Гриммелю хватает месяца, чтобы увидеть изменения между ними, и прошлая жизнь начинает казаться слишком тусклой и холодной. Как ночной кошмар, расплывшийся от первого солнца, но всё ещё касающийся плеч липкими пальцами; противный, но бледный и немощный, такой что его стирают из памяти обычной рутиной.

Когда Иккинг говорит с ним его глаза открытые и живые, сияющие как свежая листва над головой. Совсем не те два мутных, блеклых омута с каймой ненависти и горечи. Его худоба на лице и синяки под глазами проходят — это значит, что Иккинг начинает нормально спать и больше не вскакивает от кошмаров. Гриммеля больше не будят крики, его ночи проходят спокойно. Лицу всадника вернулся розовый оттенок и его больше не тошнит от еды, все тарелки остаются чистыми и он больше двигается, больше говорит. Не то белое привидение, оставшееся от некогда живого человека. 

А ещё Иккинг мило запрокидывает голову, когда смеётся, и его глаза по-особенному сияют, когда он широко улыбается, слегка сморщив нос. Он уникально красив в такие минуты, особенно если в его волосах играет рыжее вечернее солнце, а кожа подсвечена золотом. Гриммель ничего не говорит, но со стыдом замечает, что он видит Иккинга таким впервые. Его мальчик всегда был тихим, умным, любопытным, они много говорили (точнее Гриммель много рассказывал, а Иккинг кивал и запоминал), а потом он как-то резко стал выше, молчаливее и холоднее, как неприступная тень в вечно черном одеянии. Иккинг перестал быть ребёнком, которому всё легко объяснялось, и остался наедине со своими собственными мыслями.

Мужчина утешает себя тем, что это было неизбежно и самое главное, что сейчас его простили. Иккинг предстает перед ним, как самостоятельная и упрямая фигура, и мужчина с интересом рассматривает его, заново читает: вот он заламывает пальцы, думая над ответом, вот закусывает губу, когда не совсем согласен, или хмурится, когда хочет поспорить. Они немного говорят о прошлом, больше всего о драконах (хотя Гриммель больше молчит чем отвечает). Спрашивает, иногда удивляется и делает новые пометки в своём дневнике. Кто бы мог подумать, что разнокрылы любят мёд, а кипятильника нужно облить солёной водой, чтобы приручить? 

Протез для Беззубика удается сделать за неделю совместными усилиями и Иккинг чувствует удовольствие и восхищение, когда Гриммель подсказывает ему и помогает с чертежами. Первой мыслью для протеза был плавник, управляемый с помощью педали на седле, но потом Гриммель забрал его чертёж на одну ночь и утром принёс новый. Такой, чтобы Беззубик смог летать сам. Мужчина обосновал это тем, что на привыкание к педали и разработку механизма уйдёт время, а так они сразу смогут летать вместе. Вместе с протезом они сразу же изготовили и седло: красное, красивое и новое, прямо в тон алому плавнику с белым черепом. 

Первый их полет прошёлся над синим, спокойным морем и молчаливым лесом, пока Гриммель с удовольствием наблюдал за ними с земли. Уговорить мужчину полетать вместе не вышло, но Иккинг очень надеется, что у него всё-таки получится затащить Гриммеля на драконью спину. Хотя бы раз ради закатного пурпурного неба. 

* * *

Озеро молча глотает наживку и на зеркальной поверхности остаётся только красный поплавок, за которым внимательно следит Гриммель. Леска блестит как паутина в голубом утреннем свете, когда он натягивает её и вытаскивает на берег серебристую крупную рыбину. Лес, мутнеющий в жидком тумане, как изумрудные пятна и сине-коричневые линии, наблюдал за человеком, пока на берегу не оказалось шесть рыбин. Когда шелестят ветки, Гриммель оборачивается и замирает.

"Да будь я проклят…" — яростно шепчет в висках.

Гриммель не брал с собой драконов. Ни одного. Они остались спать рядом с домом, пока он ушёл один в лес, хотя когда-то отчитывал за подобное Иккинга. Тот собрался в лес с одним кинжалом, но теперь мужчина понимает, что сам не лучше: он взял с собой только арбалет с дротиками, к которому сейчас тянется его рука за спиной.

