка та же, но поверх корсет, юбка, волосы больше не растрепанные, и даже губы горят кроваво-красным, темнеют ресницы. Она затягивается невесть откуда взявшейся курительной трубкой, смотрит на спутников одним глазом, пока второй закрывает челка, и капризным тоном спрашивает:

— Кай, ну какого хрена?

Охотник вздыхает, продолжает свой путь, остальным тоже приходится двинуться за ним.

— Знаешь, я не особо люблю, когда горят монастыри и кастрируют священников.

— Будь я слабой девочкой, что бы он сделал? А? Будь я той, кем притворялась? А если ему попадется крестьяночка, чистая и…

— Не дави на мою совесть, — перебивает Кай. — Поверь мне, крестьянки достаточно умны, чтобы не провоцировать священников.

— Не всегда, — возражает ведьма.

— Но это не повод их выводить, — прибавляет Кай, тут же спохватившись, снова останавливается и оборачивается:

— Дрод, это Гидра, она же Екатерина. Гидра ее ведьмовское имя. Гидра, это Дрод, он странствующий рыцарь. Решил, что сесть на хвост Охотнику — лучший способ добыть себе подвигов.

— Рискованно, — выдыхает дым Гидра. — Как вы познакомились?

— На тракте, — коротко отвечает Дрод.

— Что? И Кай не спасал тебя из какой-нибудь передряги? Наверное, это только со мной работает, — продолжает Гидра, улыбается, и Дрод от этого робеет еще больше. — Нам нельзя в одном городе больше суток находиться. Иначе начинается кошмар какой-то. И познакомились мы впервые, когда Кай меня спас… Кай, который искал меня, чтобы убить за сожженного священника.

— Гидру хотели использовать в призыве демона, — поясняет Кай. — Я просто решил, что лучше живая ведьма, чем расхаживающий по земле демон.

— Ты остановил пришествие антихриста в этот мир? — поражается Дрод. — Насколько же ты силен?..

— Неа, не остановил, — улыбается Гидра.

— Этот демон теперь ее покровитель, — недовольно поясняет Кай. Дрод смотрит то на ведьму, то на Охотника, пучит глаза и все ждет, когда кто-то из них скажет, что пошутил.

Но никто не шутил.

— По нашему миру расхаживает демон?

— Ему тут холодно, — Гидра первая идет вперед, по тропинке вглубь темного леса. — Но после обряда он может тут появляться, когда захочет.

Дрод всем своим видом умоляет Кая сказать, что это шутка, но тот молча ждет, когда спутник примет происходящее.

После этого Дрод держится позади, молчит, мрачно глядя в спины идущих наравне Охотника и ведьмы.

— А как насчет тебя? — стрельнув глазами, негромко спрашивает Гидра. Кай отворачивается недовольно, но в темном лесу ему видится стремительное движение зверя, складка на переносице разглаживается.

— Не догнал, — отвечает Кай задумчиво.

— Кто? — тут же вклинивается Дрод, Кай даже отскакивает от него.

— Есть у нашего священника один приятель…Но ты с ним познакомишься только если попытаешься залезть ему под рясу. Ну или кто-то при тебе попытается.

— Зачем мне туда лезть? — не понимает Дрод. — Сэр Кай же не Дама Сердца.

— А что, есть Дама Сердца? — тут же интересуется Гидра. Но любопытство ее исчезает, когда она слышит из леса сигнал — что-то похожее на вой, но все же не животного.

Кай при этом звуке ощупывает нож на поясе.

— Ну, Гидра, приятно было увидеться. Дрод, лучше жди здесь, я не знаю, что там может быть.

— Что это? — не понимает рыцарь. Ведьма, уже не склонная к шуткам, отвечает устало:

— Сигнал другого Охотника, попавшего в беду.

Кай срывается с места стрелой, просачивается между поваленным деревом и ручьем, исчезает в зарослях. Дрод, перекрестившись, ныряет следом, но от него больше шума: он продирается, как медведь, ломает ветки и постоянно в темноте спотыкается, падает.

Гидра, вздохнув и осмотревшись, продолжает путь.

===

Всю дорогу Кая сопровождает звук рога, истерический и в то же время угасающий, все тише и тише. Сначала он ориентируется на звук, потом на запах крови и дыма. Увидев впереди просвет прогалины, на которой и должен находиться источник сигнала, Кай пружинит от одного ствола, цепляется рукой за другой и выскакивает почти в центр поляны, держит наготове нож.

— Фу нафонес-то, — произносит стоящий тут. У него оплывает подбородок, обнажаются зубы, среди которых выделяются два удлиненных резца. Кай не сразу его узнает — высокий вампир, с цветом волос оттенком в рыжину.

— Барс?

Он придерживает челюсть, которая почти отваливается, кивает и всучивает Каю сигнальный охотничий рог. Тот окован серебром, чтобы нечисть не смогла его использовать и заманить в ловушку других священников.

Из-за страшной раны Кай не сразу замечает и черный ошейник без застежки на шее Барса, неприятная догадка мелькает где-то в сознании. Барс, пока лишенный возможности говорить, показывает дальше. Где-то за елками дымится что-то, разгорается. Уже без спешки Кай направляется туда.

Охотник лежит лицом вниз, но все еще мертвой хваткой цепляется за нож. На том не видно металла из-за крови, вокруг занимается огнем небольшая деревня из землянок и хижин. Трупов: волосатых, без одежды, так много, что поначалу Кай принимает их за почву, неровные кочки.

— Вя ему фоворил, што… — начинает Барс, но осознает, как непонятно звучит, отмахивается. Челюсть обрастает мышцам, мясом. Становится более-менее приличного вида, когда из леса вываливается запыхавшийся Дрод.

— Поможешь донести? — просит Кай, обернувшись. Дрод удивленно осматривается, потом бесцеремонно пальцем указывает на раненого Охотника:

— Что, он один всех? Он вообще живой?

Барс начинает смеяться, и при несросшейся челюсти звук получается странный; Дрод замечает его только теперь.

— Вы тоже ранены.

— Оставь его, — командует Кай, начинает поднимать раненого. — Лучше помоги мне его тащить, он тяжелый.

У Охотника короткие светлые волосы, серые от пыли, по земле за ним волочется цепь, Кай отпускает, чтобы перекинуть ее себе на плечи.

Вампир оставляет Тима им, сам исчезает. Снова появляется он только в трактире в ближайшем городе, с улыбкой здоровается с Каем, подняв руку, и безошибочно идет по лестнице вверх к комнате, в которой они оставили перевязанного Охотника. За спиной Барса мешок в половину его роста и в две ширины его тела. Дрод провожает его восхищенным взглядом.

Они с Каем практические единственные посетители ранним утром, завтракают за крайним столиком.

— Оооо, это великий Охотник, — Дрод вспоминает о том, что привело их сюда. — Он ведь в одиночку все это гнездо вырезал? Что это были за волосатые мелкие твари, Кай?

— Упыри, — отвечает тот.

— Они были не опасны?

— По одному не особо. Только мертвых и жрут… В стаях — да. Я спрашивал жителей — у них стали пропадать дети, они рассказали об этом Охотнику.

— Дети, — груснеет Дрод. — Слабые и беззащитные создания… Значит, он поступил правильно? Тогда почему ты так печален?

— Жду, когда проснется Охотник, — безразлично отзывается Кай. В его чарке — разбавленное вино, кисловатое, неприятное. Дрод пьет пиво, одна закупоренная пузатая бутылка еще стоит на столе.

— Волнуешься? — понимает Дрод. — Да, твой собрат, герой. Как тут не вспомнить, что смерть ходит рядом. Но он выкарабкается.

— Конечно, выкарабкается.

Дрод вздрагивает, проливает на колено пиво. За его спиной оказывается улыбающийся Барс, садится на свободный стул, опасливо глянув за окно, за которым еще только занимается рассвет.

— На нем все как на собаке.

Барса сложно было бы отличить от человека, если б не привычка постоянно улыбаться. Людям представляется вампир как кто-то утонченный, с бледным лицом, длинными волосами и вселенской скорбью на лице. Барс же этому образу полная противоположность.

— Вы же вампир, — догадывается Дрод. — Сэр Кай объяснил мне, что не вся нечисть плохая.

— Как быстро, — кивает Барс. — Вы ведь недавно знакомы?

— Барс — это странствующий рыцарь Дрод. Дрод, это личная говорящая собачка Охотника, — представляет Кай, рассматривая свое отражение. Повисает неловкая пауза, после нее Барс с той же улыбкой делает три хлопка, придвигает к себе кубок и наливает в него вина.

— Хорошая шутка. В каждой шутке есть доля шутки, — но выпивает в мрачном молчании.

— Как ты до этого докатился? — уже мягче спрашивает Кай.

— Ну что ты, Кай, как ему можно отказать?

— Заставил, — понимающе кивает Кай.

— Не то чтобы… Я поддался, куда же он без меня. Так повелось, что он к себе никого не подпустит. Без меня давно бы уже угробился.

— Очень самонадеянно, — кивает Кай, задумчиво разглядывая кубок. С одной стороны, может, Барс врет, а с другой — это же Барс. Кто его поймет. Он вполне может быть серьезен.

— Меня все терзает одна догадка, — Дрод наклоняется ниже, облизывает губы, и от такой суеты Кай и Барс смотрят на него внимательнее. — Ходит среди людей легенда. Об одном Охотнике. Он уже почти мифический герой — стольких, говорят, вырезал, что ему уже на личный замок хватит. Уходит в одиночку во вражеский стан — возвращается на своих двоих, а упыри, зомби, оборотни — горят синем пламенем. Или дохлые лежат, все как один. Ему не нужно ждать подмоги, сколько бы врагов ни было, он всех по деревьям развешает, глотки всем перережет. У него еще не было провалов.

— Все так, — кивает Кай. — У нас есть такой.

— И? Это ведь он спит наверху? — еще тише продолжает Дрод. Барс прыскает в кулак. — Разве он не непобедим?

— Непобедим, — подтверждает Барс с гордостью, тут же понимает, что соврал. — Не против всех. Все было круто — он упырей размазывал только так. Короля их за минуту прирезал. Но потом пришел демон.

Кай цыкает раздраженно, отворачивается. Барс говорит уже с ним, оправдывается.

— За ним прислали демона. Тима даже не убить хотят. Он кому-то очень нужен в аду.

— Не могут дождаться, когда он сдохнет? — недовольно переспрашивает Кай.

— Что, ты не слышал? — ахнув, спрашивает Барс и на удивленный взгляд заканчивает с серьезной миной: — Он бессмертен.

Потом, не сдержав смеха, поднимается из-за стола.

— Ладно. Пойду проведаю его.

Дрод подхватывает неоткрытую бутылку пива, протягивает вампиру.

— Подари Тиму. От меня, в знак глубочайшего уважения.

— Э, нет, — отказывается Барс. — Давайте не будем давать ему то, что он может разбить о мою голову.

Мурлыкая что-то под нос и пританцовывая, он снова уходит наверх.

— Увидеть Тима, вживую. Помочь ему. Это так здорово, — зачарованно признается Дрод. — Я понимаю, друг мой Кай, для тебя это ничего особенного. Наверняка по долгу службы вы часто видитесь с Тимом. И на ваших собраниях. Но для меня раньше он был легендой. Теперь я поверил, что он настоящий. Ты бы ведь не смог справиться с толпой упырей.

Кай кивает, задумчиво глядя в свое отражение в чарке. На несколько секунд в сонном трактире становится тихо, спокойно. А потом сверху раздается грохот, что-то падает на пол, с шумом распахивается дверь той комнаты, куда отнесли Охотника.

— Дай-ка, — Кай стаскивает с отвлекшегося Дрода его накидку с капюшоном, застегивает на себе, закрывает голову. Дрод отвлекается, но в это время сверху тяжелыми шагами спускается живая легенда.

Тим высокий, тощий, с широкими плечами. Без рясы, в расстегнутой на две пуговицы рубашке, открывающей его крест на шее. Короткие светлые волосы у него выстрижены неаккуратно, с одной стороны чуть длиннее. И взгляд — холодный, презрительный, неживой. Дрод под этим взглядом вжимает голову в плечи, улыбкой пытается загладить свою вину за то, что родился. Тим падает на третий стул, на котором только что сидел Барс, изучает в упор собеседников.

— Я много наслышан о вас, — начинает Дрод. — И я очень счастлив, что нам довелось увидеться. Как говорится, после такого и умереть не жалко!

Тим заканчивает с изучением рыцаря, переводит глаза на Кая, морщит нос, срывает со своего пояса кошелек и кидает на стол с громким звоном.

— За спасение, — комментирует Тим. — И беспокойство.

Дрод, спохватившись, подвигает кошелек обратно:

— Что вы! Вы нас не так поняли. Сэр Кай спас вас просто по своей душевной доброте! Ему не нужно за это денег.

— Кай, — задумчиво кивает Тим, глядя в упор на Охотника.

В следующую секунду тяжелый стол летит в сторону Кая, он успевает отскочить, швырнуть в Тима стул, который тот отбрасывает. Кай тем временем лезет по стене на высокое окошко под потолком.

— Дрод, — кричит Кай оттуда. — Прибереги мои вещи, я тебя найду.

Тим пытается забраться следом, но сгибается пополам от боли, шипит. Кай проворно выбирается из окна на улицу.

===

Мама Кая его нагуляла. Это было бы не так страшно, будь ее супруг мельником, простым мужиком, который махнул бы на это рукой. Но он слыл жестоким нравом, к тому же был кузнецом на три головы больше самого высокого мужика в деревне. Кай слишком отличался от него, был сыном забежавшего в деревню на вечер менестреля — такой же светловолосый, казавшийся хрупким. Кай всегда завидовал силе названного отца.

Когда мать, которую наверняка порядком избил кузнец, оправдывалась, она кричала, что ее попутали темные силы, а светловолосый музыкант был демоном, суккубом, явившимся соблазнить ее. Под его чарами она и думать забыла, что она уже замужем, и какой красивый и желанный ее супруг. 

Поверил ей кузнец или нет — черт его знает, но, кроме того, чтобы избить жену и сына, его любимым развлечением было силой притащить Кая в город, на площадь, где сжигали ведьм и еретиков, и шептать бледному мальчишке: «Смотри-смотри, ты будешь гореть в таком же пламени. Вот только подрасти. Скажу — посмотрите на жену мою, на меня. Откуда у нас такой ребенок? Дьявола сын, подкидыш, удушивший в колыбели нашего дитя».

Это не могло кончиться хорошо, а Каю очень хотелось жить. Даже если его сторонились в деревне из-за этого слуха, даже если избегала родная мать.

После очередных побоев, прижимая к груди сломанную руку, Кай сбежал в лес. Мог там же и умереть, но выбрался по реке к какому-то городу, в котором раньше не был. Тогда Каю только-только исполнилось семь. Его подобрала церковь, спрашивала, из какой он деревни. Эти люди не могли спасти Кая, они бы просто вернули его отцу. Если тот так сильно бьет ребенка своего, значит сын это заслужил. Тогда Кай начал врать.

Он сказал, что не помнит названия деревни, что ни разу не был в этом городе и бежал очень давно. По его истощению в это поверили. На вопрос о побоях расплакался и ответил, что деревню сожрала нечисть, только он и сбежал. И ему поверили снова.

Через пару недель пришел Гранит — стареющий Охотник. Когда Охотник доживал до его лет, ему можно было брать учеников, и за Гранитом уже всюду следовало двое мальчишек на три-четыре года старше Кая. Церковь рассчитывала, что Кай захочет отомстить. Пойдет в Охотники, чтобы убивать тех, кто вырезал его деревню. В конце концов, что мальчику просто некуда больше идти. И Кай согласился.

Священники, да и Гранит, просчитались только в одном: не нечисть так била Кая, а человек. Он с детства понял, что слишком многие свои грехи люди привыкли прикрывать «нечистой силой» — дьявол попутал, демон соблазнил, суккуб морок навел. Кай боролся не против нечисти как таковой. Он дрался против несправедливости. Если где-то в лесах жил монстр, жрал рыцарей вместе с лошадьми — Кай приходил убить его. А если мелкий бес таскал яблоки с чужого огорода, Кай говорил с ним и оставлял в покое дальше воровать яблоки. Еще не разу Каю не прилетало в спину после такого, хотя он и к этому был готов.

===

В лесу Кая бьет шишкой в затылок, несильно, он сначала даже думает, что с дерева упала, а потом замечает парня поодаль. И по его наглой улыбке осознает — нет, не с дерева.

— Если этот ваш белобрысый снова тебя достает, то просто разреши мне с ним разобраться. Убивать не стану, только руки переломаю, — предлагает парень, приближаясь. Кай ощупывает себя. Его спасает привычка немного монет хранить в кошеле на поясе, остальное класть в мешок. До встречи с Дродом должно хватить, не придется колоть дрова крестьянам. Не то чтобы Кай был против помочь, но с тяжелой работой у него не ладилось.

— Глупости не говори. Он тебя на ближайшем дереве вздернет и освежует, а мне при встрече подарит накидку из собачьей шерсти, из тебя же сделанную.

— Ублюдок, — фыркает собеседник, нагоняет Кая, идет с ним вровень. — Зачем тебе этот рыцарь?

— Он сильный, — пожимает плечами Кай.

— А ты ловкий.

— Я имел ввиду его тело.

— А. Вещи нести, бревно отодвинуть, яму вырыть, лошадь на плечах перетащить. Еще?

— Мне нравится его искренность, — добавляет Кай. — Будь он неприятным человеком, я не согласился бы на его компанию.

— Ну да. Зато я от вас все время по кустам шарюсь. Хорошо, что вы разошлись. Я тоже сильный, могу вещи перенести, глотки перегрызть.

— Ты опасный, Хаски, — замечает Кай, но улыбается. — Дрод бы никогда ко мне ночью не полез под одеяло, будь я даже женщиной. И лицо бы вылизывать не стал.

— У тебя что-то против меня имеется? — подхватывает Хаски. — Я тебя не понимаю. Ты же, вроде, хорошо ко мне относишься. У тебя никого нет, почему нет-то? Я никому не скажу.

— Потому что нет, — припечатывает Кай и останавливается. — Снова ты?

Гидра подбирает мешок с травы, ее трубка уже не дымится, ведьма ее грызет скорее по привычке.

— Птичка на хвосте принесла, что ты подобрал в лесах Тима. Вот я и подумала, что этой дорогой убегать будешь. Слушай, Хаски, конечно, он освежует, но ты можешь помочь мне — и Тим исчезнет. Как по волшебству. Ему самому так лучше будет.

— Ничего я не собираюсь делать с Тимом и никому его заказывать не буду. Меня просто бесит, что он обозлился на меня за то, что я Барса от него спас, а теперь Барс — его личная собачка. И думаете, я хоть на секунду допустил, что, может быть, Тим больше не злится? Нет! Это же Тим. Господи, какой же он мудак иногда.

— А мальчишкой, небось, сам на него дрочил, — с улыбкой замечает Гидра. Кай даже не возражает, ведьма смеется. — Хаски, тебе ничего не светит. Нашему мальчику нравятся парни постарше, посильнее. Тим живая легенда.

— Я не говорил, что испытываю к нему что-то кроме уважения. Которое, к слову, местами пропадает при его поведении, — все же прибавляет Кай.

— А тебе чего надо с нами? — переключается Хаски. — Давай, иди куда шла. Забыла, что говорила? Когда вы с Каем вместе, начинаются проблемы.

— Твой друг просто ревнует, — пожимает плечами Гидра. — Не волнуйся, Хаски. Я ему предлагала. Но у Кая, кажется, обет беcтрахия. Тебе ведь тоже так и не перепало? А ты стараешься, я уверена.

— Я просто пока слишком вежлив.

— Ты? — Гидра в голос смеется.

— Слушай, — ворчит сквозь зубы Хаски. — Я давно бы мог все, что хотел, взять. Но я к тому же не хочу, чтобы это было в первый и последний раз.

— Я вообще-то тут, — напоминает Кай. — И все слышу.

— Скажи еще, что ты этого не знал, — пожимает плечами Хаски.

— Кай, это было признание в любви. Лучшего он из себя не выдавит, — предупреждает Гидра.

— Может, мне не стоит идти посередине? Тогда вы не будете обсуждать только меня.

— Я точно знаю, что вам можно заводить связи. Нет, безусловно, сношение с нечистью вам запрещается, но я более чем уверена, что и мне, и Хаски ты отказываешь не из-за каких-то там правил. Плевать ты на них хотел. И с каждого собрания ваших выходишь с разбитым лицом, но продолжаешь поступать так же. Кай, честное слово, я более чем уверена, что у тебя среди наших друзей больше, чем среди людей, — Гидра делает вид, что жалеет его, разводит руками скорбно. — Возможно, именно поэтому ты взял с собой рыцаря. Кроме него у тебя друзья-то как? Есть?

— Гранит, — кивает Кай. Хаски фыркает.

— Учитель твой, — для себя проговаривает он. — Конечно. Друг. Именно этот друг тебе за каждую ошибку зубы пересчитывает.

— Ничего, Кай. Зато мы за тебя кому хочешь глотку порвем, — с улыбкой произносит Гидра, ласково гладит его плечо, но Кай сбрасывает ее руку, показывает вперед.

— Монастырь. Вас туда не пустят.

— Сбежать от нас решил? — понимает Гидра. — Ну давай. Может среди своих святош тоже друзей заведешь, хотя я сомневаюсь, среди них один ты нормальный и есть. Даже этот Тим… Слушай, я могу замолвить за тебя словечко. И Акросс тебя к себе возьмет, без вопросов.

— Впервые вижу, чтобы мне так доброжелательно предлагали гореть в аду, — замечает Кай.

Гидра и Хаски понимающе прощаются с ним подальше от поселения, чтобы не ставить под удар репутацию Кая. Тот вздыхает спокойно — клонит в сон, гудят уставшие ноги.

Монастырь возвышается посреди селения, почти в самом центре. А вокруг — частокол метров пять, деревянные заточенные осиновые колья, толщиной как раз с Кая. Обычно такой забор не проблема, когда ты пришел с миром. Каю приходится минут пять поорать, чтобы над воротами появилась удивленная лохматая заспанная башка и кивнула:

— Сейчас святого отца кликну.

Кай еще немного стоит у стен, над которыми появляется то одно, то другое удивленное лицо, то два сразу. А потом ворота открываются — тяжело и со скрипом, но все же. За ними — священник лет сорока, на две головы выше Кая. Но Кая вообще природа ростом обделила, и встретить человека выше него было просто.

Кай расстегивает ворот до того, как его об этом попросят, и священник, открывший было рот, тут же его закрывает, ждет, когда Охотник покажет татуировку, пристально изучает и кивает.

На шее у всех охотников, переходящая ниже, до ключиц, татуировка креста с затейливой вязью, с вписанной в грани молитвой. Где-то дня три уходит на то, чтобы ее набить, и это как их подорожная, так и защита. Как раз в том месте, куда так любят кусаться вампиры. Защита эта слабенькая, когда тебе скорее норовят голову оторвать, чем деликатно цапнуть в шею, но все же помогает.

— Меня зовут Кай, — представляется он, когда суровый священник добреет. — Утром вышел из города. Возможно, это слабость, но я не хотел бы проводить эту ночь в лесу.

— Конечно, — кивает священник. — Мое имя Хемминг. Можешь остаться в деревне, за стенами с наступлением ночи становится опасно.

Кай мог бы на это фыркнуть, но забором огорожен небольшой участок, дворов на сорок. Такие деревни обычно сами по себе существуют, без частокола. Здесь же вроде как опасно. Настолько, что взрослое население деревни, вооружившись вилами и косами, с этим справиться не может. Выглядит все так, что лучше поверить на слово. Поэтому Кай спешит войти, ворота за ним закрываются.

Город грязный, едким дымом исходят кузницы, никаких улочек — дома натыканы как попало, все низкие, в один этаж, окна почти у самой земли. Надо всем этим, как чужой, возвышается деревянный монастырь с колокольней.

— Совсем недавно тут был один из ваших, — рассказывает Хемминг. — Переночевал и отправился дальше. Мы не просили у него помощи, и от вашей тоже откажемся, если захотите предложить. Мы справляемся сами.

— С вампирами? — понимает Кай, больше глядя по сторонам и под ноги, чем в спину священника, поэтому пропускает кивок того.

— Да. С ними. Им нравится чем-то это место. Ночью из города не выйдешь. Только если ты самоубийца. А днем ничего, нормально… Торговцев не трогают. А вот Охотника попробовали бы сожрать.

— Не впервой, — пожимает плечами Кай.

— Вы не понимаете, — возражает священник. — Их полчища. Обычно детей и женщин с наступлением темноты запирают в домах. Но если интересно — можете ночью посмотреть. Они иногда нападают, иногда просто сторожат вокруг деревни. Даже если их перебьют — придут новые. Мы уже пробовали.

— Охотник, что был тут до меня, случайно, не со светлыми волосами, высокий и?..

— Да, Тим, — останавливается у такого же вросшего в грязь домика Хемминг. — Вот тут никто не живет. Можете пока занять это место. За нас правда не стоит волноваться, уверен, что у Охотника найдется более важное дело, чем вычерпывать воду из моря. 

Дом внутри темный, запыленный. Приятно пахнет свежим деревом и сеном. Кай скидывает рясу, наконец с удовольствием падает на лавку с соломенным тюфяком — то ли после Тима убрать забыли, то ли гости тут все же бывают.

Тим. Что у него, мозги теперь поехали? Зарекся убивать вампиров, а то каждый из них будет за ним бегать? Или, насмотревшись на Барса, в них тоже людей увидел? Тим не самый мирный из Охотников, и если Каю сказать, мол, на нас нападают вампиры, но мы так сто лет жили и еще проживем, так что не беспокойтесь — он мимо пройдет. А Тим возьмет свою цепь и отправится ночью в лес охотиться. Всех не перебьет, но до кого дотянется — точно.

Говорили, что у Тима и правда всю семью убили. Большую, любящую семью. Когда Гранит представлял ему Кая, он так и сказал: «Смотри, Тим. Это мальчик Кай. Вы с ним похожи, у Кая тоже всех убили».

Каю тогда было тринадцать, Тиму — двадцать два. В столицу, где обучали Охотников, он прибыл из-за ранения, на Кая смог глянуть только одним глазом, второй был забинтован. Мальчишки робели перед легендой. А Каю впервые стало невыносимо стыдно за свою ложь: показалось, будто Тим не поверил, прочитал по глазам, что он тут — обманом. Это потом Кай узнал, что Тим на всех смотрел, как на дерьмо.

Не верилось, что настолько одержимый своим делом человек упустил возможность цепью помахать и в чьих-нибудь кишках ножом покопаться. Стареет?

===

Просыпается Кай в полной темноте и тишине. Днем стучали кузницы, галдел народ, а теперь словно вымерли все. И снаружи почти нет огней — только далеко-далеко, кажется, у стен. Еще некоторое время Кай лежит на боку, пытаясь проспать еще несколько часов до рассвета, а потом сдается и поднимается.

Этот дом похож на склеп, тут ночью неуютно, и, наверное, в лесу было бы спокойнее. Рясу он оставляет на лавке, но забирает нож, который крепится на поясе за спиной. Все-таки не прогуляться в столице вечерком идет, а впрочем, и там в некоторых районах не стоит без оружия ходить, что днем, что ночью.

Он выбирается к огню, к стенам, откуда на него оглядываются бодрые, не то что утром, серьезные стражи в блестящих серебром кольчугах и, рассмотрев гостя в свете факелов, подзывают подняться. Так обычно зовут взрослые детей на городской площади во время представления, чтобы посадить на плечи. Кая они, наверное, принимают за едва закончившего обучение семнадцатилетнего мальчишку. Работать он уже три года назад начал, чуть-чуть не дотянув до семнадцати, а вот выглядел всегда младше своих лет, и к нему все относились как к неопытному. И все же, приглашение он принимает — поднимается на мостик к стене, смотрит за частокол, но там тихая ночь, пустынный темный лес. Ничего интересного.

Как только Кай успевает об этом подумать, стражник поджигает второй факел и швыряет через стену дальше, к линии деревьев. Несколько раз тот переворачивается в воздухе, освещает стволы деревьев и еще…

Кай отшатывается, едва не падает, успевает ухватиться за протянутую ему руку, и стражники смеются. Очень быстро факел догорает, оставив снова лес в темноте.

Кай не думал, что их вообще столько существует. Хотя вокруг чаща, силуэтов с клыкастыми мордами приходится по три на каждую сосну. Они стоят неподвижно, такие же, как деревья в этом лесу, и смотрят вверх, за забор, в затихшую от ужаса деревню.