Новый Олух по-прежнему гордый и неприступный, каким его помнят первые всадники, но сейчас вместо непроходимых чащ на его диких склонах красуются первые постройки и множество драконов. Воды кипят от жизни, как и небо, и весь остров наполняется шумом, которого он не знал до прихода людей. Всадникам хватает менее двух недель, чтобы украсить его и возвести основание для будущей деревни.

* * *

— Мне приснилось три полумесяца.

Заслышав эти слова Вигго требуется мгновение, чтобы оторваться от чертежей. На короткий миг он чувствует себя смущенным, вытянутым из раздумий и совершенно растерянным. Посмотрев на Иккинга, он встречает на себе тот редкий взгляд, которым он награждает его, когда утопает в своих собственных мыслях. Так он посмотрел на него в их первое совместное утро в лесу, так смотрит и сейчас.

— Тебя это тревожит? — Вигго выпрямляется и делает несколько размеренных шагов вперед.

Его руки и плечи расслаблены, спина ровная, какой он привык её держать, но ему становится беспокойно. Изумрудные тени падают на них обоих, когда над головами начинают раскачиваться сосны. Вдалеке разбитого лагеря кричат драконы и люди, строящие дома и крепости, и Иккинг стоит среди этого шума, как абсолютно родное ему изваяние, облаченное в красный цвет. Даже в тени его лицо сияет, а глаза остаются таким же блестящими и красивыми; лучше, чем любой изумруд, лучше чем любое украшение.

— Нет, просто я плохо понимаю этот символ. — Иккинг отворачивается, становясь натянутым, как струна, его руки нервно берут подол своего плаща.

— Это не обязательно какой-то символ. Возможно, просто сон.

— Возможно. — Иккинг коротко кивает, но его губы по-прежнему поджаты, — Так или иначе, но в моих венах течет магия, Вигго. Все эти сны не оставляют меня и все они сбылись в той или иной степени, в прошлом или настоящем.

Вигго касается его щеки без страха, что тот отшатнется, и оказывается прав: ресницы Иккинга вздрагивают, когда он прикрывает глаза и мягко склоняет голову к прикосновению.

— Тогда я думаю, что это хороший знак. — Он ободряюще улыбается, замечая, что Иккинг становится более расслабленным от его слов, — Ночь это время ночных фурий, а полумесяц — их верный друг.

Они оба молчат, птицы поют в густых ветвях деревьев, а драконы шуршат крыльями. Вардис где-то гуляет, Беззубик тоже, и только Брандт и Вегард преданно ласкаются к рукам Иккинга, но тот не спешит одаривать их своей заботой. Он бесшумно подходит ко столу.

— Ты делаешь чертежи? — Иккинг берёт один из листов, не оборачиваясь.

Иногда Вигго кажется, что мысли Иккинга, подобны птицам: летучие и непостоянные, сложные для того, чтобы ухватить за хвост хотя бы одну. Он чувствует себя слишком неторопливым и холодным, как морские скалы, среди которых и мечутся те самые непокорные крикливые птицы или ещё более непонятные и неуловимые драконы.

— Да, для нашего дома. — Вигго показывает рукой на остальные листы, но Иккинг, и без его указаний, уже осматривает каждую деталь с неподдельным интересом. — Это просто некоторые варианты. Я хотел посоветоваться с тобой потом.

Ему кивают в ответ, и руки Иккинга уже делают свою работу. Вигго приятно замечает, что из плеч Иккинга уходит любое напряжение, когда он начинает работать. Кажется, что среди бумаги, карандашей и чернил, его избранный наконец-то способен стать привычным собой и хотя бы на время забыть о пасти войны, всё ещё раскрытой над ними. Он решает не отвлекать Иккинга от его драконов в голове и отходит в сторону к дальним столам. Под его руку начинает ласкаться синий нос одного из ужасных чудовищ, и Вигго хмурится пока вспоминает его имя. Вегард?

— Я никогда не думал, что твоим любимым делом будет кузнечное мастерство и чертежи.

— Я создал для тебя твой Инферно, мой дорогой, — Вигго мягко напоминает и ему и Иккинг кивает головой, не отрываясь от своего дела.

— Да, я помню. Просто, когда я тебя увидел впервые, мне показалось, что ты не из тех людей, которые занимаются ручной работой, — Иккинг немного стыдливо поднимает на него глаза, но Вигго не задевают его слова и он только по-доброму усмехается, — Мне показалось, что ты из тех, кто отдает приказы, восседая на своём высоком-высоком троне.

Его смех, прокатившийся между ними, мягкий и звонкий, и Вигго не может не улыбнуться в ответ. Но каким бы звонким ни был смех, он чувствует, как постепенно что-то становится не так. Иккинг пытается отвлечь их обоих за разговорами, устилая свои слова, как листья на обманчиво-спокойную кромку воды, когда там, на глубине просыпается и ворочается что-то неприятное. Склизкое и зубастое, как морская тварь. То, что снова обращает его в тихую задумчивость своим ядом.

— Дело не во сне, ведь так? — Вигго не пытается скрывать или нежиться с вопросами.

— Нет. — И Иккинг, кажется, тоже.

Он набирает больше воздуха в лёгкие, как перед прыжком в воду, сжимает уголь в пальцах и закусывает губы. Тишина между ними становится звенящей, неприятной для обоих, а змей на дне озера начинает подниматься. Иккинг морщится, наконец, срывая листья с кромки воды:

— Беззубик часто пропадает.

Вигго хмурится в ожидании большего, но не перебивает, а Иккинг отказывается встречаться с ним глазами.

— Я почти не вижу его и уже не помню, когда видел в последний раз Комету. Всё было в порядке, когда что-то изменилось. Он никогда не уходил так далеко и так надолго.

— И ты не знаешь, что изменилось? И почему? — медленно отлипнув от стола и синей драконьей морды, Вигго размеренно подходит к Иккингу.

Чужие руки в чернилах и угле, но он не видит новых, особенно важных пометок. Это выглядит так, словно бы над чертежом усиленно сжимали уголь, отвлеченные мыслями, а не делом.

— Не знаю. — Он поджимает губы, отворачиваясь от Вигго, но позволяет вынуть уголь из своих пальцев, — Мне кажется… Я беспокоюсь о том, что Драконоубийца ещё жив, он может вернуться и напасть на них, если они будут вдалеке от стаи. В прошлый раз он поймал меня, думая, что я Беззубик.

Был бы Вигго драконом, то почуял бы и его встревоженный запах, и дрожь на сердце, но он не дракон. Всё, что он видит — дрожь чужих холодных пальцев, когда тянется рукой, чтобы сжать их и согреть своим теплом.

— Он может прийти за мной, но он не станет убивать меня первым. Он захочет сделать мне больно и ударит по тем, кого я люблю. Я переживаю за них, — Иккинг поджимает губы и упирается ладонями в стол, убирая их от прикосновения Вигго.

— Тогда нам нужно найти их и вернуть ближе к стае.

— Они не хотят. — Это выходит так резко, что Вигго вскидывает бровь. Иккинг торопится дополнить, — Я пытался, но они сопротивляются. Они не хотят возвращаться в дом и я не понимаю, почему так.

— Ты не догадывался почему? — нос ужасного чудовища пихает Вигго в плечо, но тот раздраженно отмахивается от него.

Иккинг закусывает губы сильнее, мнется и вздрагивает. Его лицо выглядит бледнее, когда он поднимает его к небу на пару мгновений.

— Я боюсь, Комета хочет вернуться в дикую среду.

Кажется, вот она — настоящая голова змеи, спрятавшейся в озере.

— …И что Беззубик последует за ней?

— Да. — Он мнет пальцы и закусывает губы, а потом второпях добавляет, — Я знаю, что это глупая мысль, но, кажется, я так полон тревоги и эти мысли… Они, как змеи кусают и отравляют меня.

— Никакая твоя мысль не глупая, мой дорогой, но я думаю, что сейчас твоим разумом и вправду овладело беспокойство, — Он нежно гладит Иккинга по щеке, — Беззубик — твоя родственная душа среди драконов. Он ночная фурия, а они славятся самой сильной верностью среди остальных видов. Я не думаю, что что-то заставит его бросить тебя, кроме смерти.

В неловкой тишине, он видит, что Иккинг по-прежнему полон смятения. Его брови нахмурены, руки нервно играют с подолом плаща, а тени на его лице становятся глубже и темнее. Черты заостряются, как у маски: горькой и мертвенно-бледной в своём беспокойстве.

— Возможно, им просто нужно побыть наедине. — Вигго целует его в лоб и Иккинг кивает ему немного погодя.

Приняв это за ответ, он обнимает его за плечи и остается так, пока Иккинг сам не решит, что ему нужно идти. Перед уходом, он целует Вигго в губы и ещё раза жмётся к его лбу своим. Только вот, когда его плащ скрывается между деревьев, Иккинг идет не к центру лагеря, а в самую чащу, где он видел своего дракона в последний раз.

* * *

Деревья качаются, а свет танцует между ними, подобно тонким фигурам. Птицы поют над головой и журчат ручьи, пока Иккинг пробирается сквозь чащу. Его ужасные чудовища следуют за ним, как два больших цветных пятна, бесшумно пролезая среди стволов и корней. Они не знают, куда идёт их альфа, но без сомнения следуют за ним.

Лес кончается оврагом и овраг кончается озером: широким и тихим с лазурной гладью. На его поверхности отражается небо, как в чистом зеркале, и всадник засматривается на него вместе со своими драконами. Он помнит, как Комета и Беззубик танцевали здесь, но его путь лежит дальше. Туда, где голубеют в тумане скалы: там он видел своего дракона последний раз. Без промедления оседлав ближнего из чудовищ, Иккинг поднимается в воздух, и лес воодушевленно провожает его скрипом стволов и шелестов ветвей. Закат горит огнем и на небе, и на его лице, когда он направляет Вегарда к скалам, но ни ветер, ни свобода полёта не могут унять беспокойства. Сердце верит и по-прежнему любит, но оно тяжело от яда.

Весь розовый жар и солнечные лучи уходят от них и им на смену приходит холод. Синий, густой и безмятежный, какой бывает в спокойном океане или в небе в преддверии тяжёлой грозы. Оставив позади лучи закат Иккингу кажется, что он на мгновение попал в другой мир, где царит вечная ночь. Его драконы садятся на один из уступов и замирают на нём, как каменные статуи, а он сам прислушивается.

Скалы над ними притихли, пропитанные странным дребезжанием драконов, которое он чувствует во всем своем существе, начиная от костей и заканчивая сердцем. Он вспоминает, чему учил его Вигго в их редкие, но долгие свидание в лесу, и ищет следы одними глазами. Но камни молчаливы, а туман, окутавший их, цепляется за его горло, как чужие холодные руки. Иккинг пытается отбиться от них, откашляться, и тогда Вегард громко урчит и указывает носом в сторону. Кричат птицы, поют волны, а за скалистым спуском, спрятанным от человеческих глаз, виднеется и первый след дракона и пасть пещеры. Вегард подбирается ближе по уступам, Брандт следует за ним и из-под их когтей сыпятся осколки камней. Иккинг не слышит всплеска воды, когда те падают в молочную бездну.

Дыра пещеры низкая и узкая, как треснутая ухмылка в горном склоне, но драконы без труда протискиваются среди её клыков. Темнота проглатывает их, как острая пасть неведомого зверя, и в ней загораются два огненно-рыжих и острых огня — рты его ужасных чудовищ. Искры от них летят на камни и танцуют, как рассыпающиеся рубиновые и золотые капли. Иккинг не спешит сходить с дракона, когда они пробираются дальше в глотку пещеры, но что-то меняется в пространстве. Они замирают и прислушиваются. Чешуя под его руками сначала нагревается, но потом Вегард вздрагивает, расслабляется и быстро остывает. До этого холодная темнота становится теперь ласковым прикосновением к его коже и его пробирает теплом вплоть до костей. Спереди слышится протяжный вздох и поток ветра, как дыхание шторма.

— Ждите. — он шепчет своим драконам и ступает в ласковую темноту, но не успевает сделать и пары шагов.

Мягкий рокот раскатывается прямо перед его лицом, как тёплая волна и ему в шею тычется знакомая абсолютно чёрная морда. Беззубик выплывает из темноты, как её продолжение и его зелёные глаза бледно мерцают от дальних огней драконьих ртов. Иккинг облегченно кладет ладонь ему на нос и слезливо выдыхает.

— Прости, братец, что потревожил, — Иккинг прижимается своим лбом к его, и змеи под его кожей прячут свои клыки, а тяжесть отлегает от сердца, — Просто хотел убедиться, что у вас всё хорошо.

Почти что ложь, почти что правда, но язык всё равно обжигается от своих же слов. Он жмется к своему дракону сильнее, словно бы тот рассыпется среди тихих углов пещеры или окажется мороком. По щеке текут первые слёзы и только тогда Иккинг понимает, что его сердце было отравлено не только тревогой, но и тоской.

— Сейчас неспокойное время. — это правда, которую они все ощутили на себе. — Лучше держаться вместе.

Он не может запереть друга в клетке или привязать к себе, Иккинг это знает, но он надеется дать своим словам силу, способную вернуть обоих драконов в сердце стаи. Там безопасно, там они все вместе. Беззубик тычется в его руки более охотно, а под кожей начинается растекаться чужая грусть. Тогда Иккинг понимает: за ним скучали тоже. Когда он отворачивает взгляд к дальним углам пещеры, оттуда проявляются контуры и сливаются в одну цельную фигуру Кометы, поднявшей на него голову.

— Здравствуй, дорогая.

Он не видит деталей — они проглочены тьмой — но видит, что она вздрагивает и приподнимается. В огнях и тенях она походит на призрака, затерявшегося среди склонов морской пещеры, но остается неподвижной, когда он протягивает руку. Мягко пригнувшись, он подступает к ней, вытянув сложенные ладони. Комета остаётся спокойной и нежной, и она ласково мурчит, когда подходит к нему и тычется носом в его лицо. Иккинг не может сдержать улыбки, а за спиной неловко шуршат чужие крылья.

— Ты не серчаешь на нас, да? — Иккинг прижимается лбом ко носу Кометы, не переставая гладить её по шее.

Оба дракона спокойны в его руках, но Иккинг встаёт на ноги. Чувство, что они не могут последовать за ним становится густым и тяжёлым, новые мысли начинают аккуратно ворочаться в голове. Беззубик первым раскрывает рот и тот вспыхивает, как голубая звезда, а следом зажигается и розовая. Их разноцветные лучи тянутся до краев пещеры, и тогда Иккинг видит его: гнездо. Каменное и чёрное, подсвеченное всеми цветами и бликами. Он замирает, и вмиг всё становится ясным.

Вместе с дыханием на языке замирает и вопрос, неспособный родиться. Иккинг подступает к гнезду, но вовремя вспоминает о возможных родителях за своей спиной и оборачивается к ним за разрешением. Ответом Кометы становится её аккуратная поступь и урчание. У самого гнезда она оборачивается, чтобы взглянуть, следует ли Иккинг за ней.

Когда он с трепетом подходит, то видит, что в самом центре, под надежным крылом матери, мерцают три круглых чёрно-белых яйца. Целых три! Их чешуя робко переливается всеми голубыми и розовыми цветами в свете огней и Иккинг засматривается на них. Он понимает, что не дышит, когда в груди начинает давить жар, а щеки блестеть от влаги. С дрожащей рукой он делает первый вдох, слеза катится вниз, и Иккинг касается ближнего яйца.

Это первые дети его дракона, первые за все года! А, может, и за всю его драконью жизнь! Сколько зим он мечтал о том, чтобы у его дракона появилось хотя бы одно, хотя бы маленькое яйцо? Сколько раз молил богов о таком благословении? И вот оно! Прямо перед ним, такое долгожданное и драгоценное.

Он касается остальных так аккуратно, словно бы они рассыпятся от любого нетерпеливого прикосновения. По щекам струятся новые слёзы и ему хочется откусить свой ядовитый язык.

— Какой же я дурак. — Иккинг закрывает мокрое лицо рукой, сгорая от стыда, — Как же я мог усомниться в тебе, даже если на мгновение? Как я мог поверить тревоге, а не тебе? Я настоящий идиот!

Он захлёбывается солью и Беззубик тут же слизывает его слёзы. Ему стыдно, ему хочется провалиться под землю, оторвать всем змеям головы и испариться! Его друг никогда в нём не сомневался, а он? Хороший ли друг он после этих сомнений? Беззубик тычется мордой в его грудь, урчит и пытается унять боль своего всадника, но Иккинг только закрывает лицо. В груди что-то жалобно воет, как раненное и кровавое нечто вместо сердца.

— Прости за мое сомнение в тебе, прошу, прости, — Он жмурится и в плечо его тычет уже другая морда, — Как же я сразу этого не понял? Ты никогда бы не подумал меня бросить!

Даже когда у Беззубика появился новый хвост, даже когда появилось больше свободы, он не бросил его. Он мог бы улететь в любой из дней, но всегда оставался, ведь выбрал Иккинга. Как эти ненастоящие змеи смогли влить ему этот яд? Как он мог ослепнуть от тревоги?

— Прости меня, брат. — Иккинг прижимается к родной шее со всей силы и тепло его дракона, кажется, проникает под саму кожу.

Беззубик урчит, а потом лижет его в нос и Иккинг отплёвывается. Он смеётся, вспоминая их прежние времена и даже ворчит, как раньше, когда поднимается. Яиц всего три — Иккинг пересчитывает их для верности и осматривает каждый угол пещеры. Три полумесяца, три новые звёздочки в их племени.

Когда слёзы на лице высыхают, он оставляет их, поцеловав в лоб каждого дракона на прощание. Через несколько часов Иккинг приносит в пещеру шкуру и мясо убитого зверя, а потом возвращается в лагерь глубокой ночью.

* * *

Уже через неделю, когда все дома крепко стоят на земле, совет решает устроить драконьи гонки. Иккинг стоит во главе, облаченный в золото и зелёный шёлк, когда объявляет племени о своём решении. Вигго поддерживает его и говорит о том, что праздник — символ надежды и хорошей весны, и Иккинг мягко вздыхает и соглашается с ним. Никто из всадников не может прочитать его мыслей, но каждый видит на его лице облегчение и размеренность.

В нынешние дни каждому дракону и всаднику хочется отдохнуть, и поэтому весь остров громко радуется этой новости, а молодые всадники начинают готовиться. Всё племя задерживает дыхание, когда сам их вождь хочет принять участие, но, к сожалению многих, ночная фурия так и не поднимется в небо во время праздника. Место Иккинга, как правителя — крылатый трон Нового Олуха, и он остается смотреть гонки с земли рядом со своим драконом.

Но зато вместо Иккинга в гонку вступает Вигго, верхом на сизокрылом Вардисе. Крылья его дракона украшены цветами драконьих всадников: красным и чёрным, как и он сам и его костюм, и большая часть взглядов обращена именно к нему. Некоторые всадники разочаровываются при виде скрилла в небе, но ни праздник, ни ликования людей не стихают. Драконы всё равно танцуют среди ярких красок, а трубы поют. Как только Вигго заканчивает первый круг по трибунам начинает идти разговор о том, кому достанется победа.

Несмотря на голоса вокруг Иккинг остается спокойным и недвижимым. Его лицо ровное и нечитаемое для тех, кто косится на него. Когти сжимают подлокотники трона и иногда к ним ластятся другие драконы и особенно Игнис, оставленный своим всадником на земле. Он громко ревёт и каждый раз из его пасти валит жар и дым, когда Вардис делает ещё один удачный круг над их головами. Солнце ярко блестит на его чешуе, как на стали, и люди замечают широкую улыбку на лице Иккинга.

Он остается спокойным и единственный раз встаёт со своего трона, когда Вигго спрыгивает на другого дракона и выхватывает овцу из рук всадника под замирание толпы. Когда Вардис бросает победную овцу в кольцо, трибуны взрываются радостью и смехом, а Иккинг хлопает громче остальных. Игнис первым из драконов выпускает струю пламени в небо и Вардис со протяжным рокотом повторяет за ним.

Ликование стихает, когда Вигго сходит со своего дракона. Его взгляд полон триумфа и радости, но вместо того, чтобы возложить на свои плечи золотой крылатый плащ победителя, Вигго преподносит его Иккингу, как подарок. Даже драконы замирают, но спустя мгновение трибуны снова наполняются весельем, а потом и взрываются радостью, когда Вигго делает предложение о свадьбе на глазах у всех. Дальние ряды не видят лица Иккинга, но те, кто стоял рядом потом говорят, что тот был счастлив, пускай и молчалив, когда принимал предложение. Праздник заканчивается пиром в Большом зале, который стихает только к утру.

* * *

— Мне сказали, что ты хочешь вылетать уже сегодня!

Его мать спешит к нему, наспех одетая в драконью кожу и меха. Её лицо выглядит бледным и испуганным, когда она останавливается прямо напротив него. Иккинг поправляет свои перчатки, не желая смотреть на неё и пропитываться чужой тревогой. Ему достаточно своей.

— Да. Нам не стоит терять времени.

— Война еще не окончена, а ты хочешь лететь вдвоём с Вигго на край света? — Валка дергает его за руку, вынуждая смотреть на себя.

Её глаза обжигают его, как лёд, и начинают блестеть. Иккинг вздыхает, на груди становится тяжело. Стены собственного дома начинают ему казаться тесными.

— Не на край света, всего лишь до Клыков. Не так далеко-

— Но и не так близко, Иккинг! — её хватка крепчает, словно бы она боится, что он вот-вот растает между её пальцев. — Ты не можешь так рисковать! В прошлый раз-

— В прошлый раз я был один. И я был глуп и беспечен. — Иккинг отсекает её возражения, проглатывая рычание, закипевшее в груди, — Со мной Вигго и мне жаль драконоубийцу, если он встретится на пути моего избранного.

Иккинг сглатывает горечь точно так же, как и раздражение на матерь. Никто из них не виноват, что кошмары прошлой ночи тревожат их. Под кожей его матери сидят точно такие же змеи, как и у него. Его собственные глаза становятся влажными, но он равнодушно вытирает их. Валка, кажется, чувствует свой проигрыш и её голос становится мягче:

— Я не сомневаюсь ни в твоей силе, ни в силе Вигго, Иккинг. Я видела на что он способен в гневе. — Она берет обе его руки в свои и ласково гладит запястья, — Я не могу перенести мысли о том, что могу потерять тебя ещё раз. Если бы могла, я бы отправилась с тобой.

— Ты нужна мне здесь, чтобы защитить наши земли со своей стаей. — Он ласково наклоняется своим лбом к её. — Мне тоже беспокойно, мам, но я доверяю Вигго и его решениям.

Он ждёт, что она скажет ему что-то в ответ, но этого не происходит. Кажется, только огонь начинает хрустеть и шипеть за их спинами сильнее. Тогда он тянется к карману за тем, что хотел её передать.

— Я должен отдать тебе кое-что. Это очень важно. И я не говорил никому на этом острове об этом, кроме Вигго. — он достает сложенный лист бумаги и аккуратно расправляет его своими когтями, — Беззубик не полетит со мной, потому что он охраняет гнездо вместе с Кометой.

— Что? Гнездо-?

— Да. Да, тише, гнездо. У них с Кометой три яйца в скалах. Это карта, как туда добраться, — он передает её Валке и потирает ладони о бёдра, — Просто… Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы ты знала, где они и чтобы ты защитила их. Если я не вернусь.

— Хорошо, — он наблюдает за тем, как аккуратно его матерь складывает лист и прячет за пазухой, — Ты вернешься, но я обещаю, что сохраню их.

Иккинг неловко кивает, не находя себе места. На языке вертится обещание, но он понимает, что не хочет давать его или думать о том, сможет ли выполнить. Валка ничего не говорит и только нежно гладит его по щеке.

— Я скоро вернусь. — это становится его прощанием.