Из леса на него выглядывает большая, наглая фиолетовая морда с жгучими золотыми глазами. Они не моргают, опаляя кожу, как жидкое золото, а потом дракон медленно выдвигает голову из кустов. Ладонь сжимает основание арбалета. Одним движением злобный змеевик слетает в овраг и осматривает его с ног до головы, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Как только рука шевелится с зажатым арбалетом, шипы раскрываются и движения становится нервными, предупреждающими. Они блестят, как фиолетовые наконечники с красивой бирюзовой, словно лёд окантовкой, и Гриммель понимает, что не успеет.

Рыба утаскивает наживку вместе с поплавком и удочкой на глубину, а они так и продолжают стоять и смотреть друг на друга. Змеевик красиво выставляет одну ногу вперёд и прижимает крылья к телу, как будто бы красуется перед жертвой. Затем наклоняет голову и как птица нервно смотрит за движением руки. Мужчина отпускает арбалет и показывает раскрытую ладонь.

Взгляд падает на рыбу под ногами, затем на выжидающего дракона и снова на рыбу. Долгим вдохом и выдохом мужчина щекочет губы, а потом наклоняется и очень медленно поддевает одну рыбу за жабры.

* * *

Утро обыкновенно прохладное и свежее, пропитанное розовым и золотым светом от раннего солнца. Синева уже отступает и даёт место теплому оттенку, и Иккинг с удовольствием выглядывает в окно и вдыхает влажный воздух полной грудью. На тёмно-зелёных ёлках блестит роса, а под его окном лениво разлегся Беззубик, как тёмная лужица. Парень не хочет его будить и спускается на завтрак, не замечая тишины, несвойственной для кухни по утрам.

— Доброе ут-

Парень выглядывает с лестницы, но его приветствует только пустота и одна тарелка на столе, накрытая другой, и ложка. В тарелке все ещё тёплая каша, заботливо оставленная Гриммелем. Видимо, он уже позавтракал и ушёл, а если записки нет, то недалеко.

* * *

Гриммель проснулся раньше обычного от непонятной бессонницы. Тогда, когда небо ещё синее и звёздное, не готовое сдаться утру. Иккинг спокойно спал в кровати и мужчина решил оставить его.

Сам же охотник спустился на кухню, тихо приготовил себе завтрак и оставил часть на столе для Иккинга. Пока он собирался небо уже начало светлеть с проблесками лучей, но всё равно ещё было слишком рано для полноценного рассвета. Кое-где между веток начинало проглядывать далёкое жёлтое солнце, почти такое же жёлтое, как глаза перед ним сейчас. 

Две монеты и чёрный клинок посередине. Они выжидающе прикованы к его руке с едой, и за ними можно увидеть мысли, крутящиеся в голове. Тварь о чём-то соображает и не торопится выпускать шипы. 

Гриммель всё ещё дышит через раз, когда с каменным лицом протягивает руку с треской вперёд. Дракон делает несколько элегантных шагов вперёд и останавливается. Длинный хвост за спиной струится, как колючая зелено-фиолетовая лента. Дракон присматривается, втягивает ноздрями воздух. Гриммель тихо выдыхает и сглатывает, а затем одним лёгким движением бросает рыбу к змеевику. 

"Он отвлечен, ты можешь выстрелить" – подсказывают внутри, но руки остаются висеть вдоль тела.

К треске недоверчиво принюхиваются, но, видимо, не чувствуют ничего опасного и проглатывают целиком. Шипы слегка припадают, но дракон всё ещё насторожен, хотя и в его глазах виднеется довольство и любопытство. Ещё два шага вперёд, а Гриммель вытягивает другую руку, которой не касался запах рыбы.

Когда змеевик шагает ещё раз по спине проходится дрожь: вот теперь точно поздно стрелять, шип убьет его быстрее. И почему не взял с собой смертохвата? Тот бы уже прикончил эту ящерицу, натренированный убивать других драконов. Гриммель чувствует себя глупее Иккинга в ранние годы: без оружия, дракона, один к ручью. Хотя мужчина начинает сомневаться, что это были истинные мотивы всадника. Не ждал ли его Беззубик в том овраге? Впрочем, это уже не важно. 

Мужчина не опускает руки, и ладони боязливо касается сухой шершавый и такой горячий нос. Прикосновение длится секунду, прежде чем дракон отпрянет и внимательно осмотрит его: не держит ли человек оружия сейчас, точно ли ему можно доверять? 

— Я не буду убивать тебя, дракон. Не сегодня, — Гриммель старается говорить тихо и мягко, насколько хватает его хриплого и глубокого голоса.

Это работает, и немного погодя его бодают в руку увереннее. Змеевик задерживается носом на ладони, шумно раздувая ноздри и с удовольствием запоминая новый запах. Он даже сладко прикрывает глаза и курлыкает, теперь уже подставляя и остальную часть головы с приподнятой шипастой короной. 

— Доверчивая ты тварь… — мужчина говорит без неприязни, всего лишь бесполезный укор для рептилии, которая всего лишь понимает его спокойную интонацию. 

Он чешет змеевика под челюстью и шеей, как и говорил Иккинг, а затем аккуратно проходится ладонью в сторону острого хвоста. Фиолетовое веко распахивается и обнаженный жёлтый глаз внимательно следит за рукой. 

"Всего лишь хочу убедиться, что ты не убьёшь меня" 

Гриммель еле касается шипов, стараясь мягко погладить основание хвоста, который начинает медленно складываться в гладкую линию. Мужчина улыбнулся бы, если бы не шок, хлынувший по спине после отступившего страха. Дракону удается схватить ещё одну рыбину, проглотить, а потом улететь в густую чащу.

* * *

Иккинг успевает поесть и покормить драконов, прежде чем Гриммель возвращается обратно. Мужчина входит в дом хмурый и тихий, прижимая к себе четыре скользкий рыбы и даже не замечая, что те оставили мокрые пятна на его плаще. Всадник дарит ему непонимающий взгляд, но тот и не замечает этого, просто кладет улов на стол. Его руки подрагивают и он слишком молчалив, как будто бы совсем не в себе. Когда Иккинг говорит с ним тот отвечает не сразу, словно бы сперва приходит в себя и вспоминает о реальном мире вокруг. 

— Что-то случилось? — Иккинг решается спросить напрямую и настойчиво заглядывает в глаза охотника.

Прежде чем ответить мужчина делает глубокий задумчивый вдох, а потом мотает головой:

— Ничего. Просто сходил на рыбалку.

Иккинг недовольно вздыхает и поджимает губы, одними глазами осматривая рыбу, а потом замечает:

— А где удочка? 

— Рыба утащила.

Это совсем ничего не объясняет, но, кажется, Гриммеля это не волнует. Он просто уходит к себе в комнату, а Иккинг остаётся стоять в смятении.

* * *

Следующим утром Гриммеля пробуждает чересчур активное стрекотание смертохватов за окном. Твари безнаказанно щелкают и топают во дворе, и Гриммель проклинает их и всю их чешуйчатую родню. Ну, кто им разрешал бесноваться по утрам? Почему они не спят? Ему, что, нужно показательно прикончить одного, чтобы остальные поняли – хозяин очень зол, когда его будят без причин!

Мужчина почти рычит и рывками натягивает на себя одежду и обувь. Утро не такое уж и раннее, но это не отменяет непомерной наглости чешуйчатых тварей. Тяжёлыми шагами он спускается по лестнице, замечает краем глаза закрытую комнату Иккинга, а потом выходит на улицу и замирает. 

Смертохваты капали слюной на пришедшего змеевика, который неловко жался и раскрывал шипы, угрожая выстрелить в самых наглых. Беззубик встал на защиту самозванца и уже ударил лапой нескольких драконов; только вот яд не разрешал его трогать, а потому всё внимание каннибалов уходило к змеевику за его спиной.

— О, боги… — Гриммель тяжело вздыхает и вся злость куда-то уходит, — А, ну, отошли, быстро!

Короткий свист дергает смертохватов обратно и те виновато отбегают назад, спрятав жала. Мужчина бы огрел парочку из них поленом по морде, но не вместо этого он рыкнул на них, чтобы убирались подальше. Фиолетовая шкура змеевика пестрела на фоне леса, плавно перетекая в ледяную, почти зелёную бирюзу – это тот же самый дракон с озера, охотник уверен в этом. Змеевик словно бы услышал его мысли и радостно заклокотал, встряхивая крыльями.

— Какого черта ты пришёл сюда? Я не твой хозяин, ясно? — мужчина не скрывал раздражения, но в ответ дракон только уткнулся в его руки, а потом и в живот, встряхивая фиолетовым хвостом, — Мне не нужен ещё один дракон. Так что, давай, уходи. Иди живи в лесу, как и всегда до этого. Давай.

Беззубик подозревающе смотрел на него с поднятыми рецепторами, но не спешил рычать, видимо, удивлённый дружелюбным поведением злобного змеевика. Охотник только тяжело вздохнул и почесал рептилию под подбородком, получая в ответ довольное хрюканье. 

— Идём, тебе пора домой, я не собираюсь с тобой нянчиться здесь, — Гриммель взял его за корону и повёл к чаще.

Дракон всё ещё пытался потереться об него, мирно шагая за охотником, как послушная скотина; словно бы Гриммель вёл за собой обычную лошадь, а не огромного огнедышащего зверя. 

— Давай, уходи! — мужчина оставляет змеевика и делает пару шагов назад.

Когда рептилия хочет пойти за ним обратно Гриммель машет руками:

— Иди, я сказал! Уходи!

Снова заинтересованные смертохваты за спиной приносят свой вклад, щелкая клешнями и как-бы тонко намекают, что поспешат исполнить приказ хозяина, если тот окончательно устанет от змеевика. Дракон напоследок встряхивает пестрым хвостом, как кнутом, разворачивается и убегает в чащу. Крылья ритмично мерцают сиреневым всполохом между стволами ещё пару мгновений, прежде чем полностью скрыться. 

— Домой, — Гриммель раздраженно и устало одергивает смертохватов и сам возвращается в постель в надежде собрать те крупицы сонливости и отдохнуть ещё хотя бы половину утра.

* * *

С того дня мужчина больше не ходил в лес один. За спиной всегда следовал хотя бы один смертохват, потрескивая особо крупными ветками и изредка пощелкивая, если он чувствовал других драконов. Иккинг говорил, что верность – это всё для драконов, но когда Гриммель снова видит знакомую фиолетовую морду на озере, ему кажется, что здесь больше глупости, чем верности. Ну, почему этот дракон привязался к нему?

Ящерица, кажется, нисколько не смущена, наоборот она радостно спрыгивает в овраг и приветственно клокочет. Шипы приглажены, а сам дракон привычно складывает крылья и осматривает охотника перед собой. Гриммель одергивает смертохвата от атаки одним жестом, даже не оборачивается на него и приказывает уйти. Недовольно, но смиренно, дракон отходит назад и укладывается на остывающем вечернем песке.

— Ну и что тебе нужно от меня? — Гриммель безнадёжно вытягивает руку и обрадованный змеевик бежит к нему, чтобы толкнуть носом.

— Бестолковое создание…Иккинг был бы рад тебе, а не я, — мужчина прикрывает глаза с измученным вздохом и берет дракона под челюстью, — Я мог бы легко убить тебя, глупая и наивная ящерица.

"Приручил змеевика на свою голову, и что теперь с ним делать?" — Гриммель равнодушно наблюдает за тем, как об него трутся, видимо, помечая собственным запахом, как нового друга. 

Какое же всё-таки странное создание: ему хватило двух рыбин и немного нежности, чтобы подружиться. Теперь Гриммель понимает почему именно они становятся такой частой мишенью для охотников: слишком наивные и беззлобные. 

"Беззлобный злобный змеевик" — Гриммель почти усмехается. 

После нежностей змеевик вздрагивает всем телом, играет короной и заново укладывает хвостовые шипы, не убирая глаз с человека. В движениях больше не было прежней нервозности, как раньше, Гриммель теперь – друг, за которым было любопытно наблюдать. 

Пока дракон просто сидит и смотрит, Гриммель готов его принимать, и поэтому просто берётся за новую удочку. Драконы молча наблюдают за движением поплавка и рыбой, которую мужчина складывает в корзину. 

Теперь Гриммель видит сиреневые крылья рядом с озером всё чаще. Почти каждую рыбалку к нему приходит поздороваться его злобный змеевик, и фиолетовые чешуйки блестят на берегу, как россыпь крупных аметистов.