— Он и раньше тут жил, но как-то… Не беспределил, что ли. Крысы его в город за инструментом наведывались, кузнец им мясницкие ножи ковать отказывался, иногда местные, перебрав, могли одну-другую крысу пристукнуть, так они же слабенькие, много ли им надо… Но он из деревенских никого не трогал. Ему-то, может, и хотелось, но мы ж вилы возьмем. Или вот, Охотника кликнем, и все, прощай вечность и уютный домик в лесу. Так-то он где-то в городе живет. Там люди пачками пропадают, и ничего.

Барс, обычный деревенский паренек, говорил без умолку, задорно, иногда с непривычки потирал шею, ощупывал языком новые клыки, когда в разговоре возникали паузы.

— А в деревне была девушка. Первая красавица. Таких, я уверен, и в городе нет. Парнями крутила как хотела. Ну, и я попал… Я чего не женатый до сих пор — как жениться время пришло, мать слегла. Под себя ходила, кашу только протертую ела, умирала потихоньку… Выбрал я невесту, в дом ее привести не успел, а она мне как-то на сеновале: «Убьешь мать — пойду за тебя. Ты ж видишь, она мучается». Слыхал, да? Я и мать…

— Девушку убили вампиры? — напомнил Кай. Барса нужно было постоянно возвращать к теме разговора, он сбивался, начинал говорить о другом.

— Да не, — протянул Барс, криво улыбнувшись. — Ее похитили. Парни сробели, а может, знали что. А я думаю — вот он мой шанс. Схожу туда, скажу: «Что-то ты зарвался. Сейчас деревню с вилами приведу». И он ее отпустит. Пришел… И слуги такие учтивые, крысы эти: «Проходите, будьте здоровы, может быть чаю?». И к нему — я думал в кабинет, а они в спальню. Вот веришь, я чуть не обделался от страха. Думал он меня это… Не, думаю, врешь, в челюсть сейчас дам и без зубов оставлю, будешь через соломинку кровь сосать. А потом понял… Она сидит в его кровати. И ночнушка на ней шелковая. Красивая. И она, и ночнушка… Прям как графиня сразу стала. Смотрит на меня и улыбается. Чего, типа, приперся?

— Мать-то жива? — грустно спросил Кай, понимая уже, чем кончилась эта история — клыки Барса и след на шее говорили сами за себя. Барс рассказывал, пока вел Охотника к лесному домику.

Когда Кай пришел в деревню, его попросили о помощи местные жители. Встал вопрос о том, кто может его проводить, и деревенские выставили у кромки леса блюдечко коровьей крови, как для кошки. На Барса, выбравшегося из-за деревьев к лакомству, они смотрели с тоской и сожалением. Тот держался осторожно, при Охотнике выходить не хотел, тогда Кай спросил: «Кого боишься? Меня боишься? Я тебя вон на сколько ниже. Пойдем, отомстим за тебя».

Никто не пустит вампира жить в деревню. Будь на месте Кая другой Охотник, он бы вырезал все поместье, потом подошел бы к Барсу с ножом и грустно спросил: «Ну, ты же понимаешь?» И жители деревни понимали, поэтому Барса провожали в последний путь. Девушки плакали, парни хмурились и сжимали кулаки, старики молились. В маленькой деревеньке Барса любили, Кай еще там решил, что убивать его не будет. Расскажет, как дальше жить, куда бежать.

И при всей безнадежной веселости Барса, Каю было его искренне жаль.

Барс помолчал, пожевал свой язык, отстраненно ответил:

— Да. Два года назад умерла. Отец еще раньше помер: пил, скотина, заснул в хлеву и лошадь его в навоз втоптала. Благо я тогда уже взрослый был, мог уже и себя, и мать прокормить.

Еще немного помолчали.

— Да… Хорошо, что мать не дожила, — и, снова беря разбег: — Так вот, и понимаю, что у Хельги-то клыки и на шее две дырочки. Ну, ты, говорю этому вампиру, дождался тут. Я, знаешь ли, тоже не пальцем деланный, щас в зубы дам, и больше не будешь у нас девок портить, и про соломинку тоже хотел пообещать… Только он у кровати стоял, а в следующее мгновение мне в шею вцепился.

Барс снова потер место укуса, развел руками. Он даже теперь улыбался. Кай уже видел крышу дома — богатого, большого. «Крысы», как называл их Барс, были слугами вампиров. Порода та же, но что-то в них шло не так, они старели, слабели, но не умирали. Приходилось идти на легкую работу к своим же, и те принимали. Кай нащупывал на поясе нож, закрепленный у рукояти и на конце лезвия, мрачно раздумывал. Стоило убить только хозяина или и новоявленную вампиршу тоже? Пожалуй что обоих, да и слуг, если под ноги бросятся. Барс никого не трогал и не собирался. Ему хватало жить в лесу у деревни, просто потому, что он всегда там жил, и местные любили его настолько, что сами кровью подпаивали. Сделанное с ним, было убийством. Кай верил, что Барс не врал ему — такие никогда не врут.

То, что Кай поначалу принял за дымок из печи, оказалось смогом из окна спальни на втором этаже. Сада или забора вокруг не было, а входная дверь открыта настежь, внутри темно. И тишина, как вымерли все.

— Нас тут явно не ждали, — улыбнулся Барс, лунный свет скользнул по его клыкам. Кай среагировал первым — рванул в сторону, сшиб Барса с ног, заставив лечь. Из темноты дверного провала вырвалась и зацепилась за дерево цепь. Секунду назад перед этим деревом стоял Барс. Кай сориентировался только потому, что знал, что именно тут произошло — другой Охотник без просьбы деревенских наткнулся на этот домик. Он не знал истории, он не собирался мучиться выбором, как Кай, кого убивать, а кого оставить. Он просто вырезал всех в этом доме.

— Слушай, — быстрым шепотом осадил Кай. — Беги отсюда, я с ним поговорю. Избегай крестов, чеснока, ходи только по ночам. Никакого серебра. Кровь пить только у животных. И ни в коем случае не у людей.

Люди привыкли, что нечисть живет рядом с ними. Если им не досаждают — они не попытаются убить, не наймут Охотника.

— Если девушка — только из вампиров.

— А если добровольно? — с сияющими глазами спросил Барс. Кай выругался, рывком поднялся, потянул из-за пояса нож.

Тим был похож на нечисть, на саму смерть — такой же белый, с высокими скулами. Цепь от дерева не стал отрывать, просто бросил, тоже потянул нож из-за пояса.

— Что ты делаешь? — спокойно спросил он. Кай обернулся через плечо, еще раз крикнул:

— Беги!

Барс не двигался с места, завороженно смотрел на Охотника.

— Легендарный, — прошептал он, узнав. Тим приближался.

— Да он убьет тебя, беги! — скомандовал Кай, но Барс растерялся:

— А разве… так не должно быть?

Он и за Каем пошел, думая, что сразу после хозяина загородного дома, Охотник прирежет и его, и теперь не знал, почему должен себя спасать.

— Девушки! — напомнил Кай. — Они любят вампиров! Будут тебе в ноги падать, любить тебя вечно! Только в вампиров их не превращай.

Барс улыбнулся одной стороной лица, по второй дал себе пощечину.

— Спасибо, парень! Я в долгу перед тобой! — прокричал Барс, уже удаляясь. Тим оставался наедине с Каем, и, возможно, для несчастного вампира поневоле Кай выглядел героем. Он бы таким и был, если б дрался до конца, а не сбежал от Тима, как только посчитал, что Барс уже достаточно далеко.

===

Эти люди — ненормальные. Если бы Кай родился тут, он уговорил бы семью собрать все, что смогут унести, и в первый же светлый день бежать отсюда как можно дальше. Ему и теперь было страшно уходить из-за стен.

Вернувшись в выделенный ему домик, он до рассвета ходил из стороны в сторону, выглядывая на темную улицу, и во вспыхивающих там огоньках ему виделись глаза. Давно у Кая такого не было: почти детский страх перед тем ужасом, с которым невозможно справиться.

Но к рассвету, успокоившись, он устраивается снова на соломе подремать перед выходом и засыпает крепко. Кай как кот: когда он чувствует, что ему ничего не угрожает — спит крепко, не разбудить. Другое дело ночью посреди леса, там ветка хрустнет — он уже с ножом наготове. Будто и не спал, а притворялся.

Выспавшийся на несколько лет вперед, с больной головой, лохматый, Кай отрывается от промявшейся под ним соломы и смотрит в окно. Солнце клонится к макушкам деревьев, часа три до заката. Далеко не уйти.

— Блин, — находит наконец нужное слово Кай, поднимается одеваться.

Ощущение, что люди в этом городе питаются только железом: никаких огородов Кай не замечает, размышляет какое-то время о том, что местные наверняка живут в постоянной осаде и продовольствия не хватает. Кай как раз ругает себя мысленно за то, что задержался, когда замечает поднимающегося к дому священника.

— Мне сказали, что вы были на стенах. И что были напуганы, — в Хемминге заметна обеспокоенность, хотя Каю становится стыдно за свою слабость. — Мы тут привыкли уже, а приезжих пугает… Обычно я прошу не пускать новых людей на стены ночью. Но наши парни, кажется, хотели посмеяться. Показать свою отвагу перед Охотником.

— Я понимаю, — кивает Кай. — Все в порядке. Это… Правда было жутко. Не знаю, как вы живете здесь.

— Может быть, вы голодны?

А ведь этот священник, пожалуй, для того сюда и шел. Кай появился у стен налегке, если не считать оружия, и провел тут уже сутки. Конечно, он голоден.

Люди обычно настроены по-разному. Одни хотят денег за еду и кров, другим от Охотника нужна помощь, и потому они бесплатно позволяют им остаться и кормят. Были и такие, как Хемминг, кто не мог оставить человека голодным и уставшим. И Кай кивает, ощущая себя на тот возраст, в каком его видят, — семнадцатилетним юнцом, недавно начавшем путешествовать без учителя. Совести хватает только уточнить:

— У вас ведь нет проблем с урожаем?

Хемминг улыбается понятливо, отрицательно качает головой.

— Эта деревня живет тем, что может смастерить. Добрый вечер, — Хемминг кланяется девушке с корзинкой, улыбается ее ребенку. — Продовольствие мы закупаем. Спасибо, замечательно, а как вы поживаете? Потому что сами понимаете — вырастить что-то за пределами деревни — невозможно. А тут земля пропиталась… Тут уж либо выращивать… Спасибо, замечательно, а вы как? Либо производить.

На Кая посматривают с интересом, но не подходят поговорить и не останавливают. Люди тут выглядят, как в любой другой спокойной деревне. Правда привыкли?

Кая едва не сбивает с ног ручеек детей. Даже они ничего не боятся, теперь ему по-настоящему становится стыдно за себя.

— Почему они не нападают? — спрашивает Кай и только теперь замечает, что Хемминг разговаривал со знакомым и не расслышал вопроса, приходится повторить.

— Я… не знаю, — теряется священник. — Я предполагаю, что мы на их земле. На их святыне. Они как волки — бродят вокруг деревни. Есть забор — и они только скрипят зубами. Но, поверьте, ночью туда лучше не выходить.

— Я и не собирался проверять, — тут же поднимает руки Кай. Он уже осознанно играет юнца, который толком не освоился со своим опасным ремеслом. Хемминг грустно улыбается, кивает:

— Да, правильно. Если бы вы попытались нас спасти — ваша кровь была бы на моих руках. Года три назад один отчаянный Охотник услышал, что нам докучают вампиры. Он, кажется, не понял, насколько все плохо. Мы уговаривали его вернуться, но сами понимаете… Когда начало темнеть, мы закрыли ворота.

У Кая мороз по коже. Ему настолько не по себе, что притупляется голод. Скорее всего того бедолагу просто разорвали.

— Не буду вас пугать, — замечает это добрый Хемминг. Они уже пришли на место, и становится понятно, почему священник относится так покровительственно к Каю — из дверей монастыря осторожно выглядывают мальчишки-послушники лет по пять-шесть.

— А, это, — спохватывается Хемминг, — иногда сюда привозят осиротевших детей. Кого-то забирают жители деревни, кто-то остается тут… Я уверен, они бы с радостью забрали всех, но ведь и у них самих в семьях родные дети… Я понимаю. К тому же, они живы на то, что жертвует город.

— Здравствуйте, — произносит остановившийся за несколько шагов до ворот Кай. В этих мальчишках он безошибочно угадывает маленького себя, осиротевшего при живых родителях. Хемминг совсем не похож на Гранита, который был учителем Кая. Гранит — суровый, молчаливый и угрюмый стареющий Охотник, когда-то лишившийся глаза, повредивший руку так, что она не двигалась, а висела плетью вдоль тела. Но даже этот человек, когда гнал Кая в полночь на улицу тренироваться вместо сна, когда давал ему два ведра и требовал наполнить пруд водой из речки под горой, был лучше его отца. Будь то кровный или тот, что сломал Каю руку. Ему всегда казалось, что Гранит если и не знал всего с самого начала — догадался позже.

Это «позже» было тогда, когда выгонять Кая уже не имело смысла. Ну не убивали у него всю семью — и ладно, домой не сбежал — уже хорошо. Не жаловался — вообще замечательно.

Одно было плохо: сильнее Кай не становился. Не так, как остальные или тот же Тим. Кай мог уворачиваться, уже тогда научился хитростью добиваться того, что остальные получали силой. Но от тех заданий, которыми нагружал его учитель, Кай выматывался, падал и норовил себе что-то снова сломать. Когда Каю было шестнадцать, он путешествовал с Гранитом по стране, готовился к самостоятельной жизни. Где-то в землях, где правила нечисть, а не люди, Кай спрятал их татуировки, из походного мешка сделал накидку для Гранита и прошел эти земли как мальчик-поводырь для слепого старца, которого играл Гранит. Они ни разу не сражались там, где была вероятность вообще живым не вернуться. После этого Гранит заявил, что как-нибудь его ученик проживет, по крайней мере, ума ему хватит. Гранит был хорошим учителем — если где-то и перегибал, то зная, что Каю это спасет жизнь. Хемминг не должен был перегибать, он не скрывал своей заботы об этих детях. То, что снаружи выглядело как монастырь, оказалось приютом.

— Раньше был монастырь, — за общим столом поясняет Хемминг. Из взрослых тут не только он и Кай — еще несколько парней в мешковатых рясах обедают с ними. — Но нас тут не так много, дети нас не потеснили.

===

Что-то не дает Каю покоя. Ночью, выспавшись за день, он лежит, глядя в потолок. Какое-то чутье мешает спать.

Все в порядке с детьми. Хемминг в деревне и староста, и главный священник. Их церковь не устраивает сожжения еретиков. С вампирами у них нечто вроде соглашения: ни одной человеческой рожи за забором деревни ночью — и никому не будет плохо. Они следят за вампирами, пока те за ними. Конечно, необычное поведение для этих существ, но кто их знает… Не к ним же выходить и расспрашивать, в самом деле. И вроде Кай в самом деле тут только прохожий, от него не требуют ничего, они привыкли, ситуацию не исправить, и они вполне живут так. Но что-то не так. Нельзя уходить, пока не поймет.

И Кай, снова прихватив все вещи из заброшенного домика, выбирается в глухую тихую ночь, но не к забору. В центр этой деревни — к деревянному монастырю. Только он никого не предупреждает о визите, напротив — спрятав лицо и светлые волосы капюшоном, обходит стоящего у входа монаха, внутрь проникает через наглухо закрытое окно.

Но и внутри ничего подозрительного. Спят спокойно дети, заполняет книги Хемминг в своей спальне, в другом крыле дрыхнут, похрапывая, монахи.

Кай почти готов сдаться. Настолько привыкает, что ему просто показалось, что даже обнаружив под полом ход вниз, под монастырь, ожидает увидеть там запасы.

С уверенностью отмечает: «Ну да. Запасы. И клетка».

Только после этой мысли его передергивает.

Тут горит свечка, как раз у клетки, и когда открывается дверь в подпол и Кай спускается ниже, из темноты к прутьям выходит девочка лет тринадцати. «А вот это уже не хорошо», — решает Кай и, приложив палец к губам, просит ее быть тише.

Если не считать клетки, даже девочка выглядит обычно: простенькая белая ночная рубашка, смотрит без страха, с интересом, пока Кай зажигает больше свечей и ищет, где в этой клетке дверь.

— Ты же ведь не убивать меня пришел? — спрашивает ребенок.

— Зачем? — не понимает Кай. Когда света достаточно — осматривает. Синяков нет, девочка выглядит сытой и не измученной, бледная только. Может, у них это наказание такое? Провести ночь одной в подвале.

— Потому что ты — Охотник, — поясняет она. Прежде, чем Кай переспрашивает, девочка показывает зубы. Кай даже как-то успокаивается — перед ним вампир. Не то чтобы так лучше, но все же этим можно объяснить поведение заперших ее тут людей.

— Ты из тех, что снаружи? Попалась? — с пониманием кивает Кай.

— Нет. Я была тут изначально. Это мой дом. Значит, не убьешь?

— Нет.

— Тот Охотник, что был тут недавно, тоже не стал меня убивать, — рассказывает девочка, сложив руки перед собой в замок и отведя глаза. Кай мысленно прикидывает, быстро понимает:

— Большой, светлый, страшный. Выглядит лет на двадцать пять.

Она кивает. Значит, Тим ее не убил. Что-то новое. И правда, мягче стал.

— Ему пояснили, что я нужна. Что благодаря мне город существует, и…

— Это как? — не понимает Кай. Не железо же из нее добывают.

— Клетка, — пытается объяснить она, подбирает слова. — Вампиры, что собираются вокруг деревни… Они собираются, чтобы вызволить меня. Но я передаю им, что со мной все хорошо. И они не нападают. Мне нравится здесь, дети играют со мной, и вообще тут хорошо.

— В клетке? — переспрашивает Кай.

— Ну разве что клетка… Но я же все-таки вампир. Вдруг я кого-нибудь из детей укушу? Я иногда сама себе не верю, они такие теплые… Так что все в порядке.

— Все равно не понимаю, зачем? — напоминает Кай.

— Это место умирало. Люди не хотели жить общиной, каждый хотел свою торговлю и ремесло, своих работников… Но железо общее. И они спорили за то, кто будет им владеть… И ругались много-много. Это было плохо. И они могли уйти, могли ведь… Хорошие мастера везде нужны.

— Так тебе сказали? — переспрашивает Кай. Он все ищет на девочке раны, синяки, но их нет. Она даже не просто ребенок, а как маленькая принцесса. Внутри клетки кровать с балдахином и игрушек больше, чем Кай видел наверху, у всех детей приюта.

— Что-то я и сама видела. Я разрешила запереть меня тут, и тогда стали приходить они. И все стало хорошо: люди испугались, объединились. И теперь все счастливы.

— И ты? — Кай смотрит внимательно, серьезно, в самую душу. Даже если она скажет да — он не поверит. — Тот Охотник, получается, видел тебя? Говорил с тобой, выслушал всю эту историю и ушел…

— Да.

— И ни о чем больше не спрашивал?

— Спросил-спросил, — кивает девочка. — Он спросил…

«Священник тебя трогал?»

Кай почти слышит в ее словах стальной тон Тима. Вертит эту мысль и откладывает на потом — даже ему ясно, что Хемминг не стал бы приставать к ребенку. А вот у Тима какой-то прямо клин на этом, Кай и раньше слышал о нем странные истории.

— Ты не хочешь знать? — спрашивает вампир.

— Нет, — Кай пожимает плечом. — У меня будет другой вопрос. Неужели тебе нравится жить в клетке? Когда ты в последний раз видела солн… луну? Небо? Мир дальше этого подвала?

Девочка улыбается, показывает свою прекрасную комнату, потом свою ночную рубашку, висящее в стороне голубое платье, а потом ломается. Вздрагивает нижняя губа, она прикладывает руку тыльной стороной к глазам и, уже плача навзрыд, завывает:

— Давно… Шесть лет назад… И маму с папой… тоже… давно…

Ей можно было бы посочувствовать, если бы Кай не понимал, что вой этот перебудит теперь весь дом. И он, даже услышав быстрые шаги явно тяжелого взрослого человека, уже знает, что не сбежит.

Это чертово чувство скользкого положения, когда происходит что-то неправильное, но ведь эти люди действуют из лучших побуждений, и потому убивать или калечить их нельзя. Только сдаться.

===

Все так мирно, и никто не угрожает, не дерется. Хемминг уверен, что Кай все понял или поймет, если объяснить. Кай — что его не будут убивать.

Было бы проще, если бы попытались. Тогда ясно: тут враг, убей всех, кто против тебя — потом простят, потому что жизнь Охотника важнее, она оправдывает те деньги, что платят церкви в налогах. Понятно, что в такой ситуации Тим махнул рукой.

— Я уверен, что вы достаточно разумный молодой человек. Конечно, девочку стоило бы прятать лучше, но ей и так тяжело. Я не гоню вас. Оставайтесь тут сколько пожелаете, но постарайтесь никому не рассказывать об увиденном.

Обычная беседа — Хемминг за столом в окружении свечей. Кай сидит напротив, над ним двое послушников — вот те точно дети кузнецов, тут весь город кузнецов, не ошибешься. Кая даже не били, просто спустившийся проспавший его охранник поклонился и предложил пройти с ним в кабинет. Пришлось прощупывать почву самостоятельно:

— То есть, тот вариант, в котором я забираю девочку и передаю родителям, не рассматривается?

Какое-то движение за спиной Кая, но оно обрывается, Хемминг внимательно смотрит туда, потом на Охотника.

— Она не ваши сироты. У нее родители есть. Или и ваши дети не все без родителей?

— Некоторым детям лучше тут, чем с родителями. Вы же видите, какой прелестной девочкой она растет. Как ее воспитывали бы родители? Считать людей за мясо?

Если бы Кая забрали от родителей и держали в клетке, он вряд ли был бы благодарен.

— Она не животное, — напоминает Кай.

— Но все еще опасна. Со временем она перестанет…

— Вы хотите предложить ей картошкой питаться вместо крови?.. Давайте не будем спорить, кому лучше где быть. Ведь вы ее тут держите для того, чтобы деревню каждую ночь окружали, и жителям было не до ссор.

— Вы не видели, что тут творилось раньше. К тому же я не прошу ваших о помощи. Я говорю — все в порядке, проходите. Обычно так и происходит, погибшего я всеми силами отговаривал.

С Тимом был Барс, остался снаружи, пообщался со своими и рассказал про девочку. Тим решил, что благоразумнее не трогать этого равновесия.

— Я так не могу, — ставит точку Кай, напрягается, почувствовав кожей враждебность. У него не отбирали оружия, и он обещает себе, что руки отрежет тому, кто попробует его сейчас ударить.

— В таком случае я должен просить вас покинуть наше селение. Сейчас.

На дворе ночь, за забором — толпа вампиров. Это все равно попытка убийства.

— Нет, — возражает Кай. — Я уйду днем.

— Не уйдете, — вздыхает Хемминг. — Либо вы уходите сейчас, либо к утру вас тут и не было. Тут печки, которые даже кости сжигают.

Кая дергает, он действует прежде, чем успевает подумать — вытаскивает широкий нож из-за пояса, обрушивает его на стол. Нож вонзается в деревянную столешницу и несколько секунд слышен только звон железа.

— Хороший нож, — хвалит Хемминг. — Кай, вы один. То, что девочка так по детски хочет к маме и папе — нормально. Но вы без меня знаете, какие у нее родители. Я стараюсь, как могу, чтобы ей было тут хорошо. Я не хочу убивать вас. Охотники вообще слишком ценны. Сколько вас сейчас осталось на всю страну? Сорок?

— Тридцать два, — кивает Кай. Может, и меньше, но на последнем собрании были эти цифры.

— Тем более. Вы можете спасти еще столько людей. Но вы заставляете меня выбирать: либо безопасность и неведение этой деревушки, где я крестил, пожалуй, каждого жителя — либо продолжение вашего путешествия. Кай, поверьте, вы совсем юный мальчик, давайте не будем доводить до греха. Я же не говорю, что не выпущу вас. И я ничего плохого не делаю. Но мне нужно сохранить тайну.

===

— Здравствуйте, Охотник, — кивает девочка и отходит в сторону. Решетка отодвигается странно, непривычно — разбирается часть стены, после этого прутья уходят в бок. Вампир отбегает в дальний угол, остается там, пока Кая толкают в клетку. Прутья закрываются обратно.

В голове Кая варианты тех, кто мог бы ему помочь. Хаски? Скорее всего, обошел это место и ждет его на пути дальше. Волноваться начнет дня через два. Гидра никогда не могла его спасти, потому что, просить о помощи ее означает просить демона. Дрод, конечно, может идти этой дорогой, но его пустят в город, скажут, что Кай ушел не так давно, и Дрод отправится догонять. Ощущения опасности нет, хотя Кай верит: Хемминг может убить, если он упрется. И странно, Кай никогда бы не подумал, что в нем столько принципиальности.

— Ты себя плохо вел? — спрашивает девочка.

— Очень, — кивает Кай. Когда его разоружали, он поранил одного из послушников, тут же сам себя испугался, перевернул нож рукоятью к Хеммингу и отдал.

— Мне тебя нужно съесть?

— Нет, — Кай сначала отвечает, потом до него наконец доходит, о чем спросили. Но девочка выдыхает облегченно:

— Это хорошо, что не надо. Не то чтобы я хотела… Но ты мне понравился.

— Тебе спать не пора? — Кай этим вопросом копирует Гранита, который так же спрашивал, когда ученики его донимали. Спать пора было, когда скажет сам Гранит, и если тренировка заключалась в том, чтобы три дня идти куда-то без отдыха, то спать никому было не пора.

— Я думала, ты расскажешь мне интересные истории…

Стоит сказать «Интересные истории» — и любые мало-мальски занимательные выпадают из головы.

— Про кого?

— Про Охотников. У вас же интересная жизнь… много путешествий. Много людей.

Ну да, а еще убитых монстров на пути, в том числе вампиров. Кай за три года таких с десяток прирезал. Возможно, Хемминг был прав: те относились к людям, как к мясу.

— Есть один Охотник, которому совсем не отдыхается, — вздыхает Кай. — Надолго нигде не задерживается. Еще не всех перерезал, а годы уже к тридцатнику. Скоро пора будет успокоиться…

— И что же он станет делать, когда успокоится?

Каю кажется, что ляжет и сдохнет. Такие как Тим не доживали до старости, не брали учеников. Они просто умирали.

Для Кая то время, когда ему понадобятся ученики , кажется далеким. Он почти верит, что однажды совершит фатальную ошибку и его повесят свои же.

— Остепенится. Купит замок, обзаведется семьей. Посадит в будку своего ручного вампира… — опомнившись, Кай разворачивается, но девочка слушает с интересом, не шарахается. Сделать ее таким же, как Барс? Свои засмеют. Барс не только разведка, он еще и сила, а от ребенка, тем более девочки — какой прок? Да и даже если на ней будет ошейник — Кай отсюда ее не сможет вывести, а у Хемминга появится больше причин убить его.

Хемминг приходит к прутьям, когда девочка уже спит, а Кай сидит у самой решетки в ожидании.

— Я думал, мы договоримся, — начинает священник. — Но я вижу, что нет… Я не спал всю ночь, Кай. Мне не нужны напрасные жертвы. Давайте сделаем так — вы уходите от нас с миром, сохраняете нашу тайну. А я никому не расскажу, что вы приставали к одной из наших воспитанниц.

— Я не… — начинает Кай, но понимает, замолкает и продолжает через некоторое время: — Я понимаю, вы думаете, что поступаете правильно. Но это не так.

— Некоторые чужаки понимают, некоторые нет… Ты не видел этой деревни раньше. Я мечтал о таком месте, но людей надо держать в клетке, чтобы сделать счастливыми. Не заставляй держать в клетке и тебя.

— Меня будут искать.

— Тогда убивать, — спокойно возражает Хемминг. — Правда. Я еще никогда этого не делал и не хочу покупать наше спокойствие еще более дорогой ценой.

===

Кая удивляет, что черно-белый крупный пес остается в зарослях, не подходит ближе, только смотрит на него и иногда приветливо машет хвостом. Прежде, чем Кай успевает его окликнуть, с тропинки впереди раздается:

— Сэр Кай!

Дрод бежит к нему, громыхая латами. И при нем походный мешок Кая.

— Странный парень тут был. Я собирался дождаться в Сече, как условились, но он сказал, что тебе может понадобится помощь. Выглядишь усталым… Что-то случилось?

— Встретил монстра, с которым не смог справиться, — кивает Кай. — Не важно. Пойдем.

Каю становится понятно, почему именно Дрода он взял с собой. Дрод искренний, открытый, честнее Кая. При нем Охотник не смог бы сказать: «Хорошо, только отпустите меня уже, и я никому ничего не расскажу и больше в вашу поганую деревню не вернусь». Дрод расшибся бы насмерть, но вытащил девочку-вампира из подвала монастыря.

===

Кай пытался оставить Дрода в одной из деревень, убеждал, что вернется за ним, но рыцарь отказывался. Уговаривал Дрода пока вернуться домой, поискать страждущих — да что угодно, только не ходить с ним в этот город — и все же рыцарь упрямо пер вместе с ним. И пялился на непривычно пустой город так, словно что-то сожрало всех и вот-вот нападет на них из-за угла.

Конечно, он не так далек от истины, но все же.

Одно из немногих шумных зданий в городе — каменная таверна, где гудят песни, шумят мужские голоса. Вместо того, чтобы обрадоваться, Дрод бледнеет, хватается за рукоять меча.

— Если не смотреть им в глаза, они ничего тебе не сделают, — обещает Кай и распахивает дверь. Их обоих оглушает грохотом и светом, пока глаза, уши и весь организм Дрода к этому привыкают, Кай исчезает, а дверь закрывается. Дроду даже кажется, что его бросили, но потом он слышит веселое:

— Качай коротышку!

— Качай!

И возражения Кая:

— Я не коротышка!

Дрод успевает в гущу собрания людей в темных рясах, которые ведут себя как напившиеся крестьяне, а не Охотники. Кая он определяет по росту и по комплекции, тащит к себе и вцепляется в него так, словно эти святоши сейчас будут его бить за облом веселья. Кая в деле Дрод уже видел, и ему правда страшно от того, что тут пара десятков таких же, как он.

— Простите, — выпаливает Дрод, осторожно оттаскивает Кая к двери и остается в напряжении до того момента, пока эта толпа не гремит новым взрывом смеха.

— Все в порядке, — заверяет Кай. — Мы друг друга знаем поименно.

В просторном темном зале почти нет других посетителей, и Кай узнает в собравшихся людях спутников и друзей Охотников, которым не страшно было сунуться сюда, в самое пекло. Это успокаивает: он боялся, что на него станут смотреть косо из-за того, что он притащил сюда Дрода.

— Кай, ну скажи, прямо как обычные собрания, только веселее, — Кая за плечо перехватывает рыжий, тащит к пустому столику, командует тащить выпивку. Кай все осматривается и не видит ни Барса, ни Тима. Вот и хорошо, только их двоих тут и не хватало… С другой стороны, без Тима как-то страшнее, чувствует себя уже не так уверенно. Дрод как новый в компании давно знакомых между собой людей послушно спешит за Каем, протискивается между людей. Один из Охотников, плечистый детина, останавливает его, весело предлагает:

— Слушай, а ты вроде не слабак. Не хочешь силой помериться?

— Да, весело, — тем временем мрачно кивает Кай рыжему. — Сдохнем все завтра, и будет еще веселее.

— Чтобы ты и сдох? — продолжает тот, смеется. — Кай, да все думали, что ты еще на тренировках сдохнешь. Потом — что ты и года не продержишься в Охотниках, и хорошо если сбежишь, а не сожрут. Но ты три года ходишь, а еще даже ранен не был! И мы же поначалу думали все, что ты просто по тавернам шляешься и в сараях спишь, а потом в книги глянули! Ба, а Кай-то у нас молодцом.

Рыжий усаживает его за стол, ответить Кай не успевает — за спиной его собеседника, который наливает в кубок пива, высится скалой Тим. Живой, здоровый. Барс прав: на нем все как на собаке, только три месяца назад Кай его тащил на себе до ближайшего постоялого двора, а вот Тим уже приперся на битву.

— Свалил отсюда, — командует Тим рыжему, и тот слушается — исчезает, оставив бутылку на столе, Каю же остается кубок, которого он не касается. Тим прикладывается к горлышку, садится верхом на стул напротив. Кай слишком давно его знает — если Тим не попытался убить сразу, значит… ищет более подходящий момент. А им, во-первых, сейчас нужен каждый Охотник, а во-вторых, Тим при других не попытается убить своего же. Но темными переулками лучше бы не ходить в этом городе.

— Я не буду тебя тут убивать, — подтверждает его догадки Тим. Прополоскав пивом рот, он проглатывает. Тим держится неровно и, похоже, уже пьян. Кай к кубку не прикасается — рядом с пьяным Тимом лучше быть трезвым. На всякий случай. — Я тебе немного задолжал за то спасение.

— Нет, не задолжал, — тянет Кай, наклоняется ниже. — Ты же думаешь, что там был торговый тракт и кто угодно мог услышать сигнал. В конце концов, твой вампир мог бы тебя дотащить, просто не унес бы сразу и твой мешок с головами, и тебя. Но на мешок-то тебе плевать… Так что ты не думаешь, что что-то там мне должен.

— Я хотел предложить тебе избавление от твоего «хвоста», — продолжает Тим, словно и не слышал.

— А мне нравится мой «хвост», — возражает Кай.

— Тогда поводок на него надень, — огрызается Тим. Напряжение растет с каждой фразой, и от грохота Кай вздрагивает, только теперь вспомнив: он забыл про Дрода. Конечно, его тут не тронут: просто некому, да и не за что. Но этот звук — повод вскочить, прервать игру в гляделки с Тимом и осмотреться.

Там уже собираются люди — массивный стол, за одной стороной которого сидит Дрод, и выглядит он вполне собой довольным. За вторую половину уже садится следующий Охотник, протягивает руку, их ставят локтями на столешницу. Раздается команда, и Дрод с ходу укладывает руку противника на стол, костяшками вниз.

Пошатываясь, поднимается Тим, снова хочет что-то сказать, но дверь открывается снова, и собравшиеся интуитивно затихают, как бывает перед бывшими учителями.

Среди прибывших стариков Гранит — осматривает присутствующих, и Кай не может сдержать улыбки, детской радости от того, что снова встретился с ним.

Гранит, найдя его глазами, только кивает, потом еще кому-то, и проходит внутрь, впуская в таверну еще людей. Разом стихает веселье, Охотники замирают, кто где стоял, молча смотрят на вошедших, как в зеркало, показывающее их прошлое.

— Если вы все там передохнете, — отчитывает Гранит, — то следом пойдут эти ребята. Исправлять ваши ошибки. Сдохнут после вас.

Старшему, наверное, лет пятнадцать, младшему около девяти. У Охотников отпадает желание веселиться, больше не до выпивки. Дети вырастут, отправятся в свое путешествие. А потом начнут пропадать без вести, или оседать сухими записями в книгах: «Был убит. Был сильно ранен и скончался». Обычно в первые пару лет отсеиваются те, кто не годится в Охотники, у остальных же все шансы жить до старости.

— Так что помните, что вас мало, заменять вас еще некому.

На этом официальная часть собрания заканчивается, и детей выгоняют обратно на двор, следом за ними уходят и трое из учителей. После этого гулянка закругляется, Охотники расползаются по комнатам.

Город пуст, на постоялом дворе не видно даже хозяев, и каждому достается своя спальня, либо тут же, либо в соседнем здании. Именно туда приходится идти на ночь Дроду, потому что Кая ждали, а его — нет. Барса по-прежнему не видно, но никто из Охотников и не приехал со своей нечистью, из спутников тут только люди. С другой стороны, с Тима сталось бы и прибить вампира в подпитии.

Комната предназначена только для Кая, поэтому зайдя он поначалу впадает в ступор: посреди кровати, под одеялом, ком по форме свернувшегося человека. Кто-то пьяный забрел, перепутал двери? Кай раздумывает несколько секунд, потом идет будить гуляку.

— Простите, тут я сплю, — начинает Кай раздраженно, прикидывая, кто мог до такого напиться накануне сражения. Кого не было на празднике?

Стоит коснуться одеяла, и срабатывает «ловушка» — оно подлетает в воздух, а под ним оказывается Хаски. Кай успевает заметить только довольную улыбку и то, что оборотень голый, а потом одеяло накрывает их обоих. Кай еще пытается тут же выскользнуть из-под него, но куда ни сунься — везде уже кольцо рук.

Комок на кровати несколько минут шипит, возится, ругается задушено единым существом, а потом оно распадается надвое. Встрепанный Кай откидывает одеяло, пытается отдышаться. Хаски по-прежнему не выбирается, но дышит громко, ноет. Без спешки высовывает наружу голову, держась за челюсть.

— Твой чертов крест, — глухо комментирует он. Опомнившийся Кай ногой спихивает Хаски на пол, отбирает свое одеяло, как невод тащит из воды. — Я чуть зубы об него не сломал.

— Он всегда на одном месте, — Кай стаскивает с себя рясу, но раздеваться дальше не спешит.

— Там темно было, — Хаски оправляется, лезет обратно на кровать, Кай откидывает его пинком.

— Люди ночуют в соседнем здании. Нелюди — скорее всего по лесам.

— Не. В лесу ночевать невозможно. Там… эти, — Хаски поводит плечами, ловит Кая за ногу при попытке снова отпихнуть его. — Или ты хочешь, чтобы я отправился в лес?.. Чтобы меня убили, а, Кай? Или чтобы я вышел из твоей комнаты с дымящейся челюстью и голый? Чтобы меня убили ваши? Умнее ничего не придумал?

— Как пришел, так и уйдешь, — Кай свою ногу не отбирает, смотрит, как Хаски взбирается на кровать. Места тут хватит на четверых, пожалуй.

— Согласен, — Хаски переходит на шепот, подтащив Кая за ногу к себе. — Потом как пришел, так и уйду. Потом, Кай.

Но при попытке губами коснуться лодыжки получает снова в челюсть и падает с кровати.

===

Им оставляют весь день на то, чтобы отдохнуть и выспаться. Днем из окна Кай наблюдает, как уводят из города будущих Охотников, к замку — и в безопасности, и, если что, можно вышвырнуть на поле боя. За Гранитом не заржавеет.

Когда раздается стук в дверь, Хаски не реагирует, продолжает лежать по центру кровати. Кай накидывает на него одеяло и надеется, что у оборотня хватит совести не обнаружить себя. Вчера, когда Кай уже готов был вышвырнуть его в окно, Хаски превратился в собаку и лег у кровати, грустно опустив голову на лапы. Когда Кай проснулся, пес лежал уже поверх одеяла в кровати и глухо спал.

За дверью оказывается Дрод, и по бледности его лица Кай понимает, что ему все рассказали.

— Никто не требует у тебя идти с нами. Напротив, сначала пойдем мы, нам это привычнее, — мягко начинает Кай, ни о чем не спрашивая.

— Я так не могу, — заверяет Дрод, хватает Кая за запястье, и тот воспринимает это как что-то слишком личное, шарахается. Дрод осознает ошибку, поднимает руки, осторожно спрашивает:

— Я войду?

Всем бы быть такими вежливыми. Кай осторожно оборачивается на кровать, но та выглядит как неубранная, если не присматриваться. После этого сторонится, чтобы Дрод мог войти.

— Поэтому я и говорил, что тебе не обязательно ходить за мной.

— Тим тебя не трогал? — опомнившись, допытывается Дрод. Кай никогда и не спрашивал о том, что было после его бегства от Тима несколько месяцев назад. Впервые понимает, что стоило бы.

— Что он сказал?

— Что ты обманщик и лицемер.

— Не новость, — Кай пожимает плечами. И все же обидно. Значит, Тим все знает. Даже если Кай попал в Охотники обманом — он неплохо справляется. Не отлынивает. К тому же чтобы стать Охотником, не обязательно быть сиротой, или чтобы родителей убили умертвия. Просто в семь лет Кай себе не принадлежал. — Я ведь нигде и не говорю, что у меня убили родителей или вырезали деревню.

— А что тогда с тобой случилось? Разбойники? Просто сбежал из дома в поисках приключений?

— Просто сбежал, — кивает Кай, спохватывается. Дрод слишком правильный, он может начать уговаривать вернуться, показаться родителям, поклониться им и попросить прощения. Дрод садится на край кровати, Кая от этого немного перетряхивает, он осторожно приподнимает край, пока Дрод не видит, встречается глазами с голубыми собачьими, снова опускает одеяло. Хаски ведет себя так, словно его тут нет.

— Я тоже просто сбежал, — кивает Дрод, и Каю опять становится стыдно. О себе он рассказывать не любит, но снова прослыть лжецом, который подстраивает свою ситуацию под собеседника, хочется еще меньше, и Кай поправляет:

— Я… просто ублюдок, которого нагуляла мать и пытался за это убить отец. Я избавил их от себя.

Дрод переваривает эту информацию, кивает.

— Ясно… Я законный. Старший сын. Отца до восемнадцати лет не видел — он все в походах был. Зато мать много про него рассказывала. Какой он героический, благородный. Читала книги, и вместо каждого рыцаря, убивающего дракона, спасающего даму, умирающего за короля, я представлял отца… Так нельзя говорить, но, Кай, но лучше бы он правда сдох.

— Я могу понять, — кивает Кай. — Передо мной оправдываться не нужно.

Да и рассказывать не надо было.

— И вот мне восемнадцать, я готовлюсь быть благородным рыцарем, мне сковали доспехи, и возвращается отец. Я был разочарован — от красавца с картины там не осталось ничего. Я даже не поверил, что это мой отец. Он пил за троих, не давал покоя матери, лапал служанок, бил слуг и собак. А когда напивался, начиналось… Он рассказывал про свои походы. Совсем не как в книгах или в рассказах матери. Как грабил, как убивал… Он советы давал, как это делать лучше, Кай! Как старший, умудренный опытом. Это было отвратительно. «Ты, парень, сразу к бабе не лезь, ты посмотри, не гноится ли там у нее». И меня готовил — жениться и в поход. Конечно, я сбежал.

— Я понимаю, — кивает Кай. — Все правильно.

— У Охотников лучше… Они и правда такие, как в книгах и легендах.

— Ну… Среди наших тоже есть ребята, которые падки на женщин. Или любят выпить. Излишне агрессивные, устраивающие драки в трактирах.

— Нет, Кай. Я просто слишком стесняюсь рассказывать обо всем, что творил отец. Если вашим нравятся девушки и сами девушки не против — то лучше единственный порыв, чем заставлять кого-то ждать вас всю жизнь. Драки в трактирах обычное дело, половина народа туда ходит в них поучаствовать, а вторая половина — посмотреть.

— Скорее всего, дело в том… — Кай пытается собраться с мыслями, при этом не глядя на Дрода. — У нас есть свои правила. Нам их с детства внушают. Еще до того, как берут в ученики. Если ты отказываешься помочь крестьянам, потому что испугался, а не потому, что один с армией не справишься — тебе сломают пальцы. Если убьешь невиновного человека — тебя и самого убьют. Повесят. Тронешь девушку без ее согласия — оскопят. Но за мои три года службы такого не случалось. Девушки обычно сами… не против. За все остальное — на усмотрение учителя.

— Дисциплина, — смакует Дрод. — Почему мне лет в десять никто не сказал, что такое рыцари и что лучше быть Охотником?

— Каждый для себя решает, что лучше, — пожимает плечами Кай. — Ты же ведь рыцарь? И именно такой, про каких читал в книгах.

===

Все начинается на рассвете, в тумане. Давно обговорено, на каком участке сколько Охотников, сигналы тревоги и прочее-прочее, что, может, и не понадобится. С Каем вместе еще двое выходят дальше от каменных городских стен, в поля.

— Я, короче, с Нетопырями рубился. Один мне руку расшиб, сижу перевязываю. Тут чую — дерьмецом завоняло. Думаю, боится меня кто-то, — спокойно рассказывает Мэт, который идет впереди всех и иногда оборачивается проверить, не отстали ли спутники. — А нет… Выходит — вместо ног копыта, башка рогатая. Я за нож, а он меня за волосы взял, морду поближе придвинул и в лицо мне как дыхнет… «Не тот». Ребята говорят, у них тоже бывало. Кого-то из наших ищут что ли…

— Тима? Кого у нас еще искать? — фыркает Вайс.

— Мы как-то Тима подобрали… Он тоже после встречи с одним из демонов был. Был бы он, не было бы тут Тима. Давно бы утащили, — припоминает Кай.

— Да, — тянет Мэт. — Это ж Тим. Мы на жопу сели и: проходишь мимо — и проходи, милый демон. Людей не обижаешь, меня не трогаешь — ну и иди куда шел. Я тебя не видел, ты меня тоже. А Тим не такой. Все, что не по библии, то убить.

— Поэтому его и пришлось до города тащить, — ворчит Кай. Вайс не верит, смеется:

— И как? Ты дотащил? Не сломался.

Может, Кай бы и ответил, но в утреннем тумане впереди начинают вырисовываться человеческие силуэты.

Люди без челюстей, с седыми волосами, торчащими в разные стороны, со сморщившейся кожей, местами оплывшей, с ввалившимися глазами. И качаются, как водоросли в спокойной речке. У Охотников тут же пропадает желание шутить — Кай тянет из-за пояса нож, Вайс заряжает арбалет, Мэт готовит крюк на цепи. Секундное замешательство, прежде чем Мэт как самый крупный и смелый первым подает голос:

— Эй! Гниль, из могил повылезавшая! А ну, обратно пошли, твари, пока бошки не поотрывал